Шрифт:
Отец вздыхает и распоряжается:
— Женя, ту папку под кодовым названием «Кролик»?
От неожиданности я захлебываюсь чаем и, откашлявшись, зло смеюсь. Кролик!
— Принес.
В черных глазах юриста мелькает сочувствие, когда он двигает в мою сторону безликую и пухлую черную папку.
— Ознакомьтесь, Даяна Велимировна.
Я раскрываю. Отчеты, приватные переписки из соцсетей, перемежающиеся с фотографиями сладко-наглой парочки. Вот они идут, романтически держась за руки, по проспекту. Обедают в кафе и целуются через столик. Целуются в парке, обжимаются у Анькиного подъезда.
Большинство снимков — из любимого кроссовера Лёвы, подаренного папой нам на свадьбу. И на всех фото мой муж или имеет мою подругу на всех сиденьях во всех позах, или она ему отсасывает.
И началась эта жесткая романтика, судя по датам отчета, сразу после нашей свадьбы. На следующий же день, когда Лёва поехал оформлять на себя автостраховку.
А ведь мы с мужем тоже целовались в этом чертовом лексусе!
— Папа, зачем ты поставил жучок в свадебный подарок? В моей машине тоже есть?
— В твоей нет. Зачем? Мы же давно договорились о личных границах. А против твоего мужа, тогда еще жениха, я был изначально. Не нравился он мне. Но кто я такой, чтобы мешать счастью любимой дочери? Доказательств у меня не было, зайчонок. А когда появились… Не мог решиться.
— Почему же сейчас решился? — я вскидываю на отца внимательный взгляд.
— Позволь… — Велимир Степанович придвигает к себе досье, перелистывает файлы в конец и разворачивает бумаги ко мне. — Читай.
Передо мной лежит медицинский бланк с результатами УЗИ трехдневной давности.
Аня беременна. Три с половиной месяца.
Спазм отвращения заставляет меня согнуться пополам. Меня тошнит.
И окатывает ужасом. Я… все-таки залетела?
Господи, только не это, пожалуйста! Прошу! Пусть я не буду беременна от лживого мерзавца и предателя!
— Даяна? — тревожится отец. — Дайчонок, выпей воды.
Я вскакиваю, отталкиваю его руку и бегу в тайную комнату. Там меня рвет лимоном с мерзким привкусом самогона. Резкая боль в животе снова заставляет согнуться. Я с отчаянной надеждой сую пальцы в трусики и вытаскиваю их… обмазанными кровью.
Аллилуйя! Начались! Против таких стрессов никто не устоит, даже месяки! Надеюсь, Римма держит тут в тумбочке прокладки? На всякий случай. Она очень предусмотрительная дама.
Нахожу, привожу себя в порядок.
Меня сразу отпускает. Я рыдаю от облегчения, мою руки с мылом, беспощадно тру пальцы и шепчу:
— Слава тебе, Боже! Благодарю тебя! И за это, и за прозрение, и за такого мудрого отца, как мой!
Дверь в туалет распахивается, и мудрый отец врывается и хватает меня за плечи.
— Дая! Что случилось? Врача вызвать? Ты меня пугаешь!
Я вытираюсь полотенцем и качаю головой:
— Не надо. Все в порядке.
Отец прижимает мою голову к груди и гладит:
— Девочка моя… Не плачь.
— Да ни за что! — фыркаю. — Я не по нему плакала. Я от радости плакала, что не беременна от подонка. Теперь уже точно.
— И все-таки врача я вызову. Позже. Пусть что-нибудь успокоительное выпишет, что ли…
Мы возвращаемся в кабинет.
Евгения Аркадьевича уже нет — у мужчины хватило такта выйти. Но на столе лежит отпечатанное заявление о разводе.
Мне неприятно осознавать, что его печатала Крыска, к тому же, это не корпоративный документ, а значит, не ее работа. Лучше бы я сама напечатала бумагу, а теперь мачеха узнает мои планы через пять минут.
Я кошусь на входную дверь, и папа словно читает мои мысли.
— Женя сам подготовил и распечатал. Нечего посторонним знать наши семейные дела, не так ли? Ознакомься, проверь данные, но подписывать надо в суде при подаче.
— Спасибо, — киваю я, погружаясь в чтение.
Выждав, когда я закончу, отец вдруг заявляет:
— Даюшка, я не могу отпустить тебя в ваше совместное жилье. Не хочешь в мой особняк возвращаться, поживи тут, в офисе, мне будет спокойнее.
— Да уж, твою ругань на совещаниях слушать каждый день, — ворчу. — Или с Риммой сталкиваться в коридорах. Зачем только ты ее в свою бухгалтерию пристроил? Не буду же я в твоей переговорной безвылазно сидеть, как в камере-одиночке.
— Ну так давай купим для тебя квартиру!
— У меня уже есть квартира. Не хочу отступать. Хватит, сегодняшнее бегство не повторится.