Прежде чем она успевает что-то сказать, я опускаюсь и хватаю маркер. Я протягиваю его ей, и она с достоинством берет его. Она прочищает горло, издавая тихий звук.

— Спасибо.

— Не за что.

Не за что, и так будет всегда, хочу я сказать. Я подберу все оброненные тобой фломастеры и ручки. Я открою любую дверь и понесу все твои книги. Только попроси меня, Теодора, и я все сделаю.

Мистер Эмброуз попросил меня присмотреть за тобой — позволь мне.

Конечно, я ничего такого не говорю. Мы молчим до конца урока. Когда звенит звонок, и мистер Кин покидает нас, она собирает свои вещи, как всегда, с быстрой, клинической точностью. Она встает, колеблется, кивает мне и уходит.

— Пока, Теодора, — отвечаю я.

В нашем последнем семестре девятого года обучения все идет по нарастающей. Когда мы все определились с выбором GCSE и знаем, какие оценки нам нужны для поступления на желаемые предметы, каждый чувствует, как на него начинают давить. Наши учителя, желая дать нам "почувствовать", какими будут GCSE, неожиданно повышают сложность каждого предмета.

Благодаря упорной работе, которую я веду с 8-го класса, я подготовлен настолько, насколько это возможно. Мы с Теодорой, кажется, держимся на плаву, но учителя воспринимают это как личный вызов.

На английском языке мистер Кин решает закончить год сильным уроком, посвятив его изучению современного Прометея. Я иду на эту тему с уверенностью, поскольку хорошо знаю греческую мифологию.

Вот только мистеру Кину не до мифологии. Его волнует миф о Прометее и то, что он называет "персонажем Прометея". Он хочет, чтобы мы задались вопросом, почему миф о Прометее вызывает такой отклик у человечества, уделяя особое внимание романтикам. Он достает стихи Шелли и Байрона и говорит, что кульминацией нашего исследования этой темы станет чтение и изучение романа Мэри Шелли "Франкенштейн".

Нарастание напряжения кажется резким, но рядом со мной в стеклянном гробу спокойно лежит Теодора. Она похожа на ледяную статую, когда сидит с прямой спиной и читает "Прометея" Байрона. Я бросаю на нее косые взгляды. Украденный Прометеем огонь не смог бы растопить лед, из которого сделана Теодора.

Я отвлекаюсь от нее и читаю стихотворение, делая пометки на словах, которые мне придется искать. Дойдя до последней строки стихотворения, я хмурюсь.

"И превращая смерть в победу".

Я пристально смотрю на строчку, а потом шепчу ее про себя. Слова "Смерть" и "Победа" имеют смысл по отдельности. Мои глаза поднимаются по строчкам, как по лестнице, пытаясь найти начало предложения.

"Чему может противостоять его Дух

И равен всем бедам,

И твердая воля, и глубокое чувство,

Которое даже в пытках может найти

Свое собственное сосредоточенное воздаяние,

Торжествуя там, где осмеливается бросить вызов,

И превращает смерть в победу".

Я поднимаю руку, и мистер Кин улыбается мне, приподняв брови. — Вы закончили читать, Закари?

— Я только что закончил, сэр. Но я не понимаю концовки. Как смерть может быть победой?

Мистер Кин улыбнулся сфинксу. — Это мы и попытаемся выяснить.

Он дает нам указания еще раз прочитать стихотворение и начать делать аннотации, пока он пишет на доске несколько вопросов. Когда он отворачивается от класса, Теодора говорит, не отрываясь от своего стихотворения.

— Если бы вы поняли миф о Прометее, вы бы поняли, почему смерть — это победа.

Ее голос тихий, едва ли выше ропота. Я поворачиваю голову, застигнутый врасплох.

— Я понимаю миф о Прометее. Я просто не уверен, что Байрон понял его.

— Вы думаете, что лучше понимаете миф о Прометее, чем один из самых влиятельных поэтов романтического движения?

— То, что кто-то влиятелен, не означает, что он обязательно был более проницательным или умным, чем все остальные. Посмотрите на наше общество сейчас. Сколько у нас влиятельных людей? Доверились бы вы их мнению по поводу мифа о Прометее?

Она поднимает глаза, наконец-то встретившись с моим взглядом. Ее глаза холодны, а лицо слегка нахмурено, что заметно по двум крошечным бороздкам между бровями.

— Ты действительно сравниваешь Байрона с влиятельным человеком? — спрашивает она.

— По сути, он таким и был. Мы помним его таким, каким помним, только потому, что в свое время он был эквивалентом рок-звезды. То, что все хотели с ним переспать, не делает его умницей.

— Тогда что же делает им тебя? — говорит Теодора. — Раз уж ты так хорошо знаешь миф о Прометее?