И я понял, что легче найти в Африке боа констрикторов, чем получить разрешение у одичавших инспекторов Монтерея.

Через месяц в другом калифорнийском округе собралось другое Управление по контролю, чтобы обсудить проект Конголенда. Меня пригласил туда выдающийся фермер Бейкерсфилда Ллойд Фрин, с которым я познакомился в Конго. Свой проект я представил на обсуждение регулярного общего собрания инспекторов округа Керн. Результат оказался на удивление обнадеживающим. Они пообещали мне не принимать запретительных указов и заверили, что «Управление по контролю крайне заинтересовано в моем проекте и полагает, что этот проект может оказаться значимым для округа Керн. Мы окажем вам поддержку и всячески поможем в пределах нашей юрисдикции».

Сомневаться в их искренности и в потенциале округа для возведения Конголенда причин не было. Округ Керн, в котором преобладало развитие сельского хозяйства, славился своим скотом, картофелем, хлопком и виноградом. Здесь же добывалось самое большое количество в мире бора и четверть калифорнийской нефти. В окружном административном центре Бейкерсфилде имелись современный городской центр, новехонький аэропорт, государственный колледж, преуспевающая экономика… и незавидная репутация из-за жаркого лета и отсутствия увеселительных и других заведений, куда бы можно было податься. На всем Западном побережье Бейкерсфилд считался синонимом скуки, оазисом заурядности, расположенным как раз посередине между двумя туристическими мекками: Лос-Анджелесом и Сан-Франциско. И местному населению для дальнейшего культурного и экономического развития Конголенд был просто необходим, и люди прекрасно это понимали.

Поэтому в июне 1961 года я отправился в Восточный Бейкерсфилд на поиски подходящей земли. Первой откликнулась энергичная семидесятичетырехлетняя миссис Этель К. Джогин, которая предложила мне разместить африканский заповедник на ее ранчо, площадью в 8000 акров, в окрестностях каньона Кирус. С ее стороны это был потрясающий жест, но в каньоне Кирус зимой было очень холодно, к тому же само ранчо находилось слишком далеко от автомагистрали, что создавало проблемы для въезда.

Приняв во внимание климат, красоту и местоположение, ранчо «Оникс» на восточном берегу озера Изабелла показалось мне более привлекательным. Оно принадлежало «Тресту Оскара Рудника», основанному первым в округе заготовителем мяса Оскаром Рудником. По завещанию Оскара Трест перешел к его одиннадцати детям. Наследники и опекуны Маркус и Самуэль Рудники были очень практичными бизнесменами, обладавшими прогрессивными взглядами. Они понимали, какое значение будет иметь Конголенд для всего округа. И они не только хотели предоставить мне землю, но и предложили стать партнерами в учреждении Конголенда как коммерческого предприятия.

Так как цель проекта осталась прежней, я принял их предложение и в качестве вклада предложил свою африканскую коллекцию. Маркус посоветовал выставить коллекцию в Бейкерсфилде для показа публике во временной «штаб-квартире» Конголенда. После недолгих поисков мы разместили новый музей Конголенда и штаб-квартиру в огромном здании, бывшем магазине скобяных изделий в Бейкерсфилде, в пределах видимости автомагистрали.

Плата за аренду составляла 750 долларов в месяц. Я, естественно, понимал, что африканский музей, тем более в Бейкерсфилде, не привлечет огромный поток публики. Поэтому решил устроить за решетчатой оградой небольшой зоопарк на заднем дворе музея. Я не сомневался в том, что желающих поглядеть на животных будет так много, что я смогу платить за аренду сам.

Моя шимпанзе Софи как раз прибыла из Найроби и дебютировала в Бейкерсфилде на торжественном завтраке у Фредерика Вайды, президента оперной труппы округа Керн. Ей надлежало стать привилегированным членом зоопарка, а я уже вел переговоры о покупке малышей львов, леопардов, зебр, антилоп и обезьян. Но тут на меня обрушился неожиданный удар: местное законодательство запрещало мне содержать «диких зверей» под прикрытием нового музея. Я обратился с просьбой о разрешении, и 20 сентября в муниципалитете произошло слушание по моему вопросу. Некоторые местные жители, как и в Монтерее, высказали свои возражения: «дикие звери» разбегутся и поубивают жителей Бейкерсфилда, и так далее, и так далее, и так далее. Разрешение было отложено.

Я был очень обеспокоен, но уже связан по рукам и ногам. Огромное здание уже отремонтировали, а я один без всякой помощи распаковал, классифицировал и разложил пять тысяч экспонатов в специально сконструированные для этих целей витрины. Открытие музея Конголенда было намечено на 14 октября 1961 года, и будущий научный и технический директор проекта Конголенд доктор Рене Девред уже ехал из Вашингтона. Д. С. Рене, эколог высокого класса и мой зять, только что вернулся из Центральной Африки, куда он ездил по поручению ООН.

Вечером 13 октября мы с Рудниками устроили прием в музее Конголенда и угостили прекрасным шампанским более 120 гостей. Следующим утром была проведена официальная церемония открытия, и мэр Бейкерсфилда Джин Вайнер, вооружившись ножом для обрезания мальчиков племени балуба, перерезал сплетенную из травы ленту, которая была протянута между двумя статуями, стоявшими по обеим сторонам зеркальных дверей музея.

Входной билет стоил один доллар для взрослых и пятьдесят центов для детей, а на выставке, как было указано на афише, помещалось максимум 250 человек. Но цифра эта оказалась чересчур оптимистичной, так как самой большой толпой были те самые 120 человек, которые приходили накануне бесплатно пить шампанское. Но вот музей официально открылся, и я сидел среди своих барабанов, масок и ножей для обрезания в ожидании огромного потока людей, который должен был ринуться с центральной площади и из кегельбана.

Ко всем моим бедам прибавилась еще одна, по-настоящему плохая новость. Сообщили мне ее Рудники. Семейные денежные затруднения, которые породил мой проект, привели к разногласию между одиннадцатью братьями и сестрами, и большинство из них теперь возражали против постройки заповедника на ранчо «Оникс». И у Сэма с Маркусом выбора не оставалось. Они предупредили меня, чтобы я искал другое место для Конголенда, и попросили сократить музейные расходы, так как денежные фонды семейства Рудников стали ныне для меня недоступными.