Планировка и строительство городов СССР - материалы 3 Пленума Правления ССА СССР, 7-11 июля 1938 г.

Аннотация

Союз советских архитекторов СССР. — Москва: Издательство Всесоюзной академии архитектуры, 1938. — 143 с., 3 вкл. л. портр., план.: ил.

 

Содержание

 

Вступительное слово проф. В. А. Веснина

 

Доклады и содоклады

 

Практика планировки и строительства городов. Доклад арх. В. В. Бабурова Жилой квартал. Содоклад арх. Б. Р. Рубаненко Санитарно-гигиенические вопросы в практике планировки населенных мест. Содоклад проф. А. Н. Сысина Вопросы инженерно-транспортного устройства при планировке городов. Содоклад проф. А. Е. Страментова Объем и содержание проектно-планировочных работ. Содоклад арх. Н. В. Баранова Роль и значение городского архитектора в планировке и строительстве городов. Содоклад инж. А. Ф. Шарова

Меченый. Том 1. Второй шанс Глава 1 Начало 9 марта 1985 года; Москва, СССР «ПРАВДА: Первые подробности вчерашнего взрыва в Бейруте, по неподтвержденным данным погибло более 80 человек, ТАСС от имени правительства СССР выражает соболезнования родственникам погибших…» Шесть часов утра, на улице только-только начало светлеть. Я второй час стою в ванной перед зеркалом и не могу поверить в то, что это все всерьез. Пару раз себя ущипнул, но реальность вокруг не истаяла дымным маревом. Все ощущалось прямо вот очень реальным, нет можно было сходу выдвинуть целую пачку версий начиная от того, что это шизофренический бред, и я лежу в палате пристегнутый вязками к кровати, или это компьютерная симуляция, а мой мозг с воткнутыми в него электродами плавает в банке со специальной водичкой, до того, что меня в реальности съели, и это желудочный сок неведомого животного напоследок дарует жертве очень материальные видения. А я при этом вовсе никогда даже не был человеком, и даже память из прошлой жизни совершенно ложна. А память имелась. Я еще раз нырнул в себя и прокрутил события прошлой жизни в «быстрой перемотке». Мне было доступно все. Седьмой класс, октябрь, урок биологии. Учебник с желтой обложкой и подзаголовком «Животные». Автора и исходящие реквизиты назвать не смогу — банально за год владения книгой ни разу этой информацией не поинтересовался. Зато могу на память цитировать целые куски текста, которые все же прочитал. Страница 73: Раздел «Насекомые», параграф 27 «Майский жук». «Среда обитания и внешнее строение. Каждый из нас весной и в начале лета наверняка не раз видел довольно крупных (длинной 2–3 сантиметра) светло коричневых выпуклых жуков с характерными треугольными пятнами по бокам…» Зачем это в моей голове? Откуда оно всплыло, кто его туда засунул, могу поклясться чем угодно, еще недавно — по субъективному времени всего три часа назад — всего этого я не помнил. Так не бывает. Но какая разница? Вот он я, я испытываю боль, глаза видят свет, уши слышат звук. Как там было у Ленина в его работе «Материализм и эмпириокритицизм» от 1909 года? Материя есть объективная реальность, данная нам в ощущениях. Тезис, с какой стороны ни посмотри, спорный — а главное, откуда вдруг «дедушка» всплыл, уж кого-кого, а Ленина я последние сорок лет с тех пор, как научный коммунизм сдал, не открывал совершенно точно — но в данном случае применимый на все сто процентов. Какая разница, симуляция вокруг или нет, если я проверить этого не могу? — А может просто взять ствол и вышибить себе мозги? Изменится от этого что-то или нет? — Из зеркала в ванной на меня смотрела еще относительно молодая физиономия первого и последнего президента СССР Михаила Сергеевича Горбачева, чтоб его в аду черти жарили. — Или меня? Кого они там жарить будут? Я дотронулся до родимого пятна на лысине — вот засада, в прошлой жизни у меня отличная шевелюра была до самого конца, даже седина ее вообще никак не портила. А тут плешь натуральная в пятьдесят четыре. Умылся. Неожиданно пришла в голову мысль посмотреть, какое сегодня число — по привычке начал искать глазами смартфон, после чего хлопнул себя по лбу. Тоже мысленно, до ближайших смартфонов еще лет двадцать в самом лучшем случае. Попытался нырнуть в себя и поискать там информацию, неожиданно нашел. Память реципиента выдала сухую справку о том, что сегодня суббота девятое марта восемьдесят пятого года. Охренеть! Завтра умрет Черненко, и я стану Генеральным секретарем ЦК КПСС и главным человеком в стране. И что с этим делать? Попытался вытащить из закромов памяти текущую обстановку. Память Горбачева откликалась странно, я не чувствовал ее своей. Когда «задавал себе конкретный вопрос», ответ быстро находился, но глобально все прошлое смотрящего на меня из зеркала человека было покрыто «туманом войны». Впрочем, и так неплохо, если бы память реципиента была бы мне не доступна совсем, можно было бы сразу проситься на пенсию, выживать в этом бассейне с акулами без его знаний точно не получится, засыпался бы на мелочах, к бабке не ходи. — Ладно, нужно взять себя в руки. Мозги вышибить мы себе всегда успеем, — прошептал я зеркалу, мимоходом отметив, что обращаться к себе во множественном числе — это дело совсем не здоровое. Еще раз умылся, разыскал глазами бритвенные принадлежности. Слава яйцам, хоть не опасная бритва, а нормальная Т-образная. Не привычный, конечно, «Жилет» на пять лезвий, но в целом терпимо. Поковырявшись в мыльно-рыльных, обнаружил специальное бритвенное мыло, помазок и ванночку для их соединения. Когда я последний раз таким занимался, где-то в середине 90-х, наверное, но ничего, руки на удивление помнят. Или это от «оригинального Горби» мышечная память в наследство досталась. Неожиданно пришла мысль о наличии в этом теле сознания самого хозяина. От нее мгновенно покрылся липким потом, сердце застучало быстрее, вот еще чего не хватало, так это сражений за возможность управления физическим телом. «Покричал» в своей голове, призывая Горби вылезти и ответить, но нет. Никто не отозвался, видимо личность реципиента была полностью замещена. Ну и хорошо, одной проблемой меньше. Побрился, даже не порезался ни разу. Залез под душ, постоял немного в струях воды, вылез, набросил халат, вышел на кухню. Там, несмотря на ранний час, уже суетилась жена. Моя жена вообще-то умерла еще пятнадцать лет назад — рак, скотина, дотянулся клешнявый. Воспринимать женщину на кухне как собственную супругу оказалось сложно, тем более что Раиса Максимовна была совершенно не в моем вкусе. Причем буквально во всем и во внешности, и в поведении. Уж не знаю, как Горбачев с ней уживался, но боюсь у меня на этом поприще будут проблемы. — Что такое? Ты сегодня совсем не спал, — Раиса поставила на плиту чайник и зажгла огонь. Я сел за стол и еще раз попытался собрать мозги в кучу. — Предчувствие, — упоминать о смене личности в этом теле я естественно не собирался. — На этих выходных все должно определиться. — Черненко? — Мгновенно все поняла жена. — Да. Сегодня-завтра-послезавтра. Со дня на день в любом случае. — И тогда ты… — Да. Не уверен, что этого хочу. Слишком большая ответственность, придется работать сутками, очень многое нужно менять, проводить реформы, которые откладывались последние пятнадцать лет. Многие будут недовольны. — Ну нет, — в отличие от меня Раиса Максимовна явно подобными терзаниями не страдала. — Мы столько с тобой прошли чтобы что? Вот так отступить в самый важный момент. Зачем тогда вообще в Москву ехать нужно было, остались бы в Ставрополе. Нет, возьми себя в руки, — в голосе супруги послышались железные нотки. Точно не уживемся мы с ней, видимо, в этой паре именно Раиса была ведущей, я так жить не смогу. Впрочем, это вопрос несколько более отдаленного будущего. Сначала нужно разобраться с делами более приземленными. — Мы с тобой будем редко видеться, уж точно в ближайшие полгода я буду погружен в дела с головой, — я взял кружку с чаем, сделал глоток. Нормальный, не грузинский — и то радость, без приличного чая было бы совсем грустно. Голова гудела от непривычных ощущений. Новые запахи, звуки, новое тело ощущалось совершенно иначе. Не то что бы я был против, считай, тридцать лет жизни мне скостили, а учитывая, сколько тогда прожил Горби, есть вполне реальный шанс и столетнюю отметку перешагнуть, если себя не запускать. Только за это можно было быть благодарным… Кому? — Мы это обсуждали еще тогда, — видимо, данный разговор уже случался, то есть Горбачев с самого начала не был уверен в своих способностях в управлении страной. Проблема была в том, что и я сам в этом не уверен. Голос супруги как-то отошел на второй план, а я, механически жуя предложенные мне бутерброды, погрузился в раздумья. На повестке стоял все так же один, но самый важный вопрос: «что делать». Вопрос «кто виноват» был временно отложен в сторону. Причем в обеих ипостасях. В том смысле, что совершенно не важно кто виноват в том, что я тут оказался, если эти силы пожелают себя как-то раскрыть — узнаю, нет — и голову ломать смысла нет. Ну а о том, кто виноват в том, что великая страна дошла до того момента, когда начала скатываться в сраное говно, даже вспоминать смысла нет. Тут очевидна коллективная ответственность. А вот что делать… Если мы откидываем вариант с самоубийством, добровольным уходом на пенсию или просто самоотводом от должности генсека, то тут придется реально впрягаться в работу. И если по персоналиям и событиям предположим, я имею «инсайды», то вот в экономике, а тем более в макроэкономике — откровенно плаваю. Тут придется опираться на местных, которые как раз в экономике вообще мало что смыслят, что одна Перестройка уже и показала. Начинать вторую в таких условиях — откровенно страшно. Был еще вариант просто ничего не делать, ограничиться косметическими мерами и подождать. В нашей истории Запад достаточно быстро сам себя сожрал и если не дать им освоить богатый и платежеспособный рынок СССР с союзниками, то 2008 год у них может наступить существенно раньше. Где-то в 1995-ом например. Мысль не нова и достаточно проста, достаточно открыть график американского госдолга, наложить на него график снижения учетной ставки — собственно ту самую «рейганомику», которая позволила вылезти экономике США из задницы 1970-х — и увидеть, что точка кризиса находится где-то в середине 90-х. В моей истории СССР развалился, и на его костях, осваивая платежеспособный рынок, получая дешевые ресурсы, в том числе и человеческие, дружно экономя еще и на военных расходах — этого мы конечно натовцам не позволим, пускай продолжают вкладываться в танчики и ракеты — запад вошел в «золотой век процветания». Опять же развитие электроники и повсеместная цифровизация очевидно пойдут плановой экономике на пользу гораздо сильнее, чем капиталистической. Можно будет устроить тот самый «цифровой ГУЛАГ», понаставить везде камеры, отслеживать платежи, уничтожить мелкую преступность практически на корню. Ну крупной преступности в СССР на самом деле было не так уж много, особенно если сравнивать с масштабами коррупции в «независимой России». Мелочи, фактически. А ведь можно и про ту самую систему социального рейтинга вспомнить, ведь в СССР ее внедрение будет куда более простым и органичным нежели в полукапиталистическом Китае… — Нет, сидеть и ждать у моря погоды — это не наш метод. — Что ты говоришь? — Задумавшись не заметил, что жена все это время что-то рассказывала о каких-то своих знакомых, очень хороших людях которым очень сильно не везет и которые не могут чего-то там выбить из государства. — Говорю, что отступать перед трудностями — это совсем не по-коммунистически, не по-большевистски, — такой ответ Раису явно изрядно удивил, видимо раньше Горби в семье не демонстрировал столь жесткую приверженность официальной идеологии. Попытался заглянуть в память тела, посмотреть, что там было у них с отношениями, но видимо без четкого вопроса, расположенная в голове «кинотека» воспоминаний, ответ выдавать отказалась. Ничего конкретного почему-то не всплыло. Для сравнения захотел вспомнить момент знакомства бывшего хозяина тела с будущей женой — тут никаких проблем. На танцах познакомились. Помню, во что она была одета, какая музыка играла, как я к ней подошел. Хотя, честно говоря, и в молодости тогда еще совсем юная Раиса была далеко не красавицей. Ну на мой вкус во всяком случае. — Ну да… В этот момент раздался телефонный звонок, от звука которого я совершенно отчетливо дернулся. Выдохнул, досчитал до пяти, подошел к аппарату, взял трубку. — Горбачев на проводе, — холодная пластиковая трубка от прикосновения к уху вызвала целый табун мурашек, пробежавших по спине куда-то вниз. — Доброе утро, Михаил Сергеевич, — память услужливо подсказала, что это Громыко. — Не разбудил? Извини, что в выходной день дергаю. — Доброе, Андрей Андреевич, не разбудили, я, можно сказать, уже на боевом посту. Что-то срочное? — Ну можно и так сказать. Я тут у Константина Устиновича был, мы с ним по поводу будущего поговорили, есть необходимость теперь это с тобой обсудить. Приватно, так сказать. То, что Черненко уже совсем плох — это в общем-то секретом не было, несколько дней назад его показали по телеку, лучше бы этого не делали, выглядел генсек совсем развалиной. В Политбюро существовала очередь по посещениям, каждый день кто-то из состава высшего руководства страны должен был посещать Черненко в больнице, вчера был день Громыко. Видимо там и было принято «самое важное» решение. — Где и когда, Андрей Андреевич? — Подъезжай на Старую площадь. Часам к десяти. — Буду, Андрей Андреевич, — согласился я, не спрашивая даже о чем пойдет речь. В такие переломные моменты речь может идти только об одном — о власти. — Ну что? — Жена даже не пыталась сделать вид, что ей не интересно, или что она соблюдая приличия не лезет в дела мужа. — Громыко. Хочет поговорить. — По поводу… — Вероятно, — я пожал плечами, что тут можно еще сказать? — Пойду поглажу тебе рубашку, — видя мое настроение и нежелание вдаваться в подробности Раиса поспешила в сторону спальни. Еще через два часа я ехал на вызванной из гаража машине в сторону центра Москвы с интересом глядя в окно. Сказать, что город отличался от того, что я помнил в будущем — не сказать ничего. Людей было меньше, машин, такое ощущение, что не было вообще. Проехать весь центр города ни разу не встав в пробку или хотя бы не зацепив «тянучку»? Даже в выходной день — это просто нереально. Здания гораздо ниже, их меньше, а зелени вокруг, ну вернее того, что является зеленью в летнее время — больше, нет торчащих в небо зеркальных «фаллосов» на Пресненской набережной. А еще — совсем нет рекламных вывесок, создающих бесконечный визуальный шум. Ничего не мелькает, не мигает, не пытается привлечь твое внимание странным сочетанием цветов и безумными текстовками. От этого город выглядит гораздо более «чистым», — хоть тут уже далеко не так однозначно, на самом деле, — но при этом каким-то пустым. Странное ощущение. По тротуарам ходят люди, еще не знающие того, что их страна стоит на пороге развала. Интересно, если бы им всем сейчас, вот как мне в это тело, загрузить память будущего и потом провести референдум, какой бы мы получили результат. Скажем, в ответе какого-нибудь Шеварнадзе, Назарбаева или Кравчука, я не сомневаюсь, лучше быть первым парнем на деревне, чем последним в Риме, тут сомнений нет, но вот если взять обычного грузина, латвийца, туркмена или, например, хохла. Те люди, которые оказались в 90-х на обочине жизни, научные сотрудники, вынужденные стоять на рынке за прилавком, нынешние дети закончившие свои дни под забором в наркотическом угаре, все эти братки, чей стремительный взлет традиционно сменялся столь же стремительным крахом. Интересно, что бы они выбрали, «живи быстро-умри молодым» эпохи перемен или сытую — относительно — стабильность и уверенность в завтрашнем дне СССР. И конечно сложнее всего спросить у тех, кто из-за развала союза просто не родился. Их мнение правда никого вероятнее всего не волнует, но… Где-то встречал цифру в сорок миллионов человек, именно во столько оценили демографические потери стран бывшего Советского Союза за следующие тридцать лет независимости. В УССР в 91 году проживало 52 миллиона человек, в независимой Украине в 2021 — примерно 35. Даже если добавить Крым и Донбасс — не больше сорока. Если же экстраполировать динамику прироста населения этой части страны — оттолкнувшись от 1985 года, все же позднеперестроечный СССР в преддверии своего коллапса тут статистику изрядно искажал — то в 2021 году в УССР должно было бы проживать от 60 до 63 примерно миллионов человек. Двадцать миллионов — солидное число. Опять же не все они умерли, многие просто уехали, но с точки зрения государства разницы, если честно, не так много. По другим республикам цифры, конечно, не столь кошмарные, но тоже, радоваться нечему, разве что Узбекистан демонстрировал в новом тысячелетии взрывной рост рождаемости, но с учетом их постоянной эмиграции вряд ли причины тут лежали в резко возросшем уровне жизни. Смогу ли я потом смотреть в зеркало, если просто опущу руки и не стану ничего предпринимать? Дезертирую? Боюсь, что нет. Да и пою я паршиво, плюс в пятьдесят четыре известной поп звездой становиться поздновато. А значит, будем считать, что жребий брошен. Автомобиль подкатился к зданию ЦК. Я, не торопясь, вышел из ЗИЛа, зашел внутрь. Нырнул в память Горби, вспомнил, где находится приемная Громыко и направился прямо туда. Министр иностранных дел и теоретически самый влиятельный человек в стране — если отбросить Черненко, которому уже совсем немного осталось — ждал меня за своим столом. При моем появлении на пороге кабинета он встал вышел из-за стола и протянул руку. В политике не бывает мелочей, вот и сейчас Громыко как бы с одной стороны подчеркивал, кто тут главный, а с другой — соглашался немного «спуститься» и встать со мной на одном уровне. Тем более, что после приветствия он повел меня не за стол, а в сторону стоящего у стены диванчика. — Был у Константина Устиновича… — После положенных приветствий «мистер Нет» перешел к делу. — Есть мнение, что следующий генсек должен представлять следующее поколение руководителей. Хватит уже ежегодных похорон. — Это мнение Константина Устиновича? — Мнение генсека в таком деле очень важно, но только пока он жив. В момент смерти оно обнуляется, и, если кроме этого мнения у тебя ничего нет, ты фактически остаешься ни с чем. Говорят, Брежнев видел Щербицкого в качестве своего преемника, но Леонид Ильич умер, а Щербицкий все так же сидит в Киеве, а не в Москве. Сидит и еще не знает, что будущий генсек крайне отрицательно относится к наличию в Политбюро всяких «нацменов». — Да, а еще мое, и части первых секретарей, которые хотят видеть во главе партии молодого и энергичного хозяйственника. Русского. О как! Интересная вырисовывается раскладка, надо бы потом этих самых «прорусских» первых секретарей вверх подтягивать. А лучше заменить ими глав республик из нацменов. Но это явно планы не на ближайшие месяцы. А в планах на ближайшую ночь вероятно будет плотная перетряска памяти Горби на предмет политических раскладов. Без этого совершенно точно обойтись не выйдет. — А Политбюро? Разве там других кандидатов нет? — Кандидаты всегда есть, Михаил Сергеевич, ты это не хуже меня знаешь, другое дело, за кого проголосуют. В Политбюро и потом на пленуме. — Вы думаете, за меня проголосуют? — Продолжая «играть дурочку» переспросил я. В СССР очень долго боролись против «фракционности». Фактически искореняли любое инакомыслие, есть только линия партии и колебаться можно исключительно вместе с ней. Из-за этого никакая открытая критика вышестоящих «товарищей» была, по сути, невозможна, и весь политический процесс ушел «под ковер». Да и там тоже все старались действовать как можно осторожнее, дабы чего не вышло. Получалось, что Черненко уже при смерти, а команды в будущей борьбе за власть еще не оформились до конца. Даже в Политбюро еще далеко не все знали, кто «их кандидат», про уровни ниже даже говорить нечего. — Мы тебя поддержим, — было видно, что Громыко эти слова даются непросто, и что желание занять главное кресло страны глава МИДа в себе поборол не до конца. Вот только, видимо, Андрей Андреевич понимал, что за него вряд ли проголосуют, а Романов — номер два в списке претендентов — вряд ли оставит за ним даже ту должность, которую он сейчас занимал. — Хорошо, Андрей Андреевич, если нужно, я готов. Это правильно, нужно объединить усилия в самый важный момент. Дальше обсуждение уже пошло проще, принципиальное решение о сотрудничестве, а также «распределении долей в предприятии» было найдено, и пошли уже технические вопросы. Глава 2 Выборы 10 марта 1985 года; Москва, СССР "ПРАВДА: Советский Союз скорбит 10 марта 1985 года на 73-м году жизни после тяжелой болезни скончался Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР Константин Устинович Черненко. Верный сын партии, он посвятил свою жизнь борьбе за коммунистические идеалы, укреплению мира и социалистического строя. Память о товарище Черненко навсегда останется в сердцах советского народа. ЦК КПСС, Совет Министров СССР и весь советский народ выражают глубокие соболезнования родным и близким покойного." Черненко умер в 19 часов следующего дня. Я точное время смерти естественно знать не мог, однако дату — вполне, благо это при моей уже жизни было, поэтому начал обзванивать своих сторонников с самого утра, настраивая их быть готовыми к «старту избирательной кампании» прямо сегодня. (Черненко К. У.) В семь вечера отзвонился Чазов и сообщил главную новость, после чего события завертелись с умопомрачительной скоростью. В этот день в воскресенье 10 марта в Москве были почти все члены Политбюро. Не было Романова, который — и это очень интересный вопрос кто надоумил бывшего хозяина Ленинграда отлучиться в столь сложный момент — отдыхал на Куршской косе. Не было Щербицкого и Кунаева, глава КазССР летел из своей столицы, а Владимир Васильевич и вовсе был в США и успеть к голосованию шансов практически не имел. На собранном мною в 9 вечера «предварительном» заседании Политбюро присутствовали Громыко, Воротников, Соломенцев, Алиев, Тихонов, Гришин и я. Это из непосредственно членов Политбюро, плюс тут были кандидаты в члены и секретари ЦК. И собственно расклад был уже ясен фактически всем присутствующим. При теоретическом голосовании в полном составе у меня было пять голосов и пять могли проголосовать против. За меня были Громыко, Воротников, Соломенцев и Алиев — последний с оговорками, но скорее «да» чем «нет». У группы «оппозиции» основной проблемой было то, что главного кандидата они между собой определить так и не смогли. На пост генерального теоретически могли претендовать и Гришин, и Романов и Щербицкий и даже Тихонов, который был старшим из членов Политбюро и на этом основании чувствовал свой авторитет. Разве что Кунаев совершенно точно тут шансов не имел и даже не пытался дергаться. Одновременно с этим большая часть кандидатов и секретарей ЦК была однозначно за меня. Там сидели «молодые волки» — ха-ха молодые, по шестьдесят лет, юнцы совсем — которые видели в моем избрании шанс столкнуть стариков и самим пролезть на верхушку власти. Избрание же условного Тихонова в свою очередь наоборот продолжило бы тренд на устаревание Политбюро, закрывая таким образом следующему поколению путь на вершину еще лет на пять-семь — Товарищи, — первым слово взял Громыко как один из патриархов советской политики. — Смерть Константина Устиновича — это большая для нас всех и всего советского народа утрата, однако государство не может существовать без руководства. Предлагаю согласовать позиции и обсудить кандидатов на этот пост. — Подожди, Андрей Андреевич, — встрял Гришин, — тут не все собрались, не хватает Кунаева, Щербицкого, Романов задерживается. (Гришин В. В.) Историю с тем, что Романов узнав о смерти Черненко торопился в Москву, но улетел из Прибалтики с большим трудом из-за плохой погоды, я знал. Там вроде бы Романову пришлось чуть ли не угрожать пилотам, чтобы они взлетали в грозу и имелся немалый шанс просто не долететь. Поэтому я немного подсуетился и заранее позвонив — звонил не я лично, но разница тут не большая — в авиадиспечерскую службу предупредил о желательности некоторой задержки Романова. Мол ничего незаконного, наоборот, если погода не позволяет лететь, то нарушать инструкции я категорически запрещаю. В итоге Романов смог прилететь только днем в понедельник, когда все было уже закончено. (Романов Г. В.) — Так мы и не голосуем, пока Виктор Васильевич. Просто обсуждаем. Я вот предлагаю выдвинуть на пост Генерального секретаря Михаила Сергеевича Горбачева. Считаю, что стране и партии нужны более молодые лица, — продолжил свою линию Громыко и принялся дальше расписывать мои достоинства. Что мол ответственный, проявить себя успел с лучшей стороны, что энергичный, что к людям относится хорошо ну все в таком роде. Сразу после Громыко выступили и остальные члены моей команды из состава Политбюро, за ними кандидаты и секретари ЦК. Там далеко не все так уж меня любили поголовно, но зато отлично умели держать нос по ветру. Фактическую точку в обсуждении поставил Чебриков заявив всем заинтересованным сторонам без доли сомнения. (Чебриков В. М.) — Комитет поддерживает товарища Горбачева. Мнение комитета — это мнение всего советского народа, — против такого заявления главы КГБ противопоставить что-то было сложно. Особенно когда не чувствуешь за собой силы. Председателя КГБ, узнал я, заглянув в память Горби, реципиент купил обещанием введения его в Политбюро в качестве полноправного члена. Вполне честная сделка, можно сказать. Говорят, любой вопрос содержит в себе половину ответа, так вот вопрос о генеральном секретаре, поставленный на повестку дня главой советского МИДа, содержал в себе ответ на сто процентов. Все выглядело настолько однозначно, что даже Гришин с Тихоновым были вынуждены примкнуть к большинству и согласиться с тем, что никакую иную кандидатуру на пост Генсека нет смысла даже рассматривать. Представляю, что творилось у них в душе в этот момент, напряжение в комнате в этот момент можно было резать ножом. А учитывая еще и привычку местных партийцев курить на рабочем месте, атмосфера и вовсе получилась специфическая. Разошлись в итоге уже за полночь с тем, чтобы собраться опять утром следующего дня уже в более расширенном составе и проголосовать официально, «под протокол». Я и вовсе никуда не поехал, остался в Кремле, принял душ, отправил охрану домой за сменной одеждой — выслушал по телефону претензию «жены» о том, что не отзвонился и не «отчитался» о собрании — и завалился отдыхать. Спал плохо, подорвался с первыми лучами — в голове туман, мысли путаются, но валяться дальше не могу, — умылся, побрился, переоделся и приготовился встречать вновь съезжающихся в это средоточие коммунистической власти политиков. Второе заседание прошло даже проще, чем первое. Не знаю, как оно было в моей истории — по документам-то понятно, что гладко, но попадались мне свидетельства, что заруба там все равно была серьезная на самом деле, хоть и не нашедшая отражения в итоговом протоколе — но тут борьбы, считай, не случилось. Всем уже все стало ясно, тем более что Романов опаздывал и к началу заседания уже явно не успевал. Я встречал всех уже как полноправный хозяин и даже при рассадке за столом сел на место председательствующего, посередине короткой палочки буквы «Т». Sapienti sat, как говорили древние. «Умному достаточно», подобные невербальные жесты местные партийцы учатся считывать еще на уровне пионерской и комсомольской организации. Раз сел, никто против не высказался — значит имеет право. Второе заседание Политбюро — уже официальное под протокол — стало во многом калькой первого. Выступил Чазов, рассказал о болезни Черненко, о последних часах жизни прошлого генсека, и непосредственных причинах смерти. Поднялись, отстояли минуту молчания. Дальше опять же Громыко предложи проголосовать за мою кандидатуру в качестве генсека. Все по очереди высказались «за». Проголосовали за созыв внеочередного Пленума, вечером этого же дня для утверждения принятого решения. Обсудили организацию похорон Черненко, да и разошлись, все как-то буднично прошло, я даже и испугаться не успел. — Товарищи, — «инаугурационную речь» я продумал заранее. Вообще-то тут подобное было не принято, любое выступление партийца должно обязательно содержать чайную ложку проблем, рассказ об их преодолении и потом добивка до конца перечислением успехов реальных и мнимых, последних, к сожалению, зачастую больше. В общем, сплошной позитив и елей. Мне же нужен был совсем другой настрой, и я хотел показать сразу всем заинтересованным лицам, с какой ориентацией собираюсь приступать к работе. — Спасибо за оказанное доверие. Очень важно, что голосование прошло в обстановке единства, оно нам понадобится и в будущем, но сказать я в первую очередь хотел бы о другом. Впереди нас ждет огромная работа, нужно осуществить целую пачку давно назревших реформ. Несмотря на приближающееся семидесятилетие Великого Октября в обществе существуют отдельные весьма нездоровые тенденции. Не время и не место в данный конкретный момент искать виноватых, однако проблемы с обеспечением народа самыми необходимыми товарами уже вышли из категории локальных, и сейчас уже угрожают самому существованию Советского Союза. Товарищи, если мы на семидесятом году строительства коммунизма будем вынуждены вводить продуктовые карточки, как в войну, то народ нас не поймет. Я обвел глазами собравшихся и увидел у некоторых из них натуральное недоумение, мол, о чем вообще он таком говорит. А вот, например, Лигачев, сидящий в дальнем конце стола как секретарь ЦК, отчетливо кивал головой. Он в отличии от того же Шеварднадзе — Эдик был из благополучной и зажиточной Грузии, для тех мест проблемы со снабжением виделись совершенно не актуальными — был выходцем из первых секретарей РСФСР и отлично знает ситуацию «на земле». То же самое Воротников, бывший Краснодарский глава крайкома, Соломенцев — выходец из Ростовской области. В их глазах я видел понимание всей бездны тех проблем, в которую погружалась страна. Совсем уж в чернуху ударяться не стал, а то мало ли, нужно было все же сначала дождаться утверждения Пленумом, а потом уж махать шашкой направо и налево. Основную мысль попытался донести такую, что мол мы коммунисты, конечно, идем правильной дорогой и никто резко дергать штурвал не собирается, но и закрывать глаза на проблемы, заметать их под ковер и делать вид, что у нас все идеально — при том, что это далеко не так, — я тоже не позволю. В целом мою речь приняли смешанно, но тут опять же меня поддержал Громыко, за ним Воротников, что мол да, все правильно так и надо. В том ключе, что ты Михаил Сергеевич давай, дави их всех, а мы тебя поддержим. Видимо не только я видел все эти проблемы, а ежегодные «гонки на лафетах» уже совсем народу осточертели. Прямо из зала заседаний отправились на Пленум — с коротким перерывом на попить воды и пошушукаться — в этот же момент приехал Романов. По его красному от гнева лицу было понятно, что итог дележа власти ему не понравился, но протестовать бывший глава Ленинграда не стал. После драки, как говорится, кулаками не машут. Пленум принял все предложения Политбюро, единогласно проголосовал «за». Нравятся мне все эти потуги на демократию, не понятно, зачем они вообще нужны при таком единодушии. После Пленума пообедали и собрались в кабинете Громыко — мне новый кабинет в Кремле еще только предстояло выбрать — более тесным кругом товарищей. Сам хозяин кабинета, Воротников, как человек, которому можно было всецело доверять в Политбюро. От кандидатов — Долгих и Чебриков. От секретарей — Лигачев и Рыжков. Все — вот шесть человек, которые должны были сформировать на первое время мою команду. Часть моих людей явно удивилась отсутствию Шеварнадзе и Алиева, которые являлись моими сторонниками. Но если со вторым еще можно было работать, и даже мысли у меня уже были по этому поводу кое-какие, то Эдик… От Эдика я хотел держаться подальше и по возможности вообще убрать его из власти. Лучше бы, конечно, закопать где-нибудь в леске, но, к сожалению, такой возможности не имелось. Пока во всяком случае. — Андрей Андреевич, возьмете на себя Верховный Совет? — Не отходя от кассы принялся я решать кадровые вопросы. — Если партия скажет надо — возьму. — Не без удовольствия в голосе ответил Громыко. Теоретически именно глава Верховного Совета считался и главой всего государства, но у нас система была хитрой, реальная власть и теоретическая далеко не всегда сходились в одной точке. — Надо, Андрей Андреевич, не Кузнецова же опять ставить, ни к чему это, — я повернулся к Лигачеву, — на тебе Егор Кузьмич идеология и партийная работа. Нужно поработать с секретарями обкомов и крайкомов, посмотреть, что там за люди, кого оставить, кого поменять. Мы потом еще предметно поговорим об этом с тобой, но… В общем, сам знаешь, что нужно делать. (Лигачев Е. К.) Глобально расклад такой — Рыжкова я метил на предсовмина, Долгих — на Госплан, будет у меня вот такой экономический блок. Экономикой я планировал заниматься в первую очередь, нужно было срочно разворачивать корабль под названием «СССР» от курса на айсберг. Срезать расходы, оптимизировать капитальные вложения, сосредотачиваться на легкой и пищевой промышленности. Опять же у нас план на 12 пятилетку как раз сейчас прорабатывался, можно сказать, самое удобное время для коренных преобразований. Чебриков оставался на КГБ, при этом нужно было найти нового министра МВД, потому что там творился полный «аллес капут». По военным опять же у меня были огромные вопросы к тому, что происходит в Афганистане и вообще к состоянию Советской Армии. Честно говоря, гораздо меньше было сфер, где дополнительное внимание попаданца и генсека не требовалось. От осознания всего объема изменений, которые нужно воплотить в жизнь, становилось реально не по себе, казалось, эта гора при малейшем касании просто обрушится на тебя и погребет несчастного реформатора под обломками. В некотором смысле в моей реальности так и произошло, хватит ли мне знаний о чужом опыте, чтобы избежать один раз уже допущенных просчетов — даже не знаю. Только практика сможет здесь дать однозначный ответ. Надолго наше собрание «победителей» не затянулось. Выпили по бокалу шампанского — одну бутылку на всех, чисто символически — и разъехались решать уже собственные проблемы. Следующая неделя ожидалась максимально насыщенной, похороны, общение с иностранными делегациями, переезд в новый кабинет. Нужно было хорошенько выспаться. Глава 3 Ядерный чемоданчик и золото партии 13 марта 1985 года; Москва, СССР "ИЗВЕСТИЯ: Новый этап борьбы за мир 12 марта 1985 года в Москву прибыл вице-президент Соединённых Штатов Америки Джордж Буш для участия в траурных мероприятиях, связанных с кончиной Генерального секретаря ЦК КПСС К. У. Черненко. В ходе визита запланированы встречи с советским руководством, на которых стороны обсудят актуальные вопросы международной обстановки. Особое внимание планируется уделить началу нового раунда переговоров об ограничении стратегических вооружений. Советский Союз, верный принципам мирного сосуществования, подтвердил готовность к конструктивному диалогу, направленному на снижение угрозы ядерной войны и укрепление глобальной безопасности. Это важный шаг на пути к миру и стабильности. Первым официальным делом, которое было осуществлено мною после вступления в должность, стало принятие ядерного чемоданчика, до этого «принадлежавшего» Черненко. На самом деле советская система «Казбек» концептуально отличалась от американского аналога и не была собственно системой управления ядерными ракетами. В отличие от американского президента я не мог — к сожалению, а может к счастью, все же какая-то страховка от сбрендившего идиота в таком деле просто необходима — вот так просто по своему желанию «нажать красную кнопку». Черный чемоданчик являлся фактически всего лишь терминалом связи, причем одним из трех. Два других находились у министра обороны и начальника генерального штаба, и для реального запуска ракет нужно было подтверждение всех трех терминалов. — Вот ваш личный код, товарищ генеральный секретарь, — представившийся полковником Васильевым офицер передал мне запечатанный конверт из плотной бумаги. — Меняется он раз в неделю или отдельно в экстренных случаях. Носить нужно при себе, конверт не вскрывать, никому не передавать. В наши обязанности также входит ежедневная проверка его целостности, заранее прошу прощения за неудобство. — Как оно работает практически? — Я провел рукой по совершенно невзрачно выглядящему пластику ядерного дипломата. Вот так со стороны посмотришь и не догадаешься, что здесь под крышкой спрятана та самая «красная кнопка». Я с таким похожим дипломатом примерно в эти годы в школу ходил. Мысль мгновенно перекинулась на собственные воспоминания о прошлом. Где-то там в городе на юге страны сейчас во всю грызет гранит школьной науки мой оригинал. Была мысль как-то выйти на контакт с самим собой, но потом я ее отбросил. И что я себе скажу? Чтобы не забивал на математику в восьмом классе? Или что тогда в гости к Ирке нужно идти с вином и презервативами, и вот все эти ее странные выходки — это однозначные намеки, суть которых я понял только став сильно старше и сильно опытнее? Или что дружбан Миша в итоге окажется гнидой редкостной? Да ну бред, прожил как-то без советов первый раз, проживу и второй, тем более что тут, надеюсь, и страна себя чувствовать будет куда как лучше. — В целом, вам лично ничего делать не нужно. Возле вас всегда будет дежурить смена из оператора и офицера связи, в случае необходимости, вам достаточно только отдать приказ и предоставить личный код. — И все же. Есть какой-то тестовый режим, хочу посмотреть, как оно будет работать. — Одну секунду, товарищ генеральный секретарь, — в голосе офицера, он, кстати, был одет в стандартную общевойсковую форму, хотя я четко помнил, что в будущем президента все время сопровождал «носильщик», одетый по флотскому образцу, интересно, когда это поменялось и зачем, — послышались плохо скрываемые нотки удивления. Видимо, предыдущий генсек к «машине судного дня» большого интереса не проявлял. — Вот так выглядят внутренности терминала. Клавиши для ввода пароля, «Пуск», «Отмена». Трубка для связи с другим высшим военным руководством. Внутри чемоданчик также выглядел достаточно стандартно, как будто был собран из частей серийной офисной техники советского производства. Привычный серый пластик, кнопки цвета слоновой кости — и одна, самая главная, оказалась действительно красной — небольшой экранчик, явно рассчитанный на отображение десятка цифр. Сейчас не активный. — И что нужно делать? — Из чистого любопытства поинтересовался я. На третий день попаданства меня никак не отпускало ощущение нереальности происходящего вокруг, как будто вокруг все актёры в построенных специально для меня декорациях и вот-вот из-за двери выскочит съемочная команда программы «Розыгрыш». Ей Богу, я бы даже не удивился. — Нажимаем вот эту кнопку — «Тест», для проверки системы вне боевого режима, — на панельке замигали какие-то огоньки видимо соглашаясь запустить проверку. — Вводим тестовый код. Десять нулей, дальше клавиша «Связь». Сейчас пойдет вызов двум другим обладателям терминалов «Чегет». Есть, товарищ генеральный секретарь. Полковник поднял трубку, удостоверился, что звонок «прошел», после чего отдал ее мне. — Добрый день, товарищ маршал, это вас Горбачев беспокоит, — на той стороне министр обороны заверил меня, что слышит хорошо и система работает. Через несколько секунд «проклюнулся» и начальник Генерального штаба. Перекинувшись с ними парой слов, я попрощался и вернул трубку офицеру связи. — Что дальше? — Дальше, нужно ввести правильные данные о целях. По кому будем бить, для этого у меня имеется специальная таблица кодов. Условно говоря, можно нанести удар только по Европейским странам или только Америке… — Или бомбить всех сразу, — продолжил мысль я. — Или так, — согласился Васильев. — Ввожу тестовый код — пять единиц. Система подтверждает, что на двух других терминалах также ввели тот же «адрес доставки». И все — «Пуск». Полетели. — Действительно не сложно, — согласился я. Все это больше напоминало какую-то компьютерную игру, и от осознания возможных последствий подобных развлечений на спине начинали бегать мурашки размером с лошадь. А с другой стороны, развал СССР имел последствия сравнимые с небольшой ядерной войной, так что, если будет необходимо, мой палец не дрогнет. В слух я правда сказал совсем иное, — ну будем надеяться, что эта штука никогда нам не пригодится. Кажется, после моих последних слов полковник даже немного выдохнул, хотя может мне и показалось. Вторым посетителем, который запросил встречу без всяких отлагательств, стал управляющий делами ЦК КПСС Николай Ефимович Кручина. — Товарищ Горбачев, — Кручина — совершенно невзрачный мужчина с умными и внимательными глазами профессионального бухгалтера, пришел ко мне в кабинет на Старой площади с толстой папкой бумаг и полнейшей уверенностью в том, что его дело самое важное. Впрочем, именно тут с ним можно было и согласиться. — Я обязан ознакомить вас с некоторыми финансовыми аспектами существования КПСС. (Кручина Н. Е.) — Обязаны — ознакамливайте, — я махнул рукой на стул для посетителей, времени на расшаркивания просто не было, через полтора часа нужно было двигать на официальную церемонию прощания с Черненко. — Ежегодные суммарные партийные взносы составляют до полутора миллиардов рублей, вместе с доходом от партийных издательств и некоторых других источников суммарный годовой бюджет КПСС составляет один миллиард шестьсот миллионов рублей. С хвостиком, — Кручина передал мне толстую пачку листов с росписью доходов по отраслевому и территориальному признаку. Просматривать все я естественно не стал, глянул только пункт «итого». Тот самый хвостик превышал двадцать миллионов рублей. Ничего так хвостик, а с другой стороны, рубль был валютой неконвертируемой, поэтому фактически являлся только циферками без реальной возможности практического применения. Можно хоть сто миллиардов этих циферок нарисовать, практической пользы от этого не будет. — На данный момент, кроме двух миллиардов рублей на счетах госбанка, сумма всех активов, принадлежащих партии составляет, очень оценочно, правда, порядка пяти миллиардов рублей. Это здания, транспорт, прочие фонды, материальные и нематериальные активы. Еще отдельно около трех миллиардов аккумулировано в Фонде Мира и нескольких других обособленных от общего бюджета… Карманах. Весьма негусто, если честно. При общем годовом бюджете страны в без малого четыреста миллиардов рублей, все активы партии недотягивают и до десяти миллиардов. Уверен, что в любой демократической стране, появившейся на развалинах СССР личные счета каждого правителя, могли похвастать куда более солидными суммами. — Принял, что еще? — Иностранные валютные счета, — еще пачка листов: столбики цифр, названия банков, номера счетов. Очень интересно, но изучать все это подробно времени сейчас нет. — То самое «Золото партии», — пробормотал я, вызвав легкое удивление на лице Кручины. Понятно, это в мои времена данное словосочетание стало нарицательным, а сейчас об этом никто в подобной форме и не помышлял. — И чем вы меня порадуете, Николай Ефимович? — На данный момент суммарная стоимость активов, напрямую или косвенно принадлежащих КПСС, составляет около сорока миллиардов долларов. — Сколько?! — У меня полезли глаза на лоб, а рука непроизвольно потянулась к родимому пятну на лбу. Дурацкая привычка, доставшаяся мне вместе с телом реципиента. — Нихрена себе. Беру свои слова обратно, сорок миллиардов по нынешним меркам — это очень прилично. Достаточно сказать, что это больше, чем весь госдолг СССР, чего же тогда в конце правления в моем мире Горбачев так активно бегал по всему миру в поисках любых кредитов? Ему отрезали доступ от валюты или деньги успели банально «проесть» за эти пять лет? Хороший вопрос, очень хотелось бы знать на него ответ. — Сорок миллиардов. Тридцать девять миллиардов, семьсот восемьдесят два миллиона. Если точнее. С хвостиком. Не все в валюте, естественно. Часть в акциях, часть в других ценных бумагах, в долях предприятий, прочем имуществе. Но есть и вклады в разных валютах на чуть больше, чем десять миллиардов долларов. Разбивка нужна? — Сам посмотрю, — я отмахнулся. — Такой вопрос. Насколько свободно я или любой другой человек может распоряжаться этими активами? — В каком смысле? — В том смысле… — Я запнулся на секунду пытаясь сформулировать вопрос, как объяснить человеку, что один раз эти деньги уже кто-то стырил и мне интересны методы защиты от такого. — Ну вот если я вам завтра прикажу все деньги вывести и отдать мне наличкой. Или не я, кто-то другой. Есть какая-то процедура? — Вы как генеральный секретарь ЦК КПСС, можете распоряжаться этими активами в пределах утвержденных бюджетов. Процедура есть, распоряжаться этими деньгами можно, но боюсь вывести их в наличную форму будет весьма проблематичным. Мне оставалось только внутренне поморщиться. Деньги лежат на западе ровно до того момента пока ты не захочешь ими воспользоваться. И ведь проходили это уже все и во времена империи, и в будущем будет ровно тоже самое. Казалось бы, можно уже понять, что западные банки — далеко не самое безопасное место для хранения государственной — в данном случае партийной заначки. Что при первых же неурядицах ее просто отберут. Рупь за сто в моей истории часть денег просто разворовали, а насчет большей части западники скорее всего сделали вид, что ничего и не было. Впрочем, с учетом того, что в медийную плоскость подробности так и не вылезли, хвосты, вероятно, были подчищены очень аккуратно. Тот же сидящий передо мной Кручина в 91 году просто совершил самоубийство, а с ним на тот свет отправилась еще целая пачка ответственных за деньги товарищей. Концы в воду, как говорится. — Хорошо… — Я опять потянулся к родимому пятну, но отдернул руку. — В таком случае для начала нужно вывести все доступные денежные средства из доллара США. В фунт, японскую иену. В марку, возможно. Не обязательно с этим торопиться, но в течение следующих двенадцати месяцев резервов в долларе быть не должно. — Могу я поинтересоваться причиной? — Можете, Николай Ефимович. Есть достоверные данные о переговорах между финансовыми кругами США и своими союзниками-сателлитами о намеренном снижении курса доллара по отношению к другим валютам. Девальвация планируется вплоть до 50%. Переговоры эти на данный момент держатся в тайне по понятным причинам, но мы, предполагая конечный результат, можем немного заработать на курсовой разнице. Соглашение «Плаза» — это, наверное, первый раз — первый, но не последний — когда США начали откровенно «съедать» экономики своих союзников, чтобы помочь своей выдержать нелегкие для себя времена. Девальвация доллара настолько сильно ударила по Японии, что ее экспортоориентированная экономика в итоге так и не оправилась за следующие сорок лет, постепенно перескакивая из одного кризиса в другой и сползая вниз во всяких рейтингах. И даже пожирание СССР и всего восточного блока узкоглазым в отличии от тех же европейцев не помогло, ну а тут, если мне удастся сохранить страну, перспективы у наших восточных соседей и вовсе удручающие. — На сколько можно верить этой информации, товарищ генеральный секретарь? — Кручина как любой финансист верил цифрам больше, чем словам, и уж тем более не ждал глубоких познаний в этой сфере от вчерашнего «колхозника из Ставрополя». И не важно, что этот колхозник генеральный секретарь, опыту в подобных делах у меня в любом случае взяться было неоткуда. — На сто процентов. На девяносто девять, один процент все же откинем на всякие совсем уж маловероятные события, вероятность того, что Рейган вдруг уверует в учение Маркса-Ленина невелика, будем честны, но все же не равна нулю. — Да, пожалуй, такой вариант действительно маловероятен, — кивнул главный «кассир» КПСС. — Хорошо, доллары в фунты и иены, сделаем, что-то еще? — Чуть позже я передам вам список компаний, в чьи акции имеет смысл вложить часть средств. Не все, вероятно, что-то нам еще потом понадобится на другие проекты… Короче говоря сами разберетесь, сколько куда и по какой цене. — Эх мне бы эти сорок ярдов и свободу их использования где-нибудь в США. С моими знаниями о будущем и финансовым опытом, я бы стал самым богатым человеком на планете, Рокфеллеры приходили бы просить занять до зарплаты. В начале 1986 года на IPO выйдет Билл Гейтс со своей Мелко-Мягкой фирмой. Начав с десяти центов за акцию, через пять лет они будут торговаться уже по два доллара. А в конце девяностых перед крахом доткомов цена за акцию лишь немного не дотянула до пятидесяти баксов. x500 за пятнадцать лет, не самая худшая инвестиция, вероятно, если СССР не развалится и не даст себя сожрать, рыночек Пендостана будет чувствовать себя не так хорошо, но кое-что заработать все равно получится. Главное успеть все это вовремя скинуть, перед тем как оно все рухнет. — И еще есть вопрос. Эти фонды, которые за границей находятся, среди них есть те, которые невозможно связать с СССР. Зарегистрированные на подставных лиц или каких-то тайных агентов. Так чтобы можно было распоряжаться деньгами не боясь, что отчет о наших финансовых операциях ляжет на стол директора ЦРУ в тот же день? — Вообще-то все наши активы принадлежат фондам зарегистрированным в Швейцарии, Австрии, Швеции и нескольких других относительно надежных юрисдикциях. Зачастую между КПСС и непосредственным «оператором» этих активов существует несколько обезличенных прокладок, продраться через которые не так просто. Я поморщился, как человек из двадцать первого века, вот в эти все игры в анонимность и тайну банковского вклада не верил совсем. Нет, ради справедливости, может быть, именно в эти времена те же Швейцарские банки еще не скурвились, этот процесс вроде бы в середине-конце девяностых имел место, когда американцы плотно взялись за финансовые организации из страны сыра и часов под тем соусом, что они укрывали деньги, полученные во время холокоста. Полвека прошло, проснулись, три раза ха-ха, просто именно в этот момент Штаты почувствовали, что «выиграли эту игру». Прошли до конца, и теперь уже никто и никогда не сможет бросить им вызов. Как показывает история — очень опасное заблуждение. — И все же? Если нужно действительно обезопасить вывод средств? — Есть такие, — кивнул Кручина. Обсудили с управляющим делами ЦК — для этого правда пришлось пригласить руководителя Американского отдела — финансирование коммунистических партий за границей. В части американской коммунистической парии, и тут мне пришлось выдержать настоящий бой, я даже заподозрил, что находящиеся передо мной товарищи банальнейшим образом сидят на откатах. Чем еще можно объяснить такое желание отправлять достаточно приличные суммы за границу, при полной очевидной бесполезности этого дела. Американская коммунистическая партия мало того, что была абсолютно бесполезной в политическом плане, ни на что не влияла и фактически не участвовала в общественной жизни страны, так еще и состояла из информаторов ФБР и других спецслужб чуть больше чем полностью. — Так, товарищи, это не предмет обсуждения. Отдавать деньги врагам без всякой пользы мы не будем. Чуть позже, думаю недели через две, соберемся повторно и обсудим уходящие по внешним каналам «дотации» по-отдельности. Однако сразу выскажу свою мысль, поддерживать будем только тех, от которых есть реальная польза. Польза не в идеологическом смысле, а в политическом, в противном случае валюту мы всегда можем потратить на пользу собственным гражданам! — Судя по кислым рожам причастных сидеть на потоке слабоотслеживаемых денег им нравилось, я сделал пометку в голове перепроверить этих товарищей на предмет лояльности. — Сейчас, все, прошу прощения, через полчаса нужно быть на церемонии прощания. Все могут быть свободны. На самом деле тратить высвободившиеся средства на закупку условных джинс или иного «ширпотреба» для населения я конечно же не собирался. Зато подтолкнуть западников по той дорожке, по которой они и сами пошли в известной мне истории — милое дело. Поэтому была у меня мысль хорошенько вложиться в пропаганду охраны природы, экологичности со всей сопутствующей «зеленой энергетикой» и декарбонизацией. Пускай европейцы строят ветряки вместо АЭС, а потом посмотрим, куда на фоне подорожавшей электроэнергии поедут их производства. В Китай или в Союз, уверен мы сможем найти аргументы, почему СССР в этой гонке должен выглядеть более привлекательным. Ну и конечно дополнительная радость тут заключалась в том, что от «дубовых коммунистов» такого поворота никто не будет ждать. Ну то есть противодействие пропаганде левых идей в Европе уже за 50 лет прекрасно отработано, сколько денег ни вкладывай, все равно тебе не позволят привести к власти коммунистов, а если и позволят — вон во Франции президент избрался от «Социалистической партии» и что, никому-то от этого легче не стало — то нам они все равно союзниками не будут. А вот зайти через боковой вход, такого никто от нас не ожидает. Да и контрпропаганду идеям охраны природы придумать сложнее, дело это на первый взгляд аполитичное и сугубо прикладное. Опять же отсыпать немного дензнаков организациям антиядерной направленности будет не ошибкой ну и вообще разобраться, кто там может стать для нас «полезным идиотом». Так что мы немного профинансируем это направление и посмотрим. А там, глядишь, и местные лоббисты подъедут в желании уже внутренние бюджеты пилить. Посмотрим, к чему это их приведет лет через двадцать, посмотрим и поаплодируем. Глава 4 Похороны, дела международные 13 марта 1985 года; Москва, СССР МОСКОВСКИЕ НОВОСТИ: Прощание с верным сыном партии 13 марта 1985 года советский народ простился с Генеральным секретарём ЦК КПСС Константином Устиновичем Черненко. Траурный митинг на Красной площади собрал представителей партии, правительства, трудящихся и зарубежных делегаций. В церемонии приняли участие руководители социалистических стран, а также вице-президент США Джордж Буш, премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер и другие гости. Выступавшие подчеркивали вклад Черненко в укрепление мира и социализма. Его прах был захоронен у Кремлёвской стены. Память о товарище Черненко, преданном делу Ленина, навсегда останется в сердцах советских людей. Похороны — это всегда штука не очень веселая. Даже если в данном случае «виновник торжества» — давно болеющий старик, к которому, если честно, у меня не было никаких положительных эмоций. Помер и помер, мне кажется, что многие пришедшие на прощение с Константином Устиновичем скорее ощущали некое облегчение, оттого что очередной «кремлевский старец» ушел в мир иной, и на его место наконец выбрали молодого. То есть меня. По Москве гулял еще совершенно по-зимнему прохладный ветер, однако в воздухе уже отчетливо пахло весной, весной и переменами. Впрочем, и тут были интересные моменты. К гробу Черненко — хоронили бывшего генсека, что характерно в закрытом гробу, заставив все пространство траурными венками так, что даже самого предмета прощания было просто не видно — подходили «по рангам». Местничество натуральное, а казалось бы. Сначала члены Политбюро — я, Соломенцев, Громыко, Щербицкий, Алиев и все остальные. Мы встали в «почетном карауле» у тела, потом мимо начали проходить остальные. Кандидаты в Политбюро, секретари ЦК, члены ревизионной комиссии. Потом всякие армейцы, ученые и прочая «допущенная» элита СССР. Ради справедливости многие из этих людей действительно внесли огромный вклад в развитие страны, однако пафосность происходящего постоянно наводила мне на лицо ехидную улыбку. Приходилось сдерживать себя, все время пощипывая себе левую ладонь, улыбка нового генсека однозначно была бы тут не уместна. — Соболезную, — произнеся дежурные слова сидевшей тут же в первом ряду вдове я отошел в сторону давая возможность произнести положенное и остальным. В целом событие не стоило бы отдельного упоминания — все эти венки, гроб в Доме Союзов, почетный караул, захоронение у Кремлевской стены, это все было ужа практически привычным антуражем — если бы не приезд множества лидеров иностранных государств. Как дружественных, так и представителей «потенциального противника». Впрочем, я особо лезть во внешнюю политику не стремился, гостями больше занимался Громыко и его первый заместитель Мальцев Виктор Федорович, которого я собирался повысить непосредственно до министра после ухода с поста Андрея Андреевича на Верховный Совет. В смысле на должность главы Президиума Верховного Совета, а не на «совет к всевышнему». Это, кстати, вызвало небольшой переполох в Политбюро и в моей команде. Прорезался Шеварнадзе, которому был обещан — для этого пришлось нырнуть в память и обнаружить, что такая договоренность действительно была — пост главы МИДа. Вот только ставить грузина на внешнюю политику я не собирался — он даже по-русски говорил плохо, на английском не говорил вообще, какой из него, нахрен, министр иностранных дел — и решил пойти самым простым путем. Поставить на номенклатурный пост кадрового дипломата, который больше двадцати лет отирался сначала по посольским должностям, а потом был замом у «мистера Нет». Глядишь, и не станет Мальцев сдавать все подряд интересы страны. За взятку или просто по глупости врожденной. Проблема была еще в том, что я в отличии от оригинального Горби хорошо знал английский — и немного — испанский, хоть это в данном случае и не принципиально, — поэтому для общения с той же Тетчер мне совсем не нужны были переводчики. А еще год назад — были нужны, подозрительно. С другой стороны — кто мне что может предъявить? Я бы посмотрел на того, кто бы сказал, что генсек — иностранный шпион. Или что оригинального Горбачева подменили двойником — бред же, про версию с подменой личности тут тоже очевидно никто даже не подумает. Поэтому в итоге решил не париться, а сделать вид, что я будто сам учил язык по самоучителю и просто достиг в этом определенных успехов. В итоге вся церемония заняла большую часть дня. После того как гроб с Черненко опустили в землю у Кремлевской стены — как и другие генсеки Константин Устинович удостоился чести иметь полноценную могилу, а не быть замурованным в Кремлевский колумбарий, можно сказать, что даже после смерти тут действовала цветовая дифференциация штанов — мы все дружно направились обратно в святая-святых советской власти, где у нас была запланирована встреча с представителями «дружественных» правительств. Встречи с остальными, включая Тетчер, Буша и Миттерана предполагалось перенести уже на следующий день, пока же нужно было разобраться с товарищами. Большая часть из которых нам, если честно была совсем не товарищами. Я смотрел на разбившихся на группки и общающихся между собой восточно-европейских лидеров — на фоне остальных одетых в костюме выделялся Ярузельский в своем генеральском кителе, — и думал, как бы мне хотелось их всех придушить. Рубануть шашкой, разрубить этот гордиев узел, ввести вместо национальных правительств оккупационные администрации, а всех недовольных — на Колыму, вот красота была бы. Мыслями своими я, конечно, же ни с кем не делился — не поймут-с, провинция. Если же говорить серьезно, то именно СЭВ была главной нашей внешнеполитической проблемой, и я банально не представлял, как с ней разбираться. ПНР — там бесконечная буча, столкновение между властями и «прозападной» оппозицией, плюс церковь католическая откровенно шатает коммунистические скрепы. А еще долги, долги, долги. Паны жить по средствам не хотят, берут кредиты, а отдавать — нечем. Кто виноват? Известно кто — русские, у поляков русские всегда виноваты. ГДР — почти тоже самое. Страна на пороге дефолта и никакого просветления не заметно. СРР — там Чаушеску и это практически диагноз. Причем к самому Николае больших претензий нет — хоть и он мутит потихоньку воду, но это дело такое, можно сказать привычное — но вот его жена… Народ ее ненавидит, а еще существует проблема армии, в отличии от других «социалистических» стран тут армейцы не стеснялись играть свою отдельную игру. Именно армия в итоге стала тем фактором — ну кроме того, что в 1989 году весь советский блок уже был в процессе развала — который сыграл против Чаушеску и привел к его смерти. Проще всего было с Болгарами и Чехословаками. Первые ни на что не влияли, и ни на что особо не претендовали, вторые умудрились не допустить развала собственной экономики и более-менее жили по средствам. Но, с другой стороны, чехи нам еще 1968 год не простили и как преодолеть этот барьер тоже было не до конца ясно. — Товарищи, — сначала у нас была запланирована общая встреча, потом предполагалось, что члены Политбюро пообщаются с гостями в более узком формате. — Не смотря на траурный повод нашей встречи, жизнь продолжается. И накопленные ранее проблемы нужно как-то решать, я думаю, ни у кого нет возражений, что главные наши проблемы в пределах СЭВ лежат в экономической плоскости. Тем не менее хочу сразу объяснить новую политику СССР — наша страна больше не будет поддерживать союзников бесплатными деньгами. Это исключено, любой рубль, так или иначе вложенный в экономики стран СЭВ — это рубль, отнятый у нашего населения, данная политика была признана порочной и будет прекращена в самые сжатые сроки. — Но как же, — попытался что-то вставить Ярузельский, но я его перебил. (Войцех Ярузельский) — Вот так, товарищи. И в связи с данным решением будут пересмотрены в том числе и принципы ценообразования при торговле между нашими странами. Не хочу углубляться в детали, но там имеются весьма неприятные для Советского Союза перекосы… Перекосы, мать их, ага. Именно так это и называется. Когда мы продаем им нефть и газ по цене в 10% от рыночной, которая даже не покрывает себестоимость ее добычи и транспортировки, а потом наши союзники перепродают ее на запад по рыночным котировкам, складывая конвертируемые дензнаки себе в карман. При этом в обратную сторону — в СССР то есть — товары из стран СЭВ идут с искусственной наценкой. Мы фактически спонсировали наших союзников, подобная «торговля», если данное слово вообще применимо к подобным операциям, на порядка 40 миллиардов долларов в год. Плюс-минус десятка, потому что точного учета — тем более при