Я всё равно направилась туда.

Бейкер-Бич имел определённый смысл в менее затуманенных уголках моего сознания.

Это место, куда мы с Джоном ходили, когда что-то было не так.

Это место, куда мы с Джоном ходили, когда болел папа.

Даже раньше, когда мы все были детьми, когда у Касси были проблемы с родителями, или у меня были неприятности в школе, или Джону вылили на голову слишком много газировки за то, что он гей, мы с Касси и Джоном ходили на Бейкер-Бич.

Иногда мы даже не разговаривали.

Мы бы просто все смотрели на океан.

В других случаях мы позволяли кому бы то ни было разглагольствовать на ветер, давая клятвы избить того, кто причинил нам боль, отомстить за то, что кто-то причинил боль нашим друзьям или заставил кого-либо из нас почувствовать себя неполноценным человеком.

Бейкер-Бич также являлся местом, где мы с Джоном устроили гораздо менее официальные и гораздо более пропитанные алкоголем поминки по папе, после того как мы, наконец, уложили маму спать с помощью валиума и пары снотворных таблеток.

Мы с Джоном развели костер у скал, где его не было бы видно. Мы сожгли там его халат и больничную сорочку, которые Джон каким-то образом стащил из отделения интенсивной терапии. Для Джона обе вещи символизировали папу после того, как он заболел. Они символизировали человека, в которого болезнь превратила папу, а не самого папу. Честно говоря, я думаю, что они означали то же самое для самого папы, пока он не умер.

В любом случае, Джон хотел, чтобы они исчезли.

Я тоже хотела, чтобы они исчезли.

Помню, я думала, что они пахли смертью, когда горели.

Так что да, Бейкер-Бич не был для меня тем местом, которое я бы назвала счастливым, но с ним определённо были сильные ассоциации.

Я думаю, они были достаточно сильны, чтобы мои ноги сами привели меня туда. Ну, или что-то ещё привело меня, что-то ещё более глубоко похороненное в моём подсознании.

Какой бы ни была причина, по которой я оказалась на этом маленьком пляже недалеко от устья залива Сан-Франциско, к тому времени, когда я ступила на песок, и мои ноги прошлись по этим прохладным сухим песчинкам, я не почувствовала ничего, кроме глубокого облегчения.

Это облегчение усилилось, когда я достигла грохочущего прибоя.

К тому времени у меня болели ноги, так что, возможно, это было частью проблемы.

Впрочем, дело не только в этом.

Возможно, отчасти это было символично — желание смыть с себя часть воспоминаний о прошедшей ночи. Моя подруга-викканка Анжелина всегда говорила об энергетических очищающих свойствах океанской воды и в частности соли, так что, возможно, это жило где-то на задворках моего сознания. Или, может, всё было ещё проще. Может быть, я просто хотела как-то физически отдохнуть от этого дома и людей в нём. Я хотела почувствовать что-то отличное от этого ощущения «у меня только что был секс» в моём теле; что-то, что не было Джейденом и остальными, кто бы там ни был, даже если это просто ледяной Тихий океан.

Я хотела проснуться, чёрт возьми.

Я хотела вырваться из фуги, в которой находилась с тех пор, как проснулась, уставившись в этот странный потолок в темноте.

Было всё ещё темно, и теперь чертовски холодно, но мне было наплевать

Мне ужасно хотелось опустить голову под эту ледяную солёную воду, а не только ступни. Я хотела смыть с себя каждую капельку пота, спермы и всего остального, что могло быть на моей коже. Я хотела смыть всё это.

Поэтому я вошла в воду, не задумываясь.

Я просто пробивалась сквозь прибой, стиснув зубы, пока волны не поднялись до края моего платья.

Затем выше, к животу, и пена закручивалась вокруг бёдер.

Вода была действительно чертовски холодной. Холоднее, чем любая вода, в которой я бывала раньше, по крайней мере, не будучи пьяной.

На ощупь она действительно была как лёд.

Ветер усиливал холод, обжигая мою мокрую от брызг кожу, даже там, где я не полностью погрузилась под воду. Соль обжигала мои губы и лицо и попадала в рот. Я проигнорировала всё это, крепче стиснув зубы и обхватив себя руками за грудь.

Я продолжала идти вброд.

Я даже окунула голову и волосы, как только зашла достаточно глубоко, и к тому времени мои зубы стучали по-настоящему и полностью не подчинялись моему контролю. Мои руки обхватили туловище, наполовину ради тепла, наполовину ради защиты от бьющих волн, которые теперь причиняли боль, когда ударялись о мою кожу.

Даже тогда я не остановилась.

«Элли. Не надо».

Голос был мягким.

Клянусь, в тот раз я действительно его слышала.