Роуз смеется.

— Тебе больше повезет с мистером Голдом, чем с парнями на этой вечеринке. Если только ты не найдешь себе молодого короля.

Мистер Голд — или Эрик Виктор Голд — это имя патрона Камиллы и главная героиня ее многочисленных рассказов о замысловатых свиданиях с ним. Свидания с нижним бельем и икрой, свидания с зеркалом и пятидесятилетней бутылкой каберне. Свидания Камиллы с вибратором лучше, чем большинство свиданий, на которых бывали девушки наших лет.

Не то чтобы я знала, ведь я никогда не был на них.

— У меня они уже все были, — говорит Камилла, взмахнув рукой.

Моя кровь внезапно холодеет, и я подавляю дрожь. Роза почти замирает на месте. — Нет, ты не пробовала.

— Ладно, я не трахалась с ними со всеми, — уточняет Камилла, — но я была очень близка к этому. Я спала с психом Лукой и тем горячим французским трахальщиком, а с Эваном мы дурачились еще в девятом классе, пока он не переметнулся к Софи Саттон. Я целовалась с будущим лордом Блэквудом на заднем сиденье лимузина, я напилась в клубе и наткнулась на Якова в подворотне, когда пошла за сигаретами, и он опустился на меня — очень рекомендую, кстати, этот парень действительно знает, как есть…

— Ты никогда не целовалась с Закари, — перебивает Роза. — Ты такая чертова лгунья, Камилла.

— Я целовалась! Мы оба были очень пьяны, но я все еще помню это.

Камилла смотрит на меня из-под своих невероятно длинных ресниц. Смуглая, сладострастная и страстная, она похожа на принцессу из сказки "Арабские ночи". Как может любой парень устоять перед ней?

Закари ведь не мой парень. У меня нет причин ожидать, что он будет мне верен. Я никогда не ждала от него этого. Более того, я всегда поощряла его ухаживать за другими девушками.

Так почему же мне так больно слышать историю Камиллы?

Может быть, Камилла чувствует мою боль: в ее улыбке появился садистский оттенок, когда она повернулась, чтобы посмотреть на меня.

— Хочешь узнать, как это было?

Я приподнимаю бровь. — Почему меня это должно волновать?

— Вы двое всегда вцепливаетесь друг другу в глотку, — говорит Камилла. — Тебе должно быть интересно узнать о нем, хотя бы немного.

— Что именно?

— Ну, знаешь. Какой он — Камилла моргает тем медленным, сексуальным морганием, которое заставляет всех парней влюбляться в нее, — в постели.

— Ты не ложилась с ним в постель, — язвительно замечает Роза. — Вы немного поцеловались на заднем сиденье лимузина. Вряд ли это одно и то же.

— Но я думаю, Теодора хотела бы знать, каково это, — говорит Камилла, обращаясь к Розе, хотя ее глаза по-прежнему обращены на мои, — немного пообжиматься с Закари Блэквудом на заднем сиденье лимузина.

В моем сознании есть глубокая часть, предназначенная для поэзии и литературы, часть моего сознания, которая превращает слова в богатые образы. Обычно это священное место, но слова Камиллы внезапно нарушают его святыню.

В моем сознании возникает яркая и подробная картина.

Черные кожаные сиденья, огни города, расплывающиеся за окном, темное холодное стекло. Запах дорогой кожи и шампанского, смешанный с изысканным одеколоном, сандаловым деревом и черной смородиной. Теплые колени, рука вокруг моей талии, удивительно сильная, и рука на моей спине, пальцы расходятся веером, слегка впиваясь в кожу через шелковые бретельки платья. Рот Закари приоткрывается напротив моего, расплавленный жар и желание настолько сильны, что заставляют меня трепетать, как пламя, в его объятиях.

Я сглатываю и одариваю Камиллу своей самой ледяной улыбкой.

— Мои стандарты, должно быть, немного выше твоих. Я могу представить себе более приятные фантазии, чем неуверенные поцелуи с моим бывшим соперником по команде дебатов.

— Правда? — Камилла разразилась недоверчивым смехом. — Это все, чем он для тебя является, — твой старый соперник по дебатам?

— А кем же еще он может быть?

Я вхожу на вечеринку и чувствую присутствие Закари, как маяк. Он видит меня, но ничего не говорит, даже не поднимает руку в знак приветствия.

Это нормально, конечно. Закари ничем мне не обязан. Как он сказал, от незнакомца его отделяет всего один шаг, и после этого года он снова станет совершенно незнакомым.

Но я потрясена — гораздо больше, чем следовало бы.

Как будто удар, нанесенный Камиллой, каким-то образом оставил достаточно большое отверстие для всех остальных ударов. Я чувствую все сразу.

Боль от лета, страх перед отцом, потерю мечты, страх перед будущим. Тоска по Закари, осознание того, что он никогда не будет моим, что он снова станет никем. Давление Спиркреста, необходимость убивать себя, добиваясь лучших оценок, когда мои дипломы станут не более чем красивыми бумажками. Быть Апостолом, отчаянно пытаться победить Закари, хотя я знаю, что не смогу принять стипендию, лгать мистеру Эмброузу.