О возникшей проблеме я сообщил Флойду Мингу, председателю Управления по контролю округа Керн. И, вместе поразмыслив, мы выбрали территорию, площадью в 650 акров, расположенную по обеим берегам реки Керн между мемориальным парком Харта и озером Минг. Эта территория устраивала меня даже больше, чем ранчо «Оникс». Она находилась лишь в восьми милях от автомагистрали и соединялась с ней четырехполосной дорогой. Председатель заверил меня, что получить право на сдачу в аренду земли — части парка у реки Керн, принадлежащей штату Калифорния и отданной в наем округу, — будет нетрудно, так как одобрение Комиссии по отдыху и развлечению у нас уже имелось.

Я занялся необходимыми процедурами, а затем вернулся в свой испытывающий материальные затруднения музей. Дела шли отчаянно плохо. Софи была еле жива. Очевидно, ее сочли домашним животным, а не диким зверем, потому что помещения ее не лишили. А я все раздумывал о том, что районное управление запретило содержать в музее Конголенда детенышей зверей, а вот о взрослых речи не было.

И посему я купил Симбу у жителя округа Керн, который с дрессированными животными вносил оживление на открытии супермаркетов. Он купил Симбу в зоопарке Фресно, но редко пользовался его услугами, и 400-фунтовый черногривый лев, не прирученный и не воспитанный, вполне мог несколько осложнить жизнь.

Таким образом, однажды утром жители Бейкерсфилда, проснувшись, обнаружили, что каким-то образом на заднем дворе музея Конголенда оказалась огороженная стальной решеткой арена. На арене стояли огромный взрослый лев и большой дрессировщик.

Приручив за несколько дней Симбу, я повесил на входную дверь музея афишу:

СЕГОДНЯ

Наш

ГИГАНТСКИЙ АФРИКАНСКИЙ

(черногривый)

ЛЕВ В НАТУРЕ

Дрессировщик Ж.-П. Халле

В конце концов, происхождением Симба был африканец, хотя и родился в Калифорнии. К редким индийским подвидам Гирского леса он не принадлежал, а ГИГАНТСКИЙ ФРЕСНО ЛЕВ звучало бы нелепо.

Бизнес стал процветать, и у меня впервые с момента открытия музея появились основания надеяться, что через месяц он развалится от наплыва посетителей. Но как раз перед Рождеством 1961 года я получил уведомление от муниципальных властей с приказанием вывезти моего льва за пределы Бейкерсфилда.

Я бы мог все это сделать быстро и квалифицированно, потому что Симба теперь был моим послушным и верным другом. Но вместо этого я устроил что-то вроде Дела Дрейфуса на львиный манер — я надеялся, что, подняв шум, вновь привлеку внимание к Конголенду. «ЛЕВ ЖЕЛАЕТ ОСТАТЬСЯ В БЕЙКЕРСФИЛДЕ. ЕМУ ЗДЕСЬ НРАВИТСЯ» гласила первая страница «Бейкерсфилд Калифорниан» от 23 декабря. На двух огромных фотографиях я тащил упирающегося Симбу в маленький фургон. Этот фарс тянулся несколько дней, но затем мне все-таки пришлось подчиниться приказу городских властей и отправить Симбу в заточение на ранчо в Арвине.

Когда через несколько дней ко мне явился с официальным визитом детектив в штатском из полицейского управления Бейкерсфилда, я сначала решил, что дело опять во льве. Но, к своему полному изумлению, узнал, что меня обвиняют в «жестоком и негуманном» отношении к Софи. Местная леди заявила, что на заднем дворе музея Конголенда находится «голый шимпанзе», который лишен «теплой и приличной одежды» и жалобно чихает.

Я терпеливо объяснил, что любое животное чувствует себя гораздо здоровее и счастливее без одежды; что у Софи есть одеяла, которыми она укрывается, когда простужена; и что она просто заразилась насморком от какого-нибудь человека, потому что с шимпанзе такое частенько происходит. Еще я сказал, и на мой взгляд, обоснованно, что полицейскому управлению Бейкерсфилда стоило бы заниматься выдачей уведомлений о нарушении правил дорожного движения и поимкой карманников, а не проверкой морального и физического состояния шимпанзе.

Обвинение было снято. Но через две недели по иронии судьбы Софи умерла скорее от чересчур сильного проявления человеческой заботы, чем от отсутствия оной. Вернувшись из Фресно, где выступал с лекциями, я обнаружил всех музейных работников собравшимися вокруг большой клетки Софи. Она, съежившись, лежала в углу, а вокруг валялись бутылки. Очевидно, школьники, которые обожали наблюдать за тем, как шимпанзе пьет из бутылки, тайком напоили ее чуть ли не галлоном кока-колы. Получив сверхдозу алкалоида, она умерла два дня спустя, несмотря на все героические усилия ветеринаров Бейкерсфилда.

Без Симбы и Софи музей превратился в тоскливое место. И вдруг 6 марта 1962 года появилась надежда, что Конголенду все-таки быть. В этот день Управление по контролю округа Керн дало разрешение Окружному совету провести переговоры с официальными властями штата Калифорния о заключении договора на сдачу земли в аренду. 26 апреля в Вентуре было проведено совещание, на котором официальные представители Управления штата парками и пляжами единогласно и с огромным энтузиазмом одобрили план «Конголенд, США».

Наконец такое долгое «временное» положение Конголенда было закончено. Оставалось уладить лишь мелкие детали до подписания договора об аренде, после чего я мог бы заняться предварительным сбором пожертвований на перевозку моего африканского ковчега.

«Лос-Анджелес Геральд Экзэминер» разразилась ликующей статьей под заголовком «Современный Ной: всех тварей по паре в дальние дали»; «Бейкерсфилд Калифорниан» напечатала описание и рекламу Конголенда; Лаборатория реактивного движения Калифорнийского института технологии посвятила страницу своего июньского Бюллетеня «новому восхитительному развитию культуры и науки»; Большая торговая палата Бейкерсфилда официально признала проект.