Я думал, что между нами есть что-то особенное, чего другие никогда не смогут почувствовать или представить. Связь, о которой я даже в детстве знал, что она существует для нас и только для нас. Я гребаный дурак.

— Я хочу, чтобы она сказала мне, лицом к лицу, прежде чем умрет, что она слила информацию. Что она работала с федералами или, по крайней мере, со Скарлет. Я хочу, чтобы она призналась, что использовала меня. Я хочу услышать это сам, черт возьми. Ты не дашь ей приблизиться к тому, чтобы сломаться без меня. Это понятно?

— Босс, я не… —

— Ты что, черт возьми, меня не слышал? — Крик разрывает мое горло, жар и адреналин, подпитываемые гневом, заставляют Нейта инстинктивно сделать шаг назад.

Из-за кирпичных стен узкого коридора мой голос дрожит, и я внезапно чувствую головокружение.

— Я тебя слышу, босс. Я останусь рядом с ней и позабочусь, чтобы ты был последним, кто с ней заговорит.

— Если она, черт возьми, умрет, я убью тебя сам, Нейт. — Яд в моих словах ощутим.

— Да, босс.

— Я серьезно. Оставайся с ней, и следи за ними.

— Следить на ними?

— Убедись, что они не зайдут слишком далеко. — Даже мысль о том, что они причинят ей боль, делает меня больным. Это должно быть сделано. Я знаю это, и все же каждая часть меня кричит, чтобы не допустить этого.

Кровь отливает от его лица.

— Это что, чертовски сложно? Мне что, самому это делать? — спрашиваю я, голос мой твердый, а костяшки пальцев побелели от натянутой кожи, когда я сжимаю руки в кулаки.

— Нет, босс. Я разберусь с этим, — говорит он, и слова вылетают из него так быстро, словно он не успевает их произнести.

— Она предала меня так, как никто никогда не предавал, — признаюсь я ему вопреки здравому смыслу. Противоречивые эмоции роятся во мне, когда я принимаю реальность. — Я буду последним человеком, которого она увидит перед смертью. Ты меня понимаешь?

— Да, — слабо отвечает он и кивает. Взгляд его опускается, и волнение спадает с него.

— Тогда тебе следует уйти; не хочу заставлять их ждать.

Я стою совершенно неподвижно, не в силах пошевелиться, пока двери не закроются за мной. Я никогда не чувствовал себя таким одиноким и таким лишенным эмоций.

Потребность в мести, желание бороться, гнев от предательства… всего этого не хватает. В моей груди пустота, и в тишине это похоже на агонию, которую я никогда не знал. Задняя часть моих глаз зудит, и когда слезы переполняются, я бью кирпичную стену, снова и снова. Отказываясь верить, что она добралась до меня. Отказываясь верить, что я буду плакать из-за нее. Женщина, которая использовала меня и предала меня и мою семью.

Хуже того, они знают. Я не могу скрыть ее от них. Они знают, что она сделала. Они знают, что она сделала со мной.

Каждый мускул в моем теле кричит, когда мои кулаки бьют по кирпичам. Выдавливая из себя все, пока мои кости не хрустят, я остаюсь таким, каким и должен быть, снова пустым.

Глава 2

Брейлинн

Принимая ледяную ванну, окружающую нижнюю часть моего тела, я убеждена, что все еще сплю, хотя меня трясет. Я убеждена, что ограничения, удерживающие мои конечности на месте, и тонкие прутья моей железной клетки — это не что иное, как кошмар.

Мои зубы стучат, и это единственное, что я слышу, медленно придя в себя.

Когда мои тяжелые веки открываются, а по телу пробегает дрожь, я делаю все возможное, чтобы отодвинуться от холода, освободиться. Мое сердце должно бы колотиться, но оно изо всех сил пытается начать. Как будто оно отрицает или, возможно, не может бежать. Оно в ловушке, как и я. Звук шумного скрежета позади меня еще больше расширяет мои глаза. Когда мое тело опускается глубже в ледяную ванну, на этот раз по пояс, становится слишком очевидно, что это моя реальность.

Шок жесток, но, с другой стороны, таковы же и воспоминания, которые возвращаются ко мне в размытом виде.

— Помогите! — кричу я, думая, что я совсем одна. Мой голос разносится эхом, когда мое платье впитывает воду, поднимая ледяную воду к моему позвоночнику. Холод не похож ни на что, что я когда-либо чувствовала. Он проникает в самые глубины моих костей.

Я никогда не испытывала такого изнуряющего холода. В панике я обыскиваю комнату.

Бетонные стены без единого окна в поле зрения придают пространству гнетущее ощущение. Я заперта в железной клетке, расположенной в центре большой стальной ванны, которая, возможно, десять на четыре фута, и которая выглядит старой. Помимо машины позади меня, которая поднимает и опускает приспособление, в котором я нахожусь, в комнате нет ни единого звука, который бы намекал на присутствие здесь кого-то еще.