— Ну зачем же в двадцать первом веке такие сложности? — еще шире улыбаюсь я. — Просто скажите адрес, мы вобьем его в навигаторе. И фамилию доктора, к кому обратиться.

— Мы не знаем фамилию, это не наше дело, — признается шофер. — На месте уже ждут, девушке достаточно назвать свое имя. Записывайте адрес.

Я киваю дяде Паше, но он все еще занят чисткой оружия и бурчит:

— Так запомню.

А мой мобильник подстрахует.

Название клиники и адрес где-то у черта на куличках мне ни о чем не говорит. Я таких не знаю, хотя наш областной центр не настолько велик, и всё на слуху. Впрочем, откуда мне знать? На здоровье я не жалуюсь, по врачам не мотаюсь. Может, там действительно элитная клиника для узкого круга, а не ветеринарная шарашка.

Хорошо, что нам туда не надо.

Ехать до главного офиса недолго, от силы минут двадцать, но я решаю провести их с пользой.

— Скажи, Аня, ты уверена, что хочешь избавиться от ребенка?

— Да. Лёва меня убедил.

Плохо дело.

— Знаешь, на самом деле он просто идет на поводу у своей… кхм… тётушки.

— Да какая она ему тётя! Вторая жена его отца, такая же ему мачеха, как тебе сейчас, — фыркает Аня. И признается: — Знаешь, я думаю, эта старуха так взъелась на меня, потому что спит и видит трахнуть Лёвочку.

— Ей тридцать два, какая же она старуха? А выглядит, как наша ровесница, — вздыхаю я.

— А Лёве двадцать пять всего, и она на него запала, точно тебе говорю.

Я задумываюсь. Замечала ли я что-нибудь этакое между мачехой и ее «племянником»? Вроде бы ничего. Кроме того, что она вертит им, как хочет, и Лёва слушается ее беспрекословно. Сказала — бросать институт в Москве, и Лёва приезжает в областной центр в сотнях километров и поступает на менеджмент в провинциальный ВУЗ. Сказала — жениться по расчету, и Лёва женится на нелюбимой, но полезной. Сказала — вырезать из его любовницы его ребеночка, значит, Лёва будет резать.

Так кто в кого тут на самом деле безнадежно влюблён? И безнадёжно ли? Надеюсь, папа куда внимательнее, чем его наивная дочь.

— Знаешь, Ань… Похоже, нас обеих жестко поимели, — говорю я.

— В смысле? — уставились на меня блеклые голубые глаза.

— Забей. Я к тому, что ты больше никогда не увидишь Лёву, если убьешь его ребенка. Что бы он тебе сейчас ни говорил, он тебя никогда не простит и за это, и за свою слабость.

Кто бы мог подумать, что этот законченный подонок и эгоист на самом деле любит детей? Ведь он до вчерашнего дня даже не заикался об избавлении от малыша, судя по словам Ани! Он принял, как само собой разумеющееся, что станет отцом!

Тогда почему он всегда был так против наших с ним детей? Потому что не любил меня? Лишь терпел, как временную жену на пути к цели? Какой?

И его ли это цель? Или… Риммы?

Но что ей еще надо, если она и так окрутила папу и стала хозяйкой солидного кошелька, особняка в элитном квартале, да еще и тепленькое местечко в бухгалтерии фирмы получила?

— Приехали, красавицы! — прерывает мои мысли дядя Паша. — Принцесса, имей в виду, командир передал меня на сегодня под твое начало. И не только на сегодня, а пока не отзовет. Я буду сопровождать тебя.

— А как же папа?

— У него что, других машин и шоферов нет? Совсем обнищал директор? Не волнуйся, он пересел на другие колеса и уже на месте. Завтрак привезти?

Я киваю, посылаю воздушный поцелуй дяде Паше и вытаскиваю Аню из машины за руку. Она вяло сопротивляется:

— Я тут подожду, пока ты деньги возьмешь.

— Если ты боишься встречаться с моим отцом, то совершенно… не напрасно. Но я точно знаю, что беременных женщин он не бьет. Так что иди давай.

— Да зачем?

— За мудрым советом. Топай. Или можешь пересесть в машину Риммы к бритоголовым братьям-муслимам. Вон, они как раз нас догнали и на стоянку вырулили. Ты им понравилась, кстати. Южане любят голубоглазых фиалок.

Аня вздрагивает, оглядывается и уже сама цепляется за мой локоть.

К счастью, в такую рань новой секретарши еще нет на месте, и мы проходим в кабинет директора беспрепятственно.

Отец уже ждет, параллельно просматривая что-то на ноутбуке.

На журнальном столике между креслами у окна стоит поднос с кофе в одноразовых стаканах с крышками и скромные бутерброды с сыром. Когда только папа успел позаботиться?

— Предлагаю сначала перекусить, — широким жестом Велимир Степанович показывает на кресла.

— Мне, наверное, нельзя перед операцией, — тихо говорит Аня, но в животе у нее урчит.

Твердой рукой веду ее к окну и усаживаю. Бывшая подруга вдруг стала скромной-скромной, прячет взгляд, кусает губы и боится поднять голову на моего отца. Сама невинность.

Актриса. Как будто кто-то тут поверит в ее испуг и страдания.

Хотя может и в самом деле страдает. Я бы точно с ума сходила, если бы меня какая-то тетка заставляла убить собственное долгожданное дитя.