использовании весьма эфемерного «переводного рубля» — в этой сфере фактически не было. И это, блин, при всем внешнем государственном долге СССР в 30 миллиардов долларов. Нахрена нам, спрашивается, такие дорогие товарищи? В прямом смысле «дорогие». Я оглядел лица собравшихся, хуже всего, наверное, воспринял мои слова Ярузельский. Поляк понимал, что во многом именно к нему они обращены. За первую половину 1980-х только прямые «кредиты», субсидии и субвенции — помимо тех самых перекосов в ценах на товары — составили около 3-х миллиардов долларов. Как у нашей страны получается, что любые «союзники» тут же садятся на шею и начинают тянуть из нас деньги — не понятно. Тут нужно брать пример у США, американцы на каждый подаренный доллар выбивают из партнера три. Почему мы так не можем — взять ту же Польшу, что мешает не давать деньги просто так, а забирать у них ликвидное имущество. Вон поляки нам корабли строят и самолеты — те же Ан-2 до сих пор у них сотнями штук клепают — вот бы и забрали верфь или авиазавод в собственность. Или порт какой-нибудь. Или вообще — кусок территории пусть уступят, можно вспомнить, что Белосток уже был частью СССР перед войной, что мешает повторить? — Вы нас пригласили чтобы рассказать об упразднении Совета Экономической Взаимопомощи? Он существовал с 1950-го года и закончился на второй день после избрания товарища Горбачева генеральным секретарем ЦК КПСС? — Это Хоннекер проклюнулся. Еще один персонаж, которого хорошо было бы убрать. Та еще сволочь, которая всадит нож в спину и не почешется, — и никакие поцелуи с Брежневым не помогут, — не знает, что, если ГДР падет, его свои же попытаются посадить, тем более, есть за что. Нужно будет обсудить с Громыко варианты замены на кого-то более адекватного, если такие там вообще есть. — Я пригласил вас, чтобы напомнить: СЭВ предполагает ВЗАИМОпомощь, а не только помощь Советского Союза всем остальным, — глава ГДР не стал обострять и отвел взгляд. Я же продолжил мысль, — пока все что я озвучиваю — это лишь рамочные предложения. На подумать, прошу отнестись к этому именно так. Во-первых, есть идея открыть границы внутри СЭВ. Кто-то может мне объяснить, почему гражданину СССР для поездки в Польшу или Болгарию нужно получать въездную визу, хотя оба государства идут по социалистическому пути развития? Свободное перемещение внутри нашего блока поможет ускорить перемещение товаров внутри объединения, сделает его более справедливым. Ну и снимет часть недовольства населения, отвлечет его на другие дела. Не нравится жить в СССР — попробуй поехать в Польшу, хлебни мастного местечкового национализма, посмотрим, что потом скажешь. Это же только для тех, кто никогда за границей не был, та сторона видится «раем обетованным». Даже капиталистические страны в эти годы переживали не самые лучшие времена, так и не выбравшись из структурного кризиса начавшегося в 1970-х. В моей истории только развал СССР и разграбление богатейших территорий с полумиллиардом платежеспособного населения — плюс подключение Китая, конечно — подарило западникам полтора десятилетия «золотого века». Обратно в кризис они начали скатываться только в 2008 году… — Не уверен, что это хорошая идея… — В опустившейся на зал для совещаний тишине было слышно, как в головах собравшихся щелкают шестеренки. Нужно понимать, что в ГДР со снабжением было куда лучше, чем в Польше, а в ПНР, даже не смотря на постоянные забастовки и прочую нестабильность, лучше, чем в СССР. То есть открытие границы грозили некоторым странам набегом покупателей, которые сметут с полок товары, не оставив ничего собственному населению. Потенциально это могло привести к серьезным последствиям, именно поэтому все тот же Хоннекер первыми и отреагировал на мое предложение в резко отрицательном ключе. — Давайте я все же закончу излагать свои мысли, — никакого желания вести тонкую дипломатию с этими «союзничками» у меня не имелось. Сами ни на что не способны, еще и Союз на дно за собой тащат, пришел бы ко мне кто-нибудь из американцев с предложением их продать, продал бы не задумываясь. Так ведь никто хорошей цены не даст, а жаль. — Вторым пунктом, я хочу предложить более тесную кооперацию на низовом уровне с возможностью открывать предприятия на территории других стран. Опять же не вижу в этом никаких идеологических препятствий, нужно только законодательную базу подготовить. Я бы вот с большим удовольствием пригласил наших чешских товарищей открыть в СССР пару пивных заводов. С законодательной базой у нас все было сложно. Поскольку в СССР не было нормальной налоговой системы — в отличии кстати от других «социалистических» стран — как интегрировать чужие предприятия в союзную систему было решительно не ясно. Впрочем, необходимость создания нормальной налоговой службы, введения НДФЛ и налога на прибыль предприятий мне опять же была в целом очевидна, поэтому с данной проблемой я собирался разбираться в «рабочем порядке». В целом встреча прошла нервно. Гости поняли, что новая метла теперь будет мести по-новому — Брежневская эпоха с поцелуями в губы безвозвратно уходила в прошлое, — и многим это очевидно не понравилось. Все по Макиавелли — приход нового правителя должен быть максимально жестким, это время расправ над неугодными и потенциальными конкурентами, время действий, которые простят новичку, но совершенно непоймут от человека, занимающего «трон» продолжительное время. Короче говоря, сначала пускаем в ход кнут, а уж потом, после показательной порки достаем пряник. Впрочем, с последним имелись определённые проблемы, не было у меня пока пряников — только второй кнут, это естественно «дорогим гостям» не понравилось. Настолько, что пошли откровенные намеки на то, что СССР в своем желании «нажиться» на союзниках по социалистическому лагерю якобы уподобляется капиталистам. Это если что Кадар — хоть нужно признать весьма аккуратно и завуалировано — высказал такую мысль. Вот уж бы кто молчал, венгры смотрели на запад чуть ли не больше всех из наших сателлитов и не стеснялись кооперироваться с капиталистами там, где было им выгодно. Кстати, пример мадьяров был во многом интересен мне в качестве образца и в некотором смысле предмета подражания. В отличии от СССР Кадар проводил последовательную политику на расширение частного сектора — вот уж неожиданность для соц страны так неожиданность, кто бы мог подумать — и там даже существовали кое-какие льготы для частных предприятий торговли и общепита. Доля частников в экономике государства всего за десять лет подобной политики выросла с 3% до 15%, в стране насчитывалось порядка 20000 частных магазинов и около 5000 частных кафе и ресторанов. Не то чтобы тут имелось что-то плохое, но вот именно от венгров слышать обвинения в отходе от коммунистических принципов было, мягко говоря, странно. А вот Чаушеску, — это тоже отдельный анекдот, — буквально тут же попытался договориться о личной встрече с явным намерением выторговать для себя отдельные привилегии. И этим только еще сильнее убедил меня в том, что советская внешняя политика на данном фронте является провальной «от» и «до». Тот самый случай, когда хвост виляет собакой, и что самое плохое, как я понимал, никаких запасных планов на случай необходимости смещения вкрай оборзевших «друзей» у нас просто не имелось. Заведовавший этим направлением — в СССР сложилась странная и порочная на мой дилетантский взгляд практика разделения обязанностей, МИД занимался связями с капиталистическими странами и не лез в отношения с социалистическими, — Международный отдел ЦК, то есть не профессиональные дипломаты, а кондовые партаппаратчики занимались чем угодно, но не выстраиванием отношений. Эти Авгиевы конюшни требовали отдельной чистки, но, честно говоря, я даже не представлял с какой стороны нужно подходить к этой куче дерьма. А то тронешь что-нибудь неосторожно, запустишь лавину, она тебя в этих нечистотах и похоронит. Однако были и хорошие новости. Эту ночь я наконец смог провести в собственной постели, а не на кушетке в Кремле. Успел даже поужинать и даже немного — полчасика исключительно чтобы мозги проветрить и сориентироваться на местности — погулять по окружающему дом Горби лесопарку. Несмотря на то, что календарь показывал приход весны, термометр с этим был явно не согласен. Температура держалась в стабильном минусе, лишь днем осторожно подбираясь к нулю, под вечер же вновь похолодало до минус четырех, вызывая откуда-то из глубины сознания старую поговорку: «пришел марток, надевай семь порток». А самое противное, что и следующий день обещал быть таким же напряженным, там еще с Тетчер встречаться и с Миттераном. Но и это не самое противное, ведь был еще Пакистан. — Чертов Уль-Хак, — пробормотал я в темноту зимнего леса и повернул обратно в сторону дома. Часы уже подбирались к 12 пора на боковую. Глава 5 Ракеты и уль-Хак 14 марта 1985 года; Москва, СССР "ПРАВДА: Шаги к миру и сотрудничеству В дни прощания с К. У. Черненко новый Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачёв провёл встречи с зарубежными лидерами, включая вице-президента США Дж. Буша, премьер-министра Великобритании М. Тэтчер, премьер-министра Японии Я. Накасоне, канцлера ФРГ Г. Коля. Обсуждались вопросы снижения международной напряжённости и укрепления доверия. Советская сторона подтвердила приверженность мирному сосуществованию и готовность к диалогу. Эти переговоры стали важным шагом к укреплению глобальной безопасности и сотрудничества между странами. Эти дни пролетели перед глазами стремительным калейдоскопом, сначала похороны, потом многочисленные встречи с иностранными гостями. Голова буквально гудела от множества лиц, бесконечных разговоров и мероприятий, начинавшихся рано утром и заканчивающихся поздно вечером. На сон с трудом удавалось выделить шесть-семь часов и все вновь начиналось по-новому. 14 числа у нас была запланирована, наверное, самая важная — здесь и сейчас, а не вообще — встреча с гостем из Исламабада. Лично я пакистанца бы скорее пристрелил, чем садился с ним за стол переговоров. Во-первых, он был руководителем страны, которая фактически в открытую воевала против Советской Армии в Афганистане. Во-вторых, сам Зия уль-Хак был редкостной сволочью и военным преступником, по которому давно плакала виселица. Совсем не тот человек, с которым хочется приятно провести время за беседой. (Зия уль-Хак) Впрочем, сначала стоит упомянуть состоявшийся еще вечером предыдущего дня наш разговор с Громыко, в котором мы вчерне согласовали наши позиции по самым актуальным позициям в отношении наших западных «потенциальных противников». Попробуй в эти времена назови штатовцев или британцев «партнёрами» — свои не поймут, какие они нам партнеры, мать их за ногу? — Что по ракетам будем делать? Вновь поднимать этот вопрос с Тэтчер и Бушем? Будем пытаться и дальше наставить на пакетном рассмотрении вопроса? И тут, наверное, нужно сделать отступление и рассказать об этой эпопее, закончившейся в нашей истории первым «шагом навстречу» западу, по дорожке приведшей к полной сдаче государственных интересов СССР и развалу сначала восточного блока, а потом в всей страны. Загвоздка была в тех самых ракетах средней дальности. В 1980 году на вооружение РВСН начали поступать новейшие «Пионеры», способные «закрыть» всю Европу вплоть до баз НАТО на Азорских островах. В ответ на появление нового оружия Рейган одобрил размещение ракет «Першинг» в Европе, ну а СССР начал расставлять на передовых рубежах ракеты оперативно-тактические ракеты «Ока» — такой себе предок «Искандера» — которые теоретически позволяли нанести первый упреждающий удар по передовым базам размещения ядерного оружия НАТО для выведения из строя большей части пусковых средств. Короче говоря, обстановка потихоньку накалялась. Американцы для разрядки ситуации предложили нулевой вариант — они убирают из Европы «Першинги», а СССР уничтожает «Пионеры». Естественно наше руководство это не устроило — менять уничтожение новейших ракет на «ничего» никто не хотел — в ответ было высказано два предложения. Первое: СССР тоже выводит из Европы «Пионеры» и не размещает их восточнее Урала, но там уже в свою очередь напряглись Корейцы и Японцы, понимающие в какую сторону могут быть повернуты эти пусковые. Второй вариант — «Абсолютный ноль» — все выводят все ядерное оружие из Европы и ликвидируют пусковые установки. Это западникам тоже не понравилось, поскольку в обычных вооружениях страны Варшавского договора превосходили НАТО. В моей истории приход Горбачева к власти стал переломным моментом. Сложно сказать, купили ли советского генсека там или он просто оказался слаб коленками, а может все сложнее, и советские элиты банально устали сорок лет жить под ядерным прицелом и посчитали, что проще сдаться, но Горби тут же начал двигаться по позиции, сначала запретив наращивать дальше арсеналы на западных границах, а потом просто согласившись на условия амеров. Новейшая ракета «Пионер» была уничтожена, а мы за это ничего не получили фактически. Лишь красивые слова о сохранении мира и «похлопывание по плечу». Возможно, генсек действительно боялся начала третьей мировой и считал, что лучше немного сдать назад, чем сгореть в ядерном огне. Возможно. Вот только из опыта будущего мне было, во-первых, известно, к чему приведет эта кривая дорожка, а во-вторых, я был уверен на 95% что ядерная война не начнется. Если уж американцы в гораздо более выигрышной для себя ситуации до последнего боялись русской красной кнопки, то тут совершать коллективное самоубийство точно не станут. А значит, позицию нужно занимать жесткую, и не идти ни на малейшие уступки. Как там в анекдоте было: «и пускай у него голова болит». Именно эту позицию я Громыко и постарался донести в меру собственного красноречия. — Не двигаемся. Занимаем максимально жесткую позицию, никаких уступок. Или вывод вообще всего ядерного оружия из Европы или ничего. Посмотрим, у кого нервы крепче, — я нахмурился и припечатал кулак правой руки по ладони левой, что вызвало явное удивление у нашего главы МИД. Хоть Громыко и называли на западе «Мистер 'Нет», на самом деле прозвище это было, как по мне, излишне комплементарным, Андрей Андреевич местами был излишне склонен искать компромиссы, а тут еще и возраст видимо начал сказываться, не чувствовал я в нем нужной твердости. Так что даже хорошо, что он уходит «на повышение» на формально высшую, но при этом по большей части декоративную должность главы Верховного Совета СССР. На посту Министра Иностранных дел мне нужен человек покрепче. — Но как же, Михаил Сергеевич. Договаривались же продолжить переговоры. А как же планы по сокращению трат на оборонку? — Траты сокращать будем, но риторику продолжим самую жесткую. Пускай штатовцы нервничают, тратятся на самолетики и танчики, клепают ракеты и корабли, у них бюджет тоже не безразмерный. Ну а в то, что они решат поиграть в Третью Мировую, я не верю. — Но… Это ведь приведет к перекосу в сложившемся балансе сил… — Андрей Андреевич. То, что происходит между США и СССР называют «холодной войной», вот вы дипломат с полувековым стажем, скажите мне дилетанту, как американцы видят завершение этой войны. Какие варианты они рассматривают? — Ну… — Громыко явно был не готов к подобному разговору. — А я вам скажу. Только один вариант — победа и разрушение коммунистического блока, а лучше и уничтожение самого СССР. Все истории с разрядкой и прочими улучшениями отношений — исключительно тактические приёмы. Спроси любого американского политика — никто из них не станет рассуждать о «конвергенции» систем, о сближении взглядов, мирном сосуществовании и эволюции общества. У них в руках пистолет, и они готовы его применить в любой момент, если представится возможность. Они будут воевать с нами до конца, не на военном поле боя, где победителей в случае начала обмена ударами просто не будет, а на экономическом, социальном и идеологическом, — я понял, что начинаю заводиться, остановился и сделал несколько вдохов-выдохов. — А мы сиськи мнем все время, пытаясь придумать, как лишний раз отношения с ними не испортить. — Но ядерная война, она никому не нужна… — Никакой ядерной войны. Для американцев она не приемлема просто потому, что администрация допустившая гибель ста миллионов своих соотечественников не имеет шансов на следующих выборах. Ни больше не меньше, — Громыко на этот аргумент явственно хмыкнул, но возражать не стал. Вообще у нас в стране в высших эшелонах власти и особенно в среде дипломатического корпуса сложилась какая-то странная и не понятная для человека из будущего ситуация с недооценкой внутренних процессов в США в связи с влиянием их на внешнюю политику лидера капиталистического мира. Очевидно, бытие определят сознание, против этого тезиса вообще сложно оппонировать, и дипломаты из СССР невольно примеряли на визави свои понятия о том, что важно и что — нет. У нас, как бы странно это не звучало, внешняя политика всегда имела приоритет над внутренней. Главное было определить направление государственного корабля по мировому океану, а уж средства для этого движения внутри себя всегда можно было изыскать. Это, кстати, само по себе являлось с моей точки зрения громадной проблемой, одной из тех, которые привели к крушению Союза. Так вот в США все было иначе. Главное — это политика внутренняя. Четырехлетний электоральный цикл — это святая корова, альфа и омега, которой была подчинена и политика внешняя. С коммунистами можно ссориться или мириться, можно осваивать новые рынки, начинать или заканчивать войны, но одним глазом политик из Вашингтона всегда присматривал за собственными рейтингами и за реакцией электората на те или иные телодвижения. И опять же в после выборов политик мог позволить себе гораздо больше, чем перед выборами. «Сильнее нас конец квартала», — переводя на русский бюрократический. — Выборы только-только прошли, Рейган победил более чем уверенно, он имеет возможность сейчас не слишком обращать внимания на рейтинги. — Без сомнения, однако это не значит, что жизнь заканчивается сегодня. Рейганы приходят и уходят, а СССР и противостояние с капиталистами остается. В такой ситуации любые предложение по уступкам в пользу Вашингтона я буду рассматривать исключительно как попытку предательства. Это как, уж простите за такую аналогию, американцы выходят на перестрелку с желанием нас застрелить, а мы берем холостые патроны… А чтобы «чего не вышло». Я не призываю к мировой революции сейчас, но мне кажется, что в отношениях с западниками внешняя политика СССР страдает недостаточной жесткостью. Так что никаких односторонних уступок. — Я вас услышал, Михаил Сергеевич, — В голосе Громыко послышались ворчливые нотки, «Мистеру 'Нет» явно мое вмешательство во внешнюю политику не понравилось. С другой стороны, отнюдь не нынешний глава МИДа был драйвером тех злополучных уступок конца восьмидесятых, показавших всем слабость Союза. Там связка Горби и Эдика поработала, и уж точно в этой истории внешней политикой будут заведовать принципиально другие люди. — И еще один аргумент. Даже если договариваться о чем-то, то точно не с администрацией Рейгана. Он же упоротый ястреб, получается ведь шизофрения чистейшая, мы, идя ему на уступки, льем воду на мельницу партии, которая настроена по отношению к СССР более негативно. Рейган любое соглашение о разоружении с нами выдаст за свою победу, и это даст ему лишние проценты на выборах, для нас это выстрел себе в ногу. — Рейган уже не сможет баллотироваться на следующих выборах — ограничение по второму сроку, — поправил меня Громыко. — Да, но, во-первых, Буш не лучше. Он бывший глава ЦРУ, не нужно даже больших знаний вашингтонского болота, чтобы понимать, чьи интересы он будет представлять. А во-вторых, еще есть метеормы в следующем году. Если на них победят демократы, а они должны победить чисто статистически, — эмпирически было определено, что партия, взявшая пост президента в США, на следующих промежутках теряет места в Конгрессе, так что тут все было на стороне демократов, ну и у меня имелась пара идей, как усложнить жизнь Вашингтону. Конечно, середина 1980-х — это не двадцатые годы 21 века, такого раскола идеологического и культурного в этой Америке пока нет, но в любом случае без большинства конгрессе президенту в США сложно совершать резкие движения. С другой стороны, тому же Бушу это совсем не помешало в 1991 году Ирак атаковать, так что и переоценивать данный фактор тоже не стоит, — жить нам будет чуть-чуть легче. — Так что вопрос с разоружением и снижением напряженности снимаем с повестки дня полностью? — Попробуйте предложить вот такой вариант, — я быстро прикинул все «за» и «против» и выдал Громыко идею, — сокращаем не ракеты, а боеголовки, причем на паритетных условиях. Пусть у нас будет столько же зарядов, сколько у США, Британии и Франции вместе. А освободившийся плутоний пустим в переработку, это все же более разумно чем просто ракеты, в которые были вложены десятки и сотни миллионов рублей народных средств резать на металл. Предложите американцам перерабатывать их плутоний по давальческой схеме, я бы на это пошел вообще забесплатно. Идея повторения в том или ином виде соглашения «ВОУ-НОУ», убившего американскую промышленность по обогащению урана и давшее России двадцать лет преимущества в ядерных технологиях, мне виделась очень и очень привлекательной. Вот только как бы это так сделать, чтобы и себя без штанов не оставить… И вот сейчас перед самой встречей с пакистанцем Громыко мне коротко обсказал результаты обмена мнениями с Бушем и Тетчер. «Великолепная двойка» явно не ожидала резкого изменения тона в переговорах по ракетам, и наоборот приход Горби совершенно точно на западе связывали с возможным смягчением позиции. Полный отказ главы советского МИДа обсуждать вывод ракет из Европы за пределами варианта «полного нуля», сильно удивил наших гостей. Видимо там на западе аналитические службы работают получше наших, в Лондоне и Вашингтоне, даже при всей закрытости советской внутренней кухни неплохо представляли, кто такой Горби, и возможности, открывающиеся с его приходом к власти. Тут я им, конечно, планы то пообломаю. От осознания того, что история прямо вот так чуть ли не с первых дней моего пребывания начинает сворачивать с накатанной колеи, на душе сразу становилось тепло. — А насчет сокращения зарядов в Буш и Тетчер обещали подумать, но на первый взгляд отнеслись они к этой идее без восторга. — Ну и хер с ними, нужно будет в западную прессу наши предложения слить по сокращению арсеналов, попробуем перетянуть на себя образ миротворцев, — двери переговорной открыли перед нами, и мы вошли в комнату, посреди которой располагался большой белый прямоугольный стол. На противоположной стороне от нас уже сидел пакистанец — с парой помощников, — лениво поднявшийся при нашем появлении. Неприязнь-неприязнью, а дипломатический этикет — дипломатическим этикетом. Удивительно, но в эти времена даже такой бандит как Уль-Хак понимал такие вещи. Невысокий, нос крючком, усики какие-то странные под носом. Красивым пакистанца назвать можно было только с большой натяжкой. Мы пожали другу другу руки, рукопожатие наш визави продемонстрировал крепкое, да и вообще руки уль-Хака не отличались нежностью. И мозоль характерная между большим и указательным пальцем намекала на то, что с оружием данный персонаж «на ты». — «И костюм у него по приличнее чем мой будет, как бы это не обидно было», — гардероб у Горби был не слишком обширный и заполнен в основном пошитыми по советской моде пиджаками. Тут в таких ходила большая часть высшей номенклатуры, но я бы предпочел что-то боле… Приталенное что ли. Надо будет спортом заняться и жрать поменьше, чтобы было к чему приталивать. А еще галстуки эти полосатые, от них за версту несло нафталином. В переносном смысле, конечно. Ну а дальше пошел достаточно тягомотный — с учетом работы переводчика — разговор о возможностях выхода из кризиса в Афганистане. Позиция паков была очевидна — убирайтесь прочь, а иначе мы так и будем поджигать вам пятки на саудовские и американские деньги. Просто и эффективно, тут спорить сложно. Основной прикол тут был в том, что Пакистанцы ничем фактически не рисковали и не особо даже вкладывались в войну. Финансирование шло из других источников, оружие тоже чужое использовалась, гибли пуштуны, которых вовсе никому жалко не было. Сдохли бы они все, в Исламабаде только выдохнули бы с облегчением. Здесь для понимания опять же стоило бы расписать приличных размеров лекцию о пуштунах и о том, как они оказались разделены между Афганистаном и Пакистаном, а также о том, как сложно контролировать такой народ из относительно цивилизованного Исламабада, но я не буду. Это скучно и не интересно, примерно так же скучно, как было мне сидеть за столом и выслушивать обмен вот этими сухими дипломатическими колкостями. — Скажите, господин президент, — без помощи переводчика на английском я обратился к пакистанцу. — А вы не боитесь, что однажды на ваш сраный Пешавар упадет ядерная ракета? А может и на Исламабад даже? И статус неядерной державы вас не защитит, о том, что вы уже наработали достаточное количество обогащенного урана в Кахуте для создания полноценного боеприпаса, нам известно. А скоро станет известно и в Дели, как думаете, что по этому поводу скажут индусы, мне кажется, там могут решить, что окончательное решение Кашмирского вопроса не стоит откладывать. Три войны вы Индии уже проиграли, с чего вы решили, что сможете выиграть четвертую? — Вы не ударите ядерной бомбой, вас не поймут, — повернулся ко мне Уль-Хак, попытавшись изобразить ехидную улыбку, впрочем, весь мой опыт жизни среди людей подсказывал, что озвученная угроза достигла цели. Читал я в прошлой жизни историю, что якобы реальный Горби на этих же переговорах действительно пообещал сбросить на Пешавар атомную бомбу, и что Зия уль-Хак ему тогда неиллюзорно поверил. Якобы у президента Пакистана от такой угрозы случилась натуральная истерика, и он чуть было не разорвал связи с Америкой. Штатовцам пришлось тогда залить немало дензнаков, чтобы успокоить пакистанца и его окружение. Ну а потом Горби показал свою настоящую сущность и вопрос вовсе перестал быть актуальным. Впрочем, может это и байка, на первый взгляд генерал уль-Хак выглядел весьма крепким в плане психики мужчиной, которого так просто не напугать. — Ну да, будут бойкотировать Олимпийские игры в Москве, ах простите, олимпиада уже прошла. Нефть не будут покупать возможно? А ездить будут на том газе, который в туалете напердят, — сидящий рядом Громыко явственно дернулся от такой риторики, но вот пакистанец и глазом не повел. Для генерала, большую часть жизни проведшего в казармах, а не во дворцах, крепкое слово не казалось чем-то исключительным. — А знаете, что еще мы можем сделать? Разделить Афганистан, на… Ну пусть Северный Афганистан и Пуштунистан. Таджиков и узбеков потом присоединим к Союзу, а пуштуны… Конечно же СССР будет всемерно поддерживать стремление гордого пуштунского народа к объединению в одной стране. В том числе деньгами и оружием, как вам такой план? Как думаете, есть разница вашим Пешаварским ублюдкам, от кого деньги брать, от нас или от американцев? — Члены Пешаварского комитета — достойные люди, которые борются за свободу своего народа, — машинально ответил глава Пакистана, явно сбитый с толку моим напором. — Ну да, такие как Рабанни. Или Хекматияр, — я сдержал себя, не став выкладывать на стол, все что знал об этих персонажах. Посмотрим, может пригодится еще эта информация. Да и не был уверен я, что читанные когда-то байки о том, что Рабанни якобы был большим любителем молоденьких мальчиков, имеют под собой реальную историю. Интернет — дело такое, пишут там всякое, но далеко не всему можно верить безоговорочно, лучше эти данные проверить, прежде чем использовать. — А вы знали, что всего через восемь лет будет ровно сто лет разделению пуштунских земель по линии Дюранда? Это произошло в 1893 году и договор тот имел как временное ограничение как раз на 99 дет. — Бред! — Кажется стул под пакистанцем начал подгорать, — не было там никаких ограничений. — Возможно, — я усмехнулся, и кажется от моей улыбки уль-Хак совсем сбледнул с лица. — Но попробуйте объяснить это неграмотным пуштунам. Ах какая красивая может быть история: бывший враг становится другом и помогает в отвоевании незаконно отторгнутых у народа пуштунов земель. Кстати — и это уже совершеннейшая историческая правда — в соответствии с письмом к англо-афганскому договору от 1921 года, любые пограничные споры в зоне племен должны решаться в пользу Афганистана. — Чего вы хотите? — Конечно вот так смутить генерала Зию уль-Хака, который расхлебал на своем веку не одну миску дерьма, было невозможно. Не институтка поди, чтобы в истерику впадать от угроз злых дяденек. С другой стороны СССР в эти времена являлся силой, с которой нужно было считаться. — Лагерь Бадабер в десяти километрах южнее Пешавара. Там содержатся пленные солдаты, не меньше десяти советских и сорока афганских пленных. Вернете их нам, будем считать, что с вами можно вести переговоры и о чем-то договариваться. Если нет, — то это будет последняя наша встреча, дальше мы будем разговаривать совсем иначе. Языком бомб и ракет, и вам это не понравится, — у пакистанца от моих слов отчетливо дернулась щека. — Ну и еще одно предложение, оно вам может понравиться. У нас открыты достаточно большие запасы природного газа на юге страны практически на границе с Ираном и Афганистаном, а в Пакистане постоянная нехватка энергоносителей, которая препятствует росту экономики. Если бы в Афганистане не было бы войны, можно было бы подумать о возможном строительстве магистрального газопровода. Там не столь большое расстояние — тысяча километров с небольшим. Это было бы выгодно и нам, и вам, и афганцам. Ну и так же можно было бы обсудить строительство в Пакистане атомной станции для устранения дефицита электроэнергии. На реакторах ВВЭР оружейный плутоний вы не наработаете, но ведь ядерная энергия она не только для военных целей может использоваться, но и для мирных. — Почему вы думаете, что нас это заинтересует? Мы совершенно точно не готовы менять свободу наших братьев на подачки неверных. — Прекрасно, в таком случае, я думаю, что дальнейшие переговоры не имеют смысла, — я сделал вид, что готов встать и уйти, однако сидящий рябом Громыко, все это время явственно охреневавший от моей манеры вести диалог и вообще от того, что я оказывается знаю английский на столь высоком уровне, тут же перехватил бразды беседы и перевел ее обратно в «тягомотное» русло. Оставшуюся часть встречи пакистанец общался с нашим главой дипломатии, но при этом то и дело бросал подозрительные взгляды в мою сторону. Было понятно, что смена подхода по афганской проблеме уль-Хака изрядно озадачила и обеспокоила. Деньги деньгами, американские миллионы пилить на противостоянии с Союзом — дело приятное, но вот получить себе на голову ядерный гостинец генералу точно не хотелось. Ну и конечно подозрительная осведомленность советского генсека тоже настораживала, если у них течет на таком уровне, то становится опасно поворачиваться спиной даже к самым близким соратникам. Это как минимум неприятно. Несмотря на то, что я после переговоров получил «втык» — очень мягко, дипломатично, но с очевиднейшим посылом о необходимости согласования подобных демаршей — от Громыко за то, что влез в переговоры, они в итоге, можно сказать, увенчались определенным успехом. Конечно, ждать того, что Пакистан резко переобуется, и полностью заблокирует помощь моджахедам было глупо, однако уль-Хак пошел на символическое действие, намекающее, что он в итоге готов договариваться. В конце марта пакистанцы передали советским военным на афганской границе полсотни военнослужащих армий Афганистана и СССР. Знаменитого в будущем восстания в лагере Бадабер тут не случилось. Глава 6 Разговор с Гришиным 18 марта 1985 года; Москва, СССР ИЗВЕСТИЯ: СССР приветствует нового президента Бразилии Советский Союз с искренней теплотой приветствует вступление в должность нового президента Федеративной Республики Бразилия Жозе Санрея. Это событие открывает новые возможности для укрепления дружественных отношений между нашими странами. СССР, верный принципам мирного сосуществования и международного сотрудничества, выражает готовность к развитию взаимовыгодных связей в области экономики, культуры и науки. Мы уверены, что бразильский народ под руководством нового президента добьётся значительных успехов в борьбе за социальный прогресс и мир. Советский Союз желает Жозе Санрею успехов в его ответственной работе на благо Бразилии и всего человечества. Все положенные по поводу похорон старого и избрания нового генсека церемонии закончились за неделю, и с понедельника я настраивался на то, чтобы уже полноценно впрягаться в работу на новой должности. Первое, однако, чем я решил заняться, были не экономические проблемы, а политические. Получить власть мало — сложнее ее удержать, тем более что в Политбюро-то у меня пока не имелось большинства, и теоретически снять меня могли очень просто. На практике такой свистопляски никто бы в стране и партии не понял, поэтому некоторый запас времени для сколачивания собственной команды у меня был. И начать я решил с попытки перетянуть на свою сторону Гришина. — А что примешь меня, Виктор Васильевич? — В горком на Старую площадь я приехал к десяти часам утра. Появление тут свежеизбранного генсека вызвало небольшой переполох, все же не часто руководители страны приезжают к подчинённым, чаще наоборот — вызывают к себе «на ковер». Тем не менее меня быстро провели в кабинет Гришина, где меня уже встретил сам «хозяин Москвы». — Не прогонишь? (Москва, Старая площадь 6) Кабинет члена Политбюро был примечательным местом. Размером с небольшую — но и не маленькую — спортивную площадку, посреди громадный стол буквой «Т», который по задумке должен использоваться для совещаний, при этом стульев вокруг него не наблюдалось. К ножке стола «снизу» приставлен еще один стол, за которым с двух сторон сидели референты первого и выполняли роль последнего защитного бастиона в борьбе за доступ к телу московского градоначальника. По слухам Гришин любил вызывать к себе провинившихся и спускать на них вот эту пару своих ручных бультерьеров. Сам же в разносах Виктор Васильевич почти никогда не участвовал, голос старался не повышать, но при необходимости рубил карьеры без всякого сожаления, не взирая на личные связи и былые заслуги. И это при том, что первому секретарю московского горкома в 1985 было уже семьдесят. Стальной старик. — Какая неожиданность, Михаил Сергеевич! — Мой визит явно выбил Гришина из привычной колеи. — Как же не принять, конечно. Первый секретарь встретил меня на пороге кабинета и предложил присесть за стол, сам при этом уместился не во главе, а, как бы подчеркивая свое положение — напротив. Работающие тут же помощники Гришина мгновенно испарились, скрывшись за дверью. — Обсудить нам с тобой, Виктор Васильевич, серьёзные вещи нужно, — когда традиционные расшаркивания были окончены, я почувствовал, что пора переходить к главному. Сам я при этом совсем не был уверен в своих действиях, все же не имелось у меня за плечами партийного стажа реципиента, понимание, что шагаю буквально по минному полю — неверный шаг вправо или влево и все — «привет лунатикам», — имелось абсолютное. — Пленум на носу, важные вопросы там будут подниматься в том числе и кадровые. По спине — хоть в кабинете Гришина было и не так жарко — предательски пробежала капелька пота. Нужно начать заниматься каким-то спортом, а то телу всего пятьдесят четыре, а физические кондиции ни к черту, благо Горби никогда курил и почти не употреблял алкоголь, так что тут все было на самом деле не так уж и плохо. Зря что ли он в моей истории до начала двадцатых прожил, можно надеяться, что активных лет двадцать-тридцать у меня есть. Если не пристрелят раньше, конечно. — Обсудить — это хорошо, всегда полезно, — очень аккуратно и обтекаемо согласился Гришин. При этом развивать дальше мысль не стал, предлагая мне начать предметный разговор первым. — Ты, Виктор Васильевич, не обижайся, у нас с тобой раньше имелись разногласия по важным вопросам, — я расстегнул пуговицу пиджака и откинул полы в стороны. Развернул ладони в «открытую позицию», — при этом ты мое выдвижение, на пост Генсека поддержал, а ведь мог выступить против. Не мог, конечно, просто потому, что не хватало «оппозиции» в момент голосования боевых единиц, не было даже смысла суетиться. — Ну как же, единство партии — это основополагающий принцип, наш, не побоюсь этого слова, базис… — Опять начал произносить положенные слова первый секретарь, кажется даже без участия сознания. Вот чего у местных партийцев не отнять, так это способности заболтать любую проблему до состояния нестояния. — Это да, — я «мягко» перебил Гришина, и продолжил свою мысль. — Но вы с Андреем Андреевичем же самые опытные товарищи в Политбюро, кто-то мог бы сказать, что мол негоже самого молодого на столь ответственный пост назначать. — Не все определяется возрастом, Михаил Сергеевич… — Все так же обтекаемо продолжал отвечать Гришин, который явно не понимал, что я от него хочу. — Или вот товарищ Романов. Ведь многие именно его считали самым вероятным приемником Константина Устиновича. Но думаю, что с ним вы бы точно не сработались бы, ленинградские обязательно захотели бы поставить на Москву собственного человека. Да и я сомневаюсь, что у меня получится с Григорием Васильевичем сработаться, этот его план опять же Ленинград-90. Слышали? — Гришин только неопределенно дернул плечом и поднял бровь. — О выделении из РСФСР северо-западного края и создании там новой союзной республики. Представляете, чем это для Российской Федерации обернется. На самом деле я никаких следов этого плана пока тут не нашел, впрочем, и времени на это было не много, об идее создания союзной республики с центром в Ленинграде я читал в будущем, и немного пообщавшись с Романовым уже тут склонен был признать, что это вполне могло быть правдой. Ну а даже если нет — пускай глава Ленинграда сам потом доказывает, что не верблюд, дело ему, можно сказать, привычное. — Представляю, — согласился Гришин, задумчиво оттарабанил пальцами по столешнице простенький ритм, и развил мысль, — это ударит по центральным регионам, придется еще сильнее урезать нормы снабжения. Люди будут недовольны. — Во-о-от! — Я поднял указательный палец вверх, — и тут я хочу, так сказать, заранее прояснить, сможем ли мы с тобой, дорогой Виктор Васильевич работать дальше? Не просто работать, а работать плодотворно, по-большевистски? Я опять же в отличии от товарища Романова умею признавать свои ошибки. Вот, например идея строительства литейного производства под Москвой — она порочна, теперь сам вижу. Правильно ты тогда ее зарезал. Или вот идея есть в качестве эксперимента объединить Москву и Московскую область под единым управлением. Столица у нас продолжает расползаться во все стороны, понимаешь, Виктор Васильевич, разумно будет подходить к обустройству территории комплексно, а то одни тянут в одну сторону, другие — в другую, кто от этого в выигрыше? Никто, а в проигрыше — все, люди в первую очередь, у которых, например, транспортная связанность между местом работы и домом страдает. Что думаешь? — Интересная идея, ее нужно будет обсудить с товарищами. Так чтобы и не обидеть никого, — Гришин постарался опять же ответить обтекаемо, но было видно, что наживку он заглотил, понравилась ему идея взять под руку еще и область, понравилась. — Понимаешь, Виктор Васильевич, — я почувствовал, что клиент настроен в правильную сторону и продолжил выкладывать на стол аргументы. Сначала фигурально выражаясь, а потом и совершенно прямо. — Страна требует реформ, не думаю, что для тебя будут секретом все наши проблемы. И дело ведь даже не только в том, что мы отстаем от запада в чем-то, а в том, что везде царит полная профанация и очковтирательство. Юрий Владимирович ведь правду говорил: «мы не знаем страны, в которой живем». Упоминание Андропова заставило Гришина едва заметно поморщиться, в какой-то момент времени при позднем Брежневе, и он сам примерял себя на должность наследника — впрочем, там целый полк был: Суслов, Щербицкий, черт знает, кто еще — и имя всесильного главы КГБ отнюдь не наполняло сердце первого секретаря радостью. С другой стороны и выказывать это откровенно он не мог, в эти времена партия была единым целым, высказать что-то против генсека, пусть даже умершего уже — немыслимое дело. — Ну уж ты не перегибай, Михаил Сергеевич, недочеты есть, конечно, и в торговле, и в жилищном строительстве. Но мы их решаем в рабочем порядке. Слова Гришина заставили поморщиться уже меня. Ох уж эти партийцы конца СССР, сил на них нет. И ладно бы они были все поголовно коррупционеры и гребли под себя, как их наследники в девяностые и потом. Ну то есть ты сидишь на должности, каждый день твой кошелек пополняется на десятки и сотни тысяч вечнозеленых мёртвых президентов, естественно, решать какие-то побочные задачи становится просто не интересно. Зачем, если и так хорошо? Но ведь нет. Тот же Гришин был кристальной честности и бескорыстности человек. Просидев на должности «хозяина Москвы» двадцать лет, не заработал ничего. Вообще ничего, в это сложно поверить, но умер Виктор Васильевич в самом начале девяностых в собесе. Пришел положенные ему пенсионные надбавки требовать, потому что жрать стало банально нечего. И умер в очереди от сердечного приступа. Интересно, можно ли себе представить Лужкова или Собянина или еще какого другого чиновника эпохи «независимой России» выбивающими себе из государственной машины какие-то соц. выплаты? Это же анекдот. И вот такие люди, сидящие на верхушке «пищевой пирамиды», совершенно спокойно смотрели на то, как у ее подножья буйным цветом расцветала коррупция, взяточничество и черный рынок. Как это сочеталось между собой — сие есть великая тайна, познать которую мне, видимо, не суждено. — А ты давно по магазинам ходил? На полках даже в Москве постоянно продуктов не хватает, очереди то тут, то там, торговля из заднего входа ведется повсеместно самым дефицитным товаром. И это в столице, знаешь анекдот-загадку? Длинное, зеленое, пахнет колбасой — электричка из Москвы. А если мы экскурсию устроим членам Политбюро куда-нибудь в Калинин или в Липецк, туда, где третья норма снабжения. Там же совсем пустые полки. Консервы продают, соль, сахар. И то последний если всерьез антиалкогольную компанию начать, вмиг исчезнет, на самогон все переведут. — Я Михаил Сергеевич, за Липецк не отвечаю. Не уполномочен, — было видно, что моя речь Гришина не сильно впечатлила. — А за торговые дела в Москве могу отчитаться при необходимости. Не мог и мы оба это знали. Во многом благодаря резонансному Елисеевскому делу Гришин и лишился даже теоретической возможности уместить свое седалище в самое главное кресло страны. Торговля вообще была той дурно пахнущей кучей, которую партийцы старались по возможности не замечать и не прикасаться. Убраться не уберешь, но весь измажешься совершенно точно. Отнюдь не повидлом. — Ты не ершись, Виктор Васильевич, проблема ведь гораздо глубже. Если бы вопрос стоял только в том, что кто-то там пиво не доливает, или сапоги, скажем, из-под полы продает, то было б не большим горем. Проблема во всей системе принятия решений, — тут я уже я вступал на тонкий лед. Если упоминать «отдельные недочеты» еще было можно, то говорить о системных проблемах, было совсем не принято. На уровнях пониже чем Политбюро это легко могло положить конец карьере. — Я вот тебе принес подарок. Узнаешь? Я наклонился и щёлкнув замком портфеля достал оттуда книгу. Положил ее на стол и подвинул Гришину. — «Избранные речи и статьи» Гришин В. В. — прочитал первый секретарь надпись на обложке. Это была его «собственная» книга, изданная в 1979 году после назначения его в Политбюро. Можно сказать, что подобная книга была штукой, положенной по должности. — Узнаю, зачем ты мне ее принес. — А я вот перед тем, как к тебе идти, подготовиться решил, — я натянул самую «искреннюю» из своих улыбок. — В библиотеку зашел районную. Книга вообще-то на руки обычно не отдается, только в читательском зале ее положено изучать. Но для Генерального Секретаря сделали исключение. — И? — Гришин все еще не понимал к чему я веду. — А ты открой форзац. Посмотри сколько человек брали твою книгу за эти шесть лет. Могу подсказать — ни одного. Чистый формуляр, девственный, можно сказать, меня первого туда вписали. — Это в качестве насмешки что ль? — Гришин нахмурил брови. — Да какая насмешка, Виктор Васильевич, тут не смеяться нужно — плакать. Или ты думаешь мои что ли «статьи» и «речи» читать кто-то там сильнее будет. Я не о том. Смотри, — я развернул книгу, открыл на последней странице и ткнул пальцем. — Политиздат, тираж сто тысяч экземпляров. Тебе сто тысяч как члену Политбюро. Был бы генеральным, напечатали бы двести, я уточнял, у товарища Андропова было столько. Смотри какая бумага — плотная, полиграфия качественная, по высшему сорту сделано. И вот отпечатали твоих сто тысяч, Романова — сто, Громыко — еще сто, моих двести. Развезли по библиотекам, положили на полку и все — через пятнадцать лет спишут по времени. Получается, что даже в таких мелочах — полнейшая бесхозяйственность. Вроде все при деле, а толку… Толку ноль целых ноль десятых, понимаешь? — Так ведь идеология, Михаил Сергеевич, — это же важнейшая сфера, ты не прав… — Какая идеология? Говорю же никто не читает! Никому это не нужно. Нет если бы формуляр был бы до корки заполнен, страницы потрепаны. Пометки, там на полях, я не знаю… Тогда — вопросов нет, идеология. А какая идеология в том, что книга просто лежит на полке без всякого толку. И ведь такой макулатуры выпускается ежегодно… Миллионы томов. А скорее десятки миллионов, если не сотни. Меня генеральным только выбрали, а на столе уже глядь записка. Говорят, нужно пускать в редактуру материалы, а то как же — глава государств, а публикаций серьезных — нет, не порядок. А надо это кому-то или нет, никто даже не пытается думать. — Ну да, как-то сомнительно выходит, если с этой стороны смотреть, — после короткой паузы вынужден был согласиться мой собеседник. — Вот говорят Советский Союз самая читающая страна в мире, у нас книги — постоянный дефицит. Придумали хорошее дело — собирать макулатуру и за нее талоны давать, так они же фактически стали просто еще одной валютой. Хочешь книгу — идеш покупаешь талоны, и получаешь вожделенный томик. Это даже если не упоминать, что сами по себе талоны на шестидесятом году существования советской власти — это же позор. И вот вместо того, чтобы закрывать дефицит, мы во всю печатаем книги, которые никто не читает. Знаешь сколько томик Цветаевой, например, на толкучке стоить может. — Сколько? — Кажется Гришин от моего напора окончательно опешил, уж точно первый секретарь московского горкома не стал бы интересоваться ценой книг на «черном рынке». — Сорок рубликов. А кое-какие особо редкие книги и двухсот рублей доходят. Ну то есть мне понятно, когда страна не может всех телевизорами обеспечить, сложный дорогой товар, технологии там все такое. Но книги? Почему из этого нужно делать проблему. Понимаешь меня, Виктор Васильевич? — Понимаю, — кивнул Гришин, хоть явно и не до конца осознавал, к чему я его хочу подвести. Конечно, все было сложнее. Во многом дефицит книг в Союзе обуславливался дотационностью данной отрасли, особенно это касалось детской литературы. Была у меня в той жизни книжка «По следам затонувшей шхуны»: приятная полиграфия, множество иллюстраций, большой формат. И стоила она 24 копейки! Естественно такой товар с такими ценами мгновенно разбирали, ну а капитализм мгновенно вылечил такого рода «дефицит» просто взвинтив отпускную стоимость детской литературы в сотню раз. При средней зарплате в стране в 200 рублей можно было купить — очень грубо говоря и безбожно округляя до целых чисел — 1000 подобных детских книг с одной зарплаты. Когда же я в капиталистическом прошлом-будущем покупал такие книжки уже своим внукам, они стоили к тому времени порядка 500 рублей за штуку при средней зарплате в 50к рублей по стране, то есть на одну зарплату приобрести их можно было только 100 штук. И это при том, что прошло сорок лет, считай, общий тренд на снижение себестоимости промышленных товаров никто не отменял. Этот метод кстати можно было применить буквально к любой «дефицитной» позиции в стране — бахни цену в 10 раз и все — никакого дефицита, сплошная капиталистическая благодать. Впрочем, это конечно не наш метод… — Многое в стране нужно менять. В мозгах в первую очередь… Тебе, Виктор Васильевич, в этом году уже семьдесят один будет, ты мне скажи, ты еще одну пятилетку осилишь на посту? Могу я на тебя рассчитывать? Не просто чтобы числиться, а полноценно принимать участие в работе? Я понимаю, тяжело уже, но мне хотелось быть уверенным, что хотя бы за столицу не нужно переживать, что есть у меня надежный тыл здесь. Не знаю, что Гришину предлагали другие, но мне кажется, этим разговором я смог его купить. Понятное дело, старый партиец одним только словам доверять не будет — и правильно, если честно, никакие обещания не остановят меня от того, чтобы скинуть Гришина, буде такая необходимость появится — но в обозримом будущем я собирался воевать «в другую сторону». В первую очередь это Романов как главный конкурент, ничего личного, как говорится, только бизнес. Потом Тихонов — просто, потому что пользы от него нет, он уже не тянет, а на его место можно верного человека поставить. Ну и Кунаев с Щербицким. Вот эту свору нацменов в Политбюро, которая держалась вместе и фактически делала одним своим присутствием невозможными все теоретические реформы в национальной плоскости, нужно было убирать. По возможности всех, но на практике это не реально, будем использовать метод Сталина. Он сначала с Каменевым и Зиновьевым дружил против Троцкого, потом с Бухариным и Рыковым — против Каменева и Зиновьева, а потом уже с Кировым, Молотовым, Калининым и прочими товарищами дружил против Бухарина, Рыкова и Томского. Вот мы эту без сомнения достойную стратегию на вооружение и возьмем. Сначала нужно почистить Политбюро от нацменов, вообще исключить возможность занятия должности первого секретаря республики выходцем из местных кадров. Будем либо русских ставить, либо национальные кадры тасовать между республиками, для недопущения дурных мыслей. Хорошо бы вообще республики вместе с «младшими» коммунистическими партиями отменить, но боюсь сделать это сразу мне не дадут, придется искать обходные пути. — Есть у меня одно условие, Виктор Васильевич, — после осторожного согласия Гришина перекинуться на мою сторону в партийных интригах, я принялся ковать железо пока горячо. — Нужно навести порядок в торговле. — Я могу отчитаться… — Попытался было вновь вскинуться первый секретарь, но я остановил его жестом ладони. — Это не будет поставлено тебе в упрек, обещаю. Но давай посмотрим правде в глаза, Елисеевский — не единственный магазин в Москве, который торгует с нарушениями. Это знаешь ты, это знаю я, и самое паршивое, что это знают вообще все в столице. Поэтому проблему нет смысла замалчивать, когда люди приходят и видят пустые полки, видят продающийся с заднего входа дефицит, пустые рестораны, куда обычного работягу просто не пустят. Все это выглядит отвратительно и может очень плохо для нас кончиться. Для нас — для коммунистов. Гришин попытался мне возразить еще раз завел шарманку о том, что в торговле есть отдельные недостатки, но глобально система работает правильным образом. Мы немного попрепирались, оставшись глобально каждый при своем мнении, но основную мысль я хозяину Москвы донести сумел. С торговлей мы будем разбираться, с Гришиным или без него, кажется, Виктор Васильевич меня понял. Обсудили еще кое-какие мелочи, договорились встретиться еще раз через две недели в таком же составе — так-то мы с членами еженедельно собирались на Политбюро для обсуждения самых главных вопросов — и окончательно прояснить все вопросы. Спустя добрых три часа я вышел из здания номер 1 на Старой площади с полной уверенностью, что войны с Гришиным у нас не будет. Вряд ли я сумел заставить Виктора Васильевича неожиданно возлюбить меня всем сердцем, однако и условного нейтралитета его мне будет достаточно. Особенно, если при этом еще и дело будет делаться. Глубоко вдохнул. Выдохнул — изо рта вырвалось жиденькое облачко пара. В Москву наконец пришла весна, столбик термометра уверенно перевалил за 0 градусов, свинцовые тучи последние три месяца висящие над столицей наконец поредели, и вниз начали пробиваться первые теплые лучики солнца. Постоял так пару минут, «любезный» разговор потребовал полного напряжения душевых сил и вымотал не хуже разгрузки вагона с углем. Никогда не был большим пьяницей, но тут почему-то остро захотелось залить в себя полбутылки водки и лечь спать на пару суток. Позволить себе такой демарш, я, конечно, не мог, поэтому просто приказал терпеливо ждущей охране «в Кремль», и прыгнул ЗИЛ чтобы ехать на основное место работы. Глава 7–1 От пленума до пленума Март-апрель 1985 года; СССР АРГУМЕНТЫ И ФАКТЫ: Опасный шаг бельгийского парламента 20 марта 1985 года парламент Бельгии принял решение, угрожающее миру и безопасности в Европе, одобрив размещение на своей территории американских ядерных ракет. Этот шаг, совершённый под давлением НАТО, противоречит интересам народов Европы и всего мира. Советский Союз решительно осуждает подобные действия, ведущие к эскалации гонки вооружений и усилению международной напряжённости. СССР призывает Бельгию и другие страны НАТО отказаться от опасных планов и вернуться к конструктивному диалогу, направленному на укрепление мира и всеобщей безопасности. Всю вторую половину марта и практически весь апрель я крутился как белка в колесе, домой заезжал только ночевать и то не каждый день. При этом лицо жены с каждым днем такой работы становилось все более кислым, однако на выяснения отношений еще и на этом фронте просто не было сил. Встретился с «космонавтами», разнес к чертям все что они делали, зарезал «СКИФ» и «Буран». Тут мне было совсем просто, я точно знал, что американская «СОИ» — блеф и распил бюджета, и что наш ей ответ никогда не полетит. Ну а «Буран» — это вообще бред сумасшедшего, знать что у амеров их «Шаттл» стоит баснословных денег, что вся программа себя экономически не оправдывает, что наш «выведенный килограмм» дешевле в разы и… Попытаться пройти по тому же пути. Где-нибудь в 1937 году конструкторов бы за это отправили бы в Колыму. Как Королева. Так и сказал. (Запуск Бурана-Энергии) — Это, товарищи, либо ошибка, либо сознательная диверсия, и мне бы очень хотелось знать это точно. Настропалил «космонавтов» сосредоточиться на телекоммуникации и внес предложение о начале коммерческих пусков. Ну а что, если советский килограмм на орбите обходится дешевле чем американский, почему бы не воспользоваться имеющимся преимуществом. Помнится на ту же станцию «Мир» — ее, кстати, собирались запустить через десять месяцев, — возили туристов вполне успешно. Если там сильно много всяких секретов, можно придумать там отсек для посетителей какой-нибудь, явно же космические путешественники не будут на орбите по долгу сидеть, а недельку можно и в небольшой бочке «повисеть». В общем, накидал идей, раздал всем по сестрам по серьгам и отправил работать, можно сказать, что эти полтора месяца данными словами характеризовались более чем полностью. Нужно было объять максимум возможно, не теряя самого главного невосполнимого ресурса — времени. Накидали с Рыжковым предварительную программу экономических реформ. Пока только то, что можно сделать здесь и сейчас, не пустив всю систему в разнос. Проблема была в «двухконтурной» финансовой системе СССР, в которой потоки денег, предназначенные между государством и предприятиями, были жестко отделены от тех, что крутились у людей на руках. Первые фактически были просто циферками нужными для расчетов, не более того, их даже деньгами называть было бы неправильно. И вот дилемма заключалась в том, что любое создание частных — ну пусть кооперативных, не так важно в данном случае — предприятий неизбежно приводило бы к перетеканию денег из первого контура во второй. Это перетекание и так местами имело место, из-за чего и существовал дефицит товаров, денег было банально больше, чем продуктов на полках, но пока данные явления все же глобального значения не имели. Короче говоря, утвердили пока следующие меры. Во-первых, разрешение регистрироваться самозанятым. Ну то есть, например, парикмахер, который стрижет людей на дому. Или портниха, которая покупает ткань в магазине и шьет из нее одежду. Или таксист или огородник. Какой-нибудь обувщик, мастер по ремонту замков, или часов. Музыкант в конце концов. Огромное количество профессий, где не нужно быть частью большого предприятия. Можешь работать, создавать прибавочный продукт, помогать стране ликвидировать дефицит? Вперед! Это была очень интересная новация, как минимум, потому что в СССР имелась статья за тунеядство, и регистрация самозанятым позволяла от этой статьи улизнуть. А еще, потому что регистрация самозанятым предполагала уплату подоходного налога в пользу государства в размере 30% от среднемесячной заработной платы, которая в 1985 году составляла 199 рублей в месяц. То есть ты регистрировался самозанятым, сообщал о предполагаемом роде деятельности, вносил 60 рублей и шел работать со спокойной совестью. В эти отчисления входили деньги на соцзащиту — всякие там больничные и пособия — а также на будущую пенсию. Идея осложнялась тем, что в Советском союзе не было нормальной налоговой службы. С госпредприятиями все было просто — в конце года всю прибыль просто перечисляли в доход государства. А если был убыток, то его «закрывали» из спецфондов и опять же показывали, что все хорошо. Просто, потому что убыточных предприятий в стране победившего социализма быть не могло. Здесь же на первых порах решили, что статус самозанятого будет регистрироваться в местных исполкомах, а сбором денег займутся отделения госбанка. Пошел в исполком, получил специальный документ и книжку, где отмечается уплата взносов. Пошел в банк, отдал деньги, получил отметку в книжку и все — можешь месяц спокойно работать, не боясь визита органов. При этом имелось жесткое ограничение, при котором любые договора между госпредприятиями и частниками были строго запрещены. То есть частник, например условная портниха, не мог заключить с фабрикой договор на поставку тканей или договор на сбыт продукции в магазин. Нет, только покупка ткани в магазине и продажа конечного изделия частному покупателю. Сделано это было опять же для недопущения перетекания денег из виртуального контура в бумажный. Второй идеей было разрешение индивидуального строительства на выделенных земельных участках, в простонародье именуемых «дачами». А также разрешение при регистрации себя самозанятым с КВЕДом — такого термина тут не знали, но у себя в голове я называл его именно так — «сельхоздеятельность» брать в аренду у колхозов и других субъектов землю — с разумным ограничением в два гектара, предполагалось, что больше один человек или даже семья без привлечения тяжелой техники обработать не смогут — и заниматься там растение- и животноводством. В общем, тот случай, когда не можешь помочь человеку — так не мешай. Вот мы и решили, что не будем мешать людям справляться с проблемами снабжения продуктами самостоятельно. Плюс была запущена проработка идеи о возможном переселении части крестьян из Средней Азии, где имелся серьезный дефицит пригодной к земледелию территории, в Сибирь и на Дальний Восток. Такой себе «Дальневосточный гектар» с учетом местных реалий, опять же национальную проблему в Союзе никто не отменял, и расселение их по русским областям виделось неплохим способом ассимиляции. Благо в эти времена русские люди еще сами не забыли, как детей делать, и демографического перекоса от появления «понаехов» можно было не бояться. Третьей идеей, которую решили пускать в работу сразу, стало разрешение колхозам непрофильной деятельности. В стране было огромное количество действительно богатых сельхозпредприятий, которые могли выпускать мелкую промышленную продукцию и закрывать тем самым огрехи в государственной системе снабжения. Что сложного, например в том, чтобы выпускать… Да что угодно: посуду, одежду, мелкие бытовые товары? Ничего, поставил пару станков, нанял, обучил рабочих, благо техникумы в Союзе выпускали специалистов миллионами ежегодно, сколько таких микропроизводсвенных фирм открылось сразу после развала страны? Нужна только инициатива снизу, но большому госпредприятию этим заниматься зачастую не с руки, и из-за этого образуется дефицит. И четвертым пунктом нашей экономической программы стала денежная реформа. Да, да. Именно по типу той самой «грабительской» Павловской, из-за которой авторитет власти и так не шибко высокий одномоментно вовсе упал на дно. Естественно, наш вариант реформы должен был быть гораздо более мягким хоть и преследовал те же цели. Нужно было «отсечь» часть незаконно нажитых капиталов, которые дельцы хранят под матрасом и просто не смогут показать в момент обмена. Менять собирались в течении недели или двух, граничную планку определили в 1000 рублей на человека с тем, чтобы среднего обывателя неудобства не могли коснуться вообще. Суммы свыше 1000 рублей опять же не «обрезались», совсем нет, просто их нужно было внести на счет сберкассы. При этом все новые вклады размером свыше 10 тысяч рублей предполагалось изучить и определить честным ли были эти деньги трудом нажиты. Если может ты машину продал как раз на прошлой неделе — какие вопросы. А если ты скромный директор магазина с зарплатой в 200 рублей в месяц, а открываешь вклад на 2 миллиона, обязательно возникнут вопросы. Обязательно. Не могут не возникнуть. А еще пользуясь моментом я хотел поменять дизайн советских рублей. Обновить банкноты, сделать их красивыми, приятными на вид и на ощупь, а еще поработать над их защищенностью. Уже в начале мая был объявлен открытый конкурс на дизайн новых банкнот, который превратился в итоге в настоящую общесоюзную забаву. Варианты внешнего вида денег показывали по телевизору и предлагали людям писать письма в студию и высказывать свои мнения. А потом по результатам такого своеобразного голосования выбирали победителя. Короче дело затянулось и реально обменять деньги мы смогли уж только в 1986. В целом, Рыжков, я должен признать, проявил себя в эти месяцы с самой лучшей стороны. Да, он местами был несколько… Вяловат. Интеллигентен. Просто слаб, если совсем уж честно, но как экономист и профессионал — выше всяческих похвал. Даже не знаю, что произошло в моей истории, насколько справедливы все те упреки в его адрес как человека, который завалил экономический аспект перестройки, однако тут он демонстрировал вполне отчетливое здравомыслие, понимал проблемы, которые нужно решить, и подводные камни, с которыми нам предстояло столкнуться. Разве что пугала заметная не вооруженным глазом склонность преуменьшать возможные сложности моего будущего Премьер-министра. Николай Иванович происходил из стана тех реформаторов — а были в СССР и такие — которые считали, что изменения откладывать нельзя, что менять нужно сразу и все вместе. Пришлось его понемногу осаживать, чтобы как в моей истории не вышло в итоге. Первый раз разругался в пух и прах с Лигачевым. На почве моего желания сдать назад по антиалкогольной кампании. Именно Лигачев и Соломенцев — вместе с оригинальным Горби — были основными двигателями данного мероприятия, пришлось брать цифры и буквально на пальцах доказывать Егору Кузьмичу, к чему подобный шаг может привести. Начиная от разрастания криминала, взрыва самогоноварения, бесконечных отравлений всякими суррогатами и прочих непотребств, до развала госбюджета, в котором прибыль от алкоголя занимала весьма существенную долю. Вместо того чтобы рубить шашкой направо и налево, решили для начала повысить стоимость одной бутылки водки. Пока намного, чтобы не вызывать у населения изжогу — «Андроповку» с 4.70 до 5.80, «Московскую» и «Русскую» с 5.30 до 6.70. Перебарщивать и задирать цены до 9 и даже 10 рублей не стали по все тем же причинам — несмотря на известный продукт народного творчества по теме, в котором заявлялось, «что нам и десять по плечу» и содержалось обещание «будем Зимний брать опять», если цена дойдет до двадцати пяти, — при такой стоимости «казенки» на первый план обязательно полез бы разной паршивости самогон, и это было очевидно то лечение, которое хуже болезни. Второй мерой стала пропаганда легких спиртных напитков — в первую очередь пива. Пиво тоже не фонтан какой здоровый напиток, но и никидываться им дольше, и стоит в пересчете на градусы оно дороже, и выпить его в соизмеримом количестве сложнее. Договорились предварительно с чехами, что они нам поставят оборудование для пары новых больших пивзаводов, кроме того, вывели варку пива из-под статьи о самогоноварении и разрешили его домашнее производство. Без цели сбыта. Пока. Кроме того было принято постановление правительства от борьбе с пьянством в кино и на телевидении. Заказали телевизионщикам несколько коротких роликов о вреде пьянства для показа по телеку между программами, пока не понятно, что это даст, но лучше так, чем полностью запрещать продажу водки, сдавать пивзаводы на металл и рубить виноградники. С Лигачевым в итоге помирились — на сухую, Егор Кузьмич приветствовал мой трезвый образ жизни и тоже старался соответствовать — и, кажется, даже еще сильнее сблизились. Как политики и как товарищи. Лигачев был близок мне по убеждениям, в либеральной националистической прессе его бы назвали тем самым «великорусским державным шовинистом», которыми нацмены пугают детей в учебниках истории. Мне бы сотню таких Лигачевых, чтобы их на все ответственные места расставить, горя бы не знал. По идеологии договорились пока максимально не поднимать волну. Казалось бы, со времен 20 съезда партии прошло уже тридцать лет, и можно было бы уже перелистнуть эту страницу, но почему-то желающие пнуть Сталина откуда-то постоянно вылезали, против них вылезали неосталинисты, все это под ковром бурлило, пузырилось иногда прорываясь наружу вонючими потоками жидкого говна. В общем, решили вопрос ошибок прошлого не поднимать. Было и было, нужно нынешние проблемы решать, а ссориться из-за дел давно минувших дней — просто неконструктивно. Настропалил Лигачева — хотя это особо и не требовалось — по поводу национализма, именно эту заразу я видел самой большой угрозой для страны здесь и сейчас. С экономикой разберемся, а вот как сшивать воедино это лоскутное одеяло национальностей, я просто не знал. Договорились начать массовую кампанию по перемешиванию первых секретарей так, чтобы нацмены по минимуму занимали должности у себя в республиках. Пусть едут решать проблемы центральных областей и друг другу «в гости» плюс разбавить все это дело русскими хорошенько, глядишь, в нужный момент и легче принимать решения по месту будет. Глава 7–2 От пленума до пленума Март-апрель 1985 года, СССР ИЗВЕСТИЯ: Новый лидер Албанской партии труда 11 апреля 1985 года на пленуме ЦК Албанской партии труда первым секретарём ЦК избран товарищ Рамиз Алия. Этот выбор стал важным шагом в укреплении руководства партии и продолжении курса на строительство социализма в Албании. Товарищ Алия, верный последователь идей Энвера Ходжи, пользуется заслуженным авторитетом среди трудящихся. Советский Союз выражает уверенность, что под руководством нового лидера албанский народ добьётся новых успехов в борьбе за социальный прогресс и мир. Мы желаем товарищу Рамизу Алии успехов в его ответственной работе на благо Албании и всего социалистического содружества. С представителем — фактически голосом — этих самых неосталинстов кстати тоже довелось пересечься. Я имею ввиду Ричарда Косолапова, бывшего главреда «Правды», а ныне одного из составителей будущей новой программы КПСС. Интересный человек, но все же местами слишком «деревянный». (Косолапов Р. И.) — Вас называют представителем течения неосталинизма, это так? — Короткое совещание, посвящённое как раз программе КПСС закончились, и после него я попросил Косолапова остаться на пару слов у меня в кабинете. — Возможно. Это как-то повлияет на мою дальнейшую работу? — Хочу понять, что это такое. Можете объяснить в двух словах, интересно послушать теоретика. Ричард Иванович поджал губы и устремил на меня прямой как лом взгляд. Я глаза не отвел, мне нужно было понять, могу ли я попираться на эту группу товарищей или лучше ее сразу зачистить и больше о них не вспоминать. — В двух словах не расскажешь, боюсь, Михаил Сергеевич. — Хорошо, давайте я попробую сформулировать. Сталинизм — это ограничение давления партии на народ. И контроль за партией, когда партийца могут в любой момент убрать. За дело или нет — тут уж как получится. В противовес хрущевской модели, когда партия и партийцы неподсудны и неприкосновенны. — Очень грубо и поверхностно, товарищ Горбачев, — согласен ли Косолапов с моей оценкой, я так и не понял. — Вы знаете Яковлева? Александра Николаевича? — Нашего посла в Канаде? Знаю, работали шесть лет вместе. — Уже нет, я отозвал его обратно в Москву, что можете о нем сказать? В глазах сидящего напротив мужчины я увидел сомнение. Так-то Ричард Иванович был старше меня всего на год, так что ему еще было, что терять. Он хоть и старался создать себе образ такого себе коммунистического фундаменталиста, простым человеческим эмоциям тоже был не чужд. Тем не менее ответил. — Не могу сказать ничего хорошего. Его не зря отправили послом в Канаду. — Мы с ним одно время много общались, — протянул я задумчиво, — у меня сложилось впечатление, что этот человек не верит в социализм и ратует за контрреволюцию в стране. Я этого не могу понять и принять. Уже подписаны документы об отправке его на пенсию, сейчас на 1937 год, но и терпеть подобных людей в аппарате я не намерен. Яковлев в этом варианте истории совершенно точно уже не станет «архитектором перестройки». Покопавшись в памяти Горби, я найти чего-то уж совсем однозначно определяющего его как предателя не смог, — наоборот Яковлев был важным звеном, через которое удалось установить неформальную связь с Громыко, что и стало во многом залогом моей победы, — но чтобы снять его со всех постов вспомнилось вполне достаточно. Как минимум наличие у посла в Канаде неучтенных сумм в валюте, которые тоже пошли в дело во время «предвыборной» кампании. Получалось, что я сливал людей, которые помогли мне залезть на вершину власти, но опять же, зная будущее, было очевидно, что мне в любом случае с ними не по пути. Лучше избавиться от балласта как можно быстрее и закрыть вопрос. В итоге Косолапова я так и не раскусил. Мое решение не дергать прошлое и не пинать Сталина его вроде бы удовлетворило, а с другой стороны и полной реабилитацией Иосифа Виссарионовича я тоже заниматься был не готов. Не потому, что считал его злодеем, просто мне казалось, что любые действия способные расколоть общество, стоит совершать только подумав сто раз. Провел заседание с Атомщиками. Поставил на вид недостаточный уровень соблюдения безопасности на объектах, строго-настрого, под страхом уголовной ответственности запретил любые эксперименты на действующих реакторах. Не факт, что это поможет от Чернобыля, но глобально хуже не будет, нужно будет потом через год еще раз это дело проконтролировать для верности. Поставил вопрос о строительстве новых реакторов исключительно в защищенных бетонных конструкциях, так чтобы даже при аварии наружу бы ничего не прорвалось. Ввел в оборот термин «ловушка расплава», поручил посчитать насколько дороже будут выходить такие защищенные реакторы. Где-то в будущем встречал информацию о том, что там примерно половина стоимости энергоблока — это в том или ином виде затраты на безопасность. Вообще-то при всей трагичности Чернобыльской аварии, она на длинной дистанции поразительным образом сослужила России хорошую службу, став причиной роста антиядерных настроений на западе. Французы, англичане, немцы, американцы практически перестали на долгие двадцать лет строить реакторы, утратив все компетенции и фактически потеряв отрасль как таковую. Для примера можно взять тех же французов, если с 1978 по 1988 год они подключили к сети 47 реакторов — даже в СССР темпы были заметно скромнее — то за следующие 40(!) лет всего было запущено только 11. И только один из них после 2000 года, а эпопеи со строительством AREVA ректоров Олкилуото в Финляндии и Фламенвиль-3 у себя дома — это просто отдельная комедия. Когда сроки и бюджеты вырастают в три раза от первоначально запланированных — это не серьезно. Конечно в 2011 году рванет Фукусима, но ждать ее еще двадцать лет… А с другой стороны, не взрывать же действительно свой реактор, чтобы убить атомную промышленность на западе, мне еще нужно будет придумать, как напарить амерам наш уран по схеме ВОУ-НОУ, с теми же целями… В общем, тут есть о чем думать. Зарезал строительство новых энергоблоков в УССР. Ну действительно, какого, стесняюсь спросить хрена, все новые реакторы строятся именно там. Давайте считать: Чернобыльская, Запорожская, Южноукраинская, Хмельницкая и Ровенская. Плюс уже строится Крымская и планируются атомные ТЭЦ в Харькове и Одессе. Это что шутка такая? Украина у нас теперь отдельное атомное королевство? Короче говоря, обрезал атомщикам планы, ограничил Запорожскую четырьмя блоками, остальные — по два. Только на Чернобыльской АЭС пятый и шестой блок разрешил достраивать, благо там готовность была уже сильно за 50%. И еще Крымскую тормозить не стал, все равно полуостров планировал вернуть в РСФСР, так что пусть строят. Переориентировал атомщиков на строительство АЭС на юге РСФСР, за Уралом и на Дальнем Востоке, нам те области развивать нужно как можно быстрее, а уж на западных границах и так все будет нормально. Ну а если СССР все же развалится — я держал в уме и такой вариант — то России больше достанется общего наследства. Смотался в Ленинград, практически в открытую договорился с местными товарищами о том, что они соглашаются на снятие Романова — Григорий Васильевич с 1983 года не являлся первым секретарем Ленинграда, но влияние тут еще недавно имел полнейшее — на ближайшем же Пленуме. Нет никого смысла пытаться лечить этот «нарыв» терапевтическими методами, сработаться у нас в любом случае не получится, Романов всегда будет видеть во мне обошедшего на повороте конкурента, а сам являться своеобразной точкой кристаллизации недовольных. Пока у меня есть большинство в Политбюро, нужно этим пользоваться и громить любую возможную оппозицию без всякого промедления. Фактически предложил Зайкову место секретаря ЦК за «предательство» — вовремя предать — предвидеть, как известно — шефа. Не то чтобы мне сильно нравился Лев Николаевич, но он тоже был ленинградцем, а мне нужно было показать, что вся данная движуха она не против «питерского клана» направлена, а против Романова как конкурента. Зайков согласился. (Зайков Л. Н.) Слетал в Ташкент, поговорил с тамошними товарищами. Договорился о личной лояльности Усманходжаева в обмен на прекращение травли республики и фактически всех узбеков по итогам хлопкового дела. Не то что бы я считал, что у государства можно воровать или просто забыл о вскрытых приписках, но сейчас голоса узбекских секретарей были тактически важнее. Тем более, что все рано ничего нового по хлопку уже никто бы не нашел — да и не искал уже — а травля из уголовной и экономической давно перешла в политическую плоскость. Конечно, я в будущем планировал менять руководство во всех республиках, убирать местных нацменов, ставить русских или хотя бы выходцев из других республик, но пока самым лучшим решением было просто подморозить ситуацию до окончания «переходного» периода. Поговорил с Примаковым. Евгений Максимович остался в памяти как чуть ли не единственный политик России 90-х вышедший еще из СССР, не замаравший свое имя всякой грязью и сохранивший образ такого себе патриота-державника. Я планировал в обозримом будущем поставить его на ПГУ вместо Крючкова, которому не доверял ни как человеку ни как профессионалу. Ну вот правда, если председатель КГБ имея поддержку министров обороны, внутренних дел и половины высших чиновников страны, не может устроить нормальный госпереворот — это я про историю с ГКЧП, кто не понял, — то, наверное, он очень хреновый председатель КГБ. (Примаков Е. М.) Пока, впрочем, вопрос на повестке дня был совсем иной — ближний восток и нефть. Тут все было очень сложно: Иран, Ирак, Саудовская Аравия, Кувейт. И бесконечно падающие цены на нефть, которые били по бюджетам всех стран-экспортеров. Клубок взаимных интересов был свит настолько туго, что найти его конец на первый взгляд просто не представлялось возможным. — Как думаешь, Евгений Максимович, — мы с Примаковым выехали на Воробьевы горы и неспешно прогуливались по дорожке поедая купленное тут же мороженное. Ну не знаю, все ностальгирующие любители СССР так хвалили именно советское мороженное, а по мне в будущем оно ничуть не хуже, а уж если рассматривать с точки зрения разнообразия, то и лучше, наверное. — Если мы предложим присоединиться к ОПЕК или, скажем, в неком ином формате согласимся ограничить добычу и экспорт нефти, цены получится удержать на приемлемом уровне? — Сложно сказать, Михаил Сергеевич. — Примаков был одним из моих главных сторонников на «среднем» уровне управления и активно агитировал за мое избрание генсеком. — Скорее нет, чем да. Пока идет война между Ираком и Ираном, и обе стороны готовы продать нефть по любой цене лишь бы взяли, никакие ограничения работать не будут. Да и не сможем мы очень сильно ограничить, поставки, у нас основная часть экспорта — трубопроводный, по длинным контрактам, не биржевую цену он мало влияет. Прям скажем такой ответ меня не порадовал. После кризиса 1973 года цена на этот продукт поднялась сначала с трех до двенадцати долларов за баррель, а потом почти до сорока, обеспечивая СССР товарное изобилие в практически неограниченных масштабах. А теперь стоимость нефти уже упала ниже тридцати, а когда в сентябре этого года Саудовская Аравия объявит об отмене всяческих ограничений в добычи нефти и начнет заливать рынки черным золотом невзирая на его цену, котировки на бирже вовсе просядут до десяти долларов. Минус двадцать долларов на барреле — это примерно минус двадцать миллиардов долларов внешней валютной выручки Советского Союза. И я, если честно, готов был пойти на любые меры, включая войну и преступления против человечества, чтобы не допустить случившегося уже один раз сценария. — Попробовать зайти через Кувейтского эмира Джабера Третьего. Он вроде бы пользуется авторитетом в арабском мире. От Саудовской Аравии нам нужно в ответ перекрытие Иракского нефтепровода, хоть часть потока таким образом отсечь от рынка. Пообещаем в обмен на обрезание трубы поставку иракцам вооружения по льготным тарифам. В 1982 году после начала Ирано-Иракской войны один из главных экспортных нефтепроводов Ирака Киркук-Банияс оказался перекрыт со стороны Сирии. В тот момент падение цен на нефть еще не было таким катастрофическим, и король Саудовской Аравии предложил Саддаму экспортировать нефть через его порты, для чего был построен соответствующий нефтепровод. Вернее, он как раз сейчас строился и должен был вступить в строй в середине года, если этого не случится, жить нем всем — в смысле экспортерам нефти — будет чуть проще. — Сомнительно, но попробовать можно, — Примаков числился у нас как специалист по ближнему востоку, имеющий на этом поле обширные связи. — Что еще можно обещать королю Фахду? — Пообещать в противном случае еще большую эскалацию. — В каком смысле? — Есть предложение начать поставки Саддаму ракет. Дальнобойных баллистических и противокорабельных. С условием применения их против нефтяных промыслов Ирана. Можно кстати подумать о том, чтобы и Ирану оружие продавать, заодно и свои финансовые дела поправим, — я на секунду задумался, и добавил, — а еще можно дать Саддаму зеленый свет на вторжение в Кувейт, он туда давно поглядывает, глядишь еще одного игрока с поля выбьем. — Это не приведет к негативным внешнеполитическим последствиям, Михаил Сергеевич? — После короткого раздумья переспросил Примаков. Он явно был обескуражен оттого, с какой легкостью я говорю на темы, которые ранее среди коммунистов считались… Неудобными. Это капиталисты могут продавать оружие кому угодно, лишь бы платили, а СССР должен передавать вооружение, бесплатно естественно или под туманные обещания выбрать «социалистический путь развития» только «дружественным режимам». Иногда правда случались казусы как с некоторыми Африканскими диктаторами или тем же Китаем, который вроде как и коммунистический, но теперь и не очень дружественный. Или с Ираком, где у власти Саддам Хусейн и откровенно фашистская партия Баас, а все левые политики истреблены на корню. Я же в данной ситуации смотрел на проблему максимально прагматично, отбросив идеологические шоры и считал, что, если они там все вместе убьются скопом, Советский Союз от этого ни капли не проиграет. — А что скажете о возможности сауддитов начать неограниченную нефтяную интервенцию на рынок? — Есть такие сведения? — К сожалению есть, — я кивнул. Некоторое время мы шли по тропинке молча, Примаков думал, я любовался просыпающейся природой. На кустах начали вылезать первые зеленые листочки, зазеленела трава и вообще в воздухе пахло приближающейся весной. — Это ударит по всем, победителей не будет, — выдал очевидное резюме Евгений Максимович. — Будут. США, Германия, Япония, другие крупные потребители. Мы, к сожалению, подобного можем и не пережить, — Примаков, который явно был не в курсе наших большущих проблем в экономике удивленно приподнял брови. — Именно так, для СССР это вопрос жизни и смерти, так что и меры тут нужно принимать соответствующего масштаба. В общем, отправил Примакова в большое турне по ближнему востоку с задачей как-то провентилировать вопрос и основной целью — не допустить того критически судьбоносного сентябрьского решения Саудовской Аравии. Подписал документы о возрождении «Института социологии АН», который под давлением партийны структур фактически превратился в еще один отстойник для всяких кандидатов и докторов, работающих над объяснением, почему же теория Маркса-Ленина столь великая и непогрешимая. Встретился с доктором Лапиным Николаем Ивановичем, который когда-то, еще при раннем Брежневе, двигал эту тему и пообещал любое содействие в том числе и в прикрытии его деятельности от коллег по цеху. Мне нужна была объективная социология, раскрывающая проблемы общества на низовом уровне. Что люди думают о всем происходящем, насколько важна им идеология и насколько волнуют их пустые прилавки, как отзывается в сердцах людей афганская война и гибель там молодых парней. Необходимо было понять общество, в котором мы жили и которым управляли, потому что нередко мне казалось, что большинство партийцев на уровне ЦК и первых секретарей вообще слабо себе представляют чаяния простых работяг. «Правительство на другой планете живет, родной», — эти слова еще не были произнесены в фильме Кин-дза-дза, который только должны были снять в будущем году, однако общественная обстановка, приведшая к появлению их в сценарии, уже вполне существовала. Ну и естественно два месяца жизни в таком темпе не могли не привести к проблемам дома… Глава 8 Вопросы идеологии и семейного благополучия 21 апреля 1985 года; Москва, СССР TIMES: Подземные ядерные испытания СССР 19 апреля 1985 года станции слежения зафиксировали проведение подземного ядерного испытания на Семипалатинском полигоне, СССР. Это событие подчёркивает продолжение гонки вооружений, несмотря на международные призывы к разоружению. Мощность взрыва составила несколько килотонн. Советские власти заявляют, что испытания необходимы для национальной безопасности, однако критики указывают на рост глобальной напряжённости и экологические риски. Семипалатинский регион, уже пострадавший от многолетних испытаний, сталкивается с новыми угрозами для окружающей среды. Это испытание напоминает о необходимости возобновления переговоров по контролю над вооружениями и снижению международной напряжённости. — Над чем задумался так тяжко? — Это воскресенье я наконец решил провести в блаженном ничегонеделании. То есть не ехать в Кремль, поработать с документами дома, погулять, позаниматься гимнастикой в специально оборудованном для меня подвале, обещала приехать в гости дочь Ирина с внучкой Ксенией. Вообще-то принимать чужую, фактически, семью, как свою, было откровенно дико, все эти два прошедших месяца я старательно избегал общения и с женой, и с семьей дочери Горби, просто потому что не знал, как дальше с ними строить отношения. Родные генсека, очевидно, чувствовали эту холодность и переживали, но списывали на нервы от занятия главной должности в стране. Плюс подготовка к Пленуму, который открывался как раз во вторник, съела столько сил, что… — Над самым главным. — Что у нас самое главное? — Раиса подошла к столу на кухне, где я сидел с блокнотом и ручкой, заглянула в стоящую передо мной полупустую чашку с остывшим уже чаем, покачала головой и пошла ставить чайник на плиту. К супруге Горби можно относиться по-разному, однако надёжный тыл она обеспечивать умела на все сто процентов, тут не отнять. Жаль только, для того чтобы быть хорошей женой, этого недостаточно. Поставив чайник, Раиса подошла ко мне еще раз и заглянула через плечо, — идеология? — Идеология, — согласился я. На пустом листе бумаги было, собственно, и написано только одно это слово. И три больших вопросительных знака, что само по себе в других обстоятельствах могло бы считаться в нашей стране чуть ли не попыткой шатать устои. — А что с ней? С идеологией в Союзе все было одновременно и сложно и просто. Официально мы двигались к коммунизму через социализм. В некотором смысле социализм уже был построен, а многие люди в будущем, хорошенько хлебнув прелестей капитализма в 1990-х годах и вовсе считали, что в эти годы они жили при счастливом коммунизме, просто не осознавали это. На самом же деле, конечно, все было далеко не так радужно. — А с идеологией у нас проблемы. Никита обещал построить коммунизм к 1980-м годам. Потом стало понятно, что это невозможно, и запустили понятие «развитой социализм», вот только какой он развитой? Заходит работяга в магазин, а там на полках пусто, а чтобы что-то урвать нужно в очереди стоять часами. На квартиры очередь годами движется, машину купить вообще — что-то из ряда фантастики. Культурный отдых — удел больших городов, в маленьких нет нихрена, по телеку показывают очередные достижения колхозников и похороны генсека. Водка опять подорожала. А в чем «развитость» этого социализма? — Ну и вопросы ты задаешь, товарищ генеральный секретарь… — От моего спича жена аж поперхнулась вытащенной из буфета печенюшкой. Пару минут она обдумывала мои аргументы, обновила мне чай, поставила кружку на стол, сама тоже села напротив и наконец смогла сформулировать мысль. — Мне кажется, ты перебарщиваешь. Люди каждый год у нас живут все лучше. И жилищное строительство идет, квартиры люди получают ежегодно, и машины… Меньше чем на западе, но зато у нас общественный транспорт куда лучше работает. Те же коммуналки расселяются, практически уже не осталось их, бараки сносят, новые дома ставят целыми районами. Медицина у нас бесплатная, образование может получить каждый. И с отдыхом все не так плохо. Хочешь в пансионат, хочешь на море, хочешь в горы или по республикам проехать, всегда путевка найдется. А культура отстает, так тут удивительного нет ничего, если выбор стоит между постройкой пяти жилых домов или одного театра, так очевидно, дома строить будут в приоритете, поэтому с культурным отдыхом и проблемы. Просто подождать нужно немного, и все подтянется. На самом деле, Раиса конечно же была не так уж не права. Я этого уже практически не застал, развал СССР пришелся на конец моего обучения в вузе. Однако моя мама — человек бойкий и целеустремленный — успела за время трудовой деятельности обычным инженером на машиностроительном заводе объехать весь Союз причем несколько раз. Я при всей наступившей капиталистической свободе сумел хоть как-то приблизиться к ее масштабу путешествий только сильно за 30 лет, когда и денег стало больше и в целом бардак, творящийся в стране, немного улегся. Причем мама успела побывать не только во всех республиках, но даже за границей, как она потом объясняла, возможности имелись всегда, просто нужно было ими пользоваться, постоянно интересоваться в профкоме вариантами путевок и организуемыми экскурсионными поездками. А если ты любишь сидеть на диване и водку жрать, то естественно никто тебе в руки пихать билеты в Сочи не будет, желающие и без тебя всегда найдутся. Впрочем, такие персонажи и при капитализме никуда дальше «all inclusive-а» турецкого не выезжали, а может и туда тоже не особо. — Я немного не об этом. В том, что обычный работяга, верит в победу коммунизма, я практически не сомневаюсь. Проблема в том, что в нее не верят партийцы. Поверь, я общаюсь со многими и начиная примерно с уровня райкома говорить о коммунизме, если, конечно, не на митинге, а между собой, уже даже… Стыдно. И чем выше пост занимает человек, там меньше он реально верит. Это тоже правда, комсомол на излете его существования я еще застал в прошлой жизни и успел повариться в этой среде некоторое время перед тем, как все рухнуло. И в том, что это поколение не будет вставать в атаку на вражеские танки со словами «коммунисты вперед», я был уверен на сто процентов. Коммунисты — передовой отряд строителей нового общества на Земле за шестьдесят лет нахождения у власти выродились в класс бюрократов, отстаивающих в первую очередь свои узко-шкурные интересы. Нет, опять же имелись среди них — среди нас, не знаю могу ли я себя причислить к коммунистам по убеждениям, а не по наличию партбилета — имелись вполне достойные и идейные люди, но вот массово… Я почему за того же Гришина держусь, а не отправляю на пенсию всю эту пресловутую геронтократию? Потому что Виктор Васильевич — кремень, к нему вопросов по идеологии быть не может, трудяга и бессеребренник, который всю жизнь отдал служению стране, пусть не идеально, но так как он это дело разумел. И тоже самое можно сказать про большинство «дедов» условно 60+. Ну а следующее поколение, пришедшее за ними, поколение того же Горби — оно уже подточено гнилью, а поколение еще более молодых — двадцатилетних и тридцатилетних — уже совсем гнилое. Не коммунистическое, а скорее полукапиталистическое, и продадут они страну так быстро, что даже моргнуть не успеешь. Что, собственно, в реальной истории и случилось. К середине 1980-х годов многие партийцы уже вполне осознанно и не стесняясь — не с трибуны, конечно, самоубийц там не было, но в личных разговорах, вполне — начали ставить вопрос о возможности передачи «нажитых непосильным трудом» богатств следующему поколению в наследство. То есть происходил процесс формирования нового «дворянского» класса, расслоение общества на элиту и быдло. Такой себе 1917 год наоборот — там сформировался и начал бороться за свои права пролетариат, тут сформировалась и начало бороться за свои права бюрократическое-дворянство. И то, что последнее продолжало числиться коммунистами, ничего по большому счету не меняло. Был у меня еще в прошлой жизни знакомый, встречался с дочерью второго секретаря обкома партии. Для меня молодого только-только начавшего движение по институтской комсомольской линии это было где-то на уровне небожителей, и какое же было попервой охреневание — по-другому и не скажешь — от ее жизненных воззрений. Девочка-студентка еще ничего в жизни не добившаяся считала людей вокруг натуральным быдлом, какие там коммунистические идеалы, о чем вы говорите! — Как будто ты сильно веришь в коммунизм, — фыркнула Раиса, картинно закатив глаза. И вот не уродливая ведь женщина и не старая, ухоженная, в конце концов я сюда из куда более возрастного тела «переселился», должен пятидесятилетнюю жену молодухой воспринимать. Ан-нет, какое-то инстинктивное неприятие к ней идет, даже удивительно. — Что у тебя кстати с Эдиком произошло, с чего вы поругались? Мне Нанули звонила, говорит муж на тебя сильно обижен. Ты ему должность главы МИДа обещал, но обманул. — Какой из него Министр Иностранных Дел? — Возмутился я. Даже не знаю, чему больше, тому, что грузин не смотря на конкретный отказ все равно пытается пролезть наверх без мыла, или тому, что к данной операции подключилась жена. — Он двух слов связать не может, что он там напереговаривает! — С каких пор ты стал таким принципиальным? — Жена отставила чашку с недопитым чаем в сторону и внимательно посмотрела на меня как будто изучая заново. — Всегда же сам говорил, что личная верность важнее деловых качеств, что подбирать людей нужно по собственной выгоде, и что именно благодаря такой стратегии ты и сумел стать тем, кем стал. А сейчас вдруг Шеварнадзе оказался не такой, а то, что за ним все грузины стоят ты не подумал, что это и деньги левые, которые можно потом потратить с пользой и голоса в ЦК? Какой смысл ссориться с целой республикой из-за каких-то там принципов? От слов сидящей напротив за столом женщины враз повеяло каким-то отвратительным холодом. Могильным. От той самой могилы, в которую вся страна и начала сползать. Опять же ради справедливости я сам — человек абсолютно большую часть жизни проживший при капитализме, — к коммунистической идее относился с огромной осторожностью. Скепсисом даже, в конце концов, кто вообще знает, что такое коммунизм, если его никто так и не построил? С другой стороны и альтернатива, которую я видел собственными глазами, совершенно не нравилась. Такая вот дилемма… Нет, можно попробовать пойти по реальному пути Горби, потихоньку свернуть на капиталистические рельсы и жить дальше не в Советском Союзе, а в Российской империи, если конечно получится все национальные республики за собой удержать, может быть даже и не так плохо получится. Вот только мечта о чем-то больше… О тех самых яблонях на Марсе, об обществе будущего, как с ней быть? Забавно, как шестьдесят лет жизни при совершенно оголтелом капитализме могут сделать из человека большего коммуниста, чем «природные» последователи Маркса-Ленина. — Ссориться все равно придется, — с определенным напряжением произнес я, разговор этот мне нравился все меньше и меньше, — я планирую начиная с 12 пятилетки перераспределить структуру расходом на снабжение населения. А то разве дело это, когда республики живут припеваючи, ни в чем не нуждаются, а в российской глубинке население вынуждено часами в очередях стоять чтобы хоть что-то в магазине раздобыть. Очевидно, многим это не понравится. — Миша, что с тобой? Тебя по голове не били? Ты понимаешь, чем это все закончится? Тебя снимут, и твои друзья из российских обкомов тебе не помогут, таким решением ты отвернешь от себя всех. Ты что на пенсию захотел, я на такое не согласна, мне нравится ездить в Лондон и покупать красивые вещи на Бонд-стрит, а не в ГУМе. — В голосе жены послышалось искреннее возмущение. — А людей, русских людей, которые вынуждены на шестьдесят третьем году советской власти колбасу по талонам отоваривать, не жалко?! Это же позорище! Почему грузины, которые нихрена не делают, могут жрать в три горла, а русские, на которых держится вся экономика страны, живут хуже всех? — Да насрать на пролетариев, — а вот тут я уже услышал совершенно отчетливое отвращение, видимо Раиса Максимовна большой проблемы в ухудшении жизни людей не видела и более того, себя к этой самой «народной общности» даже близко не причисляла. — Мы тридцать лет наверх пробивались не для того, чтобы всех в мире осчастливить, а чтобы самим хорошо пожить. Тебе пятьдесят четыре, еще лет двадцать можно спокойно наслаждаться своим положением, чего тебя в вдруг накрыло желанием осчастливить всех вокруг. У тебя своя семья есть, сделай хорошо мне, сделай Ирине хорошо, внучка у тебя маленькая, может быть еще будут внуки! Представляешь, что будет со всеми нами, если тебя «по-плохому» уйдут? — Не уйдут, я сам кого хочешь уйду, — добавил в голос побольше уверенности, которой на самом деле не чувствовал. — Ну ладно, а деньги ты как будешь добывать? Или тебе твои друзья-русаки что-то притащат? Так они сами нищие как церковные мыши, крутится не умеют, на зарплату живут, а тоже лезут к приличным людям, — я на секунду подумал, что было бы, если бы этот разговор кто-то «слушал» и «писал», а потом в стиле будущего слил в сеть. Это была бы реальная бомба, жена генсека не считает соотечественников за людей, и измеряет их возможностью «занести». Чудесно, просто чудесно. — Ты, кстати, не собираешься никуда лететь в ближайшее время, я бы развеялась, пробежалась бы по магазинчикам. И кстати деньги от тех самых неожиданно ставших неугодными тебе грузин-бездельников мне бы совсем не помешали. Пришлось нырять в память Горби и «вентилировать вопрос» насчет «левых» денег. Ответ, пришедший из глубин чужой памяти, не порадовал — деньги были. Горби действительно не стеснялся брать в том числе и валюту за помощь в кадровых решениях и вообще за все, что только можно. Всплыла даже кличка главы ставропольского крайкома, о которой сам Горби знал, — Мишка-пакет. Мол только с пакетом можно заходить к этому человеку, иначе никакие вопросы решены не будут. Пробежался по списку тех, кто «спонсировал» генсека. Тут были очень интересные личности, включая Алиева, которого категорически не устраивал приход к власти «ленинградцев», того же Шеварнадзе — получается я «кинул» Эдика на бабки, ну и ладно, чего ж теперь, не возвращать же взятку — и не состоявшийся серый кардинал Перестройки Яковлев. Интересно, откуда у бывшего посла СССР в Канаде и нынешнего директора ИМЭМО могут быть лишние двести кусков баксов, которыми он авансировал Горби в надежде на последующий перевод в Москву. Впрочем, учитывая последующие события, догадаться не сложно, вряд ли это была прямая вербовка со стороны западных спецслужб, но вот в умении аккуратно подсадить наверх благоприятно расположенных к ним вражеских чиновников англосаксы равных себе однозначно не имеют. (Шеварнадзе Э. А) Короче говоря, все это понятно, оставалось только теперь разобраться, что с этим делать. Под «этим» я имел ввиду чемоданчик с советскими и иностранными дензнаками, а также золотыми монетами, заныканный у меня в спальне. Память Горби услужливо подсказала, что при переезде в Москву идущий на повышение партиец тащил заветный багаж сам, не доверяя его носильщикам и рабочим. А еще, что делать с отдельными «товарищами», которым раньше я, исключительно для повышения лояльности, регулярно отсыпал небольшие премии «в конвертах». То-то я стал замечать от Шарапова странные взгляды, которые он на меня бросает. Зря не стал более подробно копаться в памяти реципиента, только глянул, могу ли я полностью доверять своему главе секретариата — пришел ответ, что «да», могу. А вот о причинах такой лояльности осведомиться я и не додумался. Ошибка, товарищ генеральный секретарь, ошибка! — Так! — С раздражением, в первую очередь на себя и во вторую — на бывшего хозяина тела прихлопнул открытой ладонью по столу. — Не хочу больше вообще вот этого слышать от тебя. Я главой самой сильной державы на планете становился не для того, чтобы тебя шмотками импортными обеспечивать. Закрыли тему и больше не поднимаем. Отставил недопитый и уже опять успевший поостыть чай в сторону, взял блокнот и всем видом показывая, что разговор на этом окончен, поднялся на второй этаж в спальню. Вздохнул тяжело, как будто перед прыжком в воду и прикрыв за собой дверь достал из-за шкафа тот самый чемоданчик. Сразу видно, обыска Горби не боялся, а может просто опыта в этом деле не было, любой заинтересованный человек нашел бы его заначку за три минуты. Впрочем, действительно, о чем это я, кто бы решился проводить обыск у члена Политбюро. Щелкнул замком, открыл. Ну что ж, все так как я и помнил, пачки советских рублей в банковской обмотке, — я взял пару, провел пальцами, новенькие банкноты, «полтинники» и «четвертаки», интересно, почему потом от банкнот в двадцать пять рублей отказались — приличная такая стопка. Больше ста тысяч, даже не представляю, зачем они вообще могут быть нужны в СССР, что на них покупать. Отдельно отсек с валютой, привычных долларов почему-то меньшее количество, много германских марок, фунты и пара пачек совсем уж экзотических швейцарских франков. Интересно, я в прошлой жизни в Швейцарии бывал, но в руках их валюту держать не доводилось, везде картой платил, а тут вот такое богатство. Ну и монеты — классические «червонцы», смотанные в столбики по двадцать, кажется, штук. Забавно, уж скоро сто лет как империи нет, а ее монеты — зачастую отчеканенные уже сильно позже — все равно имеют хождение. Пусть и вот такое подпольное, которое правильнее будет назвать «лежанием». — Ну что, Миша, ты у нас богатенький Буратино, — меня даже немного на смех пробило. Там в «кассе партии» сорок ярдов лежат которыми пользоваться можно без особых ограничений, а тут у меня под матрасом сотня «косых». А ирония главная заключается в том, что за те бабки, даже если я их стырить захочу, практически невозможно привлечь, а за эти копейки могут «вышак» приклеить и помазать лоб зеленкой. Понятное дело, это крайне маловероятно, но все же… Закрыл чемодан обратно и сунул на место, сел на кровать. — Ладно, с этим разберемся, лишними деньги не будут все равно, вот только что с идеологией делать? Это конечно вопрос… Главная проблема с коммунизмом была в том, что при наличии целого института Марксимза-Ленинизма и кучи людей, которые должны по идее двигать и развивать государственную идеологию, никакого развития-то и не было. Никто нихрена не исследовал и даже не пытался двигать теорию в будущее или хотя бы подогнать ее под современные реальности. Вся эта толпа бездельников занималась только одним: писала научные работы от том, что «учение Маркса-Ленина всесильно, потому что оно верно». Ну то есть свели передовую некогда экономическую идею, сумевшую перевернуть мировую историю, к религиозному поклонению, религиозное же поклонение в свою очередь не приемлет никакого развития. Поэтому мы имели государственную идеологию, застрявшую где-то в тридцатых годах двадцатого столетия и совершенно не важно, что с тех пор полвека прошло, обстоятельства поменялись, поменялся и социализм, и капитализм, которому апологеты коммунизма свое учение противопоставляли. И в итоге вся пропаганда наша била в пустоту, какая уж тут вера в неизбежную победу коммунизма, скажи такое серьезному человеку, подумают, что ты либо идиот, либо провокатор, не известно еще что хуже. И главное, было совершенно не понятно, как сломать эту косность и при этом не уничтожить всю систему. Нужна была дискуссия, поиск новых целей и задач, новое в конце концов понимание самой идеи коммунизма. Ну глупо же в действительно опираться на жившего сто тридцать лет назад Маркса и молиться на его «манифест коммунистической партии». Пора признать, что этот этап мы преодолели, женщин от бытового рабства освободили, забрали у капиталиста право на владение средством производства, отдали всю власть пролетариату — ха-ха, как же конечно, бред сивой кобылы, но пусть — ввели всеобщее образование и самое лояльное в мире в мире трудовое законодательство. То, что коммунизм не наступил, не делает учение Маркса ошибочным, — невозможность нахождения всех ответов на вопросы математики в учебнике алгебры за шестой класс, не делает саму книгу бесполезной, — просто нужно двигаться дальше. Только вот как и куда двигаться? Проблема в том, что послезнание тут мне помочь не могло, не было в будущем стран победившего коммунизма, после грянувшего в конце двадцатых кризиса остались только страны проигравшего капитализма. Ну и Китай, но не считать же его коммунистическим, Китай к этому времени уже тоже был как тот Троцкий. Была байка, — впрочем, подтверждений ее даже моя идеальная память не сохранила — что вроде как Ленин его редиской назвал, красным снаружи и белым внутри, ну вот и китайцы тоже только внешнюю атрибутику сохранили фактически. В 1917 году все было просто и лозунги были простые. Землю — крестьянам, фабрики — рабочим, интеллигенции — тюрьма, дворянам — штык в пузо. За это люди готовы были идти вперед и умирать. Потом была индустриализация и опять же все понятно — мы строим заводы сегодня, чтобы завтра жить лучше, с войной еще проще — убивай ты, чтобы не убили тебя, потом восстановление. Но годы идут, а качественного скачка все не происходит и тут уже даже самые тугие начинают задавать вопросы. Что с этим делать, я не имел ни малейшего представления, и поэтому на пустой странице в моем блокноте так и осталось одно сиротливое слово «Идеология», подкреплённое тремя большими и очень удручающими вопросительными знаками. Ну и конечно о разговоре этом, об откровенности высказанной жене Горби, я потом пожалел. И так сложные отношения с Раисой Максимовной после этого дня стали совсем прохладными. Горбачева ведь на самом деле отнюдь не из семьи партноменклатуры вышла, отец ее — обычный работник железной дороги, не какой-то там большой начальник, ну и показалось мне, что можно с женой говорить честно. С кем если не с ней? Но видимо тридцать лет «околопартийного» стажа уже сказались — не могли не сказаться, точка зрения, как известно, определяется точкой сидения — на мироощущении. Что ж тут сделаешь, остается признать себе, что это была ошибка и не забывать в дальнейшем поглядывать через плечо. В том, что Раиса может мне как-то навредить я сильно сомневался, без мужа-генсека она сама — никто, ноль без палочки, нет ни одного варианта, при которой ей как-то удастся сохранить положение без меня. Чай не при капитализме живем, унаследовать «капиталы» и «положение» в СССР нельзя. Ну почти нельзя, главное тут на кавказские и среднеазиатские республики не смотреть, где подобное сплошь и рядом, а так конечно… А с другой стороны, от мысли, что остаток жизни в этом теле придется провести вместе с этой женщиной, на душе становилось неуютно. Тоже ведь человек, а не робот. Впрочем, над этой проблемой я подумаю потом, сейчас на повестке у нас Пленум. От его результатов и будем играть дальше. Глава 9 Апрельский пленум 23 апреля 1985 года, Москва, СССР ПРАВДА: Пленум ЦК КПСС: задачи развития страны 23 апреля 1985 года в Москве начал работу пленум Центрального Комитета КПСС. Под руководством Генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Сергеевича Горбачёва участники обсудили ключевые вопросы социально-экономического развития Советского Союза. Основное внимание было уделено повышению эффективности народного хозяйства, внедрению научно-технических достижений и укреплению трудовой дисциплины. Пленум подчеркнул важность улучшения качества продукции, активизации человеческого фактора и дальнейшего укрепления социалистических принципов. Эти меры направлены на повышение благосостояния советского народа и укрепление позиций СССР на международной арене. Пленум обещает стать важным этапом в определении дальнейшего курса развития страны… Полтора месяца между пленумами пролетели в каком-то сумасшедшем калейдоскопе. Я крутился в треугольнике между Кремлем, Старой площадью и домом, и, кажется, в последнюю вершину заезжал куда реже, чем в первые две. Раиса Максимовна бурчала, когда я оставался ночевать на кушетке в своем кабинете, когда я не звонил ей днями занятый различными совещаниями и общением с «ответственными товарищами», но до открытого бунта пока дело не дошло. Характер у жены реципиента оказался совсем не сахар, но даже она понимала, что в этот момент решается буду ли я сидеть в главном кресле долго или стану «калифом на час». В конце концов случаи, когда ЦК переворачивал решения, принятые на Политбюро, в истории СССР вполне имелись — ну как минимум неудачный бунт против Хрущёва с организацией «антиправительственной» группы с «примкнувшим Шепиловым» вспоминается сходу — поэтому после одной контрольной точки нужно было теперь удачно пройти вторую. — Что пишешь? Я думала ты свою речь отполировал уже до блеска, — ЗИЛ мягко покачиваясь на не слишком ровном столичном асфальте неторопливо «плыл» в сторону Кремля. Я держал в руках ручку и, то и дело бросая взгляды в окно на уже совсем весеннюю столицу, черкал страницы в лежащем на колене блокноте. — Нет, наоборот. Пытаюсь отвлечься, а то, кажется, мозги сейчас закипят. Над речью я действительно работал всю прошедшую неделю, сначала набросав тезисы, которых хочу коснуться, а потом последовательно разворачивая их в полноценные блоки и навешивая сверху «мясо». Ну и, конечно, потом нужно было пройтись редактурой, раскидать обязательные в таких случаях цитаты классиков, а потом все это перечитать пару десятков раз, и если не заучить дословно, то как минимум ухватить ключевые точки, чтобы с одной стороны не «читать с листочка» а с другой — не «бээкать» и не «мээкать», постоянно теряя мысль. — Так, а что пишешь? — Жена демонстрировала неуемное любопытство, что видимо в этой паре было нормой. Я в самом начале оказавшись в этом теле быстро пробежался по воспоминаниям Горби и быстро понял, что Раиса Максимовна реально держала его в кулаке. Решала и как он будет выглядеть, и что говорить, помогала готовить тексты выступлений и требовала регулярных звонков с работы. Действительно Горби звонил жене по три раза в день, и когда я со старта начал менять модель поведения, мгновенно образовался конфликт. Сейчас решать семейные неурядицы не было ни времени, ни желания, поэтому я просто делал вид что все хорошо. — Сценарий к короткометражке. — Ты? Сценарий? — Видимо творческие начала своего супруга Раиса Максимовна оценивала достаточно скромно. — О чем, разреши полюбопытствовать. — О космосе. О людях, для которых космос — главная мечта жизни, — я пожал плечами. Действительно, на полноценное творчество это не тянуло; не тянуло, если честно, на творчество, вовсе, какое тут может быть творчество, когда мозги скоро из ушей начнут вытекать от напряжения. Просто пришла в голову идея вытащить кое-какие воспоминания — спасибо идеальной памяти — из будущего. И если устройство суперкомпьютера я воссоздать не смог бы даже под страхом расстрела, то вот с более «бытовыми» вещами делать это виделось гораздо проще. — Дашь почитать? — Конечно, почему бы и нет, напомни через недельку, я закончу и дам. На самом деле попытка отвлечься и разгрузить мозг написанием складированных в чертогах памяти сценариев к фильмам и сериалам — вообще телевизионный вопрос тут стоял максимально остро, я им собирался заняться едва только расплююсь с основной политической частью — и прочим творческим плагиатом несозданных еще произведений полностью провалилась. Чертова идеальная память убивала собственно творческую часть занятия, превращая его в простое переписывание материала «из облака» на бумагу. Плюс еще и полное отсутствие таланта к рисованию — что в прошлой жизни никогда этого не умел, что в этой реципиент оказался так же криворук — обрубало возможность перенести хранящиеся в голове сцены в виде раскадровок. Приходилось все описывать словами и надеяться, что потом режиссер не запорет материал. — Ты сильно изменился за эти два месяца… Никогда не замечала за тобой особой жажды к творчеству… — Протянула жена, явно не надеясь на ответ, благо как раз в этот момент мы свернули в Кремлю, и все разговоры в любом случае пришлось отложить «на потом». Внутри красных увенчанных башенками стен было достаточно многолюдно. Хоть в ЦК у нас всего пара сотен человек, это все же не полноценная партийная конференция, однако если добавить к членам и кандидатам в ЦК еще всяких помощников, «адъютантов и ординарцев», выходит немаленькая такая толпа. (Кремлевский дворец съездов) — Ну что, все готово? — Вместо приветствия я поинтересовался у встречающего меня на входе Лигачева. Егор Кузьмич у нас, собственно, и отвечал за общение с «вторым властным» эшелоном Союза, договаривался, подбирал кадры и, если быть совсем честным, именно его активности на этом уровне я был обязан своим избранием на пост генсека. Сейчас важно было не терять темп, продолжать наступление и закреплять успех на всех фронтах. — Все кандидатуры согласованы, голосование должно пройти без осложнений, — глаза соратника по Политбюро задорно блестели, а он сам напоминал матерого уличного кота перед дракой: уши прижаты, шерсть дыбом, спина выгнута, того и гляди начнет полосовать когтями направо и налево. Чьи-то карьеры этой драки могут и не пережить… Первый день Пленума был фактически целиком и полностью посвящен кадровым — самым важным, с какой стороны не посмотри, — вопросам. В первую очередь мы отправили на пенсию — как тут было принято говорить «по причине болезни» Тихонова и Романова. Причем если с первым все было и так понятно, ему было уже почти восемьдесят, по его кандидатуре вопросов вообще возникнуть не могло, то по Романову пришлось выдержать серьезную битву с теми самыми первыми секретарями из «русской партии», которые своей однозначной позицией фактически и подсадили меня на место генсека. Романов тоже представлял РСФСР и вроде как тоже был «свой». Пришлось пойти на некоторые уступки и провести пару нужных людей в секретари ЦК, так, например, пост секретаря ЦК получил Свердловский выдвиженец некий, пока еще малоизвестный Ельцин Борис Николаевич, но глобально все это были мелочи. (Ельцин Б. Н.) Главное, что вместо двух потенциально оппозиционных членов Политбюро на самый верх властной пирамиды мне удалось протащить двух «своих» людей: Чебрикова и Лигачева. Чебриков был главой КГБ и подсаживая его в Политбюро я, будем честны, расплачивался за его поддержку главного чекиста на все тех же выборах генсека. Мнения кандидатов в Политбюро при голосовании значили немного, но вот именно голос председателя самой главной спецслужбы — очень даже. При этом, положа руку на сердце, полностью доверять чекисту я не мог, и в разведку, предложи мне кто-то такое приключение, с ним бы пойти отказался. А еще напрягало то, что я не знал, за что Горби в моей реальности снял его с должности в конце 1988 года, впрочем, этот тоже был слабый аргумент реципиент тогда уже очевидно сорвался с нарезов и пошел во все тяжкие, так что возможно там наоборот Виктор Михайлович проявил принципиальность и поплатился за это креслом. С Лигачевым все было сложнее и проще одновременно. Голоса на избрания Лигачева были с избытком, он был «свой» отвечал за кадры и со всеми в ЦК был на короткой ноге, вот только не было еще ни разу такого, чтобы из секретарей сразу в Политбюро прыгали, минуя кандидатскую ступень. Вот так ломать устоявшиеся институты не хотелось, однако Егор Кузьмич мне слишком нужен был в Политбюро, так что и тут пришлось надавить. Остальное было уже не так интересно. Рыжков получил кандидата, маршала Соколова, которого я собирался менять — вся ситуация с действиями советской армии в Афгане меня очень сильно напрягала, да и в принципе вооруженные силы я планировал «резать» — наоборот с кандидатством прокатили. Глобально, насколько я понимаю результаты перестановок мало чем отличались от реальности, разве что тут я несколько форсировал события, оставлять на местах открытых политических противников виделось делом не слишком разумным. Главным же «гвоздем программы» должно было стать выступление нового генсека — сиречь мое — с декларацией новой политической, экономической и социальной программы, в рамках которой Союзу предстояло жить в ближайшие десять-двадцать лет. В конце концов для того столь неприлично молодого — пятьдесят четыре на фоне общей геронтократии выглядели совсем не солидно — политика и выбрали главным, чтобы не смотреть «Лебединое озеро» слишком уж часто. — Товарищи! Для начала я хочу прилюдно отказаться от громких лозунгов. Я не буду отсюда с главной трибуны рассказывать про построение социализма в ближайшее время. Не буду говорить про ускорение прогресса в научно-технической сфере, про усиление дисциплины, про изыскание внутренних резервов и так далее. Все это, товарищи, вы слышали уже не раз и не два, поэтому сегодня я хотел бы озвучить проблемы, которые накопились в нашей стране и обществе, а также поговорить о возможных путях их решения, — я на секунду остановился и быстрым взглядом окинул зал. Меня реально слушали, уж не знаю, что там было в головах собравшихся, вряд ли до уровня ЦК могли добраться романтики, реально верящие в светлое коммунистическое будущее, однако даже то, что речь свою я произносил «без бумажки», лишь иногда сверяясь с заранее заготовленными тезисами собравшимся явно импонировало. — Первая проблема, товарищи, с которой хотелось бы мне разобраться на посту генерального секретаря — это та самая штурмовщина, немотивированные попытки ускориться с распылением на разные направления. Я хочу напомнить собравшимся, что плановая экономика тем и хороша по сравнению с капиталистической, что позволяет быстро и уверенно концентрировать усилия как материально-технического, так и человеческого плана на конкретных, нужных в первую очередь задачах. А меж тем на практике у нас выходит все далеко не так оптимистично, год от года растет объем незавершенного капитального строительства. Я тут, товарищи, собрал кое-какие цифры перед Пленумом, многим они могут не понравится, однако мое твердое убеждение состоит в том, что от проблем нельзя прятаться, их нужно встречать лицом. К сожалению, озвученное мною было правдой. В 1980 году объем незавершенного строительства составлял 67 процентов от вложенных средств. То есть, например, мы в этом году потратили миллиард рублей на строительство, но при этом 670 миллионов с учетом предыдущих лет все еще не были сданы в эксплуатацию народным хозяйством. Понятное дело, что далеко не все объекты можно закончить за один год, однако по идее показатель этот с учетом ежегодных циклов — здесь мы начали строить завод, а там закончили, убрав объект из статистики — должен быть определенным образом стабилизирован. У нас же на 1985 год данный показатель дорос до 79 процентов. + 13% незавершенных объектов всего за пять лет — это много, это очень много, это охренеть как много. Более того, мне была известна статистика и до конца существования СССР, на 1990 год количество незавершённых объектов по отношению к годовым затратам пробило потолок и составило 104%. Если говорить о рублевом выражении, то в землю было закопано больше 200 миллиардов рублей или примерно 40% годового бюджета сраны. Естественно, с развалом СССР все эти незавершенные стройки в массе своей ухнули в небытие оставшись такими себе бетонными «памятниками советской бесхозяйственности». Тенденции уже сейчас были нехорошие, у нас имелось 11,7 тысяч замороженных и отложенных объектов капитального строительства, а также различного неустановленного оборудования на складах на сумму 14 миллиардов рублей. Включая кстати и импортные станки, купленные за валюту. Миллиарды и миллиарды замороженных средств, которые вместо того, чтобы работать на благо экономики страны, висели на балансе мертвым грузом. — Кроме обычной бесхозяйственности тут имеется проблема принятия неправильных управленческих решений. Давайте я приведу пример, который может быть несколько неочевидными и не бросаться в глаза на первый взгляд. Метро. В СССР прямо сейчас функционирует девять метрополитенов: Москва, Ленинград, Киев, Харьков, Тбилиси, Ташкент, Минск, Баку, Ереван. Еще в четырех городах — Горький, Куйбышев, Новосибирск, Днепропетровск, Свердловск — идет полноценное строительство первых веток, — я достал платок из кармана и аккуратно промокнул лысину, которая под светом направленных на трибуну ламп начинала активно потеть и «задорно поблескивать». — Казалось бы все прекрасно, народное хозяйство активно развивается, трудящиеся получают возможность передвигаться по городу быстрее и удобнее. А между тем при детальном рассмотрении картина вырисовывается максимально неприглядная. Ереванский метрополитен состоит из одной линии и десяти станций, при этом дневной пассажиропоток составляет порядка пятидесяти тысяч человек. А вот Харьковский метрополитен состоит из двух линий и восемнадцати станций, но одновременно перевозит по полмиллиона человек в будние дни и примерно триста пятьдесят тысяч в выходные. В среднем. То есть всего при двукратном увеличении системы метрополитена и соответственно двукратных затратах на строительство и содержание польза от всего дела вырастает на порядок. Вместо того, чтобы строить в каждом городе метрополитен, ставший у нас в стране неким символом благополучия и статусности города, нужно резко нарастить строительство уже существующих систем. Строить вторые и третьи линии, чтобы пустые вагоны не таскали по туннелям воздух ради повышения чувства собственной важности отдельных партийных работников на местах. Апофеозом метростроительного идиотизма в СССР без сомнения можно считать Днепропетровское метро, и в 21 веке насчитывавшее аж целых шесть станций. Уж не знаю кто проводил на месте геологические и геодезические изыскания, однако уже при строительстве там пошли проблемы с грунтами, и в итоге еле-еле смогли запустить одну ветку, продление которой, не смотря на многолетние планы, так и не случилось. В результате пустые вагоны, долгие интервалы и примерно 15 тысяч пассажиров в сутки. Какой смысл пользоваться метро, если наземный транспорт быстрее и удобнее? Полностью провальный и убыточный проект, который я, попади на место генсека на пару лет раньше совершенно точно бы зарубил без всякой жалости. Тут же его все равно придется достраивать, часть тоннелей уже построены, котлованы под станции отрыты, никто просто не поймет причин остановки работ. Будем считать это запланированными убытками. — И я бы не стал поднимать эту тему, однако прямо сейчас идет разработка проектов метро еще в десятке городов нашей страны. Это то, что я называю неправильными управленческими решениями, которые бьют по экономике Советского Союза и отрицательно влияют на жизнь населения. Вместо двух десятков линий метро, размазанных по пятнадцати городам, нужно строить концентрировано. Пусть будет пять городов по четыре ветки, но чтобы трудящимся было действительно удобно пользоваться транспортной системой. Чтобы электричество не тратилось впустую на перевозку воздуха в вагонах, какой же это, товарищи, символ благополучия если предприятия вместо пользы представляет собой просто дыру, в которую уходят народные средства? Это может вызвать усмешку, но совершенно серьезно в эти годы планировали начать строительство подземного транспорта в Донецке, Алма-Ате, Казани, Перми, Уфе, Риге, Омске, Ростовое и даже ходили разговоры про Львов. Какого хрена, хотелось закричать мне, но я держался из-всех сил. А потом будут говорить о дефиците бюджета СССР и о том, что страна развалилась из-за экономических проблем. Да хрена с два! Любой, кто потрудится сравнить бюджет СССР образца 1985 года с, например, бюджетом США образца того же 1985 года, сможет легко определить, у кого тут реальный бюджетный кризис. У нас порядка 40% расходов составляло то самое капитальное строительство, которое легко можно подрезать. Еще до 30–35% составляли траты на военку, которую я собирался резать, остальное — это траты, которые резать нельзя — социалка, транспорт, медицина, образование и так далее. В Штатах же только обслуживание госдолга в 1985 году встало налогоплательщикам примерно в 15% — 13,7% если быть более точным — от бюджета. Еще 26,7% — не сильно меньше, чем в СССР так-то — тратилось на военку, этот пункт при Рейгане рос как на дрожжах. Здравоохранение, включая медицинскую страховку для стариков, — 10,5%, пособия по безработице — 13,5%, соцстрах — 19,9%. Суммарно «защищенные» статьи расходов в США составляли под 90% от бюджета. Любая попытка нарастить расходы «в сторону», — или, например, при сокращении доходов в следствие кризиса — выливалась в резкий рост госдолга. А ставки в эти время были отнюдь не нулевые, прямо сейчас учетная ставка ФРС болталась на уровне 8%. Короче говоря, возможностей для лавирования бюджетом у СССР было настолько больше, что даже говорить о каком-то кризисе — как минимум глупо. И оттого еще больнее было осознавать, как быстро в моей истории всю эту махину умудрились спустить в трубу. Нет не в экономике нужно искать причины краха Союза, отнюдь не в экономике, гниение коммунистической идеологии изнутри и национализм — вот две торпеды, пустившие красный корабль на дно. — Таким образом… — Пока моя мысль отвлеклась в сторону, тело механически, явно видна закалка опытного партийца, способного заболтать любого да же в бессознательном состоянии, — я хочу объявить, что двенадцатая пятилетка пройдет под знаком концентрации усилий на производстве товаров группы Б. Будем считать, что материальная база социализма вчерне построена, и теперь необходимо, архиважно, не побоюсь этого слова, уделить все внимание качеству жизни трудящегося. Что он ест, что надевает, где живет, на чем ездит, как отдыхает. Нужно признать, что предыдущие десятилетия этот вопрос каждый раз вынужденно откладывался как второстепенный, однако дальше так продолжаться не может. Я буду требовать от каждого руководителя начиная от уровня райкома личной ответственности в этой сфере и надеюсь, что вы, товарищи, по-коммунистически меня поддержите в этом начинании. В целом, несмотря на некоторую минорность моей речи в плане акцентуации на ошибках, выступление нового генсека члены ЦК приняли позитивно. Можно сказать, что определенный кредит доверия, во всяком случае в экономической сфере, я получил, осталось только воспользоваться им правильно, но это уже было делом будущего. Пока же я хотел отправиться домой и отоспаться. Часов двадцать, пока самому тошно не станет. Интерлюдия 1 Контрольная закупка 25 апреля 1985, Москва СССР ИЗВЕСТИЯ: Товарищ Яковлев А. Н. назначен послом СССР в Буркина-Фасо ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли решение о переводе товарища Александра Николаевича Яковлева, ранее занимавшего пост посла СССР в Канаде и директора ИМЭМО, на должность Чрезвычайного и Полномочного Посла Советского Союза в Народной Республике Буркина-Фасо. Товарищ Яковлев зарекомендовал себя как опытный дипломат, чья работа способствовала укреплению международных связей. Его назначение подчеркивает важность развития советско-африканского сотрудничества и поддержки прогрессивных стран, идущих по пути социалистической ориентации. Новый этап работы товарища Яковлева станет важным вкладом в укрепление дружбы между народами СССР и Буркина-Фасо. Ване Артамонову весной 1985 года только-только исполнилось 16 лет, но выглядел он уже вполне взросло. Спасибо родителям — и мама, и папа Вани были высокого роста, обеспечив и сына вполне «баскетбольными габаритами». А рано начавшие расти усы и приличный костюм — дополненный типичным студенческим дипломатом вместо школьного портфеля из кожи молодого дерматина — делали его вовсе неотличимым от какого-нибудь студента первых курсов. — Ну давай, как раз 19 часов стукнуло, сделаешь вид, что не успел вовремя купить. Деньги есть… Стой! — Когда парень вышел из обычных неприметных бежевых жигулей, его окликнул куратор, снял с руки часы и отдал подростку. — Надень, с часами будешь выглядеть солиднее. Ваня вздохнул, кивнул, застегнул браслет часов на руке, выдохнул, расправил плечи, чтобы казаться солиднее и пошагал в сторону гастронома, располагавшегося за углом. Зашел, быстрым шагом направился в сторону вино-водочного отдела, там уже никого не было. — Две столичной, пожалуйста и какое-нибудь вино. — Поздно, студентик, не успел на сегодня. Семь уже, завтра приходи, — в Москве время продажи алкогольной продукции было ограничено с одиннадцати до семи вечера. Ходили упорные слухи, что скоро водку будут продавать вообще с двух дня, но пока, к счастью, до такого маразма власти еще не дошли. — Куда завтра, мне на день рождения сейчас, меня без водки не пустят. Давайте как-то решим вопрос, — парень немного нервничал, но алкогольная хозяйка по ту сторону прилавка видимо подумала, что покупатель просто сильно торопится и боится остаться на вечер без живительной влаги. Продавщица — дородная тетка в засаленном халате, щеголяющая золотым передним зубом и какими-то шальными глазами — еще раз окинула «студента» взглядом с головы до ног и навалившись на прилавок в полголоса произнесла. — Через пять минут подойдешь к заднему входу в магазин. Две столичной и бутылка вина — готовь четвертной, так уж и быть, выручу тебя, касатик, — и с таким ехидством подмигнула, что у Вани по позвоночнику забегали мурашки размером с коня. Судя по тому, какую наценку работница торговли поставила за отпуск жидкого источника радости вне установленного законом времени продажи, себя она тоже собиралась вполне выручить. Считай пятерик положить в карман с одного покупателя — это жирно, если поначалу молодой помощник милиции Иван Артамонов с большим сомнением участвовал в таких вот контрольных закупках, то потом примерно прикинув, сколько подобная невинная тетя-продавщица может иметь всего за день работы, воспылал к ним глубокой пролетарской ненавистью. Там суммы легко уходили в три знака, считай минимальную зарплату за одну смену в карман класть. А его мать, например, за те же деньги должна была на ЗИЛе вкалывать целую неделю. Ну и где тут социалистическая справедливость? Ваня кивнул, вышел из гастронома огляделся, подал знак следящим за ним оперативникам, что все «на мази» и двинул в обход здания к заднему выходу. Через указанное продавщицей время железная дверь склада, через которую в магазин разгружали товар, открылась и оттуда высунулась упитанная тушка местного властелина водки и вина. — Деньги давай, — указанная сумма тут же перекочевала из рук парня в руки продавщицы. — На, есть куда положить-то? — А то, — Ваня упер дипломат в колено, привычным движением щелкнул замками и шустро загрузил наполненную жидкостью тару внутрь. В дипломат стандартно входило пять пузырей по 0,5, но бутылка вина была чуть выше, поэтому ее пришлось расположить немного диагонально, — вино-то хоть нормальное, стыдно не будет? — Ай, иди отсюда, перебирать еще будет! — Женщина махнула рукой, — нормальное вино, нормальное, не держим всякой гадости. Все иди отсюда, работать надо. В следующий момент произошло сразу очень много событий. Из-за угла выскочила пара мужчин в штатском и с криками: «никому не двигаться, милиция!» бросились к двери магазина. Попыталась закрыть дверь, а когда этого сделать ей не дали, отчаянно завизжала продавщица. Одновременно в этот же магазин через главный вход ввалилась еще целая толпа мужчин и сообщила клиентам, что гастроном закрывается, потому что тут будут проводиться следственные действия, вызвав тем самым у людей смешанные чувства. С одной стороны — работников торговли никто особо не любил, считая их — зачастую вполне справедливо — заносчивыми и жадными сволочами, а с другой — все равно нужно на ужин что-то покупать, а значит, придется топать в другой магазин, до которого добрых десять минут пешком. А потом там опять стоять в очереди — короче, не самое приятное приключение. Зато потом, когда спустя несколько секунд в магазин влетела съёмочная группа с телевидения, ажитация, кажется, и вовсе достигла невиданных размахов. — И здесь мы можем наблюдать пример нарушения правил торговли! Лицу, не достигшему возраста восемнадцати лет продан алкоголь, причем после семи чесов вечера и в обход кассы. Можно сказать, сразу пачка грубейших нарушений… — Тут же начал рассказывать обстоятельства дела корреспондент, не обращая внимания на происходящую вокруг суету. — Не виноватая я! Вы его видели, лба этого, кто вообще мог подумать, что ему нет восемнадцати! Меня подставили, — пыталась кричать продавщица, но тут ее вина была очевидна, отвертеться было просто невозможно. Одновременно откуда-то из подсобки достали перепуганного вусмерть директора магазина, который сначала пытался кому-то звонить и пытаться «решить» вопрос, но потом увидел телевидение и понял, что это все. Конец. Если кого-то пришли брать с телевизионщиками, значит, указ поступил с самого верха. А тут еще и группа из ОБХСС подъехала и сообщила о внеплановой ревизии, что означало потенциально еще одну статью, теперь уже для директора. Дальнейшего развития событий Ваня уже не видел. Он быстренько подписал протокол — на всякий случай внимательно его прочитав, милиции он доверял, но все же — потом его «отсняли» телевизионщики — пообещав замазать лицо, чтобы не раскрывать личность «тайного покупателя», — которым он на камеру рассказал все обстоятельства и свое мнение по поводу наведения порядка в торговле. А потом его отправили домой, договорившись вызвать на подобный рейд через неделю. Ваня состоял в стрелковом клубе «Динамо», кого как не молодых будущих сменщиков могли привлекать милиционеры для подобных мероприятий. Ну а в магазине тем временам во всю шли оперативные действия. Пока ОБХСС копали в своём направлении — был сигнал, что через гастроном продают «левую» продукцию, милиция общалась с подставившейся продавщицей, аккуратно отделив ее от других работников торговой точки. — Не реви, — растерявшая всю уверенность женщина то и дело пыталась съехать в истерику, что с другой стороны очень много повидавших на своем веку оперов совершенно не впечатляло. — Ты же первый раз? Ну значит, ничего страшного с тобой не случится. Статьи тебе грозят не тяжелые — 92-ая за хищение, а продажа мимо кассы — это как не крути хищение. Ну и 158-ая, незаконный сбыт спиртных напитков. На первый раз получишь трояк, отсидишь два, выйдешь по УДО с невозможностью работать в торговле на следующие десять лет. Штраф заплатишь, естественно. Но это считай легко отделалась, сейчас сверху указание пришло, по возможности за решетку людей не отправлять, а ограничиваться более мягкими наказаниями. — Как невозможность работать в торговле, а-а-а-а… Что же я делать теперь буду? — Кажется этот пункт возможного наказания расстроил попавшую как кур в ощип продавщицу больше всего. И даже новость о том, что в тюрьму сажать ее в общем-то никто не собирается, женщину совсем не успокоил. — В шпалоукладчицы пойдешь, — хохотнул рябой опер в клетчатом картузе. — Статями тебя природа не обидела, для таких всегда место найдется. — А на твое место государство кого почестнее найдет. С незапятнанной репутацией. Если посмотреть статистику СССР по количеству регистрируемых преступлений на душу населения и количество отбывающих наказание в МЛС, а потом сравнить эти цифры, например с США, то вырисуется весьма парадоксальная картина. В Союзе ежегодно регистрировалось кратно меньше преступлений и при этом в тюрьмах находилось кратно больше заключенных. Возьмем для примера 1984 год. За 12 месяцев стране победившего социализма было зарегистрировано чуть больше двух миллионов уголовных преступлений, в США — почти 12 миллионов при том, что населения там в эти времена насчитывалось меньше на 50 миллионов человек. И это не была какая-то уникальная ситуация, количество зарегистрированных преступлений на душу населения в СССР было ежегодно примерно 8–10 раз меньше. Правда разрыв постепенно сокращался из-за понемногу растущей преступности в СССР, но все равно он оставался колоссальным. При этом на этой стороне границы на сто тысяч населения сидело 720 человек, а в США — около 500. Парадокс, казалось бы. Объяснялся он, конечно, в первую очередь объективными факторами. Во-первых, как бы странно для кого-то это не звучало милиция в Союзе просто лучше работала, раскрывая большее количество преступлений, а суды в стране рабочих и крестьян уже давно не рассматривали уголовников как «классово близких», поэтому шансов у них отвертеться из-за какой-то процессуальной мелочи практически не имелось. «Вор должен сидеть в тюрьме», — Глеб Жеглов мог бы быть довольным сложившейся практикой. Тут, конечно, имелась и некоторая ложка дегтя — хотя, по правде сказать, не дегтя, а откровенного дерьма — и заключалась она в том, что советская милиция очень неохотно регистрировала правонарушения особенно незначительной тяжести и особенно откровенные «висяки». То есть пришедшего к участковому садовода, чей домик обнесли на пару тяпок и лопат — поди их найди, объективно это практически невозможно — всеми силами убеждали в том, что писать заявление не надо, что это все равно ничего не даст. Другим способом получения заветных 85% процентов раскрываемых преступлений — а именно такими показателями могла похвастаться советская милиция — были разного рода подтасовки и порой выбивание признания из подозреваемых, тут статистику приводить сложно, однако случай с Чикатило и расстрелянным вместо него Кравченко является максимально показательным. Тот тоже, откровенно говоря, был той еще мразью, но ведь это не оправдывает выбивание из него признательных показаний. Как минимум, потому что после такого настоящий преступник остается на свободе и может дальше совершать свои черные дела. Ну и по республикам очень интересная статистка в плане регистрации преступлений. Меньше всего преступлений регистрировалась в Средней Азии и Закавказье, больше всего — в Прибалтике. Вот такие у нас выходили опасные горячие прибалтийские парни… Но опять же, возвращаясь изначальной мысли, у любой системы есть предел прочности. Невозможно посадить всех, пусть даже они это местами заслуживают. Весной 1985 года начался процесс пересмотра отдельных статей уголовного кодекса в части смягчения санкции. А вернее даже не смягчения, а возможности отхода от наказания, связанного с реальным сроком в ИТЛ и замену его другими видами наказания. Исправительными работами, штрафами, запретом занятия должностей или работы в той или иной сфере, ограничением проживания в крупных городах. Условными сроками в конце концов, ведь если человек один раз оступился по мелочи, далеко не всегда полезным будет окунать его в «тюремную» жизнь, где он скорее превратится в закоренелого преступника, чем встанет на путь исправления. — Есть еще вариант, — когда формальности с приглашением понятых, просветом рук женщины специальной лампой, которая делала видимой нанесенную на «подставные» купюры краску, изъятием этих самых купюр, составлением и подписанием протокола были закончены, и следователь остался с задержанной один-на-один, разговор пошел иначе. — Рассказываешь о делах своих коллег, в первую очередь директора магазина. Как он крутит, с кем, кому потом наверх долю отдает. Подписываем у прокурора документы, он, если сведения будут полезные, обязуется просить у суда наказание ниже нижней планки. Совсем тебя не отпустят, но получишь полгода условно и пойдешь себе гулять без заезда в тюрьму. Опять же суда будешь ждать под подпиской дома в тепле и уюте, а не в камере. Это была еще одна новация, появившаяся в УК весной 1985 года — понятие «сделки со следствием». Раньше как было, следователь конечно мог пообещать, что раскаяние и «сдача» всех подельников снизит тебе срок, но вот прокурор и суд могли иметь на этот счет совсем иное мнение. Теперь же появилась официальная процедура заключения соглашения между прокурором, следователем и подозреваемым, по которой последний в обмен на важные сведения, способные помочь раскрыть преступление более высокой тяжести, мог получить существенное снижение наказания. Например, человек обвиняется по статье 144 ч. 2 — кража группой лиц. Преступление средней тяжести — до пяти лет лишения свободы. Но вот он знает, что его подельники в прошлом совершали деяния еще более опасные для общества — короче говоря убили кого-то. Статья 102 ч.1 — от 8 до 15 или вышка — деяние как ни крути более социально опасное, чем просто кража, пусть даже и группой лиц. Ну и ты предлагаешь обменять свои показания на то, чтобы прокурор попросил тебе самое мягкое наказание из возможных по твоей статье. Санкция по 144 ч.2 нижнего предела не предполагает, а сделка еще и позволяет заменить наказание на более мягкое. То есть получишь ты вместо 3–4 лет ИТЛ — год исправительных работ, что опять гораздо менее неприятно. — Я р-р-расскажу все что знаю, — женщина, еще недавно обличенная властью повелевать судьбами людей — кто сегодня сможет хорошо провести вечер, а кто нет — поняв, что за нее никто не вступится стала мягкой как пластилин и готовой ухватиться за любую соломинку. Это вам не алкашей гонять да на пионеров прикрикивать, сидя в наручниках, себя ощущаешь совсем иначе. — Ну тогда мы сейчас прямо отсюда в прокуратуру поедем. Будем надеяться, что ты знаешь достаточно, иначе прокурор не согласится на сделку, ему нужно что-то весомое, понимаешь? — Следак уже откровенно дожимал подопечную. — Понимаю… В итоге продавщица рассказала много интересного. О том, как директор толкал через магазин левую продукцию, как часть товара, наоборот, убиралась с прилавков и уходила «по знакомым» с приличным завышением цены от государственной, как работников магазина «заставляли» идти на всякие хитрости чтобы обмануть покупателя по количеству товара начиная от банальных обвесов, заканчивая пересортом и разбавлением весового товара. А главное — что у директора магазина была «крыша» в райисполкоме, куда тот регулярно заносил неправедно нажитую денюжку. То есть все это уже тянуло на статью — тоже появившуюся в УК совсем недавно — об организации преступного сообщества. А это уже совсем другие сроки. Продавщица — ей все же пришлось провести одну ночь в камере пока оформлялись все документы, и это произвело на нее неизгладимое впечатление — уже не знала, но с ее показаний началась раскрутка цепочки, проведшая к тотальному перетряхиванию системы госторговли в столице. В отличии от «Елисеевского» дела, никого тут не приговаривали к высшей мере, наоборот большая часть привлеченных к уголовному наказанию в итоге отделалась минимальными сроками, зачастую в условном виде, исправительными работами, штрафами и конечно запретом работы в торговле. Это что касается обычных продавцов, директора магазинов уже зачастую получали небольшие сроки и конфискации, а вот их покровители рангом выше огребали уже по полной. Причем, самым большим удивлением для таких вот царьков стало то, что за них не стал заступаться даже хозяин столицы, который во времена того же «дела гастронома №1» активно пытался замять всю движуху, видя в ней — небезосновательно надо признать, это были времена, когда готовились к схватке за пост генсека после Брежнева, и Гришин был тут один из претендентов на пост — подкоп под себя. Тут же все репрессии среди госторговли были согласованы в том числе и со столичными властями. Всего за период 1985–1986 годов только в Москве было привлечено к уголовной ответственности больше десяти тысяч работников торговли, что стало своеобразным рекордом отрасли. Конечно, полностью проблемы эти посадки не решили, да и далеко не за все можно реально привлечь к ответственности. Например, случаи торговли отдельными дефицитными товарами из-под полы, когда условная пара сапог минуя торговый зал сразу отправляется к напрямую к нужному покупателю, практически невозможно отследить и выловить. Даже при внезапной ревизии — ну да стоят сапоги в подсобке, а не на прилавке, ну забыли выставить, ошиблись. В самом крайнем случае это на выговор тянет, умысел тут доказать просто невозможно. С другой стороны и откровенных нарушений стало меньше. Продавщицы стали при любом сомнении спрашивать у покупателей документы, что поначалу нередко приводило к конфликтам с «завсегдатаями» вино-водочных отделов, но потом все привыкли. Да и просто товаров стало на прилавках больше, что было мгновенно оценено по достоинству простыми людьми. Ну и побочным результатом стало мгновенный взлет популярности уже давно существующей на телевидении передачи «Человек и закон». Раньше передачи были сухими и малоинтересными зрителю, а вот такие репортажи с разоблачением и поимкой нечистых торговцев «на месте» преступления сразу полюбились зрителю приковывая к экранам миллионы человек. А уж когда из телевизора прозвучал призыв сообщать в органы о любых известных случаях нарушений в торговле… От бдительного ока советской бабушки мало что могло скрыться, милицию буквально завалили письмами с просьбой «разобраться» и «навести порядок». Далеко не все они пошли в работу, но… Лиха беда — начало, как говорится. Глава 10 Гостелерадио 29 апреля 1985 года; Москва, СССР ПРАВДА: Варшавский договор: крепче единство, выше ответственность 26 апреля 1985 года представители стран-участниц Организации Варшавского договора подписали протокол о продлении действия Договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи на 30 лет. Это решение подтверждает нерушимость братских связей между социалистическими государствами и их готовность совместно отвечать на вызовы времени. В ходе встречи стороны обсудили актуальные вопросы укрепления мира и безопасности в Европе. Подчеркивалась необходимость адаптации блока к современным условиям, что открывает новые перспективы для сотрудничества и укрепления международной стабильности. Советский Союз и его союзники вновь продемонстрировали приверженность делу мира и прогресса, подтвердив, что Варшавский договор остается надежным щитом против любых угроз. Я ехал в баржеподобном ЗИЛе — настоящий «тяжелый люкс» по-советски, это когда между передним и задним рядом можно не то, что ноги вытянуть, а двух человек спать уложить — по Москве и думал. Пленум наконец закончился, можно аккуратно «подбить бабки». В целом все поставленные задачи были выполнены, первый экзамен на посту Генсека, можно сказать, я сдал, обеспечил себе большинство в Политбюро — если еще в начале апреля расклад там был теоретически неопределенным, то теперь избавившись от Романова и Тихонова и введя в главный орган страны Лигачева и Чебрикова, преимущество было на моей стороне при любых возможных раскладах. В моменте, конечно, что будет завтра, никто достоверно не знал. Теперь можно было немного выдохнуть — я только теперь почувствовал, насколько был напряжен все эти два месяца, ощущал себя натянутой струной, которая того и гляди лопнет — и заняться делами насущными. Более приземленными. Озвученное на Пленуме намерение бороться за здоровье граждан путем войны против алкоголя и табакокурения я решил начать прямо сегодня с посещения главного здания Гостелерадио СССР. Автомобиль переехал через один мост, потом через другой — «баржу» плавно качнуло на рессорах — и буквально еще через минуту мы затормозили. От Кремля до Пятницкой можно было и пешком прогуляться, однако не хотелось напрягать охрану, да и тучки на дождь вроде как собираться начали, не хватало еще намокнуть и простудиться. На телевидение у меня были огромные планы, огромнейшие, титанические. Его фактически нужно было строить с нуля, то, что называлось государственным телевидением в СССР, иначе как порнографией и профанацией назвать было просто невозможно. Просто удивительно, как коммунисты имея под рукой столь масштабный инструмент пропаганды, положили на него фактически болт. Большой и толстый. — Товарищ генеральный секретарь, мы приехали, — отвлек меня от раздумий открывший дверь охранник. Читал где-то, что в советском партийном протоколе открывать дверь начальству было вроде как не принято, но тут этот вопрос мне казался максимально утилитарным. Кому как не охране решать, когда «объект» должен выходить из автомобиля. Ну а я просто не хотел мешать людям делать их работу. У входа в здание Гостелерадио меня уже встречало все местное начальство во главе с бессменным главным телевизионщиком страны Лапиным. (Лапин С. Г.) — Товарищ генеральный секретарь, позвольте поприветствовать вас от лица всего коллектива, — Сергей Григорьевич был старым партийцем, успевшим до занятия нынешней должности поработать в структуре МИДа, и мог толкать подобные протокольные речуги считай без всякой подготовки и без ограничений по времени. Вообще меня максимально удивляло как местные большевики с легкостью подменяют практические опыт в любом деле партийным. Еще и называя это, как будто в насмешку над здравым смыслом, «укреплением кадров». Сидел человек, занимался очковтирательством двадцать лет, а потом им вот так взяли и «укрепили» какое-нибудь министерство, после чего все и пошло по одному месту. И эти люди еще называют свой строй передовым… — Благодарю, благодарю, — прервав словоизлияния Лапина на полуслове я протянул ладонь для рукопожатия. — Давайте что ли пройдем внутрь, а то, не ровен час, дождь начнется. Вы проведёте для меня экскурсию? На самом деле ничего интересного конкретно в этом здании не было. Все редакторы и другая творческая часть сидела на Малой Никитской, техническая — и вовсе в Останкино и на Шабловке. Ну а тут у нас сегодня было запланировано расширенное заседание комитета по телерадиовещанию с участием глав основных редакторских групп. Нужно было объявить людям, что с сегодняшнего дня мы будем жить принципиально по-новому, а также провести первые и самые важные кадровые перестановки. Прогулявшись по зданию — заглянули в Ленинскую комнату, конечно же, куда без этого, — и перекидываясь ничего не значащими фразами мы наконец дошли до зала собраний, где нас уже ждали все редактора и прочие ответственные товарищи. В воздухе висел непередаваемый, но при этом мгновенно узнаваемы запах казённого учреждения и это при том, что ремонт в здании выглядел относительно свежим. Деревянные панели «по плечо» на стенах, зеленые растения в кадках, ковровые дорожки на полу. Именно ковровые дорожки, впитавшие в себя неизменный сигаретный дым и бесконечную пыль, скорее всего и формировали основной тон этого запаха, впрочем, для без хорошего «сомелье» тут конечно не разберешься. Сначала слово вновь взял Лапин, быстро представил собравшихся — не по персоналиям, а по зонам ответственности — и принялся рассказывать о том, как все рады моему визиту. А еще о том, как стремительно — ха-ха — развиваются советские средство массового вещания, мол первой программой в стране охвачено почти 100% населения. 93, если быть точным. Выдающееся достижение, а то, что трансляция этой самой первой программы идет только до полуночи и по большей части наполнено всякой хероборой не смотрибельной — это вообще мелочи. Спустя минут двадцать выступления, я аккуратно постучал пальцем на часы, намекая Лапину, что пора закругляться. Глава Гостелерадио этот жест срисовал, и тут же свернул словоблудие, уступив место за трибуной «дорогому гостю». — В первую очередь хочу сказать, — заняв место выступающего, начал я с негатива, — что то, как работает советское телевидение сегодня, меня не устраивает. Не секрет, что Ленин называл кино важнейшим из искусств, сейчас это место фактически заняло телевидение. Но! Я включаю дома телевизор и что я вижу? Смотреть нечего. Большая часть показываемого оттуда… Материала или как капиталисты говорят — контента — абсолютно неинтересное и не смотрибельное нечто. При этом показывают всего два основных канала, для сравнения в Соединенных штатах только центральных, вещающих на большую часть территории страны каналов насчитывается под сотню, про местные даже говорить нечего, их просто не сосчитать! «Советскому Союзу не нужно десять новостных каналов», — можете возразить вы мне и будете правы. Однако даже без подготовки я могу сходу назвать десяток различных тематических каналов, которые будут популярны среди трудящихся и без конкуренции друг с другом. Спортивный. Культура. Развлекательный, учебный, научно-познавательный. Для женщин и для мужчин. Транслирующий только фильмы, например, или только музыку. Для детей — мультики, для подростков… Не знаю, что там подросткам сейчас интересно, но, пожалуй, вы и сами разобраться сможете. В зале раздались отдельные смешки. Раздался голос с места. — Простите, товарищ генеральный секретарь, но у нас уже есть многие вышеперечисленные программы на телевидении. И про природу есть — «В мире животных» и для подростков — «До шестнадцати и старше». Для детей — «Спокойной ночи, малыши», мультики показываем. Вы хотите у нас эти программы забрать или новые сделать? — Простите… — Каплан Борис Соломонович, заместитель главного редактора Центрального телевидения, — мужчина с характерным отчеством и на вид был воплощением интеллигентности, — собственно я и занимаюсь составлением сетки вещания. Если все вышеперечисленные передачи забрать с первой программы ЦТ, то что она будет показывать? — Спасибо за вопрос. Во-первых, никто не говорит о том, что нужно забирать все передачи здесь и сейчас. Очевидно, что материалов сразу для десятка новых программ просто нет, и нет никакого смысла сразу пытаться объять необъятное, — я сделал глоток из стакана с водой, поставленного для меня на кафедре, и продолжил мысль. — Перед этой встречей я ознакомился с постановлением правительства о развитии материально-технической базы телерадиовещания в СССР от августа прошлого года и у меня появились вопросы. Огромное внимание уделяется максимально широкому охвату населения одной или двумя программами Центрального телевидения. При этом о появлении новых программ, пусть они будут охватывать не 97% населения а, скажем, 60 или 50% — не сказано ничего. А меж тем, на сколько я понимаю, уже сейчас есть возможность начать вещание для миллионов граждан Союза. Зачем ждать и упираться в «добор» последних процентов, если можно эти ресурсы использовать гораздо продуктивнее. Во-вторых… Тут я попытался донести до собравшихся свою идею. Идею заполнения телевидением свободного времени среднего жителя Союза. Как бы это странно не звучало, но с досугом во вне рабочее время тут было очень сложно. Нет, в больших городах были и театры, и кинотеатры — что там показывали, это отдельный вопрос, тут как вроде как была намечена конференция кинематографистов, нужно будет и ее посетить, потому что вопросов к качеству снимаемых фильмов тоже было множество, — имелись разного рода дома творчества, спортивные секции и куча всего другого. Но вот в городах поменьше… Опять же нужно понимать, что восьмидесятые были временем грандиозного строительства в СССР, никогда ни до ни после на этих территориях столько не строили. Вот только темпы строительства «сопутствующей инфраструктуры» традиционно запаздывали, не поспевая за вводимыми в строй жилыми квадратными метрами. И вот на новое место переезжали молодые люди, которые работали условно на заводе по восемь часов, возвращались домой — по пути нужно было еще умудриться добыть чего-то пожрать, магазины ведь тоже зачастую открывались с запозданием и в недостаточном количестве — и потом весь вечер… Делать что? Ну вот люди развлекались водкой, сидели по дворам на лавочках, играли в домино и бухали. Совершенно же вымерший уже в начале двадцать первого века вид досуга тут был более чем распространен. И вот резким повышением количества контента я и хотел оторвать людей от улиц, от плохих компаний, заманить их домой и увлечь телевизором. А дома глядишь жена и не даст выпить лишнюю рюмку, все польза будет. — Товарищ генеральный секретарь, — последовал очередной вопрос из зала, — но ведь у нас и ФОТы ограничены, и техника опять же импортная требуется, нельзя же вот так взять и увеличить количество выпускаемого материала в несколько раз. Пленка опять же, на что снимать? Тут за каждый метр хорошей пленки такая драка идет, вы себе не представляете. — Ну раз уж пошел такой деловой разговор, — я демонстративно стянул с шеи галстук и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, вызвав в зале опять же волну смешков. Местные партийные бонзы этого не понимали, а к народу нужно быть ближе, тогда и вопросы решать будет проще. Да и душновато было в переполненном людьми помещении, — давайте тогда по имени отчеству. А насчет ФОТов и техники — пишите докладную записку на имя председателя Гостелерадио, копию мне и, пожалуй, председателю Совета Министров. Будем этот вопрос рассматривать в кратчайшие сроки, на полезное дело средства найдем, обещаю, главное, чтобы результат был. В таком ключе обсудили с редакторами еще пачку вопросов. Я предложил внедрить на телевидение такое новшество, как рекламу. Не коммерческую, конечно, какая может быть коммерческая реклама в отсутствии самой, как сказал бы зицпредседатель Фунт, «чистой коммерции», но социальная. Против алкоголизма, против курения, за чистоту в городе, за безопасность на дорогах, соблюдение ПДД, использование ремней безопасности… Да мало ли, что можно придумать, я подозревал, что с учетом не привыкших к подобному вмешательству советских мозгов, эффект может выйти весьма и весьма значительным. — Михаил Сергеевич, но мы не можем снимать такое в инициативном порядке, без разрешения вышестоящих партийных и хозяйственных органов, — это уже Лапин проснулся, который все время собрания сидел красный как рак, с трудом сдерживая в себе возмущение от такого бесцеремонного вторжения в «собственный огород». На самом деле мнение нынешнего директора всей этой богадельни меня интересовало мало, поскольку замена Лапина уже была делом решенным. Причем я, опасаясь слишком уже рьяно крутить штурвалом госуправления в одиночку, проконсультировался заблаговременно с Громыко. Объяснил ему все резоны, высказал свое неудовлетворение нынешним положением вещей и обрисовал возможные перспективы. Андрей Андреевич согласился с моими доводами о необходимости ускоренного развития телевидения и признал, что нынешнее руководство на это очевидно не способно. Собственно Лапину никогда, как я понял, задачи что-то там развивать и не ставились, его приоритетом было «держать и непущать» и вот тут ему, считай равных не было. — Виктор Васильевич, чтобы получить разрешение, нужно иногда проявлять инициативу и что-то предлагать «наверх». Или может быть для того, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки, нужно чтобы генсек за вас всех подумал? А собственная голова на плечах вам зачем? Это уже был не намек, а практически прямое указание, которое Лапин понял правильно. В эти времена было не принято увольнять номенклатуру по отрицательным показателям, даже если они откровенно валили дело — и это, кстати, меня тоже бесило неимоверно — их либо «переводили на другую работу», либо «освобождали от должности по состоянию здоровья». Ну или в самом мягком варианте позволяли человеку самому написать человеку заявление «по собственному». Ну а нынешнему председателю Гостелерадио было уже за семьдесят, так что отправить его на пенсию — почетную конечно же со всеми положенными льготами и выплатами — сам Бог велел. Ну или Ленин с Марксом учитывая местную специфику. — Если партия и правительство считает, что мы не справляемся с работой, с поставленными перед нами задачами… Что я лично не справляюсь, то я готов сегодня же написать заявление по собственному, — не знаю, на что рассчитывал Лапин, может думал, что я начну его останавливать и отговаривать, может просто попытался сохранить лицо, но я лишь кивнул. — Хорошо, Виктор Васильевич, передадите заявление через канцелярию, можете быть свободны, я вас не задерживаю, — Лапин поднялся из-за стола президиума, трясущимися пальцами ослабил галстук — я даже подумал, что его прямо тут удар хватит, вероятно это было бы не самой хорошей рекламой начала моего правления — и на негнущихся ногах вышел из зала собраний. В помещении стояла столь оглушительная тишина, что буквально было слышно, как жужжала одинокая муха неведомо как залетевшая в глубины здания. Я повернулся к заместителю отправленного на пенсию председателя и обратился к нему, — Энвер Назимович, считайте себя временным «и. о.» председателя. Посмотрим на вашу работу, может через полгодика эту приставку и уберем. В моей истории Лапин с Горбачевым тоже не сработался, слишком уж он был «кондовым» для проповедовавшего «гласность», «ускорение» и «перестройку» генсека. Там Лапин дотянул до декабря 1985 года, тут ушел на полгода раньше, не столь уж существенное, не самом деле, изменение течения истории. Права и на смену Виктору Васильевичу тогда был поставлен тоже весьма спорный персонаж — Аксенов. Не в смысле взглядов на телевидение, а в смысле отсутствия опыта в этой сфере, достаточно сказать, что назначили его с позиции посла СССР в Польше. А потом, блин, удивляются, отчего все через жопу — потому что вы назначаете людей не по принципу профессионализма, а по принципу личной лояльности. Лояльность — это конечно прекрасно, но ведь и дело кто-то делать тоже должен! Тут же я хотел отойти от этого принципа и вместо назначения на номенклатурную должность очередного «старого коммуниста», просто повысил наиболее подходящего на эту роль заместителя предыдущего руководителя, который и до этого тянул на себя основную часть практической работы на центральном телевидении. Сам я о Мамедове мало что знал, но отзывы заслуживающих доверия товарищей были самые положительные. И в плане его талантов как телевизионщика и как руководителя. Посмотрим, сам все направления в ручном режиме я очевидно все равно не потяну, придется делегировать, почему бы и не выдвинуть тут человека, на первый взгляд подходящего для этой работы лучше всех. Еще и с лояльностью проблем быть не должно, поднятый таким макаром человек обязательно будет понимать, что без прикрытия сверху его очень быстро сожрут, и будет держаться своего патрона до последнего. Ну во всяком случае, хочется в это верить. После низвержения занимавшего свой пост целых пятнадцать лет хозяина советского телевидения, собрание как-то очень быстро — и надо признать скомкано — завершилось. Мы с руководителем местной партийной ячейки, который, кажется в присутствии генсека просто забыл, как дышать, еще парой ответственных товарищей и конечно же новым и.о. председателя прошли в кабинет последнего, где и продолжили начатый разговор. Кабинет у Мамедова был совершенно стандартный, за каких-то пару месяцев в этом времени я, кажется, видел таких уже несколько десятков. Стол буквой «Т», шкаф с книгами, плакат с бравурным лозунгом на стене, красный с золотой бахромой вымпел победителя какого-то очередного соцсоревнования, ковер на полу. Дверь, обшитая дерматином и обитая фигурными гвоздиками, небольшая кожаная софа в углу. Фотография генсека на стене. Рядом — Ленин. Разве что несколько почётных грамот в рамке и пара горшков с цветами хоть как-то оживляли обстановку. (Мамедов Э. Н.) — Как я уже говорил, меня совершенно не устраивает даже не качество и количество снимаемого материала, а сам подход к телевидению, — принесли чай, Мамедов было намекнул на что-то «погорячее», но пить на работе я привычки не имел и уж точно не собирался этого позволять подчиненным. — Для примера хочу тут привести передачу «Ритмическая гимнастика» — это что вообще такое? Я прервался на полуслове чтобы сделать глоток чая и этой паузой воспользовался местный «смотрящий от КПСС». — А я, товарищ генеральный секретарь давно говорил, что это позорище, а не программа, что такое показывать нельзя по первой программе. — Заткнись, — не выдержал я. В прошлой жизни слышал анекдот про олигарха, который жаловался врачу, что нормально поссать не может, потому что как только снимает штаны, кто-то сосать пристраивается. Тогда этого понять я, конечно, не мог, а вот уже тут начал чувствовать буквально на своей шкуре. Терпеть не могу лизоблюдов. — Встал и вышел. — Я не… — Попытался было что-то сказать местный парторг, но я только указал на дверь. — Валера, — я повернулся к своему помощнику, который в таких визитах неотступно следовал на мной. В конце концов, кто такой генсек? Только человек, без свиты мало что может и вот Болдин, работавший с Горби аж с 1981, года был одним из тех, кто воплощал мои задумки в реальность. — Проследи, чтобы этого перевели куда-то подальше, усилим им кадры где-нибудь в Таджикистане. Так вот. Что я хотел сказать? Ах да, ритмическая гимнастика, у меня вопрос. Сколько всего было снято выпусков? — Ммм… Пять. Или шесть, кажется, — на секунду задумался Мамедов. — А почему так мало? Почему один и тот же выпуск крутится по телевизору на повторе иногда даже по несколько раз в день. В чем проблема снять не пять получасовых выпусков, а двадцать пять? Пятьдесят? Сто? Чтобы раз в неделю новый выпуск ставить в эфир. А дальше развить идею сделать отдельные выпуски для мужчин со съемками более силовых упражнений. Да мало ли что можно придумать, возможно что-то даже более откровенное, чтобы поставить после полуночи. — Кхм… — Сидящий напротив мужчина буквально подавился воздухом. Уверен таких предложений в этих стенах еще не озвучивали. — Эмм… Эротику что ли, Михаил Сергеевич? — Ну этот вопрос требует без сомнения более тщательной проработки, обсуждения в кругу ответственных товарищей, — я решил не форсировать события и сдать немного назад в своем реформаторском порыве. — Но если хотите знать мое личное мнение, как коммуниста и патриота, то пусть лучше мужики сидят по ночам перед телевизором и дрочат тихонько, чем бухают или по улицам с сомнительными целями шляются. Или ВВС на коротких волнах по ночам ловят. Все от этого только выиграют, но повторюсь, пока эту тему поднимать не будем, не время еще. — Очень не хватает пленки. Хорошей, качественной… Импортной. Наша, к сожалению, не выдерживает никакой критики, — пожал плечами Энвер Назимович. — За ней постоянно идет настоящая охота, у киношников, кстати тоже самое происходит, только там из-за своей специфики ситуация еще сложнее. У нас все же магнитная пленка используется, в случае необходимости перезаписать можно всегда, они себе такое позволить не могут. — Понятно… — Я задумчиво отстучал костяшками пальцев по столу, — будем поднимать этот вопрос, увеличение закупок пленки — этого не обещаю, а вот попробовать купить полноценное производство — это можно попробовать. И вот еще какая идея у меня есть. У нас огромное количество фильмов, которые за прошедшие двадцать пять лет были сняты, но не выпущены в прокат. По разным причинам… — Да, Михаил Сергеевич, есть такое. — Ну вот я думаю, можно сформировать комиссию, которая бы еще раз прошлась частым гребнем по этим отказникам и возможно пересмотрела бы кое-какие решения. Фильм могли зарубить по конкретно важному сиюминутно поводу, но со временем он, есть немалая вероятность, потеряет остроту. И вот у вас появится материал для третьей программы. Пусть это будет трансляция фильмов. С четырех утра до часу ночи. Ничего нового снимать не нужно, все материалы уже есть, технику можно опять же уже существующую задействовать, и ФОТов много не потребует. Не нужны ведущие, операторы, редакторы. Только техники, которые бы по утвержденной программе фильмы будут в эфир пускать. Я прав? Это можно организовать? — Можно, — немного подумав ответил и.о. председателя Гостелерадио. Настроение Мамедова очевидно болталось на уровне «охренеть, я и не думал, что бывает так хорошо». Мало того, что получил повышение, так еще и большую творческую свободу пообещали. А еще и фильмы «с полки» доставать — по слухам именно Энвер Назимович был тем, кто защищал Рязановскую «Иронию судьбы» от нападок цензоров, которым не понравилась там пропаганда пьянства. Правильно, кстати, не понравилась, мерзкие там все персонажи: что Лукашин, что Наденька, одного только Ипполита жалко. В любом случае Мамедов очевидно любил хорошее кино, так что за пересмотр картин возьмется теперь с большим рвением. — Сделаем. Но прошу это оформить отдельным постановлением правительства, чтобы меня за руки не хватали… Отдельные излишне бдительные товарищи. — Это не проблема, — я кивнул Болдину, он сделал себе пометку в блокноте. Как местные не теряются в вале проходящих через них бумаг — я так и не понял. Попытался хотя бы бегло просмотреть все, что мне с утра принесли на подпись, угробил полдня, вызвав молчаливое недоумение у секретаря. Видимо реципиент раньше подобным не страдал. А с другой стороны — подписывать документы не читая? Ну нет, спасибо, обойдемся. — И вот еще что. Это я уже вам не как генсек хотел обратиться а как просто гражданин… Сплошное использование служебного положения конечно, я понимаю… Но… Я достал из портфеля пачку бумаг с напечанным — спасибо наличию штатных машинисток, которые влет перепечатывали рукописный текст на машинках, потому что совместный у нас с Горби почерк вышел прям скажем паршивый, тоже кстати засада, а если кто-то додумается сравнить старые документы генсека и новые, может неудобно получиться — текстом. — Что это, товарищ Горбачев. — Мои сценарии. Я тут творчеством балуюсь в некотором смысле прикладным. Посмотрите, что из этого реально достойно, чтобы быть снятым, вам оно без сомнения виднее. Только прошу оценивать без скидок на должность автора, ну и конечно имя мое мелькать если что нигде не должно. Сами понимаете. — Посмотрим, товарищ Горбачев. Обещаю, оценим по достоинству без скидок или пристрастия, — в голосе Мамедова прорезалась смешинка, очевидно телевизионщик не ожидал от высокого начальства проявлений творческого начала. Ну и я, с другой стороны, собирался оценить имеющихся цензоров и редакторов по их реакции на мои сценарии. Это же были не просто потуги графомана от сохи, а плагиат самых лучших и самых известных социальных роликов, получавших призы на фестивалях рекламы в будущем. Если они не понравятся нашим редакторам, у меня к ним резонно возникнут серьезные вопросы. В целом мой кавалерийский наскок на Гостелерадио при первом приближении можно было расценивать как полностью успешный. Придал пинками всем ускорение, подвесил сладкую морковку перед носом оставшихся на месте руководителей, заложил фундамент будущего расширения телевещания. Было в этом что-то парадоксальное конечно. В будущем имелась проблема с тем, чтобы оторвать людей от виртуальности и выпихнуть в реальный мир. Тут же задача стояла фактически обратная — оторвать народ от улицы, от водки, от бытовых неурядиц и дать им взамен какое-то созидательное развлечение. Посмотрим, что из этого выйдет. Глава 11–1 Пробежка 5 мая 1985, Москва СССР КОМСОМОЛЬСКАЯ ПРАВДА: «Компьютеризация — путь к прогрессу!» Сегодня Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачев выступил с важной речью, подчеркнув необходимость всемерного развития компьютерной техники и ее внедрения во все сферы жизни советского общества. «Научно-технический прогресс — это основа нашего будущего, — заявил Михаил Сергеевич. — Компьютеризация промышленности, сельского хозяйства, образования и науки позволит нам выйти на новый уровень развития, повысить эффективность труда и укрепить экономическую мощь страны.» Горбачев отметил, что СССР должен активно перенимать передовой опыт, развивать отечественную электронную промышленность и готовить кадры для работы с современными технологиями. Это выступление стало еще одним подтверждением курса партии на ускорение научно-технического прогресса, который открывает новые горизонты для строительства коммунизма. Прошли майские праздники. Отстоял демонстрацию на мавзолее, улыбался трудящимся, махал руками, стоически выдерживая многочасовое мероприятие. Толпы людей, радостные лица, флаги, плакаты, музыка — все это было до боли знакомым, но одновременно вызывало странное ощущение нереальности. Казалось, что я наблюдаю за происходящим со стороны, как за театральной постановкой, где у каждого своя роль, давно разученная и исполняемая с неизменной точностью. Встретился еще раз с Хоннекером. Разговор опять пошел максимально жестко, но от своей идеи открыть границы и ускорить экономическую интеграцию стран, входящих в СЭВ, я отказываться не собирался. Немец упирался, хмурился, бросал на меня недовольные взгляды из-под густых бровей, но я не отступал. Закинул ему морковку о возможных «инвестициях» в экономику ГДР при переходе на более «рыночные» отношения. Хоннекер нервно постукивал пальцами по подлокотнику кресла, лицо его было напряженным, но, кажется, мысль о деньгах заставила его задуматься. Возможно, впервые за этот диалог он действительно слушал меня, а не просто отстаивал свою позицию. (Эрих Хоннекер) После этого я понял, что мне просто необходим небольшой отдых. Дальше работать в таком темпе без передышки, по 14 часов в день, — это путь в никуда. Свихнусь просто. Я взял пару дней «для себя». Я бежал по утопающей в зелени тропинке, вдыхая свежий весенний воздух, насыщенный ароматами хвои и уже полноценно пробудившейся после зимы природы. Ветер приятно холодил разгоряченное лицо, легкий ритм шагов создавал почти медитативное состояние. Голова потихоньку освобождалась от вороха проблем, и мысли снова вернулись к недавнему разговору с председателем КГБ Виктором Михайловичем Чебриковым. Виктор Михайлович считался одним из ключевых членов «моей» команды. Вернее, мы оба как бы были из команды Андропова, и то, что Юрий Владимирович «толкнул» реципиента в Политбюро, обеспечивало мне определенную лояльность спецслужбы. Ну и я, соответственно, подтянул Чебрикова в главный политический орган страны, закрепляя эту связку. Как там говорят китайцы? «Ты почешешь спину мне, а я почешу тебе». Чебриков хоть и не был кадровым гэбистом, а по местным традициям оказался переведен с партийной должности «на усиление кадров» — ублюдская практика, плодящая дилетантов, а потом удивляются, что у них, блин страна разваливается — в целом меня порадовал. Нет, понятное дело я с Виктором Михайловичем и раньше общался, все же уже считай три месяца в этом времени, но прошлые разы все были… Организационно-политическими что ли. Ну то есть мы не работу собственно КГБ обсуждали, а дележку власти в стране, и только сейчас руки дошли до непосредственно главной спецслужбы СССР. — Фух, — я перешел с бега на шаг, и принялся тяжело «раздыхиваться». Тело мне досталось, конечно, не в лучшей форме, приходилось буквально с нуля приводить в тонус организм. Учитывая отсутствие мышечной памяти и возраст реципиента, — а еще лишний вес, куда без него — каждая тренировка давалась мне с огромным трудом. В прошлой жизни я так не позволял себе расслабляться до самого конца, и бегал и в зал тренажерный ходил. Пусть веса уже не те доступны были, да и марафон последний я пробежал лет за тридцать до своего попадания сюда, но обрастать дурным салом тоже считал ниже своего достоинства. — Все, парни, домой. Бегущие впереди и сзади сотрудники «девятки» с заметным облегчением двинули по тропинке в сторону дома. Когда я первый раз выразил желание устроить себе вечернюю пробежку — благо тут в Сосновке имелся вполне приличных размеров зеленая зона, в которой я планировал намотать еще не одну сотню километров, — охрана буквально встала на дыбы. Ну то есть меня реально чуть ли не в психушку думали сдавать, во всяком случае в кремлёвскую больничку начали звонить на полном серьезе, наверное, думали, что генсек крышей потек на фоне безотчетного служения родине. А уж как меня потом убеждали, что это небезопасно, что не по протоколу, что вообще такого никто не делает. Предлагали беговую дорожку установить в доме или еще какие-то тренажеры. От этого я, кстати, не отказался, толкнуть штангу — это дело тоже весьма и весьма пользительное и приятное. Но всерьез бегать по дорожке? От этого же мозг начинает плавиться уже через десять минут, и вообще никакого удовольствия не получаешь. А вот так — вечером, на свежем воздухе, да в компании приятной. Красота! О том, как всполошилась Раиса Максимовна, даже говорить нечего. Вот уж кто от своего мужа, которого она думала, что знает как облупленного, такого поворота не ждал совершенно. Отношения с женой буквально за каких-то несколько недель сползли по шкале термометра куда-то в зону заморозков. Ничего удивительного, они с реципиентом тридцать лет прожили бок о бок, просто так человека — как бы я не был скептически настроен по поводу ее моральных качеств — не обманешь, как тут не всполошиться, когда личность супруга совершенно поменялась всего за каких-то пару дней. Смешно сказать, Раиса Максимовна даже попыталась провести мне аккуратный допрос по фактам из прошлого, как будто подозревая, что ее мужа банально подменили. Не будь мне доступна память Горби тут бы я и спалился, без всякого сомнения. А так, легко ответив на все каверзные вопросы, идею о подмене генсека снял с повестки дня раз и навсегда, что правда не спасло от общения с докторами. Те приехали под видом планового — ну да, планового, как же, верим-верим — осмотра, померяли давление, сняли ЭКГ, спросили по поводу питания и неожиданного желания заняться спортом, но в целом тоже никаких причин для тревоги не обнаружили. Благо тело мне в наследство досталось вполне здоровое, и небольшая нагрузка ему помешать точно не могла, так что тут удалось отбиться, можно сказать, без потерь. По поводу места жительства меня тоже кстати пытались «подергать». На нынешнюю дачу — старый деревянный дом, где еще Орджоникидзе жил в двадцатых годах — мы въехали, когда Горби стал Кандидатом в Политбюро. По всем приличиям Генсек должен был занимать жилплощадь более статусную, и мне стали активно сватать разные дома «побольше» и «поближе». В моей истории, Горби тут же перебрался в трехэтажные дом на Косыгина площадью 570 квадратов, из которого его выселили только 1991 году. (Дом по адресу Косыгина 10, Москва) Огромная роскошь по советским меркам, обычный рабочий условного ЗИЛа о таком даже мечтать бы не мог, при том, что разница в зарплате у нас была просто смешная. Мой официальный оклад на посту генсека составлял 800 рублей, при средней зарплате по стране примерно в 200. Капиталистические правители всего мира могут о таких сумм только плакать. Вот только нахрена мне переезжать в такой дворец, я так понять и не смог. Дома я только ночую и то не каждый раз, семья у нас, мягко говоря, небольшая — «ты да я, да мы с тобой», как говорила моя бабушка — и вот спрашивается зачем нам такие хоромы? Что бы что? При том, что у нас еще квартира в Москве имелась на Щусева тоже отнюдь не малосемейка по площади. В общем от предложений я отмахнулся, что опять же вызвало у жены странное негодование, она, видимо, в переезде на новое место какой-то тайный смысл видела. — Стоп, шнурок развязался, — я остановился, присел на одно колено — в животе многозначительно заурчало, уже и поужинать было не лишним, — и парой движений перевязал шнурки на кедах. Кеды были советские и, если честно, до беговых кроссовок из будущего сильно не дотягивали. Нужно было озаботиться чем-то более приличным, но что-то постоянно руки до этого не доходили. Или вернее — ноги. — Вперед! Мысль от Раисы Максимовны вновь вернулась к Чебрикову. Самым главным вопросом, который поставил председателю, стала судьба пятого управления КГБ. «Пятерка» была тем самым структурным подразделением, которое денно и нощно боролось с советскими диссидентами и стояло на страже покоя обычных граждан… Теоретически. На практике, что там творилось, сказать было крайне сложно, еще в прошлой жизни я встречал очень разные оценки деятельности этого управления при том, что по поводу его начальника Филиппа Бобкова все по большей части были единодушны и не комплиментарны. — Убирай Бобкова, куда хочешь убирай. Хоть на пенсию, хоть в Магадан белых медведей считать за Полярным кругом, — сидящий напротив Чебриков только кивнул и поправил очки. Бобков долгое время был главой «пятерки», а потом в 1983 году стал первым заместителем председателя КГБ и главным претендентом на повышение в случае, если с Чебриковым что-то случится. На другую работу его, например переведут по линии Политбюро, от таких вот «ждущих», готовых в любой момент подтолкнуть начальство во все времена стараются избавиться как можно быстрее, поэтому приказ избавиться от Бобкова Виктор Михайлович принял как должное. — И вообще по пятерке проводи полную ревизию, что-то нехорошее там творится, штаты раздуваются, идут бравурные реляции, в отчетах постоянно упоминается вербовка новых агентов, а диссиденты не переводится. Надо понять, кого там в агенты записывают, если ли от них какой-то толк вообще, а главное — нужно ли нам так плотно за своим населением приглядывать, особенно среди творческой интеллигенции. (Бобков Ф. Д.) Уже сильно позже во времена «свободы и демократии» начали вылазить числа агентов КГБ внутри страны. Назывались какие-то жуткие порядки от двадцати до ста сорока тысяч так или иначе сотрудничающих с органами человек. Все дело в пресловутой «палочной» системе: вот выявил ты «диссидента» скрытого, его оформлять, доказательную базу собирать, чай не 1937 год чтобы к стенке всех подряд ставить, мороки много. Но можно с ним «провести беседу» и записать как агента, то есть работа сделана, по всем отчетам эффективность службы растет, а на практике все эти диссиденты дружно стучат друг на друга, но при этом продолжают вредить стране. С полного одобрения органов, которые «отслеживают ситуацию» и «держат руку на пульсе». Ну и нахрена оно все спрашивается? И весь анекдот в том, что даже такое количество агентов никак не помешало стране развалиться. — Сделаю, Михаил Сергеевич, — кивнул Чебриков. — Нужно понять, что там за диссидентов Бобков окучивал двадцать лет. Если это реальные враги советской власти, найти способ и посадить, если просто человек не в восторге от бардака вокруг творящегося, то не нужно его вообще трогать. Я тоже далеко не от всего в восторге, что теперь генсека в диссиденты запишем? Используй пятое отделение как резерв кадров, не стесняйся там резать штаты. Никакого дополнительного финансирования на расширение я тебе не обещаю, так что в любом случае придётся искать внутренние резервы, — очень долгое время пятое управление было священной коровой трогать которую нельзя. Соответственно и профессионализм там собравшихся людей вызывал вопросы. — И отдельно, как хочешь, можешь внутри той же пятерки отдельное управление сформировать, нужна команда по противодействию национализму. Нехорошие сигналы идут с мест, особенно из Закавказья, и Украины, очень нехорошие. Нужно аккуратно разобраться, отделить агнцев от козлищ, понимаешь меня, Виктор Михайлович? — Понимаю, Михаил Сергеевич, — проблема тут была в том, что в каждой республике имелась собственные комитеты, которые центральному органу подчинялись не напрямую, а опосредованно. Это настолько феерическая тупость, что мне даже комментировать сложно, как СССР на шестидесятом году советской власти пришел чуть ли не к феодализму. Еще бы Минобороны разделили по республикам… Действительно, чего же страна развалилась, как, блин, неожиданно-то. — С национализмом на местах будем работать беспощадно, — я потер переносицу и добавил. — И еще одно, это уже сугубо между нами: проработай пожалуйста у себя возможность ликвидации республиканских комитетов с присоединением их к центральному. Чтобы, ну ты понимаешь, единоначалие было. А разгильдяйства и анархии — наоборот. Не было. Не торопясь, зашел в дом. Ну вот и зачем мне куда-то переезжать, если и это жилье устраивает? Предлагали кроме особняка на Косыгина еще прямо в Кремль переселиться, но это уже было совсем за гранью добра и зла в моем понимании. Это как история с удалёнщиками во время пандемии ковида. Сначала всем идея понравилась — работать дома, круто же. Но в итоге оказалось, что ты просто живешь на работе, а это — при том, что перестановка вроде бы не такая большая — совсем уже другое ощущение от происходящего вокруг. Жить же на работе мне не хотелось категорически, даже если это жилье самое элитное из доступных в стране. Да и просто переезжать настроения не было, и так на работе завал, хочется хоть дома какую-то надежность ощущать. Пусть даже это не совсем твой дом, не совсем твоя жена и даже тело это вовсе не твое. — Я в душ и ужинать! Все потом, — отмахнулся я от что-то хотевшей сказать жены и не теряя времени отправился по указанному адресу. Пока стоял под теплыми струями воды думал о том, не зря ли я так «раскрылся» перед председателем КГБ. Я и так со своим знанием языков и проскакивающими англицизмами явно выделяюсь, а теперь еще и это… Глава 11–2 Дела чекистские 5 мая 1985 года; Москва, СССР ПРАВДА: СССР поддерживает независимость Намибии! Советский Союз, верный принципам борьбы против колониализма, горячо поддерживает усилия ЮАР по предоставлению независимости Намибии. Намибия, долгие годы страдавшая под гнётом колониальных режимов, заслуживает свободы и самоопределения. СССР приветствует шаги ЮАР в рамках международных соглашений и продолжит поддерживать борьбу народов за независимость. Да здравствует справедливость и свобода! — Следующее… — Я посмотрел прямо в скрытые за линзами очков глаза Чебрикова, тот взгляд не отвел. — По поводу вот того агента. Имени я его называть не буду, должности тоже. Того благодаря которому мы смогли вычислить Полякова… Я приказываю вам работать с ним максимально аккуратно. — Но как… — Председатель КГБ был явно ошарашен тем, что генсек знает чуть ли не главную тайну организации. В апреле 1985 года в советское посольство в Вашингтоне заявился сотрудник ЦРУ Олдрич Эймс и сам предложил свои услуги. Эймс как раз работал на советском направлении и фактически сдал нам всю резидентуру ЦРУ в союзе. В нашей истории, воспользовались этой информацией, гэбисты сработали максимально неуклюже — попросту взяли всех американских шпионов, разгромив их разведку и вызвав огромный переполох в Лэнгли. Там стали копать, искать предателя и в итоге — спустя правда несколько лет уже в начале 90-х его нашли. И вот тут я хотел, чтобы этого не случилось. Эймс — при том, что он являлся фактически алкоголиком и вообще сомнительным с моральной стороны типом — был слишком ценен, чтобы «менять» его даже на пачку предателей. Такой источник нужно играть в долгую. (Олдрич Эймс) — Не важно, — я мотнул головой, — объяснять не могу, но у меня как у генсека есть собственные каналы информации. Не буду вас учить работать, но хочу поставить вопрос ребром, агента нужно сохранить с максимальной аккуратностью. Ведите его дело шифром, вписывайте подставные имена, чтобы даже если самую главную папку найдут, определить фигуранта было невозможно. Придумайте что-то с деньгами, он раздолбай начнет тратить направо и налево и спалится. Пусть выиграет в лотерею или наследство получит или в правильные акции вложится, или, не знаю, книгу удачно издаст, проявите фантазию, главное, чтобы деньги его вопросов не вызывали. — Сделаем, — я прямо видел, как в голове Чебрикова скрипят шестеренки, пытаясь понять источник моих знаний. Об Эймсе пока во всем мире знало всего несколько человек — четыре или может пять — и никто из них стучать мне как бы и не мог. — По предателям тоже проявите воображение. Не нужно всех сразу арестовывать. Полякова отправьте на пенсию, пусть тихонько умрет от сердечного приступа без открытого суда. С остальными тоже… Кто-то может не пройти проверку на лояльность и уехать туда, где не сможет вредить, через кого-то можно начать сливать дезу. Кого-то может машина сбить… Как много может хранить память любознательного человека? Оказывается очень много, если Калугина, предположим, или Гордиевского — его, кстати, предстояло еще взять вовремя, не отпускать же в самом деле за кордон, это дело принципиальное — может назвать в качестве предателя чуть ли не каждый, то вот прочих… Случайные посты в интернете, упоминания в ящике, статьи, игры даже — очень много информации обнаружилось у меня в голове при целенаправленном поиске. Впрочем, ради справедливости, тех кого имело смысл «отдавать» чекситам прямо сейчас оказалось поразительно немного. Всю работу за попаданца именно в этом 1985 году — вот уж действительно, наверное самый удачный год для советской контрразведки в истории ее существования — сделал тот же Эймс, Ханссен или Говард. Эти трое буквально уничтожили западную резидентуру внутри советских спецслужб и даже дочищать за ними оказалось фактически нечего. Нет, опять же может быть какие-то предатели и остались — наверное остались, эту гадость вычистить под ноль практически невозможно — но они либо впоследствии так и остались не раскрытыми, либо их имена не попались банальным образом мне на глаза в будущем. Из тех, кого имело смысл назвать прямо сейчас, я сумел вытащить из головы только имя Виталия Юрченко, который должен был «уйти» через пару месяцев во время командировки в Рим. Там вообще получилась мутная история, Юрченко сначала совершил побег, несколько месяцев находился в США, сотрудничал с ЦРУ а потом сумел убежать обратно, рассказав историю о том, что его якобы похитили американцы. Была ли это неудачная попытка предательства — уже потом появилась версия о том, что Юрченко обиделся на новых хозяев за то, что они не отсыпали ему корзину печенья вместе с бочкой варенья, а наоборот обошлись весьма жестко — или спецоперация советских спецслужб, я не знал. Просто потому что однозначный ответ на этот вопрос в будущем так и всплыл. С другой стороны это не помешало мне сдать Юрченко с потрохами, пускай Чебриков сам разбирается с этим мутным типом, ему виднее. Вторым фигурантом, чье имя я пока придержал до лучших времен — вдруг мне потом еще раз понадобится удивить чекистов, приятно играть в карты имея в рукаве подобные козыри — стал Василий Митрохин. Этот деятель в течение своей службы в архивах КГБ делавший копии разных секретных документов и «толкнувший» свой архив британцам при первом же удобном случае. Случай тогда представился уже после развала СССР в 1992 году, но брать предателя можно уже сейчас, не для развлечения же он документы таскал. Ну и понятно, что прямо сейчас от него никакого вреда нет, сидит он на купе секретов ну и пускай пока сидит, взять его мы всегда успеем. Гораздо больше имелось у меня в памяти предателей которые перекинулись уже позже, после развала СССР, во времена «святых» девяностых и чуть менее святых нулевых. Вот только что делать с этими именами и вовсе было не понятно. У ж слишком специфические сложились исторические реалии, когда страна, которой ты давал присягу разваливается, когда общество вокруг мутирует и человек становится человеку волком… Можно ли отсюда из 1985 года судить человека ставшего предателем через пятнадцать лет? Или двадцать? Сомнительно, если мы все сделаем правильно, то может быть и самого предательства не будет, не сложатся те обстоятельства. А с другой стороны, можем ли мы рисковать, когда на кону благополучие страны? Короче говоря, тут было над чем крепко подумать. Вышел из душа, обтерся, посмотрел на себя в зеркало. Нет, не красавец. Лишнего жира не так много, но и мышцы как бы тоже… Дрябленькие. Потыкал себя пальцем в правую дельту, она, прям скажем, отсутствовала. Ладно, турник мне уже приладили в дальней комнате, которая теперь будет «тренировочной», гантели завезли, лавку поставили со штангой, даже все ту же беговую дорожку притараканили откуда-то. И я уже даже пробовал заниматься. Подтягиваться — с трудом аж целый один раз сумел, позорище, — в общем, лиха беда начало. — Что у нас на ужин? — Накинув халат я спустился на кухню. Там меня уже ждала Раиса, причем, судя по ее загадочному выражению лица, она что-то задумала. Ну посмотрим… — Гречка по-купечески, как ты любишь, — жена жестом фокусника достала из духовки глиняный горшочек и большой ложкой переложила его содержимое в поставленную передо мной тарелку. Конечно, сама она не готовила, в доме имелась прислуга, но сейчас по вечернему — уже фактически ночному времени — тут кроме охраны никого не было. Собственно, и охрана в дом особо не заходила, контролируя территорию вокруг и не мешая жильцам излишней назойливостью. Надо признать, что гречка пахла отменно. С подливой и большими кусками мяса…Вот только время было уже десять часов, нажираться жирного перед сном совсем не хотелось. Эту мысль я Раисе — она как раз пристроилась, рядом выжидающе глядя как я буду ужинать, ну точно что-то задумала — и озвучил. — А ничего полегче нет? Салатика какого-нибудь? — Что с тобой, Миша? — Глаза жены откровенно полезли на лоб, видимо мысль о том, что муж может поужинать салатом и чаем с бутером «первой леди» не приходила. — Это же твое любимое блюдо, ты всегда говорил, что можешь есть кашу с мясом на завтрак, обед и ужин. — «Чертов Горби», — промелькнула у меня мысль, — «как он только столько прожил с такой диетой». Вслух я, однако, сказал иное, что мол никто не молодеет и после тяжелой пищи засыпать стал с трудом. Впрочем, каша действительно была приготовлена отменно, не сказать, что я такой уж большой фанат гречки, но тут был настоящий шедевр. И специи подобраны правильно и легкая осетринка на послевкусии, как я люблю и овощная составляющая присутствует. В общем — не подкопаешься. — Миша, там же в Женеве переговоры идут по ракетам, об этом в «Правде» писали. Давай слетаем в Швейцарию на пару дней, тошнит уже от Москвы этой серой, хочется погулять, на Альпы посмотреть, — в голосе жены было столько патоки, что даже меня записного сладкоежки начало подташнивать. — И как ты себе это представляешь? — Я вяло отмахнулся от очередного захода Раисы Максимовны в попытке как-то «овеществить» свое положение первой леди. — Главы государств не встречаются с министрами иностранных дел, меня не поймут просто. Слетаем еще в Женеву, думаю где-нибудь к осени, если все пойдет ровно выйдем на переговоры с Рейганом лично, тогда и посмотрим на Альпы. Я тяжело вздохнул. Так-то идея мотнуться погулять по весенним Альпам была совсем недурна. Очень даже привлекательна, если говорить совсем честно, вот только в плане ограничений генсек был скован не меньше остальных в СССР и вот так просто устроить себе отпуск в капстране я, конечно, возможности не имел. — И что мы никуда не поедем в этом году? Ты все время собираешься в Кремле безвылазно сидеть, я не для того становилась женой генсека, чтобы в четырех стенах сидеть! — Ради справедливости жена генсека Раиса Максимовна Горбачева отнюдь не была домохозяйкой, она вполне имела кандидатскую степень по философии и преподавала в Московском Университете. Однако учитывая мой статус, очевидно вся эта деятельность рассматривалась Раисой Максимовной не в качестве работы, а в качестве способа просто общаться с людьми. — Ну так займись чем-нибудь полезным! — Не выдержал этого давления я и наконец взорвался. Прихлопнул раскрытой ладонью по столу, отчего вилка подпрыгнула в пустой тарелке, и та жалобно зазвенела, а сама жена дернулась от неожиданности всем телом. Не знаю, как Горби терпел такое отношение к себе со стороны супруги, может ему было комфортным, но я как-то не привык к постоянному «попилу» со стороны второй половины. Вот эти постоянные попытки указать мне на то, что я недостаточно делаю для нашей семьи, желание контролировать, где я нахожусь и что делаю. Это что шутка такая? — Тебе скучно? Давай я тебе фонд создам, будешь культурой заниматься! Выставки собирать, молодые дарования раскапывать, но только не нужно постоянно пробовать меня на прочность! А то результат может тебе не понравится! Жена от такой отповеди вскинулась, сверкнула глазами и, излучая негодование каждым движением, покинула кухню оставив меня наедине с кружкой чая. Я сделал глоток ароматного напитка и отставил ее в сторону. В голову лезли дурные мысли, о том, что теперь домашнюю еду нужно будет пробовать осторожно. А то еще отравит меня благоверная, вот хохма-то будет. Вздохнул, с определенным трудом заставил себя не думать о семейных неурядицах… — И еще одно. — Я подвинул Чебрикову листок с данными на Чикатило. Имя, год рождения, место проживания. — В Ростове орудует маньяк, убивает маленьких девочек. Милиция, к сожалению, поймать его не может, и… Вообще мало что может, если честно. Более того, одного человека за эти преступления уже расстреляли. (Чикатило А. Р.) — Как же так? — Нахмурился председатель, Андропова можно винить в очень многом, но при нем в комитете к подобным вещам стали относиться гораздо аккуратнее, уж точно просто так гэбисты сажать человека по расстрельной статье бы не стали. В МВД же, особенно после смены Щелокова на Федорчука творилось совсем черт знает, что. Смена министра внутренних дел у меня была задачей наивысшего приоритета, однако просто так сделать это было нельзя. Федорчук был ставленником Щербицкого, и смена главного милиционера обязательно бы стала поводом для очередного витка аппаратных войн. Нацмены в Политбюро уже кажется почувствовали, что ветер дует в новом направлении и просто так давать им повод к объединению не хотелось. А так, если представить все в виде полной импотенции МВД, можно не только снять Федорчук, но и на Щербицкого тень бросить, мол что это вы за кандидатов таких рекомендуете, которые невинных людей расстреливают в маньяков оставляют на свободе. — А вот так. Такая вот у нас социалистическая законность. Милиции, вернее лично Федорчуку у меня доверия нет ни как человеку, ни как профессионалу, поэтому нужно все сделать быстро, найти этого урода, взять, собрать доказательную базу, так чтобы комар носа не подточил, — я помолчал немного и нахмурившись добавил, — ну и изначальный сигнал оформите там как-нибудь. Или анонимкой или по своей линии работу оперативную проведите, сами разберетесь. Ты понимаешь, да? — Конечно, Михаил Сергеевич, имя генерального тут не всплывет, я гарантирую. — Хорошо, тогда еще вот такой вопрос… — Я замялся на секунду, не зная, как правильно подойти к этой теме, но потом просто спросил «в лоб», — у нас есть контакты с западными газетами? Если нужно будет слить какой-то горячий и дурно пахнущий материал так, чтобы он гарантированно не прошел незамеченным, но при этом и на СССР потом в качестве источника выйти не получилось бы. — Найдем, — пожал плечами Чебриков. Ну да, слив в «Шпигеле» о Романовском сервизе явно не из воздуха возник, кто-то же его проплатил. Память Горби точного ответа на этот вопрос не содержала, однако сам реципиент был уверен, что это люди его патрона постаралась и я в общем-то придерживался того же мнения. — Хорошо, тогда давайте вот эти материалы попробуем опубликовать, — я придвинул Чебрикову тоненькую папочку, где на десятке страниц расписывалась история так называемых «сирот Дюплесси». Был такой премьер-министр в Канаде в середине века, католик, антикоммунист и просто прекрасный человек, при котором несколько десятков тысяч детей были забраны у родителей с неправильными политическими и религиозными взглядами. Над детьми при этом издевались по-всякому, а уже сильно позднее рядом с одним из приютов нашли захоронения с двумя тысячами «неучтенных» тел. Отвратительнейшая история в духе «почеши либерала — найдешь фашиста». В моей истории достоянием гласности она стала несколько позже уже в конце 90-х, но смысла ждать лишние 15 лет просто не было. — Можно? — Председатель КГБ указал глазами на бумаги. — Конечно, — кивнул я в ответ. Не то чтобы конкретно к нынешнему правительству в Канаде у меня имелись какие-то особые претензии, чтобы работать против них адресно. Нет, были моменты, которых хотелось бы не допустить типа образования американской зоны свободной торговли, но до этого все же оставалась еще прилично времени, да и международная обстановка, я, во всяком случае, на это сильно надеюсь, в начале 1990-х тут будет совсем иной. Но вот протестировать сами возможности набрасывать «говна не вентилятор» из-за забора хотелось очень сильно. Благо вот таких тайн, которые в эти времена тайны, а в будущем станут достоянием общественности, у меня в голове хранилось великое множество. Величайшее! — Это правда? — Чистейшая, я бы даже сказал — рафинированная. Вопрос только в том, как ее подать, так чтобы материал выстрелил. В этом деле я полагаюсь на вас. — Сделаем в лучшем виде. Опубликуем в Южной Америке аккуратно материал, чтобы на нас не подумали, потом уже подключим газеты соцблока по полной и устроим такой ор, чтобы за океаном просто не смогли не услышать. А потом уже дополнительно простимулируем кое-каких редакторов, чтобы на месте эту тему не замотали и раскрутили до конца. Тем более, если там действительно тела похоронены в таком количестве, скрыть всю ситуацию будет невозможно, — Чебриков кинул еще один подозрительный взгляд через стол, как бы еще раз желая убедиться, что я ему не пустышку пытаюсь втюхать. Я только кивнул, соглашаясь на озвученный план действий и «благословляя» главного гэбиста на «ратные подвиги». — Ладно, хрен с ним, — я поставил опустевшую чашку с чаем, встал и подошел к окну. По ту сторону стекла уже было совсем темно, в эти времена даже такой большой город как Москва еще не имела поражающей воображение ночной иллюминации, и засветка с ее стороны даже на небольшом удалении от центра практически не ощущалась. Так же темно было и на душе, то, что с Раисой Максимовной нам не по пути, я понимал сразу, но и портить отношения окончательно тоже не хотелось. Развестись в советских реалиях у меня не получится, даже если совсем рассоримся и разойдемся, так что, видимо, тащить этот воз мне придется до конца. Можно примерить на себя роль Отелло, но, боюсь, товарищи по партии не поймут. Куда не кинь, всюду клин. С этими мыслями и пошел спать. Глава 12 Сети, телефоны и ЭВМ 15 мая 1985 года; Москва, СССР ТАСС: Новые горизонты труда Президиум Верховного Совета СССР утвердил постановление «Об индивидуальной трудовой деятельности и статусе самозанятого гражданина СССР». Документ позволяет гражданам заниматься ремеслом, бытовыми услугами и сельским трудом, строго в рамках социалистических принципов. Главная цель — повышение качества товаров и услуг для народа. При этом исключается эксплуатация чужого труда. Местные органы власти в лице гор. и райисполкомов будут контролировать соблюдение новых норм. Депутаты уверены: это укрепит экономику и создаст новые возможности для трудящихся. — А вы расскажите, как оно работает? Ну в смысле как именно связываться с другими абонентами? С точки зрения пользователя? К середине месяца потихоньку отошли от празднования 40-летия победы в Великой Отечественной Войне и приходилось вновь втягиваться в повседневную работу. — Я только техник, провода тяну, — в голосе мужика разматывающего провода из катушки не было слышно никакого пиетета перед моей должностью. И вообще ощущалась в нем плохо скрываемая неприязнь. Может быть, это был скрытый контрреволюционер, у которого дедушку в двадцатых чекисты замучали, но скорее всего мужика просто задолбали всякими подписками и проверкам в плане «благонадежности». Поскольку дело было насквозь новое, своего профессионала в Кремлевской технической службе не нашлось и пришлось привлекать специалистов со стороны, это традиционно выливалось в тяжелые бодания с охраной, им лишние люди в «святая святых» были как серпом по яйцам. — Сейчас закончу, придут настройщики, все объяснят. Наверное. 15 мая 1985 года стал знаковым днем для меня лично и для всего руководства СССР. Самое смешное, что люди ходили вокруг и не подозревали о том, насколько знаменательные события происходят прямо у них под носом. Впрочем, наверное, нужно все по порядку рассказывать. Компьютеризация и развитие проводных сетей под будущий «советский интернет» — название нужно было еще придумать, но у меня всегда были проблемы с неймингом, поэтому пока я мысленно его так интернетом и называл — была одним из первых, чем я озаботился на посту генсека. Ну во-первых, потому что самому работать в «бумажном виде» было максимально неудобно и не привычно. Даже не говоря о том, что все это было дико медленно, все эти запросы на сбор информации и подготовку записок, занимающие дни, а порой недели, бесили чрезвычайно. Хотя, ради справедливости, без создания полноценной глобальной сети с серверами, забитыми легкодоступной информацией, от персонального компьютера в этом плане все равно мало толку. Во-вторых, печатать мне было просто привычнее чем писать ручкой. Тут правда тоже имелся нюанс, мышечная-то память мне досталась от реципиента, а Горби работа с ручкой и бумагой была вполне близка, я признаюсь даже немного охренел, когда, взяв в руки чернильную авторучку — первый раз за последние сорок лет по субъективному времени, наверное, — оказалось, что я могу сносно ей управляться. И все равно клавиатура была мне более привычна по духу. Ну и третий аспект был пропагандистский. Показать, что генсек у нас за техническое развитие и заинтересовать остальных чиновников. Восьмидесятилетние аппаратчики вряд ли освоят шайтиан-машину, но… Пусть лучше так будет, по прошлой жизни помню, что едва где-то появлялся компьютер, сразу вокруг него вырастал кружок интересующихся. Так что пусть ЭВМ расползаются у нас максимально широко, все пойдет на пользу. Короче говоря, я сразу же, чуть ли не в первую же неделю, заказал установку себе персонального компьютера — оказывается у нас такие уже вполне производились — «Агат», который внешне более-менее напоминал образцы из более поздних времен. Каково же было мое разочарование, когда оказалось, что современный компьютер к тому, с чем я сталкивался в будущем, не имеет фактически никакого отношения в плане обращения пользователем. В той жизни я только краем застал компьютеры под DOS и синий экран — не смерти, что характерно, — Volkov Kommander. Более-менее помню 95-ую и уже совсем хорошо — 98-ую винду. Считайте меня разнеженным юзером, но обращение с машиной с помощью команд терминала — это какой-то ужас. За два месяца — опять же нужно понимать, что дел и помимо знакомства с техникой было навалом — я лишь кое-как освоил текстовый редактор и теперь мог бодро набирать документы используя достаточно кондовую клавиатуру. На этом освоение ПК фактически и остановилось. Теперь же предстояло выйти на новый уровень. — Самое главное — это список команд, товарищ генеральный секретарь… — Просто Михаил Сергеевич, — отмахнулся я, рассказывать, как будет работать все это богатство, мне вызвался молодой аспирант специально приехавший из вычислительного центра МГУ. Как полагается — высокий, худой, взъерошенный и в очках. Одетый в криво сидящий костюм и наброшенный сверху белый халат, он отчетливо напоминал Шурика из Гайдаевского «Ивана Васильевича». — Да, хорошо, Михаил Сергеевич. Вот книжица, запоминать команды не нужно, их набор достаточно велик — больше сотни и регулярно вводятся новые. — Хорошо, это понятно, — я кивнул, общие принципы работы с компьютерным терминалом мне были понятны. — Давайте какую-нибудь практическую задачу выполним. Например, запросим в Ленинграде какие-нибудь данные. Меня, собственно, именно этот момент интересует, в скором будущем я планирую подключить к вашей сети большое количество абонентов из разных правительственных учреждений и хочу понимать, как с ними обмениваться информацией. — Без проблем. Для связи с удаленными абонентами нужно сначала выйти на уровень своего узла, в нашем случае это ВЦ МГУ. В случае если вы собираетесь расширять количество абонентов в Москве, разумно будет вероятно создать отдельный Вычислительный Центр, работающий в интересах правительства, но пока так. Вот открываем руководство пользователя, находим нужную команду и вбиваем ее в командную строку. Вот в таком виде через косую линию. — Что дальше? — Ждем ответа, линия должна быть свободной возможно именно в этот момент там идет передача каких-то своих данных. — Долго ждать? — Нет, сейчас придет ответ, — аспирант поправил очки на носу и радостно воскликнул. — Ну вот, Михаил Сергеевич, видите пришел ответ, линия свободна, можно отправлять сообщение. Все это текстовое шаманство натурально вводило меня в ступор. Где мои иконки, по которым можно мышью кликать? Где моя мышь? Тут вообще такого устройства не предполагалось, все с клавиатуры нужно было делать. Каменный, блин, век! Впрочем, подобное было во всем мире, да СССР несколько отставал в плане развития микроэлектроники, однако я в этом большого горя не видел. Этот забег был не спринтерским, а марафонским, и гораздо важнее на данном этапе было накопить базу, чем иметь лучшие компьютеры здесь и сейчас. Развернуть производство, начать массово накачивать персональными вычислительными машинами сначала всякие НИИ и конструкторские бюро. Вузы, конечно же, техникумы, готовить кадры, потом спустить на уровень школ так чтобы уже к началу 90-х начать формировать массовое компьютерное движение на низовом уровне. Чтобы маленькие программисты массово садили зрение перед паршивыми мониторами, желая в первую очередь написать собственную игру, а уж потом — может быть, но это не точно — в нее поиграть. Если мы сможем выпускать ЭВМ — пусть даже в формате карманных программируемых калькуляторов, со всякой расширяющей функционал периферией — сотнями тысяч штук, то через двадцать лет получим такое ускорение, что никакие американцы, европейцы, японцы или китайцы за нами банально не угонятся. Просто за счет качества и количества софта всех задавим. Затопчем ногами. В моей реальности этот самый важный этап был фактически просран, потому что сначала руководство страны не понимало всей важности дела, потом посыпалась экономика и стало очевидно не до того, а потом и страны не стало банальным образом. Смешно, но даже там, где местами имелись компьютерные классы — что в 90-х было совсем не частым делом — зачастую тупейшим образом не имелось преподавателя способного вести информатику. У моего старшего учившегося в школе как раз в эти времена, первый урок информатики провели только в десятом классе в 2005 году, до этого чуть ли не семь лет компьютеры стояли тупо под замком, и к ним вообще запрещалось притрагиваться. Считай целое поколение мы на этом потеряли. И тут в полный рост вставал вопрос, кого поставить на столь важное направление. Шокин был уже стар, в 75 лет осваивать столь сложные новинки — просто тяжело. Кто был после него я не помнил — вернее банально не знал, при полном отсутствии информации даже идеальная память не поможет — да и не было уверенности в том, что МЭП нужно оставлять в имеющемся виде. Сейчас электронщики больше занимались радио, телевизорами, разными системами связи, радарами и прочей военщиной. Имелась идея разделить МЭП по направлениям на радиоэлектронную и микроэлектронную, впрочем, кадровый вопрос это никак не упрощало, скорее наоборот. — Так и что нужно писать? — Я сделал вид, что вообще не понимаю, что происходит, было бы немного странно, если бы человек, видящий подобную технику в первый раз сразу разобрался в ней от и до. — Ну мы же сейчас только тестируем ее, Михаил Сергеевич. Давайте так и напишем, — аспирант достаточно ловко вбил сообщение на даже на слух сомнительно работающей клавиатуре. Ох намучаюсь я еще с ней, это конечно не печатная машинка, где вообще силой нужно клавиши нажимать, но тоже не сахар. — «Тест. Проверка связи. Генеральный секретарь на проводе». «Ввод». — Хм… От того, что вместо привычного «Энтер» мой Вергилий в деле сетевых технологий сказал «Ввод» — собственно это и было написано на соответствующей клавише — у меня вырвался нервный смешок. Парень воспринял это по-своему и пожав плечами произнес. — Ничего на самом деле сложного, уверен, вы за пару месяцев освоитесь без проблем. С сетями у нас все было на самом деле не так радужно. Мои попытки намекнуть товарищам что развитие имеющейся уже сейчас Академсети — дело полезное и требующее всемерного ускорения наткнулось на отсутствие промышленной базы. Вот сколько производили оборудования, столько и ставили, расширение же производства как кабелей, так и серверной части было фактически невозможно. 1985 год — последний год пятилетки, всем было важнее сейчас закрыть старые горящие планы нежели что-то там делать сверх оных. Вот будет план на следующую пятилетку тогда и посмотрим… Да что там говорить, если у нас телефонные сети нормально раскинуть не могут. Тут скоро — ну как скоро, лет через тридцать, да и для того же интернета они пригодятся на первом этапе, так что в любом случае не бесполезное это дело — отказываться от них нужно будет в пользу беспроводной связи, а у нас только неудовлетворенных заявок на установку домашнего телефона было восемнадцать миллионов (sic!), а ведь все это являлось только вершиной айсберга. Сколько людей просто не оформляли заявку на установку заветного символа лучшей жизни, понимая, что толку от этого все равно не будет, никто не знает. По официальным данным на 1985 год обеспеченность домашним телефоном в СССР составляла около 6 штук на 100 человек населения. И это включая всякие параллельные и спаренные, что никак иначе кроме «позора» обозвать ну никак нельзя. Если же брать общее количество телефонов на 100 человек населения, то этот показатель болтался на уровне одиннадцати примерно штук, для примера в Швеции — 89, в Дании — 86, в США — 76. Тут нам были гораздо ближе такие «мастодонты» как Тринидад и Тобаго с показателем в 9 телефонов на 100 человек или Зимбабве — 3 телефона. Отличное соседство, красная, блин, сверхдержава. Причем самое поганое — это я уже более детально в процессе разобрался, запросив всевозможные материалы и собрав пару совещаний — что оборудование для телефонизации имелось. Не хватало кабелей. Просто, потому что медный кабель — товар ликвидный и его легко продать за границу за валюту, а тарифы установленные внутри СССР на услуги телефонизации были сугубо убыточными. Ну и результат тоже получался вполне логичным, при выборе между убыточной внутренней деятельностью и прибыльной внешней предпочтение разумно отдавалось последней. И конечно поднимать тарифы наши руководители не любили, потому что… Ну, потому что инфляция — это что-то на капиталистическом, в социалистическом обществе ничего дорожать не должно, лучше пусть у людей просто связи не будет. Бред. Мрак. Шизофрения. Короче говоря, я сумел продавить резкое увеличение стоимости абонплаты за домашний телефон — с 2.5 рублей до 4 на первое время, держа в уме возможное подорожание в дальнейшем — а главное была предложена услуга по установке телефонов вне очереди. Платишь 400 рублей и тебе — если это конечно возможно теоретически — проводят телефон в течение месяца. Ну а чтобы такая огромная сумма — две средние зарплаты как ни крути — не ложилась совсем уж тяжким бременем на карман граждан была введена система различных рассрочек и скидок. Можно было растянуть эту сумму на 10 месяцев по 40 рублей, что уже, как ни крути выглядело вполне подъемно даже для средней семьи. Ну и при кооперации нескольких потенциальных абонентов — скажем десятка квартир на подъезд или на дом, общую стоимость подключения тоже можно было существенно снизить. Такие непопулярные на первый взгляд меры привели к взрывному росту количества абонентов телефонной связи в стране. За следующую пятилетку количество телефонных аппаратов в сети СССР выросло с 27,5 миллионов штук до 78 миллионов, что помимо закрытия потребительского спроса еще и неплохо наполнило бюджет страны. Понятно, что не все из этих установок были «сверхплановыми», однако только от телефонизации — вместе с платой за установку аппаратов согласно очереди — за пять лет в казну пошло около десяти миллиардов полновесных советских рублей. Очень приятный приработок для бюджета. Ну а когда уже ближе к концу десятилетия была введена возможность звонить по межгороду — и даже за границу, правда только в пределах соцблока, но даже такое по началу людям казалось феерической диковинкой — с домашних аппаратов, процесс телефонизации и вовсе приобрел лавинообразный характер. Впрочем, это я немного забегаю наперед. — Оп! — Из размышлений меня вырвал все тот же вихрастый аспирант. — Глядите, Михаил Сергеевич, пришел ответ из Ленинграда. Сообщение наше приняли, готовы передавать данные по запросу. — Долго, — я бросил взгляд на часы на стене. Минут пятнадцать ушел на весь «созвон». — Я бы по телефону быстрее бы дозвонился. — Без сомнения, но если нужно не пару цифр узнать, а большой объем данных получить, то вот так через сеть ЭВМ будет быстрее. Кроме того, мы сейчас работаем над созданием автоматизированных баз данных, к которым можно будет обращаться напрямую без помощи оператора. — Это как? — Не то, что бы я не представлял себе возможные варианты работы с данными «в облаке», но все же интересно было как оно может быть реализовано на вот таком примитивном уровне — Ну например нужно вам узнать какую-то… Статистику. А данные по ней, например в одну таблицу сводят несколько операторов из разных мест, но хранится она у нас в ВЦ МГУ. Тогда мы просто обращаемся по выделенному адресу второго уровня, к которому таблица привязана и она загружается вам на машину. Не нужно никуда звонить, передавать бумагу и отслеживать обновления. Таблица будет всегда актуальной в реальном времени. — Это если туда ошибок никто не насует, — хмыкнул я. — Это уж как водится, — аспирант только плечами пожал. — А вот такой вопрос, такие внешние обращения они как-то отслеживаются? Или любой человек имея доступ к терминалу с выходом в сеть может получать данные? А если они секретные ну или как минимум ДСП? Может какую-то авторизацию ввести? Пароль там, кодовое слово, что-то еще. — Интересная идея, мы об этом как-то не думали раньше. До этого точек доступа было всего несколько, случайный человек доступа к ним иметь просто не мог, — компьютерщик задумчиво почесал затылок. — Это дело нужно будет обмозговать… В голосе компьютерщика послышалась явная озабоченность. Причем рупь за сто даю, волновала его не возможная утечка данных, а то, что при плохой проработке дела в плане сохранения секретности, их могут нахрен свернуть «чтобы чего не вышло». — Подумай, оно полезно бывает. Подумать… — Поддакнул я. Мы еще добрых два часа сидели разбирались с командами и в целом с предоставляемыми Академсетью возможностями. К сожалению, были они — эти возможности — крайне скудны и для практической работы вне обмена научными данными годились достаточно слабо. Впрочем, лиха беда — начало, говорится… Ну и, наверное, стоит упомянуть, что моя возня с компьютерами имела в недалеком будущем еще одно последствие. Видимо считав заинтересованность генсека в передовой электронике мне «на пощупать» притащили прототип небольшого микрокомпьютера Электроника МК-85. Интересная вещица имевшая правда, как я понял, большие проблемы с батареей — еще одно крайне перспективное направление, в которое можно смело заливать средства без ограничений, они точно отобьются — и периферией. Притащили, показали, и тут же возникло у кого-то из товарищей идея использовать эти микрокомпьютеры в качестве «ценных подарков» делегатам намеченного на следующий 1986 год 27 съезда КПСС. Нахрен они — в смысле микрокомпьютеры — нужны съезжающимся в столицу нашей родины рабочим и колхозникам, вопрос пятнадцатый. Главное, чтобы выглядело это дело круто — ага, стильно, модно, молодёжно, — понты, они и в Африке понты, короче говоря. Правда в итоге решили переделать микрокомпьютеры в электронные записные книжки, что выглядело опять же более разумно. Их, стоит отметить дополнительно, в последствии пустили в большую серию, и эти «гаджеты» — они, кстати, получили с моей подачи собственное брендовое имя «Попов-1» в честь русского изобретателя радио — стали родоначальниками целой линейки условно «бытовых карманных компьютеров». Хотя именно первая модель так и ограничилась десятью тысячами штук — их выполнили в условно люксовом исполнении,но при этом как любая новая техника еще и разработанная в авральном режиме там имелось куча детских болезней — зато «Попов-2», поставленный на конвеер в конце 1986 года, уже собрали партией в 150 тысяч штук. Опять же нужно отметить, что по сравнению со своим прародителем японским карманным компьютером «Casio FX-700P», который выпускался с 1981 по 1984 года «Попов-2» лишь немного улучшил свои характеристики. Память подросла, батарею в итоге смогли засунуть получше, а остальное так и осталось на уровне японского гаджета четырехлетней давности, тут наше отставание было видно невооруженным глазом. С другой стороны, японцы за три года производства смогли собрать и продать всего порядка двадцати тысяч штук, в Советском же Союзе охват получался намного масштабнее, что вчерне укладывалось в принятую мною мысленно концепцию: насытить общество пусть не лучшими компьютерами, зато делать их действительно массовыми. Ну микрокомпьютеры МК-85, с которых все началось потом отпочковались в свою «ветку» уже более профессиональных девайсов, обзавелись через пару лет жидкокристаллическим экраном размером 120x64 точки — нихрена себе хайтек в эти времена — и тоже заняли свое место в истории советской микроэлектроники. Впрочем, это уже тоже совсем другая история. Интерлюдия 2 Социологическое исследование 23 мая 1985года; Ленинград, СССР ЗЕМЛЯ И ЛЮДИ: Безответственность, недостойная советского человека (г. Н-ск, наш корр.) Водитель автопарка №7 товарищ К. предстал перед судом за преступное расточительство социалистической собственности. Как установило следствие, обвиняемый, стремясь получить необоснованную премию, сливал бензин в канаву, чтобы искусственно завысить расход топлива и создать видимость перевыполнения плана. Бдительные граждане обратили внимание на странное поведение водителя и сообщили в органы. Теперь суд решает его судьбу. Такое недостойное поведение не останется безнаказанным! Каждый честный труженик обязан беречь народное достояние. Советские люди осуждают подобные проявления безответственности и требуют строжайшего наказания виновных. — Товарищи, разрешите вас побеспокоить, — пару неторопливо вышедших из метро парней технично перехватили подростки с папками в руках. — У вас будет десять минут времени? Парни удивленно переглянулись и кивнули. Судя по внешнему виду, это были студенты, возвращающиеся с пар и, вероятно, в свободном времени они были не слишком ограничены. — Что нужно, мальки? — Добродушно спросил у явных школьников высокий парень в клетчатой рубашке. — Заполнить анонимную анкету. Ответить на вопросы максимально честно. Полсотни вопросов половина из которых «да» или «нет». Десять минут времени, — девятиклассник Олег Петров со своим другом и товарищем в эти весенние дни вместо того, чтобы отдыхать оказался привлечен комсомольской ячейкой для участия «социологическом исследовании». Десятиклассников не трогали, им еще к экзаменам предстояло готовиться, а вот его параллели пришлось отдуваться за себя и за того парня. — Это какое-то новое развлечение? — Второй студент пониже, и явно поосновательнее, поправил толстые очки на переносице. — Что еще за анкеты? — Это нам по линии комсомола задание выдали. — Последовал заготовленный ответ. Слово «комсомол» действовало на прохожих магическим образом, как бы указывая на всю серьёзность порученного дела. Мол не в бирюльки играем, а важное партийное и государственное поручение выполняем, не шутки. — Ну раз по линии комсомола, то давай, что там заполнять, ручка есть. — Несмотря на то, что школьники старались демонстрировать максимальную серьезность, студентами вся ситуация все равно была воспринята в полушутливом тоне. — Так. Пол, возраст, образование. Это понятно. Имя писать где-то нужно? — Нет, — по всем возможным вопросам со «сборщиками анкет» был проведен тщательный ликбез, закрывающий подавляющую часть возможных недопониманий. Вот и сейчас привлеченный к «общественно-полезной нагрузке» школьник шпарил как по писанному. — Анкеты являются абсолютно анонимными. Часть вопросов в них могут показаться острыми и неудобными, поэтому для упрощения процесса все проходит без имен. — Острые и неудобные вопросы… Хм. — Тот студент, который был пониже, поправил очки на переносице и принялся читать вопросы дальше. — Среднемесячный доход. Ну это просто — 75 рублей, тут скрывать нечего. — А вот это уже интересно. Сколько алкоголя вы употребляете в месяц. В пересчете на алкогольные единицы. Что это за единицы такие, первый раз слышу. — А вот распечатка. Рюмка водки, полстакана столового вина или полбутылки пива. Примерно, конечно. — Вы и в таком разбираетесь? — Хмыкнул студент. — Сурово. — Мы не пьем. Комсомольцы за здоровый образ жизни! — Выдал заготовленный лозунг один из школьников. Услышав его, студенты как-то синхронно переглянулись, улыбнулись и покачали головой. — Но разбираться в вопросе обязаны, чтобы на вопросы отвечать. — Сколько мы пьем, Андрюха? — Да мы почти трезвенники. Ну по пиву после пар — это святое, на выходных можно и с водкой посидеть. Но так культурно. Ты когда последний раз в сопли напивался? — Давненько, курсе, наверное, на втором, — задумчиво потер подбородок высокий студент. — Это сколько единиц в неделю выходит. Десять-пятнадцать? Примерно. — Вот как раз в то поле, которое соответствует вашему потреблению, и ставьте галочку, — анкета была составлена в виде теста, так чтобы заполняющему ее не приходилось много писать. На большую часть вопросов можно было ответить просто чиркнув отметку в наиболее подходящем поле. Люди по своей природе ленивы, и заставить случайного человека на улице потратить на тебя больше десяти-пятнадцати минут практически невозможно, поэтому все было сделано для максимального ускорения процесса. — Так… Ну мы не курим… А это еще что? «Ваше отношение к закону об индивидуальной трудовой деятельности?» Полностью одобряю-скорее одобряю-отношусь нейтрально-скорее не одобряю-полностью-не одобряю-затрудняюсь ответить? Это с каких пор студентам предлагают у нас обсуждать принятые на Политбюро решения? Даже взгляд, с которым студент в очках смотрел на анкету, резко изменился. Еще секунду назад в глазах парня скакали смешинки, теперь же он смотрел на скрепленные между собой листы бумаги как на отравленную змею, которую ему через силу приходится держать в руках. — Для того и опрос провидится, — со вздохом принялся объяснять Олег. Сколько раз за этот день он уже повторял заготовленную речь? Десять? Двадцать? Сложнее всего было с бабушками, на все вопросы они отвечали влет, а вот политический блок вызывал у них настоящее негодование. Проще всего было с работягами лет за пятьдесят — те ко всему относились с выработанным за жизнь пофигизмом и чаще всего спокойно ставили галочки не пытаясь устраивать сцены. — Чтобы понять, реальное отношение людей по разным вопросам. Там дальше и другие подобного рода пункты есть. Те самые, которые «неудобные» и из-за которых анкета заполняется анонимно, мы же у вас никаких документов не спрашиваем и даже пункта о имени-фамилии просто нет. — А если вы сами садите и просто «от фонаря» галочки проставите? Что вот так вот никто вас не контролирует? Школьники, проводящие опрос, только переглянулись и синхронно тяжело вздохнули. Почему-то именно этот вопрос задавали буквально все люди, вне зависимости от пола, возраста и социального статуса. Вот вроде бы все в стране уважают власть, государство, партию, радеют за общее благо и счастливое будущее для каждого… Но почему-то первой же мыслью в голову приходят варианты, как бы эту систему обмануть. Олег был далек от психологии, он в будущем году собирался поступать в авиационный институт на самолетостроителя, но если бы на его месте оказался профессиональный психолог, занимающийся проблемами массового сознания, он без сомнения углядел бы в такой ситуации тревожный симптом. — А смысл? Нам же не платят за заполнение анкет, мы тут на общественных началах, хотим сделать нашу страну лучше! — Прозвучало несколько пафосно, но тем не менее это было правдой. — Чтобы принимать правильные решения партии и правительству нужно знать, что реально думают, чем дышат граждане. Наверх конечно же огромное количество сигналов уходит, но… Не всегда они отражают реальную ситуацию. Ну вы же сами понимаете. О проблеме «приписок» — искажения реальной информации «с земли» в процессе прохождения ее по всей управленческой цепочки — говорили в СССР давно. Всегда, собственно, говорили, еще с довоенных времен. Фактически эта проблема была неотъемлемой частью самого советского планового способа ведения хозяйства. При капитализме предприятием управляет либо сам владелец, либо нанятый администратор, перед владельцем отчитывающийся, их мотивация к увеличению продуктивности и повышению прибыли очевидна. В советской коммунистической системе, при том, что собственником теоретически был весь народ, реальным управляющим был чиновник-бюрократ, для которого разницы от повышения или понижения прибыльности доверенного ему дела в общем-то не было. Ему спускали план — произвести за год сто условных единиц товара. План выполнил — молодец. Если при этом завод реально может произвести 120 единиц, все равно никто интенсифицировать производство не будет, в чем смысл? И если для условного металлургического завода, выпускающего стальной прокат, подобная система в целом подходила практически идеально — позволяла планировать расход ресурсов и дальнейшее распределение продукции при отсутствующих практически скачках спроса — то вот при изготовлении товаров народного потребления все уже выглядело совсем не так радужно. А бывали случаи, когда для «зачета» плана часть произведенной продукции выпускали с нарушениями техпроцесса, и потом как-то договаривались с ОТК и приемкой. И вроде продукция выпущена, все подписи стоят, а реально пользоваться ей нельзя… Все заинтересованные стороны об этом знали, но старательно молчали, и вот такой способ контроля наличия проблем «снизу» в обод традиционной цепочки передачи информации, был в СССР необходим более чем где-либо еще. — Что-то я уже не уверен, что хочу заполнять вашу анкету, — очкастый студент как-то нервно оглянулся, как будто реально ожила увидеть выскакивающую из кустов группу чекистов. Или какой-нибудь идеологический отряд комсомола, не известно, что еще хуже. Высокий студент при этом только с сомнением пожал плечами. — Ну не надо… — Разочарованно простонал Олег. — Нам потом эти анкеты списывать по акту как испорченные. Товарищи, проявите коммунистическую сознательность, партия задает вам важные вопросы не просто так из праздного интереса, а чтобы реально сделать жизнь людей лучше. — Ладно… — Анкетируемые видимо не решились «дезертировать» на полпути и стали с видимым неудовольствием расставлять галочки под другими вопросами. — Как вы относитесь к нахождению советских войск на территории Демократической Республики Афганистан? — Охренеть! — Сам в шоке. — Студент подумал несколько секунд и озвучил свой ответ одновременно проставляя галочку, — отрицательно. Так, что дальше? — Известны ли вам случаи, когда вернувшиеся с территории Афганистана воины-интернациолисты испытывают проблемы с социализацией в мирной среде? Я не могу поверить в то, что это на самом деле. Это какая-то провокация, что ли? — И опять школьникам пришлось опрашиваемых, что никакой подставы нет, и что именно такие анкеты им выдали в райкоме комсомола. Студенты заполняли объемную, состоящую из целой сотни вопросов анкету и не знали, что стали частью огромного по масштабу процесса. Что едва новый генсек занял должность, одним из первых его дел стало посещение Института Социологических Исследований Академии Наук СССР, который последние два десятка лет влачил достаточно жалкое существование и в основном занимался подгонкой советской социологии под коммунистическую теорию. Ну и конечно же критикой социологии западного образца, куда без этого. Занявший главный пост в стране Горбачев неожиданно для многих высказал полнейшее неудовлетворение данной ситуацией, перетряхнул руководящий состав института, дал по рукам попытавшимся было влезть со своим очень важным мнением партийным идеологам и надавал пачку поручений сугубо практического характера. Никаких отвлеченных исследований и работ по диссертациям призванным «доказать», что коммунистический курс единственно верный. Нет, это тоже можно, но исключительно в свободное от основной работы время и на общественных началах. Что характерно, забесплатно заниматься переливанием из пустого в порожнее почему-то никто не захотел. Короче говоря, теперь спустя всего пару месяцев после тех событий результат этих пертурбаций наконец вылился на улицы крупных городов, чтобы обернуться первым масштабным социологическим исследованием, направленным на сбор информации о настроениях населения на низовом уровне. И надо сказать, что информация, полученная через эти анонимные опросы, изрядно удивила впоследствии многих партийцев, чьи воззрения на жизнь в СССР зачастую немало расходились с тем, что существовало в реальности. Позапрошлый генсек КПСС Юрий Андропов однажды сказал: «мы не знаем общества, в котором живем». Это было во многом правдой, и теперь Политбюро получило инструмент для полноценного познания этого самого общества. Впрочем, еще нужно было найти в себе смелость признать полученные результаты, но это был уж совсем другой вопрос. Глава 13–1 Снова дела международные 28 мая 1985 года; Москва, СССР ПРАВДА: Изменения в руководстве Афганистана 22 мая 1985 года на пленуме ЦК Народно-демократической партии Афганистана генеральный секретарь Бабрак Кармаль был освобождён от своих обязанностей по состоянию здоровья. Новым лидером партии и страны избран товарищ Мохаммад Наджибулла. Это решение принято в целях укрепления руководства и повышения эффективности борьбы за мир и стабильность в Афганистане. Советский Союз приветствует избрание Наджибулы и выражает уверенность, что под его руководством афганский народ добьётся новых успехов в строительстве демократического общества. СССР продолжит оказывать братскую помощь Афганистану в борьбе за независимость и прогресс. Вообще май оказался богат на международные встречи, Хонеккером дело совсем не ограничилось. Наверное, наиболее знаковой из них стал визит свежеизбранного премьер-министра Индии Раджива Ганди в Москву; что более всего подчеркивало важность отношений двух стран, так это то, что для Ганди визит в СССР вовсе был самой первой рабочей поездкой за границу после избрания. Просто так подобные движения не совершают, они являются знаковыми и демонстративными. Высокий, стройный мужчина, визуально выглядел даже младше своих невеликих сорока лет, а не сходящая с лица улыбка вызывала какую-то непроизвольную, идущую из глубины симпатию. Об этом политике, я, признаюсь, знал не много, только то, что его, как и многих предшественников, носящих ту же фамилию, в итоге убьют террористы. И как этому помешать — Ганди очевидно хорошо относился к СССР, и терять такого союзника было просто жалко — я не имел ни малейшего понятия. Впрочем, до 1990 года времени было еще навалом, история, как не трудно догадаться, за эти годы не один раз свернет с проторённого пути, глядишь, и данный момент можно будет как-то сгладить. Несмотря на то, что наша с индийцем встреча прошла как писала «Правда» в «теплой, дружеской атмосфере», в реальности переговоры вышли достаточно сложными. Изначально визит Ганди был больше протокольным и не предполагал поднятия каких-то действительно серьезных тем — например, проведение фестивалей советско-индийской дружбы в Москве и Дели, что конечно важно, но все же не является серьезным вопросом для обсуждения на самом высшем уровне — однако я, ломая все стереотипы, тут же начал педалировать более острые темы. Например, вопрос Пакистана. В середине 1980-х отношения Индии и Пакистана переживали очередной период максимального охлаждения, который в этот раз, однако, не вылился в полноценную войну. Что с другой стороны не отменяло отдельные боестолкновения в горных районах и попытки «отжать» друг у друга какие-то небольшие, но важные с тактической точки зрения куски земли. Все это называлось достаточно расплывчатым словосочетанием «пограничный конфликт», хотя потери в людях там вполне шли на сотни человек. Ну и я в перерывах обсуждения всяких других тем — типа того же оружейного экспорта, до 65% всего оружейного импорта Индии приходилось на СССР, республика была крупнейшим нашим покупателем за пределами Варшавского договора — аккуратно поинтересовался, как Дели относится к тому, что Исламабад вскоре станет ядерным государством. Судя по реакции Ганди, индийская разведка этот вопрос совершенно прошляпила, и мой вопрос стал для собеседника неприятной неожиданностью. Нет, то, что Пакистан работает в данном направлении, секретом не было, еще предыдущий президент мусульманской страны называл получение ядерного оружия своим первейшим приоритетом. Но одно дело работать, а другое — реальное получение обогащенного до оружейного состояния урана, смострячить из которого боеприпас уже является делом не сложной техники. Да, он будет на технологическом уровне Хиросимы, но, вероятно, потенциально сгорающим в ядерном пламени индийцам от того легче не будет. Во всяком случае, мне так кажется. Естественно, ничего конкретного Ганди мне сказать в этом направлении не смог, но, кажется, парой аккуратных намеков идею совместной интервенции в Пакистан я ему заронил. Если мирный трек, на который мы встали с уль-Хаком не приведет Советский Союз к успеху, в конце концов, всегда можно вернуться к варианту «по-плохому». А еще я уговорил — это было не просто, надо признать, — Громыко сделать шаг в сторону сотрудничества с ЮАР. Дела у этой страны сейчас шли далеко не блестяще, экономика стагнировала, ВВП в 1985 году должен был показать «отрицательный рост» в 1,2% и это при стабильно высокой — и продолжающей расти с 9% в 1980 году к 16% в 1985 — инфляции. Так же росла безработица, а промышленное производство очень даже наоборот — падало. Вкупе с тотальной международной изоляцией из-за режима апартеида и разрушением двухполярного мира, где африканеры еще могли хоть как-то лавировать, все это в итоге привело их в 1991 году к отмене апартеида и фактическому разрушению государства в имеющемся виде. Прекрасный пример того, что может произойти со страной, когда там власть возьмут в руки дикари. Кое-какие страны Европы фактически пришли к тому же результату только на 50 лет позже, вот уж ирония. И вот ведь СССР с точки зрения банального здравого смысла должен был хвататься за такую страну и, пользуясь тем, что с ней не хотят торговать западники, максимально активно привязывать ее экономически к себе. ЮАР была мировым лидером экспорту золота и алмазов, вместе с Союзом две страны вполне могли бы создать картель и резко взвинтить цены на эти товары. СССР мог бы строить в Южной Африке электростанции, поставлять туда нефть, помочь с освоением мирного атома. А в обратную сторону закупать автомобили и сельхоз продукцию. Короче говоря, перспектив для плотного экономического сотрудничества представляла собой огромное непаханое поле. И конечно же главным камнем преткновения был тут тот самый пресловутый режим апартеида. Имелась в этом какая-то грустная вселенская ирония, СССР — страна «победившего коммунизма», — все время своего существования испытывавшая внешнее давление из-за своей идеологии, которая не нравилась капиталистам, на практике фактически вел себя точно так же. Ну вот серьезно, какое есть дело среднему гражданину Советского Союза до того, что там у себя дома африканеры негров угнетают. Да плюнуть и растереть, в конце концов наша страна не может всегда сражаться за все хорошее в ущерб собственным интересам, иногда нужно немного забыть про идеологию и поработать на свой карман. И уж точно существующий в ЮАР режим не хуже, чем всякие там людоеды-Бокассы из ЦАР, с которыми — и это говорит как минимум о том, что иногда наши партийцы свои идеалы вполне могут тихонько засовывать в непредназначенные для этого технологические отверстия — в свое время Союз прекрасно дружил. Конечно, СССР вот так сразу устанавливать отношения с ЮАР не станет на официальном уровне, да и нет в этом особой нужды, но вот наладить сотрудничество в экономической сфере — очень даже. И без сомнения главным международным событием мая, если брать, так сказать, глобальный масштаб, стал громкий провал очередного этапа переговоров по разоружению в Европе произошедший в швейцарской Женеве. Я туда, несмотря на поползновения со стороны жены, так и не поехал, но ребята Громыко справились, можно сказать, самостоятельно. На самом деле особо рассказывать про эту встречу нечего. Ни мы, ни амеры уступать не собирались, а без оригинального Горби янкесам продавить советскую позицию не светило ни при каких обстоятельствах. Пусть хоть усрутся, хоть всю Европу ракетами засеют, я все равно не верю, что там кто-то реально решится нажать на кнопку. И уж тем более играть на рейтинг ястребам-республиканцам я точно не собирался, вот сменится администрация, может придёт в 1988 году вместо Ронни кто-то более вменяемый, там уже и про предметные переговоры можно будет говорить. А пока пускай тратят деньги на вооружения, провал переговоров — отличный повод выбить из конгресса дополнительные бюджеты с последующим их распилом, а мы потихоньку темпы производства ракет будем подрезать, имеющийся ядерный паритет сам по себе является залогом военно-политической стабильности, что меня полностью устраивает. — Петр Иванович, задержитесь пожалуйста, — в этот четверг традиционное заседание политбюро проводилось в расширенном составе в том числе и по причине поднятия международных вопросов. Присутствовал Ивашутин от ГРУ, Крючков от ПГУ, Мальцев как глава МИДа. Громыко по старой памяти все еще «курировал» внешнюю политику, однако, формально министр иностранных дел-то у нас уже был новый. Главной темой на повестке дня в этот раз был Йемен. Йемен… Это очередная болевая точка на карте планеты, где в скором времени — в начале 1986 года, если быть точным — ожидалась начало новой заварушки, приведшей в итоге к сворачиванию советского влияния на юге Аравийского полуострова. А ведь эти территории имели стратегическое значение, Баб-эль-Мандебский пролив — ворота в Красное море, уже в 21 веке местные хуситы вооружаемые Ираном не раз показывали, как пачка босоногих пастухов может при правильном приложении сил устроить «похохотать» всему западному миру. Сейчас Йемен был разделен на северную часть, больше ориентированную на запад — впрочем, и с СССР тоже поддерживающую связи — и южную, на которую влияние у нас было достаточно значительным, и в принципе такое положение нас могло устраивать. Проблема была в том, что память моя без труда выдала справку о надвигающихся весьма неприятных событиях: нынешний лидер Южного Йемена — Али Насер Мухаммед аль-Хассани, — на которого мы делали основную ставку, в январе 1986 года должен был попробовать ликвидировать всю оппозицию и захватить полную власть в стране. Его резоны были тут более чем понятны: зачем делиться потоком добра идущего из СССР, если можно забрать все себе, а потом еще и поторговаться с Москвой, шантажируя возможным «уходом» в противоположный лагерь. Тогда у аль-Хассани ничего путного не вышло, ему удалось перебить часть лидеров оппозиции, другая часть смогла спастись, возглавить оставшиеся верными законному строю войска и задавить попытку переворота. Вроде бы все хорошо, вот только на влиянии СССР в регионе это сказалось резко отрицательно, что в итоге привело к попытке объединения страны на условиях Северного Йемена и окончательной утрате влияния Союза в этой точке. С другой стороны к началу 90-х у СССР было уже столько проблем внутренних, что судьба какого-то там Йемена вряд ли могла всерьез волновать Горби и его «молодую команду». — У нас нет сведений о подготовке каких-то незаконных действий со стороны аль-Хассани, — отчитывался Ивашутин, именно его ведомство курировало советскую деятельность в Йемене. — С другой стороны наши специалисты действительно фиксируют наличие глубокого политического раскола между разными фракциями Йеменской социалистической партии, может ли он перерасти в открытые боевые действия? Боюсь, что достоверно этого сказать невозможно. Да уж проблема с лицензированием своих знаний из будущего стояла очень остро. Очень. Кое-где еще можно было прикрыться некими независимыми источниками как в случае с Чебриковым и тем же Чикатило, но очевидно, что своих людей на Аравийском полуострове у Горби в обход военной разведки быть просто не могло. Ну а свое понимание другим людям в голову ведь не вложишь. Приходилось изворачиваться. — Виктор Федорович, — я повернулся к Мальцеву, — можно по вашей линии устроить приглашение лидерам Южного Йемена. Пускай приезжают в Москву, посидим пообщаемся, возможно найдем точки соприкосновения, чтобы не переводить конфликт в горячую стадию. — Сделаем товарищ Горбачев, — кивнул глава МИДа. — Предлагаю отработать на НДРЙ, — выдал я заготовленный «экспромт», — новый подход к работе с союзниками. Предложим им увеличение поставок советских товаров в обмен на концессии по разработке их нефтяных месторождений. Все по-честному, такой подход будет выгоден обеим сторонам, тем более, что, на сколько я понял, дела в экономике у йеменских товарищей идут далеко не блестяще. «Как, впрочем, и у нас», — мысленно добавил я, но озвучивать эту крамольную мысль не стал. — Не уверен, что у нас «поместится в план» на ближайшие пару лет еще и оборудование для добычи нефти за рубежом, — вклинился Рыжков, у которого от постоянного стресса под глазами уже проступили отчетливые серые мешки, — наши производства закружены на сто процентов сибирскими проектами, предупреждаю заранее, я буду против передачи этого оборудования на сторону. — Нет, мы поступим по-другому, — я пожал плечами. — Предложим эти концессии разрабатывать совместно французам. Это будет и экономически выгодно, и политически. — А не слишком ли это… — Взял слово Гришин, — по-капиталистически? Выглядит как продажа социалистических интересов капиталистам. — Выглядит, как отстаивание интересов советского народа, — я добавил жесткости в голос. Этот момент нужно было прояснить раз и на всегда, если вопрос о сдаче мифических «интересов коммунистического братства» будут подниматься каждый раз, мы так каши не сварим. — Я напоминаю собравшимся, товарищи, что от концепций Троцкизма у нас в стране отказались еще в 20-х годах. Мое твердое убеждение заключается в том, что бездумно разбазаривая ресурсы на помощь всем подряд, мы всемирному делу коммунизма оказываем медвежью услугу. Вместо того чтобы становится иконой прогресса на которую другие страны хотят равняться, мы фактически своими руками снижаем уровень жизни советских граждан в угоду неким весьма сомнительным идеологическим выгодам. О какой привлекательности советского строя, товарищи, может идти речь, если граждане в ГДР, страны проигравшей войну, опустошенной — справедливо, но тем не менее — репарациями и вынужденной восстанавливать свою экономику из руин, живут значительно лучше чем в СССР? А в ФРГ и Франции — еще лучше. — Капиталистические страны грабят полмира, а мы живем на свои, — возразил мне Громыко. — Советский Союз при сложившейся системе никогда не может догнать США и их сателлитов по уровню жизни. — И поэтому мы воюем за разрушение сложившегося капиталистического миропоарядка, — согласился я. — С этим я не спорю. Я говорю о том, что люди, простые люди не интересуются геополитикой. Им интересно сколько ты получаешь зарплаты, сколько ты на эти деньги можешь купить товаров в магазине. За сколько накопишь на машину, на квартиру. Как часто ездишь на море в отпуск. И если мы будем кормить полмира за счет своего советского народа, все будут с удовольствием брать наши ресурсы, вот только к победе коммунизма это не приведет. Скорее наоборот. — Товарищи, — вновь вклинился в дискуссию Рыжков, которому были интересны вопросы более практичного свойства. — Давайте вернемся к основной теме. Кто за то, чтобы пригласить товарищей из Йемена в Москву на переговоры? Нет возражений, хорошо. Против предложения зачесть концессии в счет оплаты советских товаров принципиальные аргументы есть? Тоже нет, в таком случае будем работать в этом направлении, и давайте уже перейдем к следующему пункту, время, к сожалению не резиновое… Глава 13–2 Тайные войны ГРУ 28 мая 1985 года; Москва, СССР USA TODAY: Позорная упущенная возможность: предатель скрылся в советском посольстве! Вашингтон, округ Колумбия — Вопиющий прокол сотрудников ФБР шокировал столицу вчера во второй половине дня: Джон Энтони Уокер, разоблачённый агент и признанный предатель, сумел вырваться из-под слежки и найти убежище в советском посольстве. По имеющейся информации, наводку о его преступной деятельности дала бывшая жена Уокера, озабоченная безопасностью страны. Однако, несмотря на тщательную подготовку операции по задержанию, агенты умудрились прозевать бегство. Спецслужбы в панике: всем известно, какие уроны Уокер уже нанёс национальным интересам, передавая секретные данные иностранной державе. Но теперь, благодаря непростительной халатности оперативников, он может продолжить подрывную деятельность, прикрываясь дипломатическим иммунитетом. Представители ФБР не дают вразумительных объяснений, а республиканские сенаторы уже потребовали внеочередных слушаний по этому позорному провалу. Американская общественность задаётся вопросом: как агентство, призванное охранять нашу национальную безопасность, позволило такому ценному предателю ускользнуть прямо из-под носа? Ну и после обсуждения всех вышеперечисленных мною вопросов я попросил Ивашутина задержаться для разговора с глазу на глаз. Ивашутин… Вот так захочешь дать краткую справку по человеку и даже не знаешь, с чего начать. Это глыба. Двадцать лет на посту начальника ГРУ — это вам не чих собачий. При нем сменилось четыре генсека, четыре министра обороны, черт знает еще кто, а Петр Иванович все так же на боевом посту. Человек исключительной работоспособности, глубочайших знаний и абсолютной памяти. Профессионал до мозга костей, единственным недостатком которого был возраст. Семьдесят шесть лет — это все же уже много, сколько он еще продержится? В той реальности он ушел на пенсию в 1987 — сначала в группу генеральных инспекторов, которую, кстати, стоило бы разогнать, нахрен она не нужна — вряд ли тут продержится дольше. Годы, они никого не щадят. — Да, товарищ генеральный секретарь? — Мы перешли в соседний кабинет, который был лучше приспособлен для разговора тет-а-тет, я открыл окно, с удовольствием вдохнул теплый весенний воздух, приказал чаю и чего-нибудь пожевать. — Что вы думаете про ситуацию на ближнем востоке? Я имею ввиду Ирано-Иракскую войну. — Этот вопрос регулярно освещается в ежедневных сводках, которые разведывательное управление готовит в том числе и для вас, товарищ генеральный секретарь… — В голосе Ивашутина мелькнуло что-то такое… А может мне и показалось, сумел бы генерал просидеть на своем посту так долго, если бы имел привычку хамить начальству в лицо. Сомневаюсь. Что касается сводок — это была правда. ГРУ ежедневно составляло небольшой трехстраничный документ — резюме самых важных событий в мире. К девяти часам утра на столах соответствующих руководителей СССР уже лежали подписанные лично Ивашутиным сводки, а в случае, если этого не происходило, случалось и такое, хоть и не часто, в «Аквариум» тут же начинались звонки, мол не случилось ли чего такого, что пора эвакуироваться из столицы. И естественно глава ГРУ мог испытывать неудовольствие предполагая, что новый генсек положил болт на его работу, что было естественно не так. — Вы не поняли, сводки я читаю ежедневно и в обязательном порядке. Меня интересует ваше мнение, товарищ Примаков на прошлой неделе вернулся из Багдада. Вы знакомы с Евгением Максимовичем? — Шапочно, — откликнулся Ивашутин. — Так вот он привез из Ирака соглашение об увеличении поставок в Ирак наших ракет Р-17. «Керосинки» все равно утилизировать нужно, там заложенные при производстве сроки эксплуатации к концу подходят, ну это вы и сами знаете куда лучше меня, а так на пользу дела ракеты пойдут. Ракеты мы Ираку продаем по себестоимости, но за твердую валюту, при этом ставим условие, что все они будут выпущены по иранским нефтепромыслам. Нефть — это деньги, а деньги кровь любой войны, опять же не думаю, что нужно это объяснять, как и то, какой вред наносит неограниченный экспорт черного золота странами залива. Цены падают, Советский бюджет недополучает средства, каждая не вывезенная из Ирана тонна нефти идет нам в плюс, — я посмотрел в лицо Ивашутина пытаясь разглядеть там какие-то эмоции, однако разведчик держал профессиональный «покер-фейс», понять, что он обо всем этом думает, было просто невозможно. — Так же идет обсуждение продажи обеим сторонам наших противокорабельных ракет, в Персидском заливе и без нас уже развернулась настоящая танкерная война, почему бы не подкинуть дровишек в этот костер. Кроме того, мои аналитики прогнозируют возможность вмешательства в конфликт США, было бы не плохо утопить пару американских лоханок чужими реками, что скажите? Ну да, аналитики, где бы их взять, спасибо послезнанию за такие инсайды, впрочем, до 1988 года все еще может три раза поменяться. — Полезная затея, — обтекаемо поддакнул Ивашутин предлагая мне и дальше развивать свою мысль. В этот момент открылась дверь и нам принесли чай, я подождал, пока мы вновь останемся вдвоем, и продолжил. — Да, но вот, видите ли, какая проблема, Саудиты грозятся снять все ограничения на экспорт нефти и обрушить цену. С ними мы тоже ведем переговоры, но хотелось бы все же не зависеть от доброй воли открытых союзников США. Вот скажем если бы одна из ракет, которые взлетают с территории Ирака неожиданно полетела бы не на восток, а на юг и упала бы где-то в районе порта Рас-Таннура… Там, где находится главный нефтеналивной терминал саудитов, и где на берег Персидского залива выходят нефтепроводы, перекачивающие черное золото от месторождений в глубине пустыни… А еще было бы хорошо, чтобы эта ракета была оснащена специальной боевой частью, так чтобы эксплуатировать эти морские ворота арабы не могли хотя бы годик. Это выбьет с рынка до миллиона баррелей в сутки, и с большой долей вероятности поможет удержать цену на нефть в нынешних рамках. Как думаете, такое может случится? Теоретически? Понимал ли я, что прямо сейчас пересекаю все возможные «красные линии»? Что приказ о такой операции, тем более в обход Политбюро — это за гранью добра и зла, и что Ивашутин может меня только одним этим фактом «отправить на дно»? Конечно понимал. Но… Чем дальше я ковырялся в местных реалиях, тем отчетливее понимал, что с имеющимися на руках картами я эту партию не выиграю. Все разговоры о переориентации промышленности на производство товаров народного оптребления — они в реальности не более чем разговоры, просто так это не сделать, слишком уж были все процессы в Союза заточены на произвоство средств производства. Да, сломать этот тренд можно, но вот пойдет ли оно в плюс? У реального Горби — не пошло, глупо думать, что я смогу принципиально лучше. Да, наверное я смогу сгладить углы, избежать того же Чернобыля, избежать сделанных реципиентом ошибок… Но ведь это совсем не значит, что я не сделаю других, уже своих. Вероятность того, что через 5 дет я приду в ту же точку была слишком велика, мне нужно было не просто сбросить карты и взять другие а пересесть с покерного стола за шахматный. И ядерный аргумент тут виделся достаточно весомым для осуществления подобной рокировки. Мне нужно было выиграть два года. Если нефть в течение 1986–7 годов будет стоить 45 долларов а не 20, это даст нам лишних 50 миллиардов твердой валюты, на которую можно будет закупить так необходимые нам производсвенные линии и целые заводы. Кинуть кость всем недоброжелателям, одной рукой залить потоком импортных товаров любое недовольство, а другой — потихоньку проводить нужные реформы, которые станут гораздо менее болезненными чем если осуществлять их на свои. И опять же 50 ярдов в плюс СССР — это еще 50 ярдов в минус западным странам, глядишь и пакостить у них будет меньше возможностей… Главное только чтобы на нас в итоге не вышли в поисках виноватых, впрочем тут у меня тоже имелись мысли, на кого можно будет перевести стрелки… — Крайне маловероятно, товарищ генеральный секретарь, — Ивашутин слегка нахмурил брови и поджал по-стариковски губы, как будто с трудом сдерживая рвущиеся изнутри комментарии по поводу таких инициатив нового генсека. — А если будет поставлена задача проработать возможные варианты? Конечно, с максимальным упором на невозможность в дальнейшем увязывания Советского Союза с данной ситуацией. Можно даже не кидать полноценную бомбу, а только «хлопушку», нам не нужны разрушения и гибель людей, достаточно будет чуть подзагадить местность, чтобы портом пользоваться оказалось невозможно. — И все же я рискну настаивать, что осуществить такую операцию и не засветиться, практически невозможно, хотя… — Ивашутин на секунду нахмурил брови, явно обдумывая какую-то пришедшую в голову идею. — Хорошо, товарищ генеральный секретарь, этот вопрос мы обдумаем, прикинем возможности, думаю через пару недель я смогу представить подробный доклад. — Дальше, Петр Иванович, — я достал из папки пару листов бумаги и протянул ее Ивашутину. — Вот секретное постановление Политбюро о создании в структуре ГРУ отдела по борьбе с вражеской подводной инфраструктурой. В данном случае речь идет о различного рода информационных и энергетических кабелях, проложенных по морскому дну, а также нефте- и газопроводах. Выбить из «коллег» по главному политическому органу Союза данное решение оказалось на удивление просто. Партийцы решили, что Горбачев хочет поиграть в диверсанта — флаг ему в руки. Хрущ вон артиллерию ствольную резал, при Брежневе вон танчики клепали десятками тысяч, у каждого генсека свои игрушки. «Скиф» я зарезал, а уж дополнительная сотня подводных диверсантов обойдётся бюджету всяко дешевле чем орбитальный лазер. — У нас же уже есть ПДСС в составе флота, зачем дублировать? — Другая специфика. В идеале я, как дилетант во всей военной сфере, вижу задачу максимум в виде заблаговременного минирования коммуникаций противника с тем, чтобы при необходимости ее просто подорвать нажатием кнопки. — Это будет означать войну, — вот тут уже у главного разведчика в голосе появилось сомнение. Почему-то всех вояк принято считать твердоголовыми ястребами, готовыми начать кидаться бомбами при первом же поводе. На практике это далеко не всегда так. Военные чаще всего гораздо лучше гражданских представляют возможные последствия… Ну если мы говорим про разумных людей, а не про отбитых «сапогов», конечно. — Если нас поймают за руку, и мы будем при этом слишком слабы, — я пожал плечами. Как показывал опыт будущего, будучи достаточно сильным можно вообще все что хочешь делать в том числе и в открытую уничтожать страны, Югославия, Ливия, Сирия не дадут соврать. Такие мелочи как подрыв газопроводов даже упоминать в этом контексте смысла нет. Я более чем уверен, что сойди сейчас руководство СССР с ума и «застекли» какую-нибудь Италию или Испанию плотной ядерной бомбардировкой, те же США даже не почешутся полноценно вступаться за союзников. НАТО — это конечно прекрасно, но получить уже самому на голову ядерную ракету никто в Вашингтоне не хочет. Возможно, амеры нанесли бы симметричный удар по, например, Кубе, но точно не по СССР. И самое смешное, что ради условной Венгрии я бы тоже не стал нажимать на «кнопку», своя рубашка ближе к телу. — Поэтому не стоит обращать на такие мелочи внимание. Я бы попросил вас, кроме того, подумать о возможности проведения диверсий на главных мировых торговых «бутылочных горлышках» — Панамском и Суэцком каналах. Ничего такого, просто идет себе контейнеровоз откуда-то из Токио во Флориду, например. Команда набрана из филиппинцев, флаг Либерии, фирма владелец — в Греции зарегистрирована, к СССР вообще никакого отношения. И во время прохождения шлюза у него взрывается днище. Двадцать тысяч тонн металла которые нужно как-то порезать и поднять на поверхность, чтобы разблокировать движение. На пару месяцев такая задачка может отвлечь американцев от вообще любых проблем. С Суэцем, конечно, сложнее, но тоже… — Прошу прощения, товарищ генеральный секретарь, мы готовимся к войне? — Видимо поймав мелькнувшее у меня в глазах недоумение, Ивашутин пояснил, — просто такие задачи обычно ставятся непосредственно перед генеральным наступлением. Взорвать в тылу у противника мост, чтобы он не успел перебросить подкрепления для отражения главного удара. В противном случае подобные диверсии не имеют большого смысла. — Петр Иванович, я не хочу вас огорчать, но война уже идет. И СССР в ней проигрывает, вы когда в последний раз сами в гастроном ходили? Зайдите посмотрите, а лучше в провинцию скатайтесь, мы проигрываем экономический фронт. Я вам больше скажу, товарищ генерал армии, все настолько плохо, что я не уверен, что мы сможем удержать ОВД, — глава ГРУ вопросительно вскинул левую бровь. — Не нужно думать что у нас генсек сошел с ума, все действительно плохо в плане экономики. Более того, проблема в том, что все наши экономисты скопом не имеют понятия о том, что нужно делать чтобы положение исправить. Наконец сошлись не том, что реформы нужны, именно поэтому меня выбрали на столь высокий пост, однако на практике… Я надеюсь с вами-то я могу говорить откровенно, вы секреты умеете хранить. Нужны реформы, реформы, которые стоило бы начинать лет двадцать назад, то, что Косыгин еще собирался делать. Уже тогда эти вещи запаздывали, а уж теперь-то… С Косыгинскими реформами кстати тоже все было не так однозначно, я, к сожалению, в макроэкономике разбирался далеко не на профессиональном уровне, но встречались мне в будущем мнения, что мол именно недоведенные до логического конца преобразования, запущенные в 1965 году, в итоге привели к накоплению лишней денежной массы и экономическому краху СССР. Мнение как минимум спорное, учитывая, что из имеющейся на 1991 год на руках у населения массы средств 2/3 сформировались после 1987 года. Знаменитый закон «о государственном предприятии (объединении)», сработавший подобно не менее судьбоносному «приказу №1» начала марта 1917 года и взорвавший систему управления госпредприятиями тут явно повлиял несравнимо мощнее. — В Штатах экономическая ситуация тоже далеко не блестяща, — попытался возразить разведчик, но я не собирался с ним спорить. — Без сомнения. Может быть, даже еще хуже, чем у нас, — я усмехнулся. Это еще никто про «черный понедельник» 1987 года тут даже не догадывается. А ведь там можно будет хорошенько зашортить кое-какие позиции. Плюс знание, что это не начало большого кризиса, а только временная «аномалия», и рынок почти мгновенно отыграет обратно. На этой информации можно будет такие бабки срубить… Закачаешься. В слух, однако, я произнес иное, — у нас с американцами идет такая себе гонка на лафетах, проиграет тот, кто рухнет первым. Я бы очень не хотел, чтобы первым рухнул СССР, поэтому мне и приходится идти местами на отчаянные меры. Все эти «диверсии» — это только часть, небольшая часть, принимаемых мер. — Хорошо, товарищ генеральный секретарь, — почему-то Петр Иванович не смотря на все мои предложения перейти к более неформальному общению, называл меня строго по должности и никак иначе. И я никак не мог понять, это от въевшейся армейской привычки к дисциплине и чинопочитанию или просто я еще «не заслужил». Скорее — второе. — Я прикажу проработать разные варианты и составлю доклад по результатам. По времени обещать не могу, буду докладывать по мере прояснения ситуации. — Ну и добре… — Я вздохнул и бросил печальный в взгляд на чашку с уже подстывшим чаем, после чего вздохнул и поднял еще одну тему, касаться которой было, мягко говоря, неприятно. — Личная просьба от меня. Я понимаю, это не совсем профиль деятельности Главного разведывательного управления, однако… Нужен взгляд со стороны. — Да, товарищ, генеральный секретарь? — В Казани происходит какая-то подозрительная хуйня. Уж простите меня за мой французский. Город захватили молодежные банды, идут настоящие боевые действия, вплоть до трупов. Причем длится это уже не первый год и, видимо, ни милиция, ни комитет не собираются в данном разрезе ничего предпринимать. Я хочу понять, в чем там дело. Это просто головотяпство и непрофессионализм местных силовиков, во что я не слишком верю, или есть какая-то еще подоплека. Я разные версии готов уже рассмотреть вплоть до сознательной подготовки революционной ситуации для начала… Контрреволюционного переворота, как бы странно это не звучало на шестьдесят третьем году советской власти. Так же есть версия, что тут имеет место какая-то операция комитета против МВД с целью дискредитации милиции в рамках борьбы за власть, поэтому я не могу обратиться к Чебрикову с этим вопросом напрямую. Очень надеюсь, что вы сможете мне помочь в этом деле разобраться. — Я… — Ивашутин был явно удивлен таким заданием, «внутренняя разведка» была явно не профилем ГРУ, однако генерал быстро собрался с мыслями и дал ответ. — Соберу информацию по этому вопросу и доложу. — Как можно быстрее, это дело, которое не может ждать. Может, конечно, но мне хотелось разобрать эту кучу дерьма как можно быстрее. — Есть, как можно быстрее! Что ж, оставалось только положиться на профессионализм Петра Ивановича и продолжить вынашивать идеи разукрупнения главных советских монстров — МВД и КГБ. Пока это было невозможно по политическим причинам, но в будущем на месте двух этих структур я бы хотел видеть, как минимум десяток отдельных ведомств, разделенных по направлениям деятельности. Почему-то казалось, что спать при такой организации советских силовых структур мне будет немного спокойнее. Интерлюдия 3 Майк Дукакис 2 июня 1985, Бостон, США БОСТОН ГЛОУБ: Первые 100 дней Горбачева: Новое лицо, старые вызовы Михаил Горбачев завершает свои первые 100 дней на посту советского лидера, и мир наблюдает за человеком, который разительно отличается от своих предшественников. В 54 года его энергия и современный стиль контрастируют с обликом стареющего политбюро брежневской эпохи. Однако первые обещания реформ сталкиваются с серьезными трудностями. Переговоры о разоружении с США зашли в тупик, стороны обвиняют друг друга в недобросовестности. Внутри страны Горбачев запустил кампанию по «оздоровлению общества», борясь с алкоголизмом и прогулами. Критики сомневаются, что эти меры смогут решить глубинные экономические проблемы. Хотя новый образ генсека вселяет надежды, путь вперед остается сложным. Мир ждет, сможет ли этот лидер действительно изменить Советский Союз. Бостон большой город. Один из крупнейших в США, важный порт, финансовый и деловой центр. Четыре миллиона населения, если брать агломерацию, миллиарды и миллиарды крутящихся тут денег. В эти годы он переживал расцвет. После тяжелых для города — впрочем, как и для всей страны — 70-х, связанных с деиндустриализацией, безработицей, высокой инфляцией и перехлестывающей через край преступностью, новое десятилетие принесло местным жителям покой, рост благосостояния и глобально — новые возможности. — Все, Сеймур, я на обед, — губернатор штата Майк Дукакис с улыбкой отмахнулся от попытавшегося его догнать с какими-то бумагами в руках помощника и торопливо вышел из здания правительства штата. Бросил взгляд на часы, вдохнул теплый летний воздух и пружинистой походкой сбежал вниз по парадной лестнице, ведущей от местного «Капитолия» к Бакенной улице и центральному публичному парку. Свернул налево и еще спустя десяток минут неспешной прогулки — даже сворачивать никуда не пришлось, — достиг входа в Сомерсет-клуб, где у него как раз на это время была запланирована встреча. — Мистер Дукакис! — С искренней улыбкой на лице приветствовал губернатора местный швейцар, открывая перед политиком дверь. Что ни говори, а грека в городе любили, он может и не был самым ярким персонажем на политическом Олимпе Демократической партии, но для своего города сделал немало хорошего. — Рады вас видеть! — Привет Джон, — губернатор молча улыбнулся швейцару и обратился к подскочившему метрдотелю, — меня должны ждать. — Да, конечно, господин Дукакис, пройдемте. Сомерсет-клуб был заведением «для ограниченного круга лиц», не самым дорогим в городе, но вполне респектабельным, чтобы губернатор штата мог считать не зазорным иногда ходить сюда на обед. В США ресторан теоретически не может отказать посетителю с улицы, пожелавшему там пообедать. Ну то есть может, но это чревато проблемами, поэтому и была придумана фишка с клубами. Не ресторан, а клуб, вход только по членской карте. Нет карты — до свидания. Это позволяло отсеять лишних людей и создать соответствующую атмосферу, которую так ценят «правильные люди». — Добрый день, господин губернатор, меня зовут Марк, Марк Цукерберг, — на встречу Дукакису из-за стола поднялся высокий мужчина располагающей наружности. — Я репортёр газеты Бостон Глоуб, внештатный правда, вам должны были звонить по поводу меня. — Очень приятно, — губернатор с надетой на лицо «профессиональной» улыбкой пожал протянутую руку и тоже сел за стол. Дождался официанта, сделал заказ, не глядя в меню, и вновь повернулся к журналисту. — Я правда не совсем понимаю, что именно вас заинтересовало, я давал интервью вашему изданию… Полгода назад, кажется. — О! Простите, возможно, я не совсем верно выразился, — мужчина пожал плечами и выставил вперед открытые ладно как бы признавая свою ошибку. — Я здесь не в качестве представителя газеты, меня уполномочили люди из одного фонда… Расположенного в Швейцарии… Поговорить с вами о будущих выборах. — Каких выборах? — Грек вопросительно поднял бровь, — у меня до ближайших выборов еще два года, не слишком ли рано об этом говорить? Срок губернаторских полномочий в Массачусетсе в 1966 году был увеличен с двух до четырех лет, Дукакис избрался в 1983, так что суетиться ему действительно было еще рановато. — Нет, что вы я не о выборах губернатора сейчас говорю, тут нет сомнений, что вы без проблем переизберетесь на новый срок, — репортер сделал театральную паузу и добавил. — Я про выборы 1988 года. В Белый дом, а не Розовый. Капитолий штата Массачусетс был выстроен из красного кирпича, поэтому его проводя параллели со столичным зданием порой называли «Розовым домом». — Хмм… — Дукакис откинулся на спинку диванчика и еще раз окинул взглядом собеседника. В его понимании подобные предложения делались совершенно иначе. Когда самому Майку в 1975 году первый раз предложили потягаться за губернаторское кресло, это выглядело как собрание «лучших людей» штата, каждый из которых имел собственный вес. И уж точно его делал не безвестный журналист в средней паршивости ресторане. — Во-первых, мне кажется, что говорить о выборах 1988 года еще рано, а во-вторых… Кто вы такой? Почему я должен обсуждать это с вами вообще? — Как вы понимаете, называть имена моих хозяев я не могу, они пока предпочитают оставаться за сценой. Все что я могу сказать — это часть истеблишмента демократической партии и наших спонсоров, которым совершенно не понравился прошлогодний провал Мондейла. Иначе как позором эту электоральную гонку, вернее ее результаты назвать нельзя, мы не можем позволить такому повториться следующий раз. Сами понимаете, такие неудачи больно бьют по репутации, спонсоры начинают разбегаться, даже бывшие полностью лояльными люди могут задуматься о том, чтобы сменить сторону. — Это я понимаю… На прошедших выборах полномочный президент-республиканец Рейган буквально размазал своего демократического оппонента, таких разгромных итогов не случалось со времён Рузвельта. За Мондейла проголосовала только его родная Минессота и округ Колумбия, а все остальные штаты отдали предпочтение Рейгану. Опять же демократ Дукакис не мог не испытывать по этому поводу определенное волнение, а ну как через два года эта «красная волна» захлестнет и его штат на губернаторских выборах. — Поэтому часть уважаемых людей из состава Демократической партии уже сейчас озаботилась поиском, скажем так, перспективного кандидата, который смог бы бросить вызов. — Бросить вызов? — Разговор начал увлекать грека, даже принесенная еда осталась нетронутой. — Ронни пошел на второй срок, в 88-ом он уже не сможет участвовать выборах, кому я должен буду бросить вызов? — Бушу, очевидно, — пожал плечами «журналист», в том, что это именно журналист Дукакис уже имел определенные сомнения. — Джорджи попытается использовать популярность своего патрона и самому заехать на ней в Белый Дом. И нам нужен человек… Узнаваемый, харизматичный, имеющий за плечами успех… Дукакис за плечами успех имел, но вот назвать его узнаваемым и харизматичным было как минимум сложно. — И что? Даже если кто-то считает меня подходящим человеком чтобы бросить вызов республиканцам… К чему этот разговор? Какова его цель. — Предварительные договоренности, не более того, — развел руками журналист, — мои патроны готовы выделить вам определенную сумму для предварительной раскрутки и в дальнейшем спонсировать избирательную кампанию. — О каких суммах идет речь? — О значительных, — на выборах 1984 года был установлен «потолок затрат» на избирательную кампанию в 40 миллионов долларов. Не так много на самом деле, но Мондейл, в которого изначально никто особо не верил, даже на такую сумму не смог найти спонсоров, естественно Дукакис повторения подобной судьбы не желал. — Мои патроны готовы при необходимости закрыть всю сумму. Всю недостающую. — Это щедро, — кивнул грек. С таким первоначальным банком в кармане уже можно попробовать сесть за стол к «большим мальчикам». — И что будет требоваться от меня? Только очень наивные люди считают президента США — как, впрочем, и любого другого политика в мире — свободным в принятии решений. Он лишь вывеска, представляющая интересы целой «группы товарищей». Зачастую, чтобы просто «выйти на дистанцию забега», призом в котором будет президентский пост, нужно раздать не мало обещаний и взять на себя определенные обязательства. — Вы слышали о партии зеленых в Германии? Они декларируют постепенный отказ от традиционных видов топлива и ядерной энергетики как потенциально опасной для планеты и переход на альтернативную энергетику. Ветер, солнце, приливы… — Это же бред, газ, нефть и голь все равно будут дешевле, — нахмурился Дукакис. — Бред не бред, но есть мнение, что избирателям тема экологии может понравиться. Зеленая планета, спасем каждое деревце, каждую зверушку, каждую птичку. А вот еще интересная тема — в прошлом месяце в журнале Nature вышла статья о подтверждении нахождения озоновой дыры над Антарктидой. Озон, между прочим, защищает планету от жесткой солнечной радиации, без него мы все мучительно погибнем, и при этом есть не мало широко используемых в промышленности веществ, которые этот самый озон уничтожают. — Вы серьезно? — Какая разница, главное, что это можно продать избирателям, и под это дело можно выделять деньги не хуже, чем на ядерные ракеты. — Ядерные ракеты — это да… Собственно, именно ядерные ракеты были главной темой новостей в последний месяц. Новый советский лидер, который еще недавно казался знающим людям таким себе коммунистом-либералом, предвестником перемен в стане красных, в середине мая публично выступил о заморозке процесса «разрядки» и «сокращения вооружений» в ответ на «милитаристские потуги американской верхушки». Собственно в самих США к антикоммунистической риторике Рейгана относились с пониманием, но не воспринимали ее всерьез. Да, республиканец представлял интересы компаний, которые осваивали бюджеты на стратегических вооружениях, ничего личного только бизнес, да и актерское прошлое явно накладывало тут отпечаток. Ведь без хорошего антагониста и главному герою практически невозможно себя показать с лучших сторон. Вот только в Москве видимо устали от такой двойственности — с одной стороны ведем переговоры о сокращении вооружений, с другой ставим ракеты в Европе, приветствуем политику разрядки и тут же обещаем стереть коммунистов с лица земли — и попросту разрубили гордиев узел самым примитивным способом. Свернули переговоры и объявили о планах дальнейшего наращивания своих стратегических сил. — Понимаете, господин губернатор, — журналист отложил в сторону вилку, которую все это время держал в руках, сделал глоток сока и продолжил мысль, — нелюбовь к красным — это понятно. Это всегда хорошо продается, под это можно бодро пилить бюджеты… Но никто же всерьез не хочет получить ядерную ракету от коммунистов себе на голову. Есть мнение, что Ронни переходит черту, когда просто бизнес становится действительно опасным. Последний раз такое было при позднем Айке, но тогда пришел Кеннеди и сумел договориться о том, чтобы обе стороны сделали полшага назад. — За это его потом и убили. — Не за это, — мотнул головой журналист как будто действительно знал подноготную того дела. Впрочем, учитывая поднятые темы, Дукакис уже ни в чем не был уверен на сто процентов. — Так что с ядерным клинчем в Европе нужно что-то делать, считайте это одним из условий. — Я-то не против. — пожал плечами грек, с сожалением бросил взгляд на уже полуоствыший стейк, тяжело вздохнул, поняв, что пообедать сегодня уже не успеет и демонстративно отодвинул тарелку в сторону. — Но кто сказал, что с той стороны будут со мной говорить. — С той стороны будут, — уверенности в голосе собеседника можно было только позавидовать. — Красные — не дураки, они тоже не хотят сидеть на бочке с порохом. И это будет одним из кирпичиков вашей победы на президентских выборах 92-го года. «Майкл Дукакис — президент мира». Такой будет лозунг. Но до него нужно дожить еще. И, собственно, у меня к вам принципиальный вопрос, согласны ли вы идти в президенты? — А если меня не поддержит партия? — Поддержит, это вопрос решаемый. — А вы не боитесь, что после того, как я стану президентом, вот все, о чем мы сейчас разговаривали, может полететь в мусорную корзину? Никаких формальных договоров меня сдерживать не будут. — Ну что вы как меленький, Майкл, — журналист впервые назвал своего собеседника по имени и кажется в его голосе послышалось даже определенное разочарование. — Убивают не за договора, а за договоренности. Вы знаете, о чем тут шел разговор, мы знаем, этого достаточно. Ну и конечно вам в штаб придется принять пару наших людей, совсем уж без присмотра свои инвестиции серьезные люди не оставляют, вы это понимаете. Тем более команда у вас… — Что? — Грек явно окончательно потерял нить разговора. — Слабая, если честно. С такой командой Буша вам не одолеть, но ничего тут мы этот вопрос решим. Так что, вы готовы дать предварительное согласие? — Предварительное — да, — подумав немного ответил Дукакис. В принципе, он пока ничем не рискует, денег ему еще никто не давал, да и обстоятельства за четыре года могут поменяться примерно миллион раз. — В таком случае у меня для вас есть подарок, — журналист полез куда-то под стол и достал оттуда весьма пухлую папку, положил ее на стол и накрыл ладонью. — Эти документы стоят миллионы долларов. Беря их в работу, вы ввязываетесь в большую политику, не вот эти вот детские игры на уровне штата, а действительно большую. Случайного человека за них могут и убить. — Вы меня пугаете? — Предупреждаю, чтобы у нас с вами не было недомолвок. С другой стороны, вам, Майкл, нужен большой инфоповод. Ваш образ, уж простите, такого себе технократа новой волны он… Излишне блеклый, за вас не проголосуют. Нужен скандал, громкое разоблачение, так чтобы земля пылала, а вой стоял до небес. — И это оно? — Грек после слов собеседника немного по-другому посмотрел на лежащие на столе бумаги. Как на интересную, красивую на смертельно опасную ядовитую змею. Десять раз подумаешь, надо ли брать ее в руки. — Оно. Готовы слушать? — Готов. — Хорошо, тогда скажите-ка мне, что вы знаете о Никарагуанском диктаторе Сомосе? История эта достаточно сложна и запутана и начинается она в Никарагуа, где чуть ли не полвека у власти держалась семейная диктатура семьи Сомоса. Это про ее основателя якобы Рузвельт сказал, что он мол «сукин сын, но это наш сукин сын». Долго рассказывать о нем нет смысла, там было много чего интересного, но это не важно. Важно, что в 1979 году в ходе Сандинисткой революции последнего Сомосу из страны успешно попятили — и он, предусмотрительно прихватив тела своих умерших ранее родственников, а также накопленные за предыдущие годы богатства, — свалил из страны. Впрочем, с бегством диктатора гражданская война не закончилась, против условно «красных» сандинистов выступала часть потерявших власть элит, которые сформировали политический фронт названный совокупно «контрас». Опять же не так важно, кто там был главным, и за что они воевали, важно то, что эти люди так быстро замазались кровью и приобрели репутацию полных отморозков — а это в центральной Америке с постоянными войнами и переворотами сделать не так-то просто, — что стали фактически нерукопожатными по всему миру. Из-за чего администрация Рейгана естественно поддерживавшая «контрас», воюющих против красных сандинистов, была вынуждена публично от них откреститься, а Конгресс ввел прямой запрет на их спонсирование из денег американских налогоплательщиков. Это первый акт пьесы. Второй акт начался вместе с Ирано-Иракской войной в Персидском заливе. Саддам традиционно считался условно близким к СССР, Иран после исламской революции и вовсе остался своеобразным парией на международной арене. Против последнего и вовсе было введено оружейное эмбарго. И вот следите за руками. Люди из администрации президента Рейгана, не имея возможности торговать с Ираном оружием напрямую, но желая заработать и одновременно подгадить Саддаму, договаривается с Израилем о том, что евреи будут отдавать персам собственное оружие — и это при том, что Тегеран публично декларирует одной из целей своего режима упразднение еврейского государства, — а американцы будут Тель-Авиву это вооружение как бы компенсировать. Так вот вырученные деньги за израильское (американское) оружие поступали потом на левые счета и использовались для финансирования никарагуанских повстанцев. Таким образом администрация Рейгана нарушала сразу два акта конгресса, запрещающие сотрудничество с Ираном и с «контрас», плюс к этому это была фактически схема перекачки государственных денег в условно не контролируемые правительством кошельки. Сегодня из них финансировали боевые действия в Никарагуа, а завтра? Кто знает. — И все вот это дерьмо вы собираетесь отдать мне? — На короткий рассказ об описанной выше схеме представившемуся Марком Цукербергом понадобилось около получаса. Конечно, в документах было больше подробностей: имена, счета, списки оружия… Но глобально это уже были мелочи. — Да. Мы надеемся, что вы возьмёте эту бочку с дерьмом и сунете под нее гранату. Взрывом должно забрызгать всех — Рейгана, Буша, Кейси… Всю администрацию. Демократы при этом останутся в белом, ну а ярче всех будете сиять вы, Майкл. И это станет первым кирпичиком в деле построения вашей будущей президентской кампании. Цукерберг демонстративно поднял ладонь с папки и глазами предложил Дукакису ее забрать. Тот поколебался пару мгновений и решительно принял предложение. — Будем считать, что вы меня этим купили, — улыбнулся Майкл. — Присылайте своих людей, устрою их в штат. И насчет денег… — Пока у вас нет официального президентского фонда, можем обсудить прямое финансирование ваших потребностей, — тут же подхватил мысль журналист. Вообще-то это уже было немного за гранью, фактически речь шла о подкупе целого губернатора штата, однако ставки тут уже были куда более существенными, да и на самом деле к таким мелким нарушениям — фактически тут имело место нарушение закона о лоббизме — американская Фемида чаще всего относилась со снисхождением. Еще некоторое время понадобилось мужчинам чтобы обсудить все детали, после чего грек забрал с собой документы и убежал, оставив таинственного переговорщика наедине с собственными мыслями. Евгений Федорович Розенштейн был одним из наиболее глубоко законспирированных агентов ПГУ в Соединенных Штатах. Сын русских эмигрантов, завербованный еще в университете — парень тогда переживал период увлечения азартными играми и постоянно нуждался в дополнительном финансировании — почти двадцать лет «провисел» в статусе спящего агента. Он действительно работал с Бостон Глоуб, и, если бы кто-то попытался проверить его биографию, — а в том что это случится, Розенштейн практически не сомневался, — ничего подозрительного там найти бы не смог при всем желании. Ну а то, что Юджин — именно так его имя переводилось на американский манер — еще и по убеждениям «левый», об этом никто не знал, молодость агента пришлась на самый конец эпохи Маккартизма, так что коммунистическую политическую ориентацию «идейные» научились тогда скрывать более чем успешно. И вот всего пару месяцев назад с ним на связь вышел «контакт» и дал задание проработать возможность встречи с самим губернатором Массачусетса. Установить связь и провести первичную вербовку. Дукакис не знал, но пришедший заранее «Цукерберг» банально записал его разговор на принесенный с собой диктофон. Сама по себе запись разговора ничего значить не будет, мало ли кто с кем договаривается о политическом сотрудничестве, но в будущем. Если Дукакис действительно изберется президентом имея под боком настоящую ячейку советской разведки… О! О возможных перспективах работы с таким агентом Розенштейн даже боялся думать. — Что-то еще, мистер? — В кабинет заглянул местный официант. Журналист отрицательно качнул головой, поднялся кинул на стол пару бумажек расплачиваясь и за себя, и за даже не подумавшего о таком грека, и, забрав сумку с оборудованием, пошел на выход. Первый ход в этой шахматной партии был сделан. Глава 14–1 Интервью 7 июня 1985, Москва СССР ПИОНЕРСКАЯ ПРАВДА: Творческий конкурс на создание нового облика советских банкнот! Правительство СССР объявляет открытый конкурс на разработку дизайна новых советских банкнот. К участию приглашаются все граждане, обладающие художественными способностями и желающие внести свой вклад в создание символов советской экономики. Участникам предлагается подготовить эскизы, отражающие величие и достижения нашей Родины. Работы должны быть направлены по адресу: Москва, ул. Советская, д. 1, с пометкой «На конкурс банкнот». Лучшие проекты будут отобраны комиссией и вынесены на всенародное голосование. Каждый гражданин СССР сможет отдать свой голос за понравившийся дизайн. Победителей ждут ценные призы и всесоюзное признание! «Этот конкурс — возможность для каждого советского человека проявить свой талант и любовь к Родине», — отметил представитель Министерства финансов СССР. Товарищи, спешите принять участие! Пусть новые банкноты станут символом нашей эпохи и гордостью советского народа! Вперед, к новым творческим победам! Я сидел в кресле перед зеркалом и рассеянно наблюдал за тем, как вокруг меня суетятся «девочки». Девочкам было местами уже глубоко за пятьдесят, но согласитесь, что профессионализм все же гораздо важнее возраста. А судя по тому, как уверенно с моей моськой приводили «предпродажную подготовку», с профессиональными качествами тут был полный порядок. Замазали круги под глазами, «наполировали» лысину, нанесли слой — не знаю, зачем, но видимо это очень важно, я сидел и, что называется, «не суетился под клиентом» — штукатурки на лицо. В общем — нанесли студийный грим, чтобы перед камерой лучше выглядеть. — Ну что, Михаил Сергеевич, вы готовы? — Еще не лысого Познера я даже не узнал с первого взгляда. Как-то он в молодости, кажется, совсем по-другому выглядел. Хотя какой молодости, мы с ним, считай, ровесники, просто я привык, что этому журналисту уже под сотню было в моем времени. (Познер В. В.) — Я-то готов, жду только, когда меня ваши гримеры отпустят. — Высокая худая женщина представившаяся как Мария Александровна на это только молча кивнула и пожала плечами. Мол, она свою работу уже сделала, можете пациента забирать. — В таком случае давайте пройдем в студию, не будем задерживаться, — мы вышли из гримерки, прошли парой коридоров и вышли в студию, где и должна была состояться запись основной части интервью. Идея «стать ближе» к народу, перестать обращаться с жителями страны через сухие строчки партийной прессы была для меня настолько же очевидна, сколь для местных — революционна. До этого в лучшем случае генсеки записывали на камеру очень сухие и официальные речи, читаемые с бумажки, где не имелось даже малейшего намека на какую-то отсебятину или импровизацию. Или искренность. Я же хотел совершенно иного. Мотив тут, если быть совсем честным, был максимально прагматичным. Мне нужно было очень многое изменить в стране и, я совсем не чувствовал уверенности в том, что существующая властная система мне это позволит сделать. Имелось совершенно отчётливое понимание, что рано или поздно должна появиться очередная «антиправительственная группа» — на уровне Политбюро, ЦК или первых секретарей обкомов — чтобы попытаться затеваемые мною преобразования отменить. Это даже если национальные элиты республик не брать в расчет, там все было вообще сложно. Самой естественной идеей тут было провернуть маневр реального Горби и перепрыгнуть из кресла генсека в кресло президента. Вот только имелось тут пара «но». Во-первых, для этого нужна была поддержка «электората», — над ее созданием я, собственно, сейчас и работал — а во-вторых, появление должности президента СССР открывало легитимную дорогу к появлению «Президентов республик». У нас же большая часть органов дублировалось, почему бы не задублировать и этот? Вполне логичное развитие ситуации, ведущее опять же к развалу страны. То есть сначала нужно было резко урезать полномочия республиканских центров — часть я собирался забрать наверх, а часть, наоборот, отдать вниз на уровень областей — а уж потом вводить должность президента. Вот только до этого момента мне еще нужно было дожить, вот я и старался как можно плотнее работать над своим имиджем у простого народа. В конце концов у Ельцина это получилось в 91 и 93 годах, чем я хуже, глядишь харизму и обаяние я могу продемонстрировать не меньшие чем Борька-пьяница. Непосредственным же толчком для организации интервью на телевидении стал запрос из журнала Тайм, американские журналисты хотели задать мне несколько вопросов по поводу нашего демарша на переговорах в Женеве, однако на этот случай процедура была тоже отработана и не предполагала личного общения. Американцы передают вопросы, а секретариат пишет на них правильные и идеологически выверенные ответы. Короче говоря, так политических очков себе не наиграешь, и если с капиталистическими СМИ это было не так важно, то вот внутреннему потребителю, я хотел продемонстрировать совсем другого генсека. Сели в кресла. Я настоял, чтобы обстановка в кадре была максимально неформальной, поэтому от съемок в Кремле мы отказались почти сразу. Домой тащить всю съемочную группу я тоже не захотел, поэтому остановились на специально собранных декорациях в Останкино. Студия выглядела как домашний кабинет. Журнальный столик, пара кресел, шкафы с книгами на фоне. На столике чайник, чашки, какие-то конфеты-леденцы. Шоколадные, как мне сказали, под светом софитов тут же начнут таять и будут выглядеть в кадре не слишком презентабельно. — Давайте начнем с немного вступительного вопроса, — после команды «мотор» и коротких приветствий Познер перешел к делу. Естественно, список вопросов вчерне был согласован с моим секретариатом, хотя отдельно я предложил журналистам попробовать «понакидать» мне острых тем, для ответов без подготовки. Получится хорошо — оставим, нет — вырежем, в конце концов я, конечно, новатор и местами либерал, по местным меркам, но давать интервью в прямом эфире мне бы тоже мысль даже в голову не пришла. — Откуда вообще у вас, Михаил Сергеевич, появилась идея такого вот интервью. Для наших зрителей уточню, инициатива в данном случае исходила непосредственно от товарища генерального секретаря. Последнюю фразу журналист произнес, повернувшись лицом в камеру. Вообще даже по первым секундам было видно, что Познер себя перед объективом чувствовал комфортно, можно сказать пребывал в родной стихии, даже толики напряженности не ощущалось в его движениях. — Так двадцать первый век на носу. Пора менять подходы в том числе и к общению с народом. Газеты и радио — это конечно хорошо, но согласитесь, телевидение — куда лучше, — я выдал Познеру в ответ саму искреннюю из своих улыбок. Вообще старался на публике больше улыбаться, этому меня мой учитель танцев из прошлой жизни научил. Он мне, буквально прокручивая видео с любительских соревнований, показал, насколько по-разному выглядит человек танцующий с улыбкой на лице и такой же по уровню, но хмурый и сосредоточенный танцор. Второй при прочих равных всегда проигрывал — казалось бы мелочь, а работает безотказно. — Опять же, если мы декларируем открытость партии, то ее ведь необходимо проявлять на всех уровнях. Генеральный секретарь — тоже часть КПСС, хоть может быть и не самая важная, но все же. К таким ответам Познер явно был не готов. Интервью — да, но что генсек будет самоиронизировать в кадре, это явно было — судя по короткой паузе перед следующим вопросом — для него шоком. Впрочем, нужно отдать должное профессионализму Владимиру Владимировича, он быстро справился с эмоциями и вернулся в разговор. — Хорошо, тогда давайте сразу начнем с того, что волнует наших зрителей больше всего. — С антиалкогольной кампании? — Об интервью с генсеком было объявлено заранее, населению было предложено присылать в Останкино свои вопросы, очень быстро поток писем пошел такой, что редакцию просто завалило макулатурой, пришлось сажать дополнительный персонал, чтобы эту гору разгрести хотя бы по основным направлениям. Вопрос об алкоголе с большим отрывом держал первенство в умах простого люда. — Именно с нее, — с кивком улыбнулся журналист. — Подорожание водки, ограничения на употребление алкогольных напитков в общественных местах, начавшиеся повальные увольнения работников за появление на рабочем месте в состоянии алкогольного опьянения или даже просто с «выхлопом». Люди желают знать, будет ли продолжение, придём ли мы в дальнейшем к полному запрету, исчезнет ли водка с прилавков? — Начну с самого главного — полностью запрещать алкоголь мы не собираемся. Твердо и четко, — я с трудом сдержал улыбку от употребления этого выражения сомнительной исторической коннотации. С другой стороны, никто отсылку тут все равно понять не мог, — у нас есть проблема с алкоголизмом в стране. Очень серьезная. Алкоголиками у нас при населении в триста почти миллионов считаются почти пять миллионов человек. Это огромное число, просто невообразимое, настоящая эпидемия, было бы странно, если бы партия и правительство не начало бы что-то с этим делать. — Пять миллионов — это много. Но запрета не будет? — Просто запрет не принесет никакой пользы, мы же взрослые люди все всё прекрасно понимают. Начнётся повальное самогоноварение и никакие статьи в УК от этого не спасут. Может кто-то думает, что в Кремле сидят совсем оторванные от реальной жизни люди, которые тотально не представляют, в какой стране живут, но это не так, все мы понимаем. И да, цена на водку будет расти и дальше. Задача правительства сделать так, чтобы стоимость бутылки всегда была больше, чем обычный работяга готов был бы потратить просто так без повода, но меньше той которая бы заставила его идти искать точку продажи какой-то паленой бормотухи. Взамен мы планируем наращивать производство легких столовых вин, сидра, пива, других слабоалкогольных напитков. — Вряд ли пиво можно назвать полезным продуктом, — выдал свой фирменный прищур журналист. Каждый раз глядя на Познера мне вспоминалось его же цитата, что мол в России честные журналисты долго не живут. Учитывая то, что сам Владимир Владимирович в той истории прожил больше века, можно считать его моральные установки весьма и весьма гибкими. Растяжимыми, я бы даже сказал. — С этим спорить не буду, но напиться легким светлым пивом просто сложнее чем водкой. Поэтому лучше пусть обыватель после работы возьмёт себе домой чебурашку-другую, чем бутылку белой. — А вы сами употребляете? — Редко. Во-первых, времени особо нет, во-вторых, здоровье уже не то. Да и просто удовольствие от крепких напитков так и не научился получать, — я ответил максимально искренне. — Бокал вина вечером за ужином. Пару бутылок пива на природе под мясо, ром могу выпить грамм пятьдесят. Можно сказать, что при подготовке антиалкогольной кампании я ориентировался на себя, если бы все в СССР пили как товарищ Горбачев, вино-водочные производства пришлось бы массово закрывать. Обсудили появившиеся на бутылках с водкой надписи о вреде алкоголя, посмеялись над таким примитивным средством пропаганды, сошлись на том, что, если тупейшая надпись о тяжелых последствиях для печени и других органов убережет хоть одного человека от покупки жидкой отравы, значит, это уже не зря было сделано. Поступил вопрос о то, что пьяниц начали массово увольнять с госпредприятий. Раньше в СССР с этим было сложно, каждый человек по конституции имел право на труд, уволить пьяницу было не так-то и просто, его закон защищал. Зачастую проще было человеку просто платить минималку и не трогать, особенно если работник имел хоть какую-то ценность. А даже если такого человека и увольняли, то потом все равно так или иначе принимали куда-то на работу, потому что безработных в Союзе быть не могло. Это на западе бездомные под мостом живут, потому что не могут заработать себе на пропитание, в стране же победившего социализма о таком и речи не могло идти. Теперь же с появлением статуса самозанятого, появилась возможность от подобных людей избавляться — не хочешь работать на заводе, иди найди себе работу сам. Не можешь или не хочешь — вот тут уже вступали в действие нормы о тунеядстве и человека могли направить исправительно-трудовое учреждение. Впрочем, до этого этапа мы еще не дошли. Но дойдем. От пьяниц я собирался избавляться без всякой жалости, они подобно раковой опухоли только вредили соседним еще здоровым клеткам. Собрать бы всех поклонников зеленого змия и отправить куда-то за Полярный круг для прочистки мозгов. Эх мечты-мечты. — Наши зрители во множестве присылали вопросы о телевидении. С конца мая в стране работает полноценный третий канал, транслирующий разные фильмы, ходят слухи, что вскоре на четвертой программе будет запущен еще один канал. Это так? — Немного странно, что вопрос этот задаете мне вы — работник этого самого телевидения, не находите? Уверен, вы, Владимир Владимирович, в курсе происходящего не хуже меня. — В данном случае я лишь озвучиваю вопросы наших зрителей, не более того. — Да, на сколько мне известно, работы над формированием четвертой программы уже ведутся. Канал будет иметь детско-молодежную направленность. Транслировать мультфильмы и другие передачи, в том числе познавательные и образовательные, ориентированные на подрастающее поколение. Так же уже подписано постановление Совета Министров о начале работы над пятой программой центрального телевидения, однако, когда она появится в эфире мне сказать сложно. Знаю только, что пятая программа будет научно-познавательной, там будут транслировать разные научно-популярные лекции, выходить передачи о природе, о путешествиях и прочее связанное с данной тематикой. Во всяком случае пока концепция такова. Впрочем, там еще может все поменяться. Обсудили новость о денежной реформе, я объяснил, что ни деноминации, ни о каких-то еще ограничений по обмену денег речь не идет, просто собираемся обновить дизайн банкнот, чтобы повысить их защищенность, выловить подделки и просто сделать купюры более красивыми и соответствующими духу времени. Коснулись темы международных отношений, тут в очередной раз пришлось напоминать, что мы не отказываемся от политики разрядки и переговоров о сокращении вооружений, просто именно с этой администрацией Белого дома мы ничего общего иметь не желаем. Вскользь прошли по Афганистану — эта тема была в СССР не то чтобы табуированной, но достаточно болезненной, чтобы ее старались поднимать пореже. Я высказал надежду, что мирный трек, на который мы вышли при содействии Пакистана — Зия уль-Хаку идея остаться один-на-один с Пуштунистаном, залитым под пробку советским оружием совсем не понравилась, и он согласился, что лучше синица в руках, чем дятел в жопе — приведет к полноценному завершению гражданской войны уже в следующем 1986 году. Глава 14–2 Интервью 7 июня 1985 года; Москва, СССР ПРАВДА: Канаду потряс скандал: правда о «сиротах Дюплесси» всплыла на поверхность Канаде разразился громкий скандал, связанный с разоблачением преступлений против «сирот Дюплесси». Как сообщает зарубежная пресса, в середине XX века тысячи детей из бедных семей были насильно отобраны у родителей под предлогом «заботы о их благополучии». Вместо этого их помещали в специализированные учреждения, где они подвергались жестокому обращению, принудительному труду и медицинским экспериментам. Свое название «сироты Дюплесси» получили по имени премьер-министра Квебека Мориса Дюплесси, при попустительстве которого происходили эти преступления. Власти и церковь, по данным журналистов, действовали сообща, получая финансовую выгоду от эксплуатации детей. Разоблачение преступлений стало возможным благодаря усилиям журналистов и активистов, требующих справедливости для жертв. Однако многие вопросы остаются без ответа, а виновные до сих пор не понесли наказания. Советский Союз вновь напоминает о необходимости борьбы за права детей во всем мире и призывает международное сообщество не оставаться в стороне от подобных преступлений. — Ходят слухи, что вскоре правительство и партия могут разрешить свободные поездки граждан СССР в страны социалистической Европы. Расскажите пожалуйста, Михаил Сергеевич, так ли это, и как будет выглядеть в практической плоскости. — Ну пока окончательное решение не принято, тут, как вы понимаете, не только наше желание или нежелание играет роль. Как минимум согласовать нужно это дело с европейскими товарищами, законодательную базу подвести, экономическую. Систему обмена валюты, например, продумать. Сейчас покупка валюты жестко регулируется государством, но если через границу туда-сюда будут ежегодно ездить миллионы людей, как наших граждан, так и граждан СЭВ, то очевидно нужно будет как-то систему подстраивать. Высказанная еще в марте мною инициатива о более тесной социальной и экономической интеграции стран Восточного блока натолкнулась на настоящий саботаж наших дорогих европейских товарищей. Они не слишком торопились открывать для граждан СССР собственные границы, и причина тут была проста и понятна. В отличии от западных туристов, которые привозят к ним свободно конвертируемую валюту, гости с востока могут привести только никому не нужные рубли. Например, долг ГДР перед Советским Союзом составлял примерно четыре миллиарда рублей. Переводных. Переводной рубль был привязан к золоту как рубль за грамм. По текущему биржевому курсу золота это было примерно сорок миллиардов долларов. Правда очень теоретических долларов, поскольку никакого реального механизма конвертации не имелось, а переводные рубли были в реальности не более чем виртуальными циферками имеющими в первую очередь клиринговую природу. Для ГДР, которая не так давно чуть не объявила дефолт по внешним заимствованиям и выплыла только благодаря экстренному кредиту ФРГ в июле 1984 года в размере миллиарда дойчмарок, потенциальный отток товаров на восток, не подкрепленный свободно-конвертируемыми дензнаками, не сулил ничего хорошего. А если мы еще и пересчет начнем цен товаров, которые внутри СЭВ ходят, то ситуация для наших социалистических «друзей» — мать их за ногу — может стать вовсе печальной. Естественно, в Берлине — как и в других странах СЭВ — опасались того, что, взяв их национальную валюту за долги и раздав ее собственному населению едущему на запад, мы спровоцируем переток товаров народного потребления в сторону СССР. Ну то есть по-простому приедут нищие советы и скупят все в германских, польских, чешских магазинах так, что местным просто ничего не останется. В этом имелся свой резон. Я откровенно не знал, что делать с нашими «союзниками». Экономически они были настоящей гирей на ногах, и единственным резоном существования восточноевропейского экономического блока было не дозволение западу его сожрать, переварить и на этом отсрочить уже свой крах. Натуральный чемодан без ручки — нести не удобно, а бросить жалко. Тем не менее глобальное решение по интеграции уже было принято. В качестве альтернативы я пригрозил союзникам, что мы перейдем с ними на «рыночные» взаимоотношения. Не можете отдать долги деньгами — не страшно. Мы заберем заводами, землей, техникой. Где там ваши самолеты, корабли, грузовики? Или оружие, у нас его конечно и у самих что у дурака махорки, но пусть лучше страны Варшавского блока уйдут на запад вообще без танков и самолетов, чем потом эти орудия будут нацелены на наши границы. Ну кроме того, всегда можно начать продавать газ и нефть по рыночным ценам, экономики Восточной Германии или Польши от такого просто лопнут как мыльный пузырь, это было понятно нам, это было понятно Хоннекеру, это было понятно Ярузельскому и все остальным тоже. Пока реальное воплощение — на данном этапе в проработке, а не в готовом виде опять же — получил только договор о возможности создания предприятиями филиалов в пределах границ СЭВ и свободном перемещении рабочей силы. То есть если чехи захотят открыть пивной завод под Рязанью и привести туда свой технический персонал, никаких препятствий в этом чиниться не будет. Пока правда было еще не понятно, когда весь этот механизм заработает полноценно, нужно было, как не трудно догадаться, подготовить огромное количество бумаг, но я надеялся что с первого января 1986 года проект уже нормально стартует. А там глядишь и все остальное потянется естественным образом. — И как это будет выглядеть? — Пока не известно, как я уже говорил, принципиальные договоренности еще не достигнуты, — я закинул ногу на ногу, наконец немного расслабившись под светом телевизионных софитов и продолжил мысль. — Но теоретически все должно быть максимально просто. Покупаешь билет на поезд и едешь. Еще не понятно, будет ли таможенный контроль на границах или нет, это один из предметов обсуждения. Скорее всего обойдемся без загранпаспортов, будем ездить друг к другу по внутренним. А может и нет, тогда перед поездкой нужно будет оформить загранник, тогда тоже придется создавать систему массовой выдачи паспортов, у нас сейчас, как вы понимаете, загранник — штука редка, поэтому… В целом все будет как сейчас, просто упростим систему. — Вот так купил билет и поехал? Никаких разрешений и согласований? — Познер явно был скептически настроен по поводу подобных новаций. Слишком уж революционным была норма, позволяющая свободный выезд и страны. А ведь когда-то на заре советской власти коммунисты хотели заменять смертную казнь высылкой нежелательных элементов заграницу. — А почему нужно запрещать выезд, скажем, в Болгарию? С капиталистическими странами тут понятно, чисто экономические причины, вывоз валюты, которую можно на что-то полезное потратить, но страны социалистического блока? Мы доверяем нашим союзникам и доверяем нашим гражданам. Отдельные эксцессы обязательно будут, но ради справедливости, они и сейчас есть, тут уж ничего не поделаешь. — Я сделал глоток из стоящего на столике стакана и продолжил мысль, — и вообще мы в Политбюро сейчас обсуждаем целый ряд изменений призванных упростить гражданам возможности в самореализации. — Например? — Познер вопросительно приподнял бровь. — Например норма о школьной форме. Не секрет, что она осталась практически неизменной со послевоенных времен, а ведь уже больше тридцати лет прошло. Нет, полностью отказываться от школьной формы никто не собирается, она дисциплинирует, прививает правильный дух коллективизма, да и, если честно, зачатую облегчает родителям жизнь. Не нужно ломать голову, во что одевать ребенка, ну и конечно разница между теми, кто зарабатывает больше, и теми, кто зарабатывает меньше, смазывается, становится не так заметна. — Но? — Владимир Владимирович был прекрасным собеседником и интервьюером, не мешая мне рассказывать, он своевременно умудрялся вставлять реплики и короткие вопросы, оживляя беседу и делая ее непохожей на выступление с трибуны. Вообще-то такой формат общения со средствами массовой информации как интервью был для советских руководителей не в новинку. Разве что раньше общение проходило на страницах газет, а не перед телекамерами, но это, можно сказать, частности. Дань эпохе. Но есть и разница. Для примерна можно отрыть книгу «Избранные речи и статьи» Андропова — не уверен, что кто-то когда-то это делал по собственной воле, но вдруг — на странице 272. Глава будет называться «Ответы журналу Шпигель (ФРГ)» и, казалось бы, вот оно, даже капиталистическим журналистам интервью давали советские генсеки. Но на самом деле ничего общего. Каждый ответ Андропова — это фактически небольшая заготовленная речь на заданную тему. Разве что цитат из классиков Марксизма-Ленинизма не хватает для целостности картины. Очевидно, что простому человеку, сидящему вечером у экрана телевидения такое выступление будет не интересно, а значит, и пропагандистский эффект пойдет прахом. Ну и зачем это нам? Незачем, нужно быть проще, ближе к народу. — Но есть и другая сторона — на форму поступает очень много жалоб. Мол устаревшая она, не удобная и так далее. И вот появилась идея отдать полномочия по утверждению вида школьной формы на уровень местных отделов образования или даже школ. Очевидно, ничего сверх авангардного на местах все равно не придумают, но зато будет некая индивидуальность. Заодно и над фасоном можно будет подумать, осовременить его так, чтобы все были довольны. Опять же не так давно была разрешена полноценная индивидуальная трудовая деятельность, вот швеям-надомницам работа появится, все от этого только выиграют. «А вот что делать с швейными фабриками, которые гонят такую одежду, что ее потом никто покупать не хочет, вот это вопрос из вопросов, — мысленно добавил я. — То ли на хозрасчет их переводить, то ли в кооперативы преобразовать, то ли капиталистам в аренду сдавать. И просто взорвать к чертям, а работников перевести на производства, которые у нас лучше получаются. А футболки и юбки пускай турки шьют». — Я смотрю, Михаил Сергеевич, вы уже и сами начали добавлять себе в одежду индивидуальности? — Познер указал пальцем на высунувшийся из-под штанины «пчелиный» носок в яркую желто-черную полосочку. — Ну а что же я не человек что ли? — Я улыбнулся, выдав максимум возможного обаяния, и пожал плечами. — Знаете, как за сорок лет надоело каждый день надевать одинаково выглядящие костюмы с галстуками? Тоже хочется разнообразия какого-то. Нет, собираясь утром в Кремль я, конечно, одеваюсь классическим образом, это, можно сказать, моя рабочая одежда точно так же, как у станочника на заводе или у школьника, таковы правила. Но вот к вам я пришел не в свое рабочее время, поэтому могу себе позволить одеться так, как мне хочется. — Отлично выглядите Михаил Сергеевич. — Не понятно, искренне или нет, похвалил мой внешний вид Познер. Он-то в отличие от генсека одет был максимально строго, в этом плане порядки на советском телевидении остались еще максимально консервативными со времен Лапина, благо времени прошло с тех пор, как тут задул ветер перемен, всего ничего. Впрочем, я надеялся, что некая «оттайка», запущенная с моим приходом, пойдет творческим людям на пользу. — Спасибо, — я похлопал себя по пузу. — Поверите нет, начал бегать по вечерам. Раиса Максимовна была в шоке, говорит совсем головой поехал на старости лет. А уж охрана в каком восторге была. Но скинул за пару месяцев пять килограмм, так стало как будто дышаться легче. На интервью я пришел в приталенном костюме в клетку и без галстука. Думал кроме носков добавить еще чего-то эдакого — например джинсы надеть или рубашку яркую — но решил, что это будет перебор. Над своим образом, в котором меня должны видеть ширнармассы, я долго думал и решил, что для пущего эффекта нужно сразу обозначить свое отличие от прочих одинаково-серых партийцев. Но при этом сделать это аккуратно, поскольку у не имеющего возможности также ярко одеваться среднего гражданина это может вызвать изжогу. Так что яркие «хулиганские» носки были и отсутствие галстука были, к сожалению, тем максимумом, который я мог себе позволить. С другой стороны, бег и занятия со штангой и гантелями немного привели в форму доставшееся мне в наследство тело генсека. Очень немного, надо сказать, никогда не тренировавшиеся мышцы на любую нагрузку отвечали ноющей болью, и после каждой тренировки приходилось восстанавливаться по несколько дней. Но дело тем не менее потихоньку двигалось, за прошедшие пару месяцев — в сочетании с изменившейся диетой с упором на белок — у меня чуть округлились плечи, проявились очертания мышц на руках и на груди. Шварценеггером мне очевидно никогда не стать, но у меня и цели такой не было, нужен был лишь правильный внешний образ ну и внутреннее самочувствие. С последним — за исключением постоянных болей из-за крепатуры — было все действительно не плохо. — Неожиданно. Кажется, генсека-физкультурника у нас в стране еще не было, — улыбнулся сидящий напротив журналист. — Ну так, — я пожал печами, — на себе демонстрируем пример. Мы же коммунисты, должны показывать советскому народу как нужно. Вот я этим и занимаюсь. Но до физкультурника мне, конечно, еще далековато, это да. Пробежались по другим волнующим людей темам, коснулись планов на следующую пятилетку, пробежались по достижениям советской науки… Потихоньку разговор начал сам собой подходить к концу, немного застряв лишь на теме улучшений условий соцкультбыта трудящихся. Я вынужден был признать, что местами у нас этот вопрос проседает и предложил населению проявлять помочь нам в этом деле. — И да, пользуясь возможностью я хочу обратиться к нашим зрителям, к тем, кто сегодня смотрит это интервью во всех уголках страны, — я повернулся в сторону камеры, на которую мне из-за кадра указал режиссёр и озвучил заранее заготовленную мысль. — Наша цель в том числе и сделать жизнь людей интереснее и разнообразнее. Причем, это как раз тот случай, когда не нужно полагаться только на партийные или государственные органы, а нужно брать инициативу в свои руки. Миллионы граждан СССР имеют тысячи разных увлечений и хобби, но не могут себя реализовать, найти друзей по интересам. Я призываю граждан активизироваться и обращаться в местные партийные органы с предложениями об организации массового досуга. Может вы любите бегать, обращайтесь, мы будем устраивать открытые забеги на разные дистанции. Любите танцевать, хотите учить других людей, проводить время вместе — найдем вам помещение, технику, дадим объявление для привлечения новых людей. Вышиваете крестиком, рисуете, лепите из глины или пластилина — устроим выставку, выращиваете гигантские тыквы — тоже что-нибудь придумаем. Ну а если какие-то ответственные товарищи на местах будут противиться и саботировать оказание помощи в развитии культурного досуга населения, то я призываю писать лично мне. Не обещаю, что прочту каждое письмо лично, но все случае будут обязательно рассмотрены и сделаны соответствующие выводы. Забегая немного наперед последствия у этого призыва были сравнимы с ядерной войной. Небольшой и очень «размазанной» по площади, но весьма и весьма неприятной для низовых партийных органов, которые в моменте оказались буквально погребены под завалами «гражданской инициативы». Впрочем, на долгой дистанции это — а может и не это, а комплекс принятых правительством мер, тут все же достаточно сложно определить первопричину — принесло ощутимый результат в виде снижения преступности особенно подростковой, а также постепенного снижения потребления алкоголя на душу населения. Были организованы сотни и тысячи различных кружков и секций, причем некоторые из них оказались весьма экзотические. С другой стороны, именно советский социалистический строй предполагал возможность развития разнообразных увлечений гораздо лучше, чем западный капиталистический. Тут можно было привести пример из моего будущего, имелся у нас уже в «святые девяностые» кружок любителей настольных игр. Где собираться? Домой большую компанию не позовешь. Попытались приткнуться в какую-нибудь школу или институт в пустующую аудиторию, но никому забесплатно это нужно не было, а платить вчерашние студенты тоже особо не могли. Собираться по кафешкам, даже если заказывать самый минимум — дорого, да и не интересны такие посетители чаще всего. Полнейший затык. А СССР этот вопрос можно решить гораздо проще, а если повезет, тебе еще и оформят ставку в каком-нибудь Доме Пионеров, если тащить секцию согласишься для всех, а не только для своих. Где еще можно такое представить? Интервью генерального секретаря вызвало живейший интерес со стороны зрителей, отклик народа был столь живой, что видео длиной в два с половиной часа потом повторили по первому каналу еще дважды, ну а я решил, что подобное мероприятие, полностью посвященное ответам на самые животрепещущие вопросы граждан, имеет смысл проводить каждый год. Как минимум для личного «рейтинга» оно полезно будет. Глава 15–1 Проблемы советских силовых ведомств 27 июня 1985 года; Москва, СССР ПРАВДА: Встреча в Кремле В Кремле состоялась тёплая встреча Генерального секретаря ЦК КПСС товарища М. С. Горбачёва с Генеральным секретарём ЦК Болгарской коммунистической партии и Председателем Государственного совета НРБ товарищем Тодором Живковым. Переговоры прошли в обстановке братской дружбы и товарищеской откровенности, что всегда отличает отношения между Советским Союзом и Народной Республикой Болгарией — странами, связанными узами социалистического содружества. В ходе беседы лидеры двух братских партий обсудили пути дальнейшего укрепления экономических и культурных связей между СССР и НРБ. Особое внимание уделено перспективам увеличения туристических обменов: планируется расширение организованных поездок советских граждан на курорты Чёрного моря, а также более широкое открытие болгарских здравниц и оздоровительных центров для трудящихся. Непременным условием здесь является улучшение инфраструктуры в Болгарии и упрощение процедур, связанных с поездками советских граждан. Товарищи Горбачёв и Живков также обсудили задачи углубления кооперации в рамках Совета Экономической Взаимопомощи. Был подчёркнут обоюдный интерес к более тесному взаимодействию народно-хозяйственных предприятий и координации производственных программ. Лидеры выразили уверенность, что взаимная открытость и расширение связей будут способствовать социально-экономическому прогрессу, укрепляя узы социалистической солидарности народов СССР и НРБ. Чикатило арестовали 12 июня. КГБэшники взяли его прямо у себя дома, провели обыск, нашли неопровержимые на этот раз доказательства злодеяний знаменитого маньяка и тут же отрапортовали наверх о большом успехе. Политбюро у нас традиционно собиралось по четвергам, и, несмотря на неординарные обстоятельства, пороть горячку не стали. Тем более, что злодея уже схватили, спасать людей необходимости уже не было, а вот подготовиться к возможным оргвыводам и перестановкам — очень даже. — Товарищи, — слово взял Лигачев. Егор Кузьмич мое желание расшевелить наше болото приветствовал обеими руками и сам вызвался «поднять тему». — Я не буду говорить сейчас о самом этом маньяке. К сожалению, даже спустя шесть десятков лет советской власти у нас появляются вот такие вот твари, хотя конечно это скорее медицинская проблема в данном случае, очевидно, здоровый человек подобные вещи творить не будет. Однако я хочу поднять вопрос о полной импотенции нашей милиции в деле поимки опасного преступника. У меня складывается ощущение, что милиция наша не то, что не может работать «в плюс», там как будто намеренно работают «в минус» и вредят общему делу. Ничем иным обстоятельства расследования похождений этого маньяка объяснить просто невозможно. Я даже не говорю сейчас о том, какой ущерб репутации органов и партии нанесен расстрелом человека, который преступление не совершал, только за это нужно спрашивать максимально жестко. Однако если ознакомиться с материалами дела, лично у меня всплывает лишь единственный вопрос, у нас что в милиции одни только идиоты работают? По комнате, в которой проходило заседание, пронеслась едва слышная волна смешков. Пришедшее в столицу лето принесло с собой отличную солнечную погоду, отчего настроение у собравшихся было в целом вполне мажорное, и даже новости из Ростовской области не могли глобально переменить общий настрой. — Ну не надо уж так резко, Егор Кузьмич, — Громыко в качестве такого себе патриарха Политбюро сделал вид, что пытается несколько сгладить резкое выступление Лигачева, хотя конечно это была всего лишь заранее согласованная роль. — Далеко не всё так плохо, ну и ведь поймали же супостата. Чикатило к этому моменту уже две недели сидел в СИЗО и во всю давал признательные показания, от которых даже у бывалых следаков волосы на голове становились дыбом. К лету 1985 года маньяк успел убить больше трех десятков человек, сколько при этом мне удалось спасти, вовремя дав наводку на это животное, я не знал. Никогда в прошлой жизни не интересовался маньяками, и тут даже идеальная память помочь не могла, но просто по взятому тварью темпу, думаю, что пару десятков душ я себе в актив записать успел. Глядишь, и зачтется мне это на том свете, хотя, наверное, нет, учитывая сколько на мне еще будет крови… Без крови, большой крови, боюсь, всю эту ситуацию с распадом СССР разрулить не получится. — Так ведь не милиция задержала, а комитет, — мотнул головой отвечающий за кадры секретарь ЦК. — Так вот пусть Виктор Михайлович нам и расскажет, как его люди смогли отличиться там, где милиция облажалась, — я повернулся к Чебрикову, который на секунду бросил обратно в мою сторону длинный и выразительный взгляд. Очевидно сказать, что это я лично слил ему информацию о преступнике, он не мог, поэтому пришлось выдавать наиболее разумно звучащую легенду. — Агентура сработала. Поступил сигнал, мы его отработали, очень быстро стало понятно, что мы наткнулись на огромную кучу дерьма… Прошу прощения, товарищи, но по-другому и не скажешь. Ну а дальше уже все очевидно — обыск, находки дома у фигуранта неопровержимых улик, задержание. В общем, повезло нам в некотором смысле. — Везет тому, кто везет, Виктор Михайлович, не нужно прибедняться. А вот к руководству МВД у меня есть большие вопросы. Собственно все это заседание Политбюро и было предназначено для того, чтобы протолкнуть несколько важных вопросов, главным из которых была замена руководства советской милиции. После разгрома МВД Щелокова в 1982 году комитетчиками, во главу советской милиции как будто специально — собственно, так и есть, специально — поставили полную ничтожность, способную только вредить. Генерал-полковник Федорчук только за два первых года своей работы на посту главы МВД уволил — не лично конечно, но в рамках запущенной им программы — порядка двух сотен тысяч милиционеров, причем под сокращения зачастую попадали самые мотивированные и опытные кадры. Упразднил большую часть научных и аналитических подразделений МВД, а преподавателей ведомственных учебных заведений заставлял патрулировать улицы. И это только верхушка айсберга. На самом деле объяснялось все это максимально просто — именно в эти годы к власти в стране пришли комитетчики во главе с Андроповым и начали целенаправленно «давить конкурентов». При этом часть функций условно «верхнего этажа» комитетчики действительно закрыли, а вот на низовом уровне произошел полнейший развал. Ради справедливости и до того рядовые работники МВД отнюдь не блистали — и знаменитое дело об убийстве на станции метро «Ждановская», которое запустило весь процесс, только подтверждает это утверждение — ну а после прихода на пост министра Федорчука все стало гораздо хуже. — Товарищи! Очевидно, министра МВД нужно менять как можно срочнее, однако я хотел бы поднять вопрос о том, как вообще такой человек смог оказаться на столь высокой должности. Почему система не отсеяла его гораздо раньше, — это вновь Лигачев начал «поднимать» волну. — А это нужно у Владимира Васильевича спросить. Федорчук по линии КГБ УССР продвинулся, его на пост министра внутренних дел оттуда рекомендовали. Я давно хотел использовать ситуацию со сменой руководства МВД еще и в собственных политических целях, в чем меня Лигачев и приникнувшие к «русской партии» товарищи активно поддерживали. Ситуация с засильем нацменов в руководящих органах СССР многих изрядно напрягала, причем уже давно, но пока в стране глобально все было стабильно, поднимать вопрос на уровне первых секретарей обкомов не торопились. Теперь же, когда наличие проблем открыто признал даже генсек, как-то само собой начало складываться «движение сопротивления». Был тут конечно же еще и сугубо шкурный интерес. Ну то есть население Свердловской области — почти 5 миллионов человек, а население Азербайджанской ССР — около 6-ти миллионов. При этом глава — ну хорошо, бывший глава, Алиев перешел на должность в Москву почти сразу после избрание в высший советский партийный орган — АзССР сидит в Политбюро, а первый секретарь Свердловской области даже не секретарь ЦК. Вернее теперь уже секретарь, но сколько там еще подобных больших кусков РСФСР не имеющих своего представителя в верхах? Много. Встает резонный вопрос — почему? А не подрезать ли нам крылышки нацменам, чтобы соответственно самим получить возможность пролезть повыше. Никакого национализма, сплошной шкурный интерес. Я со своей стороны этот процесс максимально поддерживал, более того Лигачев по моей настоятельно рекомендации принялся активно тасовать первых секретарей в республиках. Пока неофициально — хотя в будущем я планировал закрепить это правило едва ли не на уровне закона — второй секретарь области в условной Украинской ССР теперь не мог стать там же первым. Чтобы стать первым нужно было ехать в другую республику, это несколько снижало эффективность работы партийных органов, зато делало практически невозможным сговор для выходя из состава СССР. Я представляю себе такой комплот: сидят русский, грузин, латыш и белорус — при том, что большая часть их замов были из местных кадров — и думают, как отделиться от РСФСР. Очевидно, что в такой конфигурации нацики мгновенно поскидывают с руководящих постов пришлых и поставят везде своих людей — дураков пилить сук, на котором сидишь, нет. И, кстати, насчет свердловской области. Это немного смешно — или не смешно, я даже не знаю — Лигачев притащил мне предложение о переводе Ельцина из Свердловска в Москву на должность секретаря ЦК по строительству. Заведовать жилищной программой точно так же, как он это делал в оригинальной реальности. Если отбросить конспирологию, то объяснение тут максимально понятное. Ельцин действительно неплохо показал себя на Урале, плюс образование строительное, за дело вроде как болеет, а тут как раз должность подходящая. А еще он русский и вроде как идеально подходит для нашего русификационного переформатирования центральных органов КПСС. Так что тут не подкопаешься. Это ведь только я знал, к чему все может привести спустя каких-то пять лет. Первым порывом было просто отправить Ельцина в отставку по причине начинающегося алкоголизма. Боря уже в эти времена прилично закладывал за воротник, хотя конечно до своих знаменитых концертов пока не дорос. С другой стороны, в эти времена — даже не смотря на объявленную антиалкогольную кампанию — умение хорошо выпить считалось среди партийцев скорее достоинством, чем недостатком. И конечно нужно понимать, что бунт против ТОГО Горбачева ставить в вину хоть кому-то достаточно сложно. Другое дело последствия этого бунта… Но опять же, как говорили древние, друзей нужно держать близко, а врагов еще ближе, а Ельцин еще даже врагом-то не был. В общем, решение по Ельцину я пока не принял, но склонялся к тому, чтобы утвердить того в должности. С «испытательным сроком» и строгим предупреждением по поводу алкоголя, встреча с Ельциным у меня был назначена на конец следующей недели, — там с первого июля должен был очередной Пленум пройти, на этот раз правда без больших кадровых решений, — поговорю с ним лично и решу. Попробую довериться личному впечатлению. — Не совсем понимаю смысл претензии, товарищи, — Щербицкий явно не ожидал такого захода. Со времени апрельского пленума прошел считай квартал, глава Советской Украины, не потеряв свой пост весной, чувствовал себя в некоторой степени комфортно, не слишком опасаясь за собственное положение. Так часто тасовать состав Политбюро тут было не принято, поэтому если удержался во время предыдущей волны пертурбаций, до следующей можно было сидеть относительно спокойно. И вот такое обвинение в неудачном подборе кадров стало для Владимира Васильевича настоящей неожиданностью. Тем более, когда до очередного Пленума осталось всего несколько дней, принято-не принято, мало ли что в голове у этого «меченного реформатора». Это я про себя, кто не понял. — Федорчук проходил по линии КГБ, его Юрий Владимирович покойный наверх двигал, партийная организация Украины тут в общем-то не причем. — Это как не причем? У нас КГБ, я напоминаю, орган центрально-республиканский, находящийся под контролем партии, то есть КПУ впрямую обязано контролировать в том числе и назначение глав республиканских силовых ведомств. А то как-то не хорошо получается… Что именно получается не хорошо я уточнять не стал. Кто понял, тот понял… Ходили упорные слухи, что Черненко, который еще два года назад в 1983 году отличался отличным самочувствием и небывалой для своих лет работоспособностью, банально отравили. Причем сделал это якобы именно Федорчук лично накормивший будущего генсека «фаршированной» медленным ядом рыбой. Слухи эти были нехорошие в том смысле, что бросали тень в том числе и на меня, как потенциально главного выгодополучателя от смерти Константина Устиновича. Я даже специально полез в память реципиента и хорошенько там покопался в поисках ответов, но прямую причастность Горбачева не обнаружил. Горби явно о чем-то подозревал, но даже если отравление было, устроили его без участия бывшего главы Ставрополья, так что тут моя совесть была чиста. Глава 15–2 Замена министра и другие новации 27 июня 1985 года; Москва, СССР СЕЛЬСКАЯ ЖИЗНЬ: Новые горизонты хозяйствования Во исполнение решений последнего Пленума ЦК КПСС, в Иркутской области на экспериментальной основе создано свыше ста фермерских хозяйств, расположенных на землях, ранее участвовавших в сельскохозяйственном обороте. Данная новация, по мысли организаторов, нацелена на повышение личной заинтересованности тружеников села и усиление продовольственного обеспечения городов. В соответствии с правительственными директивами, каждому новому хозяйству предоставлен кредит для начального обустройства и приобретения семян, удобрений и вспомогательных материалов. Кроме того, с целью непрерывного обеспечения крестьянской техникой в районе образована машино-тракторная станция, укомплектованная лучшими советскими тракторами, комбайнами и прочим оборудованием. Предполагается, что расширение овощного ассортимента и повышение качества продукции в конечном счёте благотворно скажутся на снабжении городского населения. По словам ответственных товарищей из областных органов, если эксперимент в Иркутской области покажет свою эффективность, правительство выразило готовность значительно увеличить количество подобных фермерских хозяйств и распространять передовой опыт в других регионах Союза. — Товарищи, — тут слово взял Громыко. Оппозиционная группа в Политбюро, придавленная вливанием сюда новых сторонников генсека, последние месяцы была обескуражена и даже не пыталась сопротивляться. Впрочем, были и не самые лучшие новости — Алиев, явно чувствуя, куда дует ветер, начал постепенно мигрировать в сторону Щербицкого и Кунаева. Плюс в верности Гришина все же были сомнения. Стопроцентно за меня были Лигачев, Воротников и Соломенцев. Громыко тоже, но его каждый раз приходилось уговаривать и объяснять свои мотивы, можно сказать, что тут имело место не отношения руководитель-подчиненный, а сотрудничество равных партнеров. Ну и глава КГБ Чебриков несмотря на то, что я его только-только подсадил в Политбюро, был очень сильно себе на уме. С другой стороны, главный чекист и должен быть таким, иначе какой вообще в этом смысл. — Раз уж Владимир Васильевич поднял эту тему, я хотел внести предложение о переформатировании структур КГБ и МВД из союзно-республиканского в общесоюзную форму. Как мы видим, такое разделение ответственности приводит только к нарушению внутренних связей и провалам в практической работе. Уговорить Громыко на внесение такого предложения оказалось не просто. Андрей Андреевич не видел смысла менять то, что и так работает, а объяснить ему резоны с точки зрения возможного развала страны по линии республик просто не получилось бы. Ну не видели отсюда из 1985 года такой опасности, хоты тресни. Ради справедливости ее пока, при всех имеющихся проблемах, действительно особо не было. СССР, не подточенный сумасшедшими реформами Меченного, был еще «стронг», и главной нашей головной болью были дела не внутренние, а внешние. Афганистан и европейские «союзники», мать их. История с возможным отравлением Черненко тут стала той самой соломинкой, которая переломила хребет верблюду. Не факт, что оно было, доказать сейчас уже практически ничего невозможно, разве что брать того же Федорчука и тупо пытать на дыбе, на что никто не пойдет, но даже само подозрение в таком деле весит не мало. Никто не хочет жить с мыслью о том, что тебя могут травануть в любой момент. Кстати Чазова, который уже много лет был «главным врачом» в стране, тоже под шумок отправили на пенсию. По тем же самым причинам, виноват ли он в быстрой деградации Брежнева и подсадке его на барбитураты — это вопрос сложный, однако тут любое подозрение играет «против» человека. Проверять лояльность Чазова на себе никто не хотел, поэтому руководство Кремлевской больницы было быстро поменяно на людей, к которым вопросов не имелось. Исключительно на всякий случай. — Как переподчинение республиканских комитетов Москве могут улучшить работу? — Подал голос Алиев. С ним мы подобную реформу не обсуждали, поэтому в голосе главного азербайджанца слышалось искреннее недоумение. В целом у меня к Гейдару Алиевичу претензий не было, скорее наоборот, однако при взятой ориентации на усиление центральной власти он просто по природе своей оказывался в оппозиции, тут ничего не сделаешь. — Будем бороться с местничеством. Уверен, при более плотном контроле из центра такой сомнительный профессионал как Федорчук просто не смог бы стать руководителем республиканского комитета, — я сделал глоток воды из стоящего передо мной стакана и, обведя глазами собравшихся, продолжил мысль. — И в целом прошу обратить внимание товарищей на ответственность перед партией и страной за выдвигаемые наверх кадры, ситуация, когда партиец рекомендует кандидата на важную должность и потом никак за это не отвечает, выглядит не по-коммунистически. Не по-большевистски. Непорядок выходит. В кабинете как будто открыли дверь, причем не на улицу, где было в самом разгаре жаркое Московское лето, а куда-то на Колыму. Персональная ответственность партийцев — это было откуда-то из 1937 года, после смерти Сталина и прихода к власти Хрущева подобными развлечениями в КПСС заниматься было не принято. Я понимал, что сознательно иду на обострение с частью старого Политбюро, которое предпочло бы «доехать» до Кремлевской стены без больших потрясений, вот только ситуация требовала более крутых решений. И что характерно понимал это не только я, с предложением о усилении ответственности ко мне пришли именно Лихачев с Рыжковым, которые были представителями «русской» партии молодых первых секретарей. Удивительно даже, как они в реальности могли «сосуществовать» с либеральным Горби в одной властной пирамиде. — Это вы правильно говорите, Михаил Сергеевич, — тут же откликнулся Егор Кузьмич. — Жестче нужно, а то за последнее время без пригляда сверху расслабились все. Нужно чтобы каждый понимал, к чему могут приводить принятые решения. Обсудили еще немного варианты реорганизации КГБ и МВД, но конкретно голосовать все же пока не стали. Щербицкий предложил вынести этот вопрос на Пленум, явно рассчитывая там его заволокитить и провалить, со своей стороны аргументов «против» у меня не нашлось. Пленум так Пленум, вот проголосуем там и посмотрим, кто «наш человек», а кто «не наш». Иногда бывает полезно отчертить четкую черту в этом деле. А вот с кандидатурой главы советской милиции определились быстро, после того как я немного «отпустил» предыдущие неприятные вопросы, дело с назначением замены Федорчуку залетело как по маслу. — Так, а что по новому министру внутренних дел? Если мы согласны с тем, что нынешнего нужно менять? — Подал вопрос Кунаев. Тоже, казалось бы, максимально невинная реплика в условиях Политбюро означает приглашение поторговаться за «вакантную» должность. Мол давай ты позволишь нам назначить своего министра, а мы подумаем над проектом реорганизации МВД и КГБ. Естественно, вслух такое не произносится, но в реальности каждый учится считывать подобные «заходы» еще на уровне вторых секретарей райкомов. Ну а кто не учится, те до Политбюро просто не дорастают. — Может быть усилить министерство проверенным партийным кадром? Чтобы за работу его не переживать? Есть у меня кандидатура, человек уже совершенно точно перерос республиканский уровень, пора ему в Москву перебираться, а тут как раз место подходящее. — Это вы про Нурсултана Абишевича? — То, что Назарбаев потихоньку готовится занять место Кунаева, секретом не было. Все же главе Казахстана уже прилично за семьдесят было, вроде как и о пенсии задумываться пора. Ну и желание Кунаева сплавить куда-нибудь в столицу активного и молодого — Назарбаеву было всего сорок пять — претендента виделось очевидным. Это Динмужаммед Ахметович еще не знал о наших с Назарбаевым закулисных переговорах. Я собирался предложить Назарбаеву организовать на Кунаева давление снизу. Если я правильно понимаю, в реальности именно это и произошло, не факт правда, что с благословения Горбачева, тут же я планировал этот процесс контролировать более плотно. Слишком уж важна Казахская ССР для страны, да и на националистические выступления в этой республике «назначенные» на следующий год планы были огромные. Оттуда я собирался начать свой крестовый поход против окраинного национализма в СССР, этот повод я упускать точно не хотел. — Да, я про него, — согласился Кунаев. — Молод он для такой важной должности. Ну и, кроме того, я бы хотел все же поставить сюда профессионала. Мое предложение повысить руководителя 8 ГУ МВД. — 8 Главное управление? — Послышался чей-то вопрос. — Спецмилиция. Генерал-майор Астафьев Сергей Саввич. Как минимум мы будем точно уверены в профессионализме и незапятнанной репутации министра. Спецмилиция была интересным образованием внутри советской правоохранительной системы. Появилась она вследствие необходимости обеспечения порядка на закрытых территориях. Всякие закрытые города, «почтовые ящики», другие специальные территории — это была их вотчина. По причине особой специфики их работы — связанной с гостайной в основном — набирали в это управление только особо проверенных товарищей, а не вчерашних понаехав из деревень, поэтому проблем с дисциплиной или коррупцией там практически не бывало. Да и сам питательный субстрат для подобных вещей отсутствовал — закрытые наукограды были максимально благополучны в плане преступности и прекрасно снабжались, — можно сказать, что именно там коммунизм уже вполне победил, жаль только про всю остальную территорию страны этого сказать нельзя было, — поэтому необходимость в спекуляциях дефицитом никак не проявлялась. При этом кое-какие преступления на закрытых территориях все равно совершались и поэтому спецмилиция имела в своём составе еще и следственный отдел. Фактически это было такое государство в государстве — маленькая милиция внутри общесоветской милиции — и именно это управление я планировал использовать в качестве источника кадров для будущих реформ МВД. Ну и еще уволенных при предыдущих генсеках ментов тоже стоило бы перебрать и вероятно кое-кого вернуть, разбрасываться крепкими профессионалами я не собирался, это просто глупо и не рационально. Забегая немного наперед продавить реформу подчиненности двух основных наших внутренних силовых ведомств мне удалось, хоть и не без боя. Ну и неверное тут стоит упомянуть, что осенью 1985 года — после определенных событий, о которых будет позже — было создано Министерство по ликвидации Чрезвычайных ситуаций. В него вошла пожарная служба, созданная как отдельная структура служба спасателей и структуры ГО, до того относившиеся к министерству обороны. Воякам все эти бомбоубежища и прочее хозяйство было не слишком интересно, поэтому спихнули они его на сторону без больших возражений. Ну а я возлагал на новое министерство большие надежды. Во-первых, в процессе сокращения армии — а ее так или иначе нужно было сокращать — появится некоторое количество офицеров, которых придется как-то задействовать в народном хозяйстве. Конечно спасатели — это тоже не прибыльная структура, но все же куда более полезная нежели армейцы. Лучше пусть что-то делают чем просто плац сапогами обстукивают. Во-вторых, хотелось как-то этих монстров — МВД и КГБ — немного раздербанить. Слишком большая концентрация власти — силовой в смысле — имелась в каждом из ведомств, и вот создание МЧС виделось первым шагом на этом пути. Были мысли из того же КГБ изъять как минимум первое и девятое — внешнюю разведку и охрану первых лиц соответственно — управление, однако пока ссориться с сидящим в Политбюро Чебриковым было просто глупо. Его голос был для меня крайне важен чисто математически, ну и попытку «ограбить» его ведомство Виктор Михайлович очевидно не поймет. Ну и в-третьих, я держал в уме Чернобыль и Спитак. Да, первую трагедию я допускать не собирался — но ведь это такое дело, одну аварию выловить сможешь, а сколько потом не сможешь — а вот землетрясение… С ним вообще непонятно, что делать, ничего умнее чем заранее создать специализированную спасательную службу, которая будет бороться с такими катастрофами, я пока не придумал. Что же касается нового главы МВД, то при первом же разговоре я «слил» ему других известных мне маньяков, вызвав натуральную оторопь генерала Астафьева. Не всех слил сразу, это было бы все же немного слишком, начал с «Витебского душителя» Михасевича, которого задержали буквально через несколько дней и через дело которого — там советская милиция показала себя мягко говоря не с лучшей стороны — удалось безболезненно протащить через Политбюро постановление о тотальной проверки министерства. Под это дело мы не только вышибли с работы часть сомнительного элемента, но и наоборот вернули в строй множество старых спецов, которые оказались неугодными при «предыдущей власти». Впрочем, это уже другая история. Глава 16 Ельцин и строительство 8 июля 1985, Москва СССР ПРАВДА: «Ирангейт»: позорная страница американской политики В США разразился громкий скандал, разоблачающий лицемерие буржуазной власти. Администрация Рейгана, вопреки собственным заявлениям, тайно поставляла оружие Ирану, поддерживая режим, который сами же называли «террористическим». Это циничное нарушение международных норм и собственных законов вызвало волну возмущения в американском обществе. Скандал «Ирангейт» — названный так по аналогии с известным «Вотергейтом» президента Никсона — вновь показал, что империалисты готовы на любые сделки ради своих интересов, попирая принципы и мораль. Это яркий пример двойных стандартов, присущих капиталистической системе. Если немного отвлечься от случающихся именно со мной событий и осмотреться, то можно обнаружить, что вокруг происходит та самая история, которую я когда-то застал в молодости, и о которой так много потом спорил в интернете. Открываешь газету, включаешь радио, и на тебя обрушивается какое-то странное ощущение нереальности происходящего. Возможно это пластичная человеческая психика так реагировала — с заметным опозданием — на мое нежданное попаданство, а может и правда жить в учебнике истории — дело не столь уж веселое… Впрочем, и жаловаться тоже было как минимум глупо, подаренные мне высшими силами лишние тридцать лет жизни, — нет я бы, конечно, предпочел бы попасть в тело помоложе, но тут, что называется, не до жиру, берите, что дают, — я принял с большой благодарностью. А между тем у нас запустили спасательную миссию к Салюту-7, «космонавты» по этому поводу изрядно переживали, а я был спокоен, знал, что все закончится хорошо. В Москве прошел очередной кинофестиваль, американцы и британцы готовились к проведению знаменитых благотворительных концертов «Live Aid». В Эрмитаже сумасшедший «напал» на Данаю; об этом событии я не «вспомнил», да и черт с ней с картиной, все равно придумать, как ее уберечь я бы не смог. 2 июня в ангольском городе Джамба во время конференции мировых антикоммунистических сил произошел взрыв, приведший к многочисленным жертвам и полностью сорвавший мероприятие. Кто именно из мировых «красных» постарался, осталось неизвестным, да и не так важно, все равно самозваные борцы имели не слишком много реальных возможностей влиять на мировую политику, взлетело на воздух два десятка обезьян, кто их там считает, главное что цивилизованные люди не пострадали. С другой стороны в идеологическом плане плевок всем мировым антикоммунистам вышел достаточно смачный. В конце мая произошла знаменитая трагедия на футбольном матче между Ливерпулем и Ювентусом, когда под весом столпившихся болельщиков обрушилась трибуна. А еще регулярно падали самолеты. Чуть ли не каждый месяц, причем пачками, для меня, человека из 21 века такая статистика катастроф была просто крышесносной, но придумать, как исправить положение, я не мог. Просто не разбирался в проблематике… — Проходи, Борис Николаевич, садись, — в кабинет зашел первый президент России, в этой истории, надеюсь, он таковым не станет. Лицо еще не такое пропитое, движения осторожные, вальяжной самоуверенности, несмотря на полученный вот только на прошлой неделе пост секретаря ЦК, пока нет и в помине. Разве что привычка прикрывать свою покалеченную левую ладонь все та же, ну это не удивительно, инвалидом никому быть не нравится. Начало июля прошло суматошно. Провели Пленум, встретился с приехавшим из Болгарии Живковым, обсудили с ним процесс взаимной интеграции. Болгары были чуть ли не единственной страной, которая Союз в этой идее поддерживала. От Болгарии в большой политике ничего не зависело, особыми успехами или проблемами в экономике София тоже не отличалась, а учитывая их условно южное положение, они только выиграют на увеличении туристических потоков. Наконец договорились с Рейганом о встрече в Женеве в ноябре 1985 года, никакого консенсуса по ракетам найдено не было, однако обе стороны понимали необходимость снижения напряженности. Впрочем, подыгрывать республиканцам я не собирался, и решил занять максимально жёсткую позицию, бесплатно дарить Ронни имидж миротворца я не планировал совершенно точно. Все так же сложно было с женой. Раиса демонстративно переехала в соседнюю спальню, отлучив мужа «от тела». То, что задумывалось как наказание, наоборот, заставило меня выдохнуть с определенным облегчением, моя иррациональная антипатия к этой женщине была удивительна даже для меня самого, и каждый раз ложиться с ней в одну постель было настоящим испытанием. Приезжала Ирина — дочь Горби, — разлад в семье явно почувствовала, попыталась поговорить с Раисой, но видимо жена ничего конкретного объяснить не смогла… В общем, тревожно. — Добрый день, товарищ Горбачев, — подчеркнуто с уважением произнес Ельцин, пожимая протянутую ему руку. Читал я, как уже под занавес существования СССР эти двое друг друга на рабочих встречах чуть ли не по матушке посылали. Там ЕБН быстро набрал вес за счет должности первого секретаря столицы, которую занял после ухода Гришина, и начал копать под Горби, позиции которого к 1987 году уже были достаточно шаткими. Тут Гришин все еще спокойно сидел в кресле Московского градоначальника, Ельцин о получении Кандидата в Политбюро мог только мечтать, ну и экономическая ситуация в СССР оставалась относительно стабильной. Так что вариантов для бунта у Бориса Николаевича вроде как не просматривалось, поэтому исключать его из списка своих союзников — временных, Беловежскую пущу я ему все равно не прощу — пока резонов не виделось. — Садись, рассказывай, как переезд, как в Москве обживаешься? Как семья? — Не то, чтобы меня все это реально интересовало, но почему бы не проявить вежество. Когда со вступительной частью было покончено, мы перешли к делу. — Прямо сейчас в рамках подготовки плана 12 пятилетки разрабатывается проект «Жилье-2000». Согласно нему к 2000 году каждая семья в Союзе должна получить свои отдельные квадратные метры. Чтобы навсегда забыть про бараки, коммуналки и прочие пережитки тяжелого прошлого. Что думаешь, Борис Николаевич, справимся? — Справимся, если задача будет поставлена, — новоиспеченный секретарь ЦК бросил быстрый взгляд на меня и, не увидев восхищения столь «верноподданическим» ответом, добавил. — Если, конечно, ресурсы выделят в достаточном количестве, я вам, как строитель профессиональный скажу, товарищ Горбачев, стоить дома из воздуха советские инженеры еще не научились. — Средства и ресурсы найдем, — я немного задумчиво отстучал пальцами по столешнице несложный ритм. — Сейчас мы в экономическом комитете прорабатываем возможность разрешения продажи новопостроенных государственных квартир населению в личное владение. В обход очереди. Возможно, с использованием рассрочек или других механизмов, однако в любом случае ресурсы на это дело найдем. — Продавать квартиры? В городах? В СССР структура владения недвижимостью была достаточно сложной и запутанной. Если в сельской местности граждане владели примерно 60% жилого фонда, то в городах этот показатель едва-едва превышал 20%. В основном это были квартиры, построенные жилищными кооперативами или купленные еще в 50-х годах с привлечением заемных средств. Да, было в СССР при Сталине и такое, удивительно даже какой извилистый путь проделала советская экономическая мысль всего за каких-то 60 лет. 80% же жилья в городах принадлежало государству и использовалось гражданами по системе соцнайма без права продажи. Это был максимально, с моей точки зрения, странный и не вписывающийся в любые логические лекала момент. СССР хронически страдал от избытка денежной массы, никак не обеспеченной товарами, но при этом пойти на простой шаг и начать продавать недвижимость имеющим лишние деньги гражданам — строго по одной квартире на человека, никаких возможностей накупить недвижки с украденных денег и потом жить жизнью рантье — так полноценно и не решились до самого конца. А ведь пусти хотя бы 20% от строящихся ежегодно 100–110 миллионов квадратных метров в свободную продажу — ну пусть даже по 300 рублей за квадрат, при официальной себестоимости его в 200–250 — можно было бы легко закрыть дыру даже от оригинальной антиалкогольной кампании. А если бы квартиры стали пускать в продажу полностью, то вопрос с дефицитом товаров решился бы на корню. Тотально, и все рассказы про ужасы советской системы распределения стали бы сразу не актуальными. Но нет, коммунисты как обычно поставили телегу впереди лошади, а идеологию впереди экономики и закономерно привели страну к краху. Я же собирался это дело начать исправлять в кратчайшие сроки. — В городах, — кивнул я. — Сейчас прорабатываются варианты в том числе и с рассрочкой, но я хотел бы поговорить сейчас не об этом. Борис Николаевич, ты в курсе про демографические проблемы СССР? — Демографические проблемы? — Вопрос Ельцина явно ошарашил, на первый взгляд уж в этом-то деле больших кризисов в стране не наблюдалось. Но я-то имел возможность заглянуть на куда более глубокий отрезок времени, и не чурался идеи подстелить соломку в тех местах, где падение ожидалось пусть даже не завтра, а лет через десять-двадцать. — В каком смысле? — Рождаемость в наших европейских республиках стремительно падает. В Украинской ССР на одну женщину уже приходится меньше двух детей, там рост населения только за счет переселенцев достигается и за счет увеличения продолжительности жизни. Россия, Белоруссия, вся Прибалтика туда же движутся, чуть лучше дела у Грузии и Молдавии. Зато в Среднеазиатских республиках — по четыре ребенка на женщину, а в Таджикской ССР — даже пять. Оно вроде бы на первый взгляд и не страшно, но если посмотреть на проблему в долгую? О таких вещах в Союзе говорить было не принято, декларировалось «братство народов» и отказ от националистических подходов в идеологии и управлении — ну кроме евреев, евреев ущемлять было можно и нужно, уж не знаю почему, причины советского антисемитизма я так и не смог осознать, если честно — вот только работало оно только в одну сторону. По системе ниппель. Русские ущемлять таджиков вроде как не могли, а вот таджики русских — это нормально. И, конечно, я знал, что начнется, едва только центральная власть покажет свою слабость. Значит, слабость показывать нельзя, все ровно по Макиавелли — правитель может быть каким угодно, но только не может быть слабым. Собеседник же напротив явно мою мысль интерпретировал правильно, и озвучил то, что я и хотел от него услышать. — Нужно повышать рождаемость среди европейского населения. — Да, и самый простой способ это сделать — резко улучшить ситуацию с жильем. Молодым парам будет гораздо проще решиться на рождение ребенка, если жилищный вопрос не будет стоять перед ними как таковой. Поэтому в программе «Жилье-2000» мы собираемся делать упор именно на строительство квадратных метров в европейской части РСФСР. Вообще, несмотря на то, что Союз было принято хаять в плане обеспечения населения жилплощадью, при более детальном рассмотрении статистики окажется, что на самом деле все было не так-то плохо. В стране ежегодно вводилось в строй 110 примерно миллионов квадратных метров жилья, что при средней обеспеченности в 16 метров на человека давало 6 миллионов полноценных новых жителей новостроек ежегодно. На пике в 1988 — уже полноценно кризисном для Союза — году в нашей истории количество сданных метров увеличилось до 132 миллионов. Из них, кстати, только 72 миллиона в России, и этот показатель РФ сумела «пробить» — в основном за счет индивидуального, причем, строительства — только в 2013 году. Данный факт, кстати, всемерно «поднимался» на щит властями страны как большое достижение, при этом скромно умалчивалась статистика по непроданному жилью и по жилью, которое выкупалось в виде инвестиций целыми домами. То есть статистка вроде бы красивая, но в реальности люди как жили в арендной однушке, так и продолжали жить. Если же брать только РСФСР и РФ — статистка по той же Украине будет нерелевантна за счет полного разрушения сначала ее экономики, а потом и государственности — то можно прийти к интересным выводам. Спустя 30 лет после развала СССР обеспеченность — средняя, при том что у кого-то были сотни квартир незаселенных или купленных под аренду, а кто-то так и жил бараках, да и про умирающие города типа Воркуты тоже забывать не стоит, квадратные метры там как бы есть, но фактически они никому не нужны, чего при Союзе бы не происходило — жильем составляла примерно 25 квадратных метров на человека. Это при условных 145 миллионах населения. Если же взять условный РСФСР 2020 года с населением в 160 миллионов и экстраполировать график строительства жилья наблюдавшийся в 1980-х годах на эти самые три десятилетия без просадки от «святых девяностых», то получится, что к 2020 году было бы введено в строй порядка 2,5–3 миллиарда квадратных метров. То есть он бы удвоился — даже с запасом, — и обеспеченность жильем даже при росте населения в РСФСР была бы выше, чем в капиталистической России, подойдя вплотную к 30 квадратным метрам на человека. А то и перевалив за этот рубеж при позитивном сценарии. Короче говоря, уже в начале десятых годов 21 века во всей стране могло вовсе не остаться людей, не имеющих своего жилья. Тут бы и настало время поговорить о коммунизме… — Не будет проблем с руководством республик? — Тут же вычленил главное Ельцин. В СССР с этим делом всегда были проблемы, только попробуй оторвать что-то в пользу России, сразу куча недовольных набегает, в обратную строну, что характерно, перетягивать можно было невозбранно и без ограничений. — Я тебя прикрою, у нас в любом случае со следующего года начнется процесс перераспределения… Ну назовем это доходами от нашего общего предприятия под названием СССР. Каждому по труду — это же социалистический принцип? — Конечно, — поддакнул Ельцин, практически не скрывая своего удовлетворения. Он, несмотря на всю свою подлую натуру, был русским с Урала и проблемы именно русского населения знал не понаслышке. Чего он не знал, так это того, что, становясь на такую «прорусскую» позицию, я автоматически выбиваю из-под него потенциальную опору. Ту самую, на плечах которой в моей истории Ельцин и сумел пролезть в «Президенты РСФСР», а потом уже и «независимой» России. — Ну вот согласно нему и будем дальше существовать. Недовольных будет много, однако такой период… Турбулентности пережить все равно нужно. Это как ветрянка, — неприятно, но чем раньше переболеешь, тем проще, — замолчал на секунду, открыл блокнот и записал пришедшую мысль о вакцинации против ветряной оспы. Почему ее в СССР не использовали — вопрос не праздный, в Японии уже вроде как лет десять эту прививку изобрели, встречал я об этом упоминание в будущем. Ветрянка — штука не смертельная, но неприятная, почему бы нашим медикам данный опыт не перенять, вот я и записал себе мысль чтобы потом справку по этому вопросу заказать. — Так вот о чем я… Да, о строительстве. Считай это моим требованием, чтобы не менее семидесяти процентов квадратных метров строилось именно в РСФСР. Лучше мы избыток населения из Средней Азии переселим в Сибирь и на Дальний Восток, где имеется много свободных площадей, чем будем пустыни застраивать. Кстати, вот еще одно поручение: посмотри, что можно сделать для сохранения воды в реках, питающих Арал. А то море на глазах пересыхает, а у нас никто не чешется, блин, только дноуглубительные работы ведут, как будто это спасти может. Спасением Аральского моря я собирался заняться максимально плотно, не дело это вместо полноценного водоема на своей территории пустыню создавать. Поворачивать северные реки мы, конечно, не будем, но вот модернизировать оросительные каналы, чтобы вода просто так в грунт не уходила, заняться массовой посадкой деревьев и прочими озеленительными работами, и конечно немного прикрутить упор на хлопководство, которое требует много влаги — вполне. Впрочем, все это пока требует научного обоснования, мои знания из будущего в этой сфере не могут помочь тут практически никак. — Там настолько все плохо? — Удивленно переспросил Ельцин. О да, тебе, дружище еще только предстоит осознать весь масштаб накопленных в СССР проблем. — Пока нет, но тенденции очень нехорошие, — в целом, все что я хотел с Ельциным обсудить, мы достаточно быстро побежали, не обнаружив недопониманий ни по одному пункту. Разве что мое требование делать акцент на постройке социальной инфраструктуры параллельно жилищному строительству даже возможно и в ущерб ему вызвали определенное недоумение ответственного секретаря ЦК. Но тут аргументация имелась максимально простая — постройка голых жилых домов посреди сраного ничего без магазинов, школ, больниц, домов творчества и прочих театров с кинотеатрами ведет только социальному разложению. Именно в такой среде люди спиваются максимально быстро, а уровень бытовой преступности начинает зашкаливать. Нет уж, нам такого не нужно. — Кроме того хочу попросить тебя обратить внимание на вопрос включения в план производство стройматериалов для свободной продажи. Ограничения-то на индивидуальное строительство мы сняли, но без доступных досок и кирпичей, это очень быстро станет огромной черной дырой, куда будут утекать ресурсы с государственных строек. Тащить будут все, что можно и никак ты этому не сможешь противостоять. А потом Спитак и окажется что отсутствие цемента в растворе может прямо говоря убивать людей. Причем тысячами. — Нужно будет с Долгих это дело обсудить… — Нахмурился ЕБН, — ну и на общий метраж вводимого жилья это повлияет. — Это мы переживем. — Я кивнул, от этого никуда не денешься, вместе со снятием большей части ограничений на индивидуальное строительство еще весной появилась норма о том, что на учет недвижку теперь можно будет поставить только при наличии фискальных чеков на затраченные стройматериалы. А иначе никакого тебе электричество водопровода, а в особо терминальных стадиях и вовсе можно было напороться на принудительный снос самостроя. Идея здравая, вот только имелось опасение, что на практике люди быстро найдут, как этот барьер преодолеть. Такие у нас люди… Находчивые, мать их. — И да, Борис. Если я узнаю, что ты бухаешь вместо работы… — Я никогда… — Пока на лице относительно молодого и местами где-то даже обаятельного Ельцина следов постоянных алкогольных возлияний видно не было. Однако я-то знал, насколько там все может быть плохо с этим делом. О том, что ЕБН много пил в советское время я упоминаний у себя в памяти не нашел, но вот уже начиная с 1991 года — их встречалась целый вагон и маленькая тележка. Ну и логично предположить, что пристрастие это не на пустом месте возникло. — Вот и хорошо. Я алкоголиков не терплю и сразу предупреждаю, поедешь послом в Зимбабве, будешь там местных негров учить русскую водку пить правильно. Понял? — Понял, товарищ Горбачев, — не стал дальше отнекиваться собеседник и на этом наша встреча фактически закончилась. Интерлюдия 4 Итальянские мопеды 18 июля 1985, Рим Италия ЗА РУБЕЖОМ: Концерт за Мир! В крупнейших городах Англии и США состоялся масштабный благотворительный концерт «Live Aid», имеющий целью сбор денежных средств в пользу пострадавших от голода в Эфиопии. По оценкам организаторов, в нём приняли участие десятки популярных исполнителей из западных стран, а общие суммы пожертвований составили значительную величину, которая, по их словам, должна пойти на закупку продовольствия и медикаментов. Мероприятие проходило под сенью множества громких имён западной эстрады, что дало организаторам основание говорить о «беспрецедентном единстве» артистов ради гуманной цели. Вместе с тем, Генеральный секретарь ЦК КПСС товарищ М. С. Горбачёв, комментируя данное событие, отметил, что капиталистическая «благотворительность» нередко носит лицемерный характер, поскольку не решает глубинных причин неравенства и эксплуатации народов. Однако в данном конкретном случае, заявил товарищ Горбачёв, собранные средства способны реально помочь жителям Эфиопии, испытывающим крайнюю нужду. «Любое искусство, которое объединяет народы и служит делу гуманизма, заслуживает уважения», — подчеркнул Генеральный секретарь. В этой связи товарищ Горбачёв предложил исполнителям с Запада, в том числе участникам всемирно известной группы «Куин», посетить Советский Союз и выступить перед советскими любителями музыки. По словам товарища Генерального секретаря, такие международные творческие контакты могут способствовать лучшему взаимопониманию между социалистическими и капиталистическими странами, указывая путь к более справедливому миропорядку. Семья Аньелли в Италии — это чуть больше чем просто предприниматели. Или не чуть. Это были те самые владельцы «заводов, газет, пароходов», олицетворявшие собой промышленную мощь страны. Причем в третьем поколении. Джованни Аньелли стоял у истоков компании ФИАТ, основанной на самом излете девятнадцатого века. Потом была Первая Мировая, Вторая Мировая, бурные в Италии послевоенные годы, но Аньелли продолжали крепко держать в руках свою бизнес-империю. — Что могло понадобиться от нас красным? — Джанни Аньелли несмотря на то, что когда-то давно ему довелось побывать в России на восточном фронте, к советам относился спокойно. Особенно после знаменитой сделки, когда СССР купил у ФИАТа целый автомобильный завод, изрядно поправив дела компании в сложные для нее времена. Времена, что правда, и сейчас оставались непростыми со всеми этими топливными кризисами и международными напряженностями. Впрочем, как обычно. (Джанни Аньелли) Устроить встречу с представителем семьи Аньелли красные попросили через итальянский МИД, поэтому цепочка получилась достаточно длинной. К тому же подробностей неизвестные пока люди из СССР не передавали, поэтому Джанни Аньелли пришлось соглашаться на встречу фактически без всякого понимания ее подоплеки. Это было неприятно, и только необычность ситуации заставила итальянца согласиться. — Добрый день, господа. — В переговорную зашла пара прилично одетых мужчин в хорошо подогнанных явно не советского пошива костюмах, Джанни в одежде разбирался хуже, чем в машинах или футболе, но такие мелочи замечал автоматически. — Спасибо, что согласились встретиться. Как вы возможно знаете, советское правительство объявило следующую пятилетку временем насыщения рынка потребительскими товарами, к сожалению, у нас в стране до сих пор есть с ними определенные проблемы… — Если можно, ближе к делу, — никакого желания выслушивать новостные сводки из России итальянцы не имели. — Хорошо, если вы не против, мы бы хотели подписать договор о намереньях. То, о чем пойдет речь, является коммерческой тайной, нам бы очень не хотелось, чтобы озвученное здесь до времени стало достоянием общественности. — Не вижу проблем, — Аньелли кивнул сидящему рядом мужчине, которого представил как своего юриста, тот придвинул выложенный русским на стол документ, быстро пробежал его глазами и кивнул, подтверждая, что ничего подозрительного в нем нет. Максимально стандартные и виденные уже сотни раз формулировки. После подписания предварительного соглашения русский продолжил. — Со следующего года, это пока секрет, советское правительство планирует создать две-три экспериментальных свободных эконмических зоны, где фирмы из капиталистических стран смогут размещать собственные производства. Их локация пока точно не утверждена, но вероятнее всего одна будет где-то около Ленинграда, вторая на берегу Черного моря, и третья — на Дальнем Востоке. — Почему это должно быть нам интересно? — Из-за условий, которые собирается предложить советское правительство. Мы готовы предложить два формата работы. Либо как совместное предприятие, либо полностью принадлежащее западным компаниям. Во втором случае советская сторона предлагает площадку для производства, подвод коммуникаций, любое сырье и энергоресурсы, а также рабочую силу по внутренним ценам СССР. При этом оплату за все вышеперечисленное мы предлагаем брать выпускаемой продукцией по взаимозачету. — Налоги? — У нас в стране пока нет налоговой системы в привычном понимании, ее основы только разрабатываются, пока ответ на этот вопрос я дать не могу. Но вероятно они будут минимальными, и опять же мы готовы взымать его в форме готовой продукции. Итальянцы обменялись быстрыми взглядами — условия были более чем интересными. — Это второй вариант. Я так понимаю, вы имеете ввиду, что само производство будет построено полностью нашей стороной. — Именно. Первый же вариант предполагает некую форму совместного владения и соответственно разделение вложений. Мы можем предоставить часть оборудования, инженерно-технический персонал и так далее. — Зачем вам мы, если вы все сами можете? — Закрыть те пробелы, в которых советская промышленность традиционно слаба. Дизайн, маркетинг, практическое внедрение новых технологий. Доступ на западные рынки опять же. Нет смысла скрывать, что в будущем мы планируем, набравшись опыта, строить уже полностью свои заводы, ориентированные в том числе и на экспорт. Впрочем, это вероятно будет не скоро, задача насыщения внутреннего рынка стоит у нас очень остро. На некоторое время в переговорной повисла тишина, каждый обдумывал сказанное. Молодой служащий министерства внешней торговли — а именно это министерство было поставлено курировать проект создания свободных экономических зон — размышлял о том, что происходит на родине. Буквально на глазах в СССР происходили тектонические изменения, о которых еще год назад было невозможно даже подумать. Очень быстро, буквально один за другим, на покой отправлялись мастодонты советской номенклатуры, положение которых совсем недавно виделось незыблемым. Вот, например, и его собственный министр Николай Семенович Патоличев, занимавший эту должность, страшно сказать, двадцать семь лет, при новом генсеке очень быстро отправился на пенсию. И что оказалось еще более непривычно — Патоличеву было уже под восемьдесят, рано или поздно он должен был уйти, тут все же логика имелась — на место министра не назначили варяга со стороны, а повысили уже работавшего в системе первого заместителя. Владислав Леонидович Малькевич проработал в аппарате министерства почти пятнадцать лет и считался отличным профессионалом, но не политиком. Не имел собственной команды и сам не особо стремился наверх, в советских реалиях его назначение министром было более чем странным. Само же создание свободных экономических зон и вовсе взрывало мужчине мозг. Нет, он, конечно, вел с итальянцами переговоры, собирался отстаивать интересы СССР до конца и выбивать лучшие условия, но сама идея пускать капиталистов к себе домой и позволять им фактически эксплуатировать труд собственных рабочих вызывала отторжение на глубинном, практически физиологическом уровне. С другой стороны, продает же Советский Союз на запад продукцию собственных заводов. Машины, станки, нефть, газ, да мало ли что еще, и, если подумать чуть глубже, — это точно такая же продажа труда собственных рабочих только с добавлением еще одного посредника. А так — машины и мопеды народу СССР нужны? Нужны. И совершенно точно условному Васе Пупкину из села Сморчково Смоленской области будет совершенно без разницы, купили мопед в Италии или произвели его по итальянским технологиям на собственном заводе. Главное, чтобы мопед был, был удобным, красивым и не ломался на каждом повороте. В конце концов еще сам Ленин писал, что капиталисты продадут нам веревку, на которой мы их и повесим, кажется, это решение со свободными экономическими зонами было из той же серии. — Я правильно понимаю, что вы предлагаете нам построить в СССР завод по производству мопедов и за все расходы начиная от налогов и заканчивая заработной платой рабочим расплачиваться продукцией этого же завода? — Аньелли медленно проговорил короткое резюме озвученного русским варианта сотрудничества. — В чем подвох? Сказать, что предложение советов было интересным — не сказать ничего. ФИАТ, как все автопроизводители старого света, в 70–80х годах чувствовал себя не очень хорошо. Тут имелась целая пачка факторов, начиная с топливного кризиса, последствия которого ощущались даже через десять лет, завоеванием традиционных рынков японскими автогигантами — а тут еще какие-то новые корейцы начали вылезать, что тоже не добавляло оптимизма — повышением себестоимости собственной продукции из-за роста средней заработной платы и социальных стандартов в Европе и так далее. Плюс как раз в эти годы происходил переход на новый модельный ряд, и давался этот процесс компании не легко. Что касается мопедов, то тут тоже было не все идеально, Пьяджо — дочерняя компания, так же контролируемая семьей Аньелли — последние несколько лет переживала не лучшие времена. С 1980 по 1984 годы продажи различных транспортных средств — в активе этой марки были не только мопеды, но также авиационная техника, разного рода маленькие машинки, грузовички и прочий зоопарк — упали в почти в два раза. При этом итальянцы успели за это время хорошенько вложиться в разработку модельного ряда нового поколения, но вот перспективы у этой техники были более чем туманны. Пьяджо в пух и прах проигрывали конкуренцию японцам и конвенциональных способов выхода из кризиса у европейских производителей на горизонте не просматривалось. Имелся конечно вариант с закрытием собственного рынка с помощью тарифов, но это уже было глобальное решение, на которое у стран западной Европы откровенно не хватало политической субъектности. — Условием будет размещение на территории СССР производства полного цикла. Не сборочного цеха, не производства отдельных деталей или компонентов, все до последнего винтика должно производиться или закупаться на территории Союза. — Звучит так, как будто вы собираетесь потом эти заводы национализировать. Не слишком привлекательно, — Аньелли подозрительно прищурился. — Нет, но мы рассматриваем вариант, при котором в случае очередного обострения отношений давить на эти предприятия начнут власти Италии. С подачи Вашингтона, вероятно, но это уже частности. Если в какой-то момент вас заставят все бросить и уйти из СССР, мы хотим, чтобы заводы не превратились в бесполезную груду металла, а люди не потеряли работу. — И вы получите все совершенно бесплатно, — закончил мысль итальянский олигарх. — Если ваша сторона, прикрываясь какими-то на ходу придуманными санкциями, попытается нарушить договор. Советский Союз же, как известно, всегда выполняет взятые на себя обязательства, это все знают, нам не нужно ничего доказывать — итальянец в ответ на это хмыкнул, но возражать не стал. Объективно сказать, вероятность того, что подобный проект будет торпедирован с западной стороны и правда была гораздо выше, чем со стороны коммунистов. Экономическая привлекательность такого сотрудничества для итальянского промышленного гиганта была очевидна. Мало того что электричество, металл и другие ресурсы в СССР были очевидно дешевле чем в Италии. Средняя годовая зарплата в Италии на 1985 год составляла примерно 7500 долларов в год до налогов. Средняя зарплата в СССР была порядка 190 рублей, что даже по официальному — без сомнения безбожно завышенному курсу — составляло 3800 долларов в год. Ну плюс налоги еще какие-то, ходили упорные слухи что советы решили перестроить свою финансовую систему и привести ее в человеческий вид. Пусть еще пятнадцать процентов сверху, все равно выходит почти в два раза меньше, чем в Италии. А если договориться с СССР считать курс рубль/доллар по нормальному коммерческому курсу, который составлял опять же очень приблизительно четыре рубля за доллар, то разница будет больше чем в десять раз. Это уже пахло приличными прибылями. Ну и конечно идея оплаты всех расходов продукцией завода — это практически мечта любого промышленника. От такого предложения сердце итальянца непроизвольно начало биться чуть быстрее. Полностью, конечно, закрыть все расходы продукцией очевидно не выйдет, даже если брать металл и другие необходимые ресурсы на месте, всегда останутся затраты на разработку, зарплаты менеджменту, который очевидно советские рубли брать не захочет, реклама опять же на западе отнюдь не за коммунистические фантики пойдет. Но даже так себестоимость конечного изделия по сравнению с произведенным в Италии можно будет опустить в разы. — Два вопроса. Почему мопеды и какой второй вариант? — По автомобилям мы собираемся сделать подобное предложение французам, чтобы не складывать все яйца в одну корзину… — Возможно, мы могли бы договориться и закрыть эту сферу самостоятельно, — влезть в проект еще и автомобильным производством, ммм… Итальянец даже дышать забыл от открывающихся перспектив. — Возможно, но это не я буду решать. Ну и глобально — это пробный шар, в дальнейшем СССР может открыть подобную схему сотрудничества для любых компаний без ограничений. Вернее, ограничением будет востребованность товаров на внутреннем рынке страны, в капиталистических странах очень много производится такого, чья полезность вызывает большие вопросы, — советский представитель сделал глоток кофе и ответил на второй вопрос. — Что касается альтернативной схемы работы, то тут мы можем предложить кооперацию на всех уровнях с совместным владением производством и паритетными соответственно в него вложениями. Наша страна имеет неплохие связи на рынках стран третьего мира. Добавить немного рекламы, обновить технологии… Собранные на подобном заводе мопеды можно продавать, например, во Вьетнам. Там шестьдесят миллионов человек населения, которым автомобиль не будет по карману в ближайшие тридцать лет. Огромный рынок, на котором капиталистов с колониальным прошлым совсем не ждут, а вот продукцию произведённую в СССР — вполне. — Нужно считать, — после короткого размышления выдал очевидный ответ итальянец. — Будут проблемы с профсоюзами, — вставил реплику сидящий по левую руку от Аньелли юрист. — С ними всегда проблемы, — поморщился итальянский олигарх. — Пообещаем сохранить места внутри Италии. — Правительство может поднять тарифы на импорт из Союза, и смысл всей затеи просто исчезнет, — подкинул еще один аргумент «против» мужчина. — И нужно смотреть по патентам, что мы можем передать комми, а что нет. Ограничения на торговлю современными технологиями с СССР появились не вчера. Поправка Джексона-Вэника, принятая в 1974 году, стала ответом американского «дипстейта» на попытки Никсона наладить отношения с Восточным блоком, и фактически запрещала любую передачу «на восток» передовых технологий. Если какие-то используемые итальянцами патенты зарегистрированы в США, вполне могли возникнуть проблемы. Впрочем, все это конечно при желании обходилось, была бы политическая воля. — А вот тут как раз и выстрелит наше предложение по совместному освоению новых рынков, — вставил реплику русский, вновь переведя фокус внимания на себя. Подумал немного и добавил. — Кроме того у меня есть для вас, господин Аньелли, личное предложение от товарища Горбачева. У нас сейчас рассматривается возможность разрешения переходов спортсменов, в частности футболистов в западные команды. Вероятно, это к старту этого чемпионата мы не успеем, да и в Советском Союзе сейчас как раз сезон в самом разгаре. Но вот следующим летом уже вполне возможно… — И вы предлагаете… — Аньелли был не только промышленником, но и страстным футбольным фанатом. Эта семья уже много лет владела клубом «Ювентус» из Турина, а должность президента команды была самой первой, куда еще в совсем юном возрасте, ему тогда только 25 исполнилось, дед определил Джанни набираться руководящего опыта. — Возможно… В 1985 году Ювентус откровенно провалил сезон, заняв только шестое место и отдав чемпионство команде-выскочке из Вероны. Большой трагедии из этого делать не стали, но понятное дело, что Аньелли доволен такой ситуацией быть не мог. — И что конкретно предлагает мистер Горбачев? — Право первой ночи касаемо советских футболистов. — Представитель минвнешторга улыбнулся и добавил, — понятное дело, никто не говорит, что наши спортсмены будут играть только в Турине, но у вас будет возможность сделать предложение первым. Судя по тому, как сверкнули глаза итальянца, последний аргумент от самого генсека попал с самое яблочко. Итальянцы — южные люди, а футбол был главной страстью сидящего на другой стороне стола мужчины. И даже потенциальная коммерческая выгода не могла наполнить сердце олигарха в третьем поколении такой радостью, как футбольные успехи любимой команды. Аньелли в итоге стали первыми западными бизнесменами высшего эшелона, которые повелись на предложение СССР и релоцировали часть своих производств на восток, что позволило им резко нарастить объемы продаж различных — сначала мопедов, а потом и не только — транспортных средств в Европе и за ее пределами. О том, к каким последствиям это принципиальное согласие итальянцев с «щедрым» предложением красных, — а вернее лично новоназначенного генсека Горбачева, стремившегося хоть как-то откусить поток уходящих с запада на восток инвестиций — привело во внутренней политике СССР, всем еще только предстояло узнать. Интерлюдия 5 Советские компьютеры Из автобиографической книги Игоря Ашманова «Рождение Гиганта», Москва, Издательство Диалектика 2024 г. Первый раз я встретился в Михаилом Сергеевичем Горбачевым в где-то в середине лета 1985 года. Точную дату вот так навскидку не скажу, да и не так важна она, чтобы сейчас пытаться найти упоминания о том затерявшемся в истории событии. Я тогда только-только защитил диссертацию, получил кандидата и влился в бесконечные — и не очень, если говорить честно, стройные — ряды советских МНСов. Получал сто двадцать рублей на основной работе, — плюс шестьдесят за научное звание, — еще около сотни, как репетитор по математике, а все свободное время посвящал программированию. В те времена вычислительная техника развивалась столь стремительными темпами, что современному человеку использующему условный текстовый редактор «Азбука» пятнадцатой версии, который при том визуально практически не менялся последние десять лет, очень тяжело даже представить. Все бурлило, кипело, каждый пытался на коленке создать что-то новое и великое. А главное — и это опять же практически невозможно в наши дни — у многих это действительно получалось. На той же конференции, о которой сейчас пойдет речь, я познакомился с широко известным в узких кругах Алексеем Пажитновым, создателем знаменитой игры «Тетрис». В 1985 году его еще никто не знал, а стремительный взлет, связанный с фактически основанием отечественной электронно-игровой индустрии был еще впереди. Это сейчас «Тетрис» и последовавшие за «Змейка», «Шаролинии» и другие хиты считаются классикой, регулярно входящей в различные рейтинги самых значимых игр в истории мировой индустрии… Впрочем, история зарождения отечественное игровой индустрии заслуживает отдельной книги, а скорее всего даже не одной, нет смысла на это отвлекаться тут. Увидел я тогда еще только-только избранного генсека на конференции посвященной советским компьютерам и их программному обеспечению, проходящей в Зеленограде. Изначально никто не предполагал визит первого лица страны, поэтому появление Горбачева вызвало среди участников немалый переполох. Тут опять же нужно сделать отступление и дать короткую характеристику — очень субъективною, конечно же, — тому историческому моменту в контексте изменения политической жизни страны. Очень долго в Союзе царила обстановка затхлости и болота, которую в те времена называли стабильностью и движением к коммунизму. В принципе в Москве это движение даже местами чувствовалось, но вот если отъехать чуть дальше от столицы… В школьные годы летом я регулярно катался в Тамбов, где жили родители отца, и вот там все прелести этой стабильности были видны куда как лучше. Пустые полки в магазинах, драки подростков «район на район», ветхие деревянные дома и вообще большая часть жилого фонда заставшие еще царей. Причем вероятно даже не последних. Цензура в газетах, телевидение существующее только номинально и практически полностью заполненное никому не интересными репортажами с колхозных полей и вереница сменяющих друг друга генсеков, каждый из которых был старше предыдущего. Приход Горбачева воспринимался нами — молодежью в смысле, особенно, как тогда было принято говорить, «думающей» ее частью — подобно глотку свежего воздуха. Новый генсек отличался от предыдущих как катер на подводных крыльях от весельной лодки. Он одевался по-другому, выглядел по-другому, говорил без бумажки то, что люди хотели слышать. Не о Марксизме-Ленинизме и не о голодающих детях в Африке, а о наших проблемах. О плохом снабжении, нехватке квадратных метров, о поголовном пьянстве, о преступности, в том числе среди подростков и партийных работников. Еще пару лет назад о таком никто даже подумать не мог, а просто за разговор на подобные темы могли легко выгнать из института или уволить с работы. Я помню то интервью, которое брал Познер — тогда еще тоже молодой и не забронзовевший — у Михаил Сергеевича. Мы смотрели его на кафедре, засидевшись на работе до вечерних «Вестей» и не могли понять, что происходит вокруг. Казалось бездна сейчас разверзнется под ногами, и мы туда все скопом и провалимся. Это была настоящая контрреволюция, генсек-диссидент, ниспровержение всех устоев. А первые «частные» парикмахерские? До этого приходилось ходить в государственную с ее непременным хамством и гадательным результатом. А тут меня по имени отчеству назвали и постригли аккуратно, предложив выбрать какой-нибудь интересный фасон из пачки модных — западных, что интересно, откуда они у обычной парикмахерши Люды с района, я до сих пор не представляю — журналов, надушили потом хорошим одеколоном еще и кофе предложили в процессе. Разница была столь разительна — в том числе правда и по оплате, пришлось отдать немыслимые ранее пять рублей за простейшую вроде бы услугу, — что я целую неделю потом ходил под впечатлением. Или история с регистрацией себя как самозанятого для оплаты взносов от репетиторских доходов. До этого репетиторство хоть и было насквозь незаконным, но фактически никаких статей в Уголовном Кодексе на этот счет не имелось, поэтому никто особо не переживал. Ну то есть опять же с работы могли тебя выгнать или по партийной линии пропесочить за такую подпольную деятельность, но в тюрьму бы ты не попал. А тут появилась натуральная статья — уклонение от уплаты налогов, с вполне реальной перспективной уехать в места не столь отдаленные на несколько лет. Тут поневоле задумаешься. Генсек при этом стал регулярно мелькать в ящике, причем не только в качестве бронзового памятника или говорящей всякую кондовую ересь головы. Его образ был куда человечнее, Михаил Сергеевич посещал школы и университеты, делал внушение нерадивым руководителям среднего звена, не стеснялся встречаться с обычными людьми и говорить им то, что те желали услышать. До сих пор помню репортаж из столичного зоопарка о том, что там родился какой-то то ли львенок то ли тигренок, и что по этому поводу зверинец посетил генсек, выдав заодно явно импровизированную речугу о любви к братьям нашим меньшим. Выглядело в те времена для нас, неискушенных дешевым популизмом советских людей, это не наигранно и свежо. Короче говоря, Горбачев в те первые месяцы — хотя конечно потом это ощущение притупилось, не без того — ощущался настоящим глотком свежего воздуха, смесью суперзвезды и одновременно персонифицированной надеждой на лучшее будущее. И вот именно такой человек приехал к нам очень узко профильную конференцию, вызвав ажиотаж невиданной ранее силы. Опять же нужно сказать, что я сам попал на это мероприятие совершенно неожиданно. Почему пришедшее на кафедру приглашение было именным и более того — содержало мои данные, никто не знал. Как я упоминал выше, летом 1985 года я был еще только-только защитившимся кандидатом, и не успел отличиться чем-то хоть сколько-нибудь серьезным. В любом случае переться в Зеленоград никто у нас особо не желал, поэтому и попыток отобрать у меня именное приглашение в итоге не случилось. Количество представленных на выставке в Зеленограде компьютеров поражало воображение. Большинство названий современному человеку далекому от истории этой отрасли ничего не скажут, однако пытались собирать собственные машины тогда едва ли не в каждом техническом вузе и НИИ соответствующего профиля. Были представлены ЭВМ из Львова, Перми, Киева. Был Московский «Агат», Ленинградская «Искра» и еще, наверное два десятка других моделей, чьи названия не помнил даже я. Это именно ПК, про всякие программируемые калькуляторы и прочую подобную более специализированную технику и говорить смысла нет, ее было очень много. Примечательно, что весь этот зоопарк использовал совершенно не стандартизированные компоненты, имел несовместимые программные решения и вообще характеризовал компьютерную отрасль СССР — с плановой как бы экономикой, при которой по идее подобного быть не должно — скорее с худшей стороны. Опять же нужно признать, что мы в тот момент имели определенное отставание по технической и компонентной базе. Местами три года, местами пять лет. Кажется, очень много с учетом того, как быстро в те времена появлялись новинки и с какой скоростью развивалась индустрия по всем у миру. С другой стороны именно скорость развития давала осознание того, что отставание это не критично, тем более что Союз имел прекрасную математическую школу и зачастую мог компенсировать несовершенство своего железа качеством используемого программного продукта. Впрочем, до периода расцвета русской школы программирования было еще далеко, хоть можно сказать, что его предпосылки можно было увидеть — и услышать — именно на этой конференции в Зеленограде. — А теперь слово мы представляем нашему дорогому гостю. Михаил Сергеевич не планировал к нам заезжать, его выступления нет в списке мероприятий, но я уверен, что никто не будет против того, чтобы послушать нашего высокого гостя. — Здравствуйте, дорогие товарищи, — даже сейчас я помню как меня поразил внешний вид Горбачева. Во-первых, он улыбался и всячески демонстрировал открытость и расположение. Среди советских руководителей такая манера держать себя была совершенно в новинку. А еще он был явно в приличной форме физически, у генсека не было традиционного пуза, он не потел в свете ламп и не вытирал через каждую минут лоб. Наоборот, казалось, что на сцене ему комфортно. — Не буду утомлять вас идеологическими подробностями, рассказывать, что корифеи коммунистической науки думали про развитие вычислительной техники, просто предлагаю вам сегодня помечтать. Давайте сделаем это вместе. Пройдет немного времени, думаю не больше двадцати лет, и персональные компьютеры будут стоять в каждом доме. Не секрет, что уже сейчас ведутся работы по соединению отдельных машин в единую сеть, а представьте себе такую сеть охватывающую целый город. Целую страну, весь мир. Помню еще тогда подумал, зачем кроме игр может понадобиться вычислительная техника обычному человеку дома, что он на ней считать-то будет. И надо сказать, что тут же получил ответ от генсека, причем судя по его точности аналитики в Кремле тогда очень плотно размышляли над этой темой, никак иначе объяснить великолепные прогнозы выданные в тот день Горбачевым просто невозможно. — Подошел к домашней ЭВМ, написал письмо, отправил, через секунду не том конце провода уже можно его прочитать. Не нужны будут телефоны, можно будет звонить друг другу через компьютер и даже с использованием видеокамер, причем это не фантастика дальнего прицела, цифровые видеокамеры уже вполне реально существуют, вопрос тут только в ширине информационного канала, который позволит передавать подобный объем информации. Однако я хотел бы все же поговорить не об этом. И звонки и текстовый редактор на компьютере и уж тем более электронная почта — это всего лишь эволюция уже существующих систем. Давайте попробуем представить, что можно будет делать, имея под рукой подобную сеть из миллионов связанных между собой абонентов. Есть предложения? Ну давайте, накидывайте идеи, пусть даже самые фантастические, не нужно стесняться. Передаю выступление Горбачева по памяти, поэтому если кто-то додумается отыскать стенограмму его реальной речи — не уверен, что такая вовсе сохранилась, но тем не менее — не нужно ругать меня за неточности, все же почти сорок лет прошло, и Михаила Сергеевича уже нет с нами, да и у меня самого память совсем не та, что в молодости. Тем не менее уверен, что основную суть того выступления я передал тут без искажений. — Библиотека всех книг? — Кто-то из сидящих в аудитории слушателей поднял руку, и робко предложил идею. Генсек улыбнулся и кивнул. — Прекрасная мысль. Все доступные человечеству книги, собранные в одном месте. Не нужно ходить в библиотеки, заполнять учетные карточки, ждать пока тебе найдут нужную литературу а потом сидеть в читальном зале и что-то себе выписывать. Сел дома в кресле, включил компьютер, ввел адрес такой общей библиотеки, там поиском нашел нужный том и загрузил себе на домашнюю машину. Все сидишь читаешь. Хочешь с экрана, хочешь — распечатал тут же на домашнем принтере текст, а дальше просто лежишь на диване и наслаждаешься книгой. Представляете какая экономия для государства, мы ежегодно тратим десятки миллионов рублей на книги. Содержим десятки тысяч библиотек, здания, рабочие места. Да просто время. Уйдет навсегда в прошлое и дефицит книг. Сейчас как? Пришел ты в библиотеку за «Тремя мушкетерами», а книгу кто-то забрал. И все, нужно ждать. С электронными книгами эта ситуация станет невозможной, одну и ту же книгу смогут читать абсолютно неограниченное количество людей. — А как же авторские гонорары тогда? — Последовал вопрос из зала. Очевидно денежный вопрос как всегда стоял на первом месте. Чтобы не говорили теоретики Марксизма-Ленинизма, до полного отказа от товарно-денежных отношений нам было еще далеко. Да и сейчас, оглядываясь вокруг, я не могу сказать, что мы так уж сильно приблизились к заветной цели. — Очень просто, — кажется у генсека на все были ответы. — За доступ в Сеть будет взыматься определенная абонентская плата, условные десять рублей в месяц. Как за телефон, электричество или горячую воду. Там на странице библиотеки будет добавлен счетчик посещений, и вот прочитали твою книгу сто раз — получи условный рубль. Прочитали миллион — получи тысячу, но не забудь заплатить налог на доходы физических лиц. Представляете себе простор для творчества, это сейчас издательства объективно не могут выдать в бумаге результаты творчества всех советских граждан. А если нужно будет всего лишь клацнуть пару кнопок, буквально каждый сможет почувствовать себя писателем. — Нас захлестнет волной графомании, товарищ Горбачев, качество книг сильно упадет, — тот выкрикнувший с места еще не представлял даже на сколько сильно. С другой стороны, потребность в самореализации закрыта, а читают эти опусы кто-то или нет вопрос пятнадцатый, главное, чтобы теоретическая возможность презентовать свои работы миру у человека была. В конце концов и в те времена миллионы граждан пробовали писать, только делали это «в стол», так что разница не такая уж и большая. В зале послышались смешки, я тогда еще поразился насколько комфортная атмосфера была в зале. Обычно советские руководители даже гораздо более низкого ранга любили когда их речи слушают раскрыв рты, а прерывать их можно обычно только аплодисментами. Непременно бурными и продолжительными. Обсудили еще несколько предложений разно степени удачности, их я уже за давностью лет не помню, даже пытаться не буду что-то соврать. Ну а после уже сам Михаил Сергеевич принялся набрасывать идеи. И от них у меня даже спустя десятилетия шевелятся волосы в разных местах, настолько точны были эти попадания. — С помощью Сети — уже тогда Горбачев отчетливо произносил это слово «с большой буквы», — можно, например, покупать билеты на поезд или самолёт. Заходишь на страницу Аэрофлота, выбираешь из списка доступных рейс, место и бронируешь, а потом уже на месте оплачиваешь в кассе. Или можно подумать дальше и нафантазировать платежную систему. Вводишь номер своего паспорта, номер счета в сберкассе и, скажем, личный пароль, который никто не знает. И оп, билет куплен, а в аэропорту его можно будет просто распечатать в специальном автомате. Или не печатать, ведь на стойке проверки билетов тоже есть компьютер, и работник авиакомпании имеет на руках список пассажиров, достаточно просто предъявить паспорт. Бронирование гостиниц, которые не нужно обзванивать и искать свободные номера. Удаленная покупка продовольственных и промышленных товаров. Нужен тебе, скажем, стол определенной формы, а в местном мебельном таких не держат. Заходишь на соответствующую страницу, где собраны каталоги мебели разных фабрик всего Союза или даже СЭВ, и заказываешь то что тебе нужно, останется только подождать доставку. Нарисованная тогда генсеком картина с одной стороны меня поразила, а с другой вызвала здоровый скепсис. Все эти разговоры о яблоневых садах на Марсе к середине восьмидесятых уже воспринимались не как ближайшее будущее, а как раздражающая сказка про белого бычка. В тот момент я еще не знал степень той решимости генсека, с которой он взялся за развитие компьютерной промышленности в стране. Уже сильно позже сам превратившись в руководителя сначала группы, потом направления, а потом доползя до министерской должности — мне кстати повезло задеть краешком эпоху Горбачева и поработать с Михаилом Сергеевичем лично, впрочем, об этом будет дальше — я узнал о том, какие средства были выделены на развитие компьютерной Сети в СССР. Точные цифры до сих пор держаться в секрете, однако порядки их не слишком уступали «ядерному» или «ракетному» проекту сороковых и пятидесятых годов 20 столетия. Ну и результат в итоге известен каждому. Глава 17 Разговор с адмиралом Чернавиным 19 июля 1985 года; Москва, СССР ИЗВЕСТИЯ: США остались без лидера? Во время сложной операции по удалению раковой опухоли в прямой кишке президент США Рональд Рейган пережил клиническую смерть. Однако благодаря самоотверженным усилиям команды врачей, жизнь американского лидера удалось спасти. По официальному заявлению Белого дома, когнитивные функции президента не пострадали, но ему предстоит длительный период восстановления. На время реабилитации Рейгана обязанности президента будет исполнять вице-президент Джордж Буш. Вопрос о том, когда президент Рейган сможет полноценно вернуться к работе, остаётся открытым. Этот инцидент вновь напоминает о хрупкости человеческой жизни и вызывает вопросы о стабильности политической системы капиталистического мира, где здоровье одного человека может повлиять на судьбу всей страны. После апрельского пленума на некоторое время перестановки в высших эшелонах власти закончились, и я почти три месяца занимался другими делами. Много что было сделано, но в конце июля пришлось откладывать все и садиться с моим экономическим блоком за бюджет следующего 1986 года. Финансы, не смотря на запущенные реформы — там все же двух-трех месяцев было недостаточно, чтобы показать какой-то результат — в стране все так же пели романсы, как это не прискорбно. В 1984 году нам пришлось занять на внешних рынках 15 миллиардов долларов. В 1985 — еще около десяти, в 1986 видимо без внешних заимствований тоже обойтись у нас никак не получится. На самом деле долг СССР был мизерным. Что в абсолютных числах, что в относительных. Ну то есть сравнивать 30 миллиардов внешнего долга СССР с 1,5 триллионами внешнего долга США — это как-то даже не слишком серьезно, другое дело то, что сами тенденции были нехорошие. Эти же долги образовывались не оттого, что деньги в развитие привлекались, а от тупой нехватки валюты на самое необходимое. На то же закупаемое за границей зерно, которое Советский Союз — вот уж позорище так позорище — никак не мог вырастить для себя в достаточном количестве. Короче говоря, бюджет нужно было местами ужимать, высвобождать внутренние ресурсы, отказываться от кое каких импортных позиций и наоборот искать новые возможности для экспорта. И естественно первой и самой очевидной отраслью, которую я собирался «подрезать», была военка. Расходы на военку в СССР подсчитать сложно. Официальные данные, свидетельствовали, что всего 5% бюджета — 19 миллиардов рублей из 387 — тратилось на оборону. При этом огромное количество статей было «размазано» и «спрятано» по гражданским расходам. Наверное, изначально это было сделано, чтобы «враг не догадался», но на практике даже сами экономические власти Союза не всегда знали точно, сколько у них уходит на оборонные расходы. Если туда еще и расходы на науку всунуть, которая так или инче имела оборонное значение, то вероятно этот показатель вплотную приблизится к 30 а то и 35%. Достаточно сказать, что если пересчитывать расходы СССР на доллары по паритету покупательской способности, — видел я в будущем такую табличку — то Союз тратил на военку примерно на 10–15% больше, чем США. 300 миллиардов против 260 у заокеанских капиталистов. Сумасшедшие деньги, невообразимые. И вот этот неприкосновенный запас я планировал немного почикать. Хотя бы процентов на 10 для начала — а в идеале срезать половину, в отличии от местных мне было кристально понятно, что большой войны в обозримом будущем не будет, дураков переть на СССР нет, а вот экономический фронт мы проигрываем, — высвободить ресурсы, чтобы получить возможность направить их в гражданский сектор. Вот только имея на посту министра Маршала Соколова сделать это было практически невозможно. И не потому, что Сергей Леонидович был плохим специалистом — хотя и тут были у меня вопросы по поводу Афганистана и действий наших там войск, — а потому что Соколов был выращен на уроках Второй Мировой Войны. Для военных этой плеяды не армия нужна была, чтобы защищать народ, а народ нужен был, чтобы обеспечивать армию. «Пушки вместо масла» — или скорее «танки вместо всего», если применять к ситуации позднего СССР — это была не шутка и не хохма, а прямое руководство к действию. И ужас ситуации заключался в том, что кого бы из генералов я на этот пост не поставил, ничего измениться просто не могло. Они были «воспитаны на одних букварях» — или уставах, наверное, правильнее было бы тут сказать, — и никто бы не согласился резать расходы на армию. Без серьезного сопротивления, во всяком случае, так точно. Оставалось только одно — сделать ход лошадью, и назначить министром обороны адмирала. — Бах-бах, бах! Бах-бах, бах! Бах-бах, бах! — Стандартное стрелковое упражнение — два в туловище один в голову. Вообще-то в идеале его делать с выхватыванием из кобуры и разворотом под левую руку, но такого авангардизма от генсека, наверное, тут совсем не ожидают. Когда я первый раз попросил парней из девятки отвести меня в их тир, пожелание это вызвало натуральный переполох. Как же охраняемое лицо в месте повышенной опасности, где много разного оружия, мало ли что может случиться. Пришлось настоять. Подошедший сюда же в тир адмирал явно не знал, с чего начать разговор, поэтому стоял и переминался с ноги на ногу. — Добрый день, Владимир Николаевич, — я протянул адмиралу ладонь, которую тот без промедления пожал. — Не хотите попробовать, вы поди последний в тире бывали еще в курсантские времена. (Адмирал Чернавин В. Н.) — Ну да, товарищ Горбачев, — усмехнулся главный флотоводец страны. — У нас калибры, знаете ли, все же побольше в основном. Из такого последний раз лет двадцать назад приходилось, наверное. Хотя пару раз из 12-ого все же по кабанам стрелять доводилось, большим охотником меня не назовешь, я, можно сказать, соответствуя цвету кителя как-то с удочкой все больше, но и на охоту случалось тоже… — Из такого, уверен, вообще ни разу, — я привычным движением выщелкнул магазин, пару раз клацнул затвором и протянул пистолет собеседнику рукоятью вперед. — Австрийский «Глок-17», свежайшая разработка, отличный пистолет, можно сказать будущее данного типа оружия. Стоило бы перевооружить нашу милицию на что-то подобное, но у нас, к сожалению, лишних денег на это нет, так что пока придется погулять с привычными ПМами. — Не уверен… — Нет, вы попробуйте, смотрите какая интересная цацка, длина ствола на 4 сантиметра больше, чем у Макарова, и в магазине 17 патронов вместо 8-ми. А масса при этом такая же благодаря полимерной рамке. А как в ладони сидит… Шикарно. Очень удобно подобран угол наклона рукояти. Что вы думаете о состоянии наших Вооруженных Сил? От последнего вопроса адмирал, как раз взявший в руки Глок, заметно дернулся. Я не просто так решил поговорить с ним в тире, ну во-первых, мне действительно нравилось стрелять, и совместить приятное с полезным виделось совсем не ошибкой. Во-вторых, тут нас практически невозможно было подслушать, советские микрофоны, конечно, были самыми лучшими и самыми большими, но вот на громкие звуки чувствительная аппаратура реагировала крайне плохо, поставить прослушку в тире из-за этого максимально проблемная задача. Ну и просто выбить немного собеседника из колеи — тоже старый, но оттого не менее действенный приём. — Наши Вооруженные Силы, товарищ генеральный секретарь, всегда на страже и готовы отразить любую угрозу… — Адмирал развернулся ко мне и затараторил явно выученный когда-то текст, но я его быстро прервал. — Я вас не учебник прошу цитировать, Владимир Николаевич. Я спрашиваю, что вы в самом деле думаете о силе наших армии, авиации и флота. — Я действительно так думаю… — Уже чуть медленнее и осмысленнее ответил адмирал, — армия у нас просто самая сильная в мире. Авиация сравнимая, флот, конечно, американскому проигрывает, особенно если стратегическую компоненту за скобки вывести. Но мы работаем, «Баку» достраиваем, «Брежнева» спустим на воду в этом году, «Ригу» собираемся заложить в конце года. И по флоту капиталистов догоним рано или поздно. («Баку», он же «Адмирал Горшков»,) — Не заложим Ригу в этом году, — покачал головой я. — Почему, товарищ генеральный секретарь? Есть же планы все утвержденные, как же так? — Во-первых, потому что авианосец без нормальной катапульты — это полнейшее угребище, и я думаю, вы это знаете не хуже меня. Так ведь? — Я взял из рук адмирала Глок, вставил в него запасной заряженный магазин и выпустил по висящей мишени все семнадцать пуль. Не идеально, все же моторики у этого тела нет, но в целом лучше, чем простой Вася с улицы. — Во-вторых, и именно по этому поводу я вас пригласил сегодня обменяться мнениями в такой вот неформальной обстановке, у нас нет денег. — Нет денег? — Удивленно переспросил Чернавин. — Да. В бюджете дыра, вы в магазин давно заходили? С полок пропадают простейшие продукты народного потребления. Нужно научиться экономить. В том числе и на флоте. — В том числе? — В том числе. А еще на армии. А те ресурсы, которые есть, научиться тратить… Разумно. С головой. Как вы считаете, СССР — богатая страна? Вопрос был, мягко говоря, с подвохом. Сказать, что СССР — бедная страна было нельзя никак. Ну то есть в воспалённых мозгах либшизы будущего — которое надеюсь тут не настанет — в Советском Союзе люди поголовно жили в бараках, питались «синими» курами и проводили основную часть жизни сражаясь за палку колбасы. В не менее воспаленных мозгах патриотов-ватников, впрочем, страна была великой и могучей, с лучшей в мире медициной, образованием и наукой. Правда как обычно лежала где-то посередине, вот только с озвучиванием этой самой правды у нас были серьёзные проблемы. До меня, во всяком случае, и я собрался это изменить. Ведь признание наличия проблемы — это первый шаг к ее решению. Главное не скатиться тут в самобичевание с оплевыванием всего вокруг, как было в той истории, но этого я попытаюсь не допустить. — Эмм… — СССР, я вам открою тайну, товарищ адмирал, — бедная страна. Если взять любой параметр, по которому измеряется условное богатство, средний житель Союза — весьма беден. Начиная от потребления продуктов питания: мяса, молока, фруктов — заканчивая обеспеченностью автомобилями и квадратными метрами жилья. Нет, мы, конечно, гордимся, что у нас нет такого имущественного расслоения как в США, но и медианный житель СССР сильно беднее медианного американца. Зато знаете на что мы богаты? — Хм… — Вновь не стал лезть с ответом Чернавин. — На танки. Я понимаю, это не совсем ваша парафия, поэтому я вам расскажу. У нас на вооружении сейчас пять основных боевых танков, не считая их многочисленные модификации. Пять! Т-55, Т-62, Т-64, Т-72 и Т-80. Причем последние три — это танки условно одного поколения, которые как бы занимают одну нишу. Плюс тяжелый Т-10 и плавающий ПТ-76. Вот американцы на танки бедные, у них только одна модель танка производится. Был М-60, потом вместо него поставили «Абрамс» собирать. Вот скажите мне как опытный управленец, кто из нас богатый, а кто бедный. Кто умный, а кто — идиот, потому что у меня, когда в зеркало смотрю, есть большущие сомнения. — Наверное, есть причины почему у нас разные танки производятся, — аккуратно произнес адмирал. Очевидно, он про сухопутные дела был не сильно в курсе. — Конечно. Восьмидесятку в Ленинграде сделали, Шестьдесятчетверку — в Харькове, а семьдесят второй — на Уралвагонзаводе. Каждый тянул одеяло в свою сторону, военные не видели проблемы, в том, чтобы потратить лишний миллиард-другой советских денег, а в правительстве не нашлось человека способного стукнуть кулаком по столу, — я посмотрел в глаза собеседнику и спросил, — как думаете, при Сталине за это бы только посадили бы или к стенке сразу поставили? И самое смешное, что так было буквально во всем. С авиацией например — стране нужно было два истребителя — легкий, читай простой и дешевый, а также тяжелый. Тяжелый, предположим, получился что надо, Су-27 со всеми модификациями и переработками простоял на вооружении больше полувека. А вот легкий, тот который МиГ-29 получился нихрена не легким, не простым и не дешевым, зато по всем характеристикам проигрывал «старшему брату». Казалось бы, признай очевидное, закрой программу, начни работать заново… Но нет, МиГи все равно пустили в работу и получили на выходе парк самолетов, которые совершенно непонятно, как применять, и кому продавать. Они просто были никому не нужны, показательно, что при широком успехе «сушки» в 90-х — кому их только не продавали начиная от Индии и Китая, заканчивая экзотическими Анголами, Угандами и Эритреями — МиГи в основном оставались только у стран бывших союзников СССР, которым эти самолеты достались еще до 91 года. А ведь еще и палубный Як-141 имелся, который вот-вот должен был закончить испытания и пойти в серию и что с ним делать — вообще не понятно. Вроде бы отличная, местами революционная машина, вертикальный взлет-посадка, сверхзвук, остальные показатели в норме, но можем ли мы его себе «позволить»? И нужен ли он вообще? Тут у меня просто не было ответа. Или взять наши десантные войска — ВДВ, — которые как бы считались самыми элитными и самыми тренированными. Изначальная идеологическая концепция их применения включает десантирование целых подразделений вместе с техникой в тыл противнику для захвата плацдармов, отдельных стратегических объектов и нарушения вражеских коммуникаций. Из-за этого для десантников разрабатывается и производится целый пласт собственной боевой техники. Всякие БМД, БТР-Д, АСУ-85 и прочая дичь со сниженными из-за этого требования характеристиками. С одной стороны логично, что если десант предполагается перевозить на самолетах, то и технику нужно иметь возможность взять с собой. Вот только со времен создания специализированных десантных частей в СССР не было ни одного примера удачной стратегической авиадесантной операции. Их всего-то, можно сказать, было всего две в истории — захват Крита немцами и американский десант во время высадки в Нормандии — и обе были сопряжены с колоссальными потерями. После Крита немцам пришлось свои парашютные части фактически заново формировать, и это при том, что у англичан там не было всяких современных радаров, ракет и прочей ПВО. Давно пора осознать, что при неподавленной противовоздушной обороне массовый десант с техникой невозможен или как минимум сопряжен с такими потерями, за которые потом генералы становятся полковниками. На практике же, десантников используют просто как легкую пехоту. В том же Афганистане, в Чечне, на Украине. Последние два места, я надеюсь, тут никогда не случатся, но пример их все равно нельзя игнорировать. Глупо не использовать «элитные соединения», в подготовку которых так много вложено, логично? С этим сложно поспорить. Но, как и с очевидной мыслью, что условная БМД просто по заложенным характеристикам хуже БМП, сравнивать какой-то АСУ-85 и нормальную семдесятдвойку и вовсе странно. Вот и получается, что лучшая наша пехота постоянно несет лишние потери из-за своей техники, но делать с этим что-то никто не торопится. А самое смешное — ведь есть же вертолеты. Ну что мешает, если уж так хочется десантников иметь, сформатировать «вертолетную кавалерию», у которой и маневренность будет не в пример «тяжелым» современным ВДВ и ударные возможности за счет той же поддержки с воздуха. Ведь использовали что-то похожее американцы во Вьетнаме, почему бы не перенять их опыт. Но нет, это слишком просто, нужно собственных шишек набить пачку, без этого мы не можем. На выходе лишние затраты на отдельные виды техники и ослабление самых боеспособных соединений. А в чем польза? Кто-то может объяснить? И таких примеров масса. Кажется, наши генералы поставили себе за цель захапать вообще весь бюджет, подобно ненасытному молоху перемалывая любые ресурсы, до которых вообще могли дотянуться. При этом совершенно теряя из виду гораздо более дешевые и полезные вещи, которые могли бы изрядно облегчить жизнь наших парней в том же Афганистане. Новые коллиматорные прицелы, бронежилеты, носимые легкие рации, удобная обувь, — на сто процентов уверен, что хорошая обувь поднимет боеспособность подразделения не хуже любого оружия, но стоить при этом будем несравнимо меньше, — да мало ли что можно придумать. Какой-нибудь бронированной грузовик для перевозки личного состава стойкий к минам сохранил бы не одну жизнь. Или БТР, блин адекватный с задней высадкой-посадкой, неужели это так сложно? Но зато у нас пять неунифицированных видов ОСНОВНЫХ — звучит как анекдот, ну вот правда — танков на вооружении, какая радость. — И что я должен сделать, товарищ генеральный… — Просто Михаил Сергеевич. Мне нужен человек, который расшевелит это болото. Который не побоится отправить часть старых заслуженных кадров на пенсию, возьмет на себя ответственность и наведет порядок и в работе с людьми, и в работе с техникой. Поможет отделить то, что можно безболезненно отрезать, от того, что нужно наоборот развивать всеми силами. А еще займётся продажей оружия зарубеж. У нас огромные запасы железа, начиная от трехлинеек и наганов царского выпуска и заканчивая самолетами и кораблями. Я готов продавать, что угодно и кому угодно за любые разумные деньги. Практику бесплатной раздачи нашего оружия всяким папуасам мы будем заканчивать, но стране нужны живые деньги. Валюта, на которую мы будем покупать заводы. — У нас все настолько плохо? — Не настолько, на самом деле, — я пожал плечами. — Но двигаемся мы в очень нехорошем направлении. У нас самые высокие расходы на армию среди крупных государств и самый же высокий показатель занятости в оборонной сфере. В США все вооруженные силы — два миллиона человек суммарно, думаю, если мы миллион «урежем», боеспособность Союза просядет не критично. Опять же нужно думать, куда переводить увольняемых из Вооруженных Сил офицеров и прапорщиков. Часть заберет милиция, часть новое министерство по чрезвычайным ситуациям… Но глобально эту проблему нужно будет решать тоже. — Расстрельная вакансия, я так понимаю. Такого министра обороны будут все ненавидеть, будут говорить, что развалил армию, что забыл славные традиции предшественников, — адмирал как командующий ВМС и так числился заместителем министра обороны и кандидатом в члены ЦК. — Любая поддержка от меня, Политбюро не обещаю, но кандидатом — вполне, — выложил я на стол еще один козырь. — Я могу подумать? — Да, — я кивнул. — Соколова я просто так снять не могу, нужен повод. Два три месяца у вас есть. Думаю, говорить о конфиденциальности этого разговора не нужно, если кто-то спросит, то мы обсуждали отмену закладки «Риги». Авианосец мы, конечно, построим и не один даже, но нужен нормальный проект. С катапультой и водоизмещением достаточным, чтобы решать стратегические задачи. Последнее было очевидно сказано, чтобы «кинуть кость» морякам. Мол армию сокращать будем, а флот — наоборот всемерно тащить в будущее. Чернявин, задумчиво взял со стола лежащий там Глок, вставил магазин и совершенно не меняя выражения лица, выпустил по мишени все заряженные патроны. Положил пистолет обратно на стол и повернулся ко мне. — Я согласен. Глава 18 Шашлыки и экономика 21 июля 1985 года, Подмосковье, СССР ШПИГЕЛЬ: Новая сила? Вчера в бундестаге лидер фракции «Партии зелёных» Петра Келли выступила с резкой критикой экологической политики правительства ФРГ. На фоне тревожных новостей о обнаружении британскими учёными озоновой дыры над Антарктидой, Келли призвала к немедленному пересмотру стратегии в промышленной сфере. «Мы стоим на пороге экологической катастрофы, — заявила она, — и если не остановить безудержное загрязнение окружающей среды, последствия будут необратимыми». «Зелёные» потребовали ужесточения контроля за выбросами промышленных предприятий, внедрения новых экологических норм и перехода на «зелёные» технологии. По их мнению, текущая политика правительства, ориентированная на экономический рост любой ценой, ведёт к разрушению природных ресурсов и угрожает здоровью будущих поколений. Аналитики полагают, что «Партия зелёных» постепенно превращается в серьёзную политическую силу. Многие независимые наблюдатели отмечают растущее влияние «зелёных» в обществе. На их митинги и акции протеста приходит всё больше людей, особенно молодёжи, обеспокоенной будущим планеты. Если раньше их воспринимали как маргинальное движение, то сейчас их идеи находят отклик у широких слоёв населения. В условиях растущей экологической осведомлённости и недовольства традиционными партиями, «зелёные» мо гут в ближайшие годы бросить вызов ХДС, особенно в крупных городах, где экологические проблемы стоят наиболее остро. Смогут ли нас удивить следующие выборы 1987 года? Посмотрим, времени у «Зеленых» чтобы набрать популярность еще достаточно. — Ну крути же, подгорит! — Не учи отца детей делать, лучше пива налей, — отозвался Лигчев, который был у нас сегодня за главного по мясу. Я не стал лезть под руку, отошел к столу, взял стеклянную «чебурашку» зеленоватого стекла и одним движением сковырнул пробку об край стола. Сколько лет прошло, а руки-то помнят. — Что там с шашлыками, Кузьмич? — В «узком круге» мы как-то очень быстро в неформальной обстановке перешли на ты. Ну просто потому, что невозможно, сидя с человеком над бумагами по восемь чесов в день, постоянно по имени отчеству обращаться, язык отвалится. Главным лейтмотивом второй половины лета было составление бюджета на следующий 1986 год. Бюджет СССР — это штука сложная и противоречивая, о которой в двух словах не расскажешь. Большим своим достижением я считал то, что доходы и расходы этого года пока держались в относительном порядке, в моей истории начатая в мае 1985 года антиалкогольная программа «закрыла» уже текущий финансовый год с дефицитом в восемнадцать миллиардов рублей — или 5% от общей суммы доходов — дальше туда к 90-му году этот показатель и вовсе дорос до неприличных 22%. Не удивительно, что страна рухнула с таким подходом к ведению финансов. — А я тебе, Коля, в сотый раз повторяю, нельзя называть бюджет профицитным, если нехватку средств ты тупо забираешь у людей. Воруешь, если уж совсем откровенно говорить. У нас нехватка средств и так растет год от года, а отдельные несознательные личности, не будем показывать пальцами, мечтают об увеличении капитальных вложений. Куда?! И так не успеваем достраивать то, что есть, это же сумасшествие?! — А я не против, только за то, что ты сумел продавить остановку роста военных бюджетов я уже готов тебя расцеловать. К сожалению, повода сделать рокировку в министерстве обороны пока повода не нашлось, поэтому адмирал Чернавин пока сидел «в засаде». Маршала же Соколова уговорить на резкое снижение затрат не удалось, такое началось давление со всех сторон, что я реально начал опасаться бунта. Снимут как Хрущёва за «перегибы» и прощай все планы на реформирование общества. Короче говоря, пока договорились на ближайшую пятилетку «заморозить» расходы на военку. При том, что общий госбюджет у нас рос на пять — очень примерно в среднем — процентов в год, к началу тринадцатой пятилетки военные расходы должны были хоть немного уже войти в некие разумные рамки. — Хватит о работе, — Лигачев подхватил шампура с одуряюще пахнущим мясом и сгрузил их на стол, — все налетаем. Или давайте сначала выпьем. — Ну, за успех предприятия, — провозгласил тост я, и мы с характерным стекольным клацанием сдвинули пивные бутылки. Отхлебнул пенного. Бархатное, одно из не многих более-менее приличных сортов, продающихся в эти времена в СССР. К сожалению, все вот эти рассказы о прекрасном пиве родом из Союза, которое очень настоящее и очень натуральное — в противовес западному «пластиковому» и вообще «порошковому» — при детальном рассмотрении оказались полной лажей. Пиво в эти времена было в лучшем случае посредственным, а истории про то, что оно якобы «живое» и стоит всего три дня объяснялись максимально банально. Нарушениями технологий на производстве, плохими моющими средствами и заражением продукта посторонними бактериями. Такое пиво действительно могло стоять в лучшем случае несколько дней, вот только достоинством данное обстоятельство назвать было достаточно сложно. Поставили на 12 пятилетку строительство нескольких дополнительных пивных предприятий, в том числе и Ленинграде, так что будет у нас и тут своя «Балтика», даже не знаю, хорошо это или плохо. С другой стороны, чтобы побороть бесконечный водочный алкоголизм, я готов был пойти на любые меры. Что касается нас, то как-то так сложилось, что компания у нас подобралась малопьющая, водку — тем более летом на жаре, ну ее нафиг — практически не употребляющая, так что на четверых взрослых мужиков был заказан всего один ящик пива. Считай — детская доза, можно сказать, что мы честно следовали в русле декларируемой партией борьбы против алкоголизма и за ответственное употребление горячительных напитков. — Как у вас вообще дела-то с бюджетом двигаются? — После определенной паузы, когда слышно было только сосредоточенное жевание, иногда прерываемое глотками пива, поинтересовался Примаков. — Вроде нефть немного приостановила падение, панические крики тоже подутихли. Как у нас там с экономикой? — Вообще-то это секретная информация, — Рыжков указал шампуром в сторону Евгения Максимовича. — У тебя допуски-то есть, чтобы такое спрашивать? (Рыжков Н. И.) — У него такие допуски, — хмыкнул я, — что тебе Коля и не снились. Нормально у нас все с бюджетом. Подрезали расходы, где только смогли, уменьшили в два раз дефицит по сравнению с 1985 годом. Опять же от самозанятых денежка начала течь понемногу… — Это еще не известно, хорошо или плохо, — мрачно пробормотал глава правительства СССР. Если бы какой-нибудь министр экономики с таким лицом вышел к журналистам в США, там бы сразу началась паника и кризис во всех местах, а у нас ничего. Просто Рыжков был пессимистом по жизни, что, впрочем, не так уж плохо в нынешней ситуации. — Только не начинай опять за Грузию… — Простонал я, отвлекаясь от шашлыка. — Ты видел их показатели всего за два месяца!? За два! — А что с Грузией? — Поинтересовался Евгений Максимович. — Там в «самозанятые» уже записалось половина населения, скоро все планы можно будет засунуть в задницу, пользы от них не будет нисколько. — Ну не половина, а всего полсотни тысяч человек. — За два месяца! — Ну и пусть, — я пожал плечами. — А на заводах кто работать будет? Продукцию выпускать? — Ты мне еще про еще про Кутаисский завод вспомни, что на нем теперь работать будет некому, — теперь уже я начал злиться. КАЗ выпускал знаменитые на весь Союз грузовики и тягачи «Колхида». Знаменитыми они были по причине своего ужасного качества, нормально эксплуатировать эту технику было просто невозможно. Матерились водители, плевались техники. Фактически техника была в негодном состоянии с момента выката ее из ворот завода, имели место случаи — и это не шутка, такое реально случалось — когда, прибывшим «покупателям» грузовики просто выталкивали за ворота вручную. А там, типа, играйтесь с ними, как хотите. Про ОТК и приёмку в Кутаиси, видимо, просто не слышали. По некоторым неофициальным данным процент брака на этом заводе доходил до 80–90% от общего выпуска. Если честно, первым моим порывом было просто закрыть предприятие, даже не закрыть, а тупо разбомбить к чертовой матери. — Ну не можем же провести деиндустриализацию целой республики? — Попытался было возразить Рыжков. — Почему? — Перебил я товарища, — почему мы не можем провести деиндустриализацию Грузинской ССР? Вывезти оттуда станки, оснастить этими мощностями другие, уже существующие заводы или новые открыть? Если грузины не хотят работать на заводах, если гонят брак близкий к ста процентам, почему мы, русские, должны их фактически содержать? Я напоминаю, что у нас в стране нет благотворительности, почему русский рабочий должен ходить на завод, давать норму, получать меньше, чем грузинский бракодел, а потом еще и пытаться на свои деньги купить что-то в магазине, снабжаемом по третьей норме? Это, блядь, справедливость что ли такая у нас социалистическая? По разным данным в тени — в плане экономики — в СССР находилось до 10% населения. И это даже при наличии статьи за тунеядство. Теневая экономика советскими учеными делалась на «легкую», «среднюю» и «тяжелую», как бы странно это не звучало. К первой части — «легкой» — относилось подавляющее большинство теневиков и распространялась она на регулируемую, но при этом не преследуемую государством деятельность. Мелкая индивидуальная работа, всякая дополнительная работа при наличии основной фиктивной, по типу того, как Цой будучи музыкантом одновременно трудился кочегаром. Всякие «толкачи», договаривающиеся о дефиците, шабашники, «выращиватели клубники» вроде Папановского персонажа из «Берегись автомобиля», и еще куча других групп подпадала под эту категорию. Именно чтобы вытащить их всех «на свет» и появилась идея с самозанятыми. К «средней» теневой экономике относили всяких валютчиков, спекулянтов и прочих барыг. То есть тех, кто занимался деятельностью, запрещенной в СССР, но разрешенной в других странах. Пока эту категорию решили не трогать, чтобы ничего не испортить. Это фактически вообще было основным моим кредо в экономике на посту генсека. При всех проблемах Союз был еще достаточно крепок, чтобы не было нужды в резких поворотах курса. Тем более пример возможных отрицательных последствий был, считай, перед глазами. Тяжелой теневой экономикой были уже полноценные уголовники и тут мы работали над вариантами усиления ответственности. Например, было предложение ввести смертную казнь за наркотики. А еще мы все же — при определенном сопротивлении наших отвечающих за идеологию товарищей — ввести в УК статью, связанную с организованной преступностью. Вообще-то ее официально в СССР не было — при Хрущеве еще победили, на словах во всяком случае — такой вот парадокс. Жопа есть, а слова нету. — Все, Миша, успокойся, мы твою позицию все уже слышали не раз, и согласны, что менять тут нужно многое. Для того и работаем, да и в плане на 12 пятилетку уже будет заложено финансовое выравнивание республик, не горячись, — Рыжкову, которому этот гадюшник предстояло разгребать, данная тема никакого удовольствия не доставляла, а вот Лигачев в ответ на мои слова разве что не засиял. Егор Кузьмич как раз сейчас готовил постепенно список кандидатов для обновления состава ЦК, и впервые в СССР там должна была стать доминирующей такая себе «прорусская» фракция с одновременным отодвиганием всяких нацменов в сторону. Это конечно была та еще хохма. У меня при более детальном изучении цифр отчетов натурально начали шевелиться волосы на голове. Все, что еще остались. Мало того, что республики платили меньше средств в общегосударственную казну и на эти дополнительные деньги могли себе позволить более высокий уровень жизни, так еще местами госбюджет еще и датировал отдельные отрасли в республиках. Все эти перекосы — часто скрытые в дебрях бесконечных столбцов с цифрами и далеко не очевидные при поверхностном взгляде — мы планировали постепенно убрать. Не сразу, не за один год, чтобы не вызвать взрыв всех окраин одновременно, но все же постепенно подравнять. Повысить уровень жизни в РСФСР и соответственно понизить немного в той же Грузии. А то большевики фактически сами заложили под свою власть идеологическую диверсию. Ну то есть это какой-нибудь проработавший двадцать лет с республиканскими финансами чиновник, наверное, понимал причины и следствия, но что видел условный простой житель Тбилиси? Видел он, что Грузия живет богато, все у грузин есть: и продукты питания, и продтовары, и культура растет, заводы строятся. А что в соседней РСФСР? Там полки магазинов пусты, серость и убожество полное. Естественно мысль о том, что грузинское изобилие строится на бедности русских для простого обывателя слишком сложна, а тут ему еще и нашептывают, мол избавимся от нищих эксплуататоров-колонизаторов и заживем. Результат, можно сказать, очевиден. — А что за слухи ходят о новых правилах в торговле, которые якобы собираются внедрить с нового года? — Продолжил тему Примаков. — А что, уже ходят слухи? — Я вопросительно поднял бровь, — ну да, такое хрен удержишь в тайне. Планируем начать продажу большей номенклатуры дорогих товаров, как сказали бы на западе «премиум сегмента», по сознательно завышенным ценам. С тем чтобы вытащить из населения лишнюю массу наличных денег. Борьба против лишней денежной массы, которая таким себе снежным козырьком нависала над советской экономикой и грозила погрести ее под натуральной лавиной, вообще виделась мне главной задачей на этом этапе. Самое смешное, что ни один госорган включая Госбанк, не смотря на все мои активные требования, так и не смог точно сформулировать объем этих «лишних» денег, которые создают дефицит. По официальной статистике, которая имелась у меня на руках — можно предположить, что генсеку все же дают самую актуальную информацию, иначе вовсе смысла даже барахтаться нет — на 1985 в наличном обороте имелось денег на сумму в 67 миллиардов рублей. Всего за 20 лет с 1965 года эта сумма увеличилась практически в 6(!) раз. Стало ли в продаже товаров больше на эквивалентную сумму? Вопрос риторический. В нашей реальности на момент Павловской реформы, которая «грабительская» и «антинародная» на руках находилось уже почти 140 миллиардов, то есть всего за пять лет наличная денежная масса выросла еще в 2 раза. В такой ситуации дефицита просто не могло не быть, тут не нужно быть гением, чтобы это понимать, достаточно три класса школы закончить. Чтобы «срезать» лишние миллиарды, я был готов пойти даже на крайне непопулярные меры. Например, ввести полноценную арендную плату за находящееся в государственной собственности жилье. В таком в СССР проживало порядка 60% населения, и путем нехитрых арифметических действий — 4 миллиарда квадратных метров общего жилого фонда умножить на 0,6 и, например, на 50 копеек за квадратный метр в месяц — это дало бы «лишних» 14,4 миллиарда рублей в год «вытащенных» из наличного оборота. Солидная цифра. Вообще вот эта вот система с государственным бесплатным жильем создавала очень сильный перекос, причем как в кошельках простых советских людей, так и в их сознаниях. В том смысле, что никто не ценит бесплатные блага, которые даются без всяких заслуг по велению левой пятки. Пусть почувствуют на себе, как это жить при капитализме, о благах которого все время вещают «голоса». Глядишь и ценить завоевания социализма. Потом опять же арендную плату можно будет начать снижать и хлоп! Все счастливы и танцуют. По схеме — как сделать человеку хорошо? Сначала сделать очень плохо, а потом вернуть как было. Однако такого авангардизма в деле наполнения бюджета мой экономический блок все же не оценил, так что пока просто решили начать квартиры продавать. В конце концов, не так уж мало имелось в стране людей, имеющих «на книжке» десять-двадцать-тридцать тысяч рублей. Я сам по своей семье помню, что при развале союза у моих деда с бабкой — из той, в смысле, первой жизни — сгорело суммарно около двадцати тысяч рублей. Тут моя семья была все же не показательной, потому что дед пятнадцать лет на металлургическом заводе начальником цеха отработал и даже без денег имел четырехкомнатную квартиру от государства, но в конце концов, почему бы и нет. Кроме того, было принято решение потратить часть валютных резервов запаса на импорт дорогих товаров из капиталистических стран, чтобы потом продавать их в «Березке» по завышенной в несколько раз цене, но в рублях. Да, в «Берёзках» с 1986 года теперь можно будет покупать товары за рубли, но с солидным «повышающим» коэффициентом опять же для изъятия у населения лишней денежной массы. Аудиосистемы, кухонное оборудование, бытовая техника, даже автомобили. Схема, мы ее в ГДР подсмотрели на самом деле, должна была работать так — покупаем, например, сто автомобилей Ягуар в Британии по цене 15 тысяч фунтов за штуку. Для сравнения, кстати, лады на островах продавались по 2500–3500 тысяч, а Нива — за 4000 с копейками, разрывающее мозг соотношение как для начала 21 века, за четыре рабоче-крестьянских Нивы взять один Ягуар премиум класса — не плохая сделка. Так вот берем ягуары и ставим на них ценник в 80 тысяч рублей. Обязательно же найдутся богатенькие и не сильно умные Буратины, которые захотят выделиться и показать всем, что он не простое серое быдло, а настоящая личность и индивидуальность. Заодно и ОБХСС наводку получит, впрочем, как оно получится на практике еще предстояло выяснить. — И на это собираемся ухнуть часть и так дефицитной валюты, — эта идея моему премьер-министру нравилась не слишком сильно. Он признавал, что существование нависающего над экономикой «инфляционного козырька» опасно для стабильности системы, но даже близко не представлял уровень опасности, поэтому некоторые решения приходилось буквально продавливать. Как приходилось продавливать и уменьшение статьи расходов на помощь «дружественным» режимам, куда уходило до пяти процентов государственного бюджета. Там опять же сложно подсчитать, но, если к прямой помощи прибавить всякие безнадежные кредиты, безвозмездное снабжение оружием всяких повстанцев и прочих чернокожих обезьян, а также дотационную торговлю со странами СЭВ, примерно к пяти процентам оно и будет подбираться. Пять процентов — это нихрена себе почти двадцать миллиардов рублей. Опять же в ноль срезать эту статью мне бы никто не позволил, — были подозрения что часть этого денежного потока оседает в карманах причастных работников иностранного отдела ЦК, но пытаться разворошить еще и этот гадючник я просто был не готов сейчас, — но определенные подвижки в плане уменьшения отдельных самых сомнительных расходов уже имели место. Финансирование американским, например, коммунистам я обрезал сразу, зато кое-какие несистемные европейские партии, выступающие для нас полезными идиотами, наоборот получили дополнительный источник дохода. Посмотрим, к чему это приведет. — Все как обычно, на работе о бабах, но отдыхе — о работе, — попытался разрядить обстановку Примаков, которого вопросы экономики не слишком интересовали по должности. — Когда это мы на работе о бабах разговаривали? — Вскинулся Егор Кузьмич, — да и что тут говорить, все женатые люди. Да и времени… Тут даже захочешь гульнуть, но когда? У тебя как с твоей? То, что у нас с Раисой все сложно, секретом большим среди «ответственных товарищей» не было. Впрочем, в подобном ключе жила половина советской верхушки: разводиться нельзя — урон репутации партии, вот и жили советские руководители с женами в формате соседства. Тот же Брежнев, например, при всей своей любвеобильности с супругой оставался в браке до самого конца. А с другой стороны, Лигачев прав, месяцами пропадаешь на работе по двенадцать часов в день, зачастую ночуешь прямо в Кремле, какая уж тут семейная жизнь. Раиса Максимовна же — судя по общим сведениям из будущего и по фактам вытащенным из памяти Горби — была женщиной властной, привыкшей, что муж ей уделяет внимание, потакает всяким мелким хотелкам, отзванивается с рабочего места по несколько раз в день. Естественно, случившиеся с ее мужем перемены Горбачёвой не могли понравится, а уж после того скандала, когда я на нее накричал, мы и вовсе стали мало пересекаться. Ночевать в разных комнатах и вот это вот все. Иногда она вовсе уезжала на городскую квартиру и жила там по несколько дней, но пока каждый раз возвращалась, впрочем, учитывая сложившиеся у нас почти «соседские» отношения, я бы ее ухода, наверное, и не заметил бы. — Плохо. Обиженная ходит. Просила меня за… Ну не важно за кого. С квартирой помочь. Я отказал. Как я могу говорить о борьбе с коррупцией если сам буду пользоваться своим положением, — говорить о таком было не приятно, но, с другой стороны, давно уже свербело как-то выплеснуть все что кипело внутри. — Покричали друг на друга… Ну и вообще… Не могу же я говорить своим товарищам по партии, что жена уже окончательно «одворянилась» и считает себя выше простых «пролетариев». Вот и приходилось немного «сглаживать углы». — Хорошо, что у моей родственников практически нет да и друзей не много, — хохотнул Рыжков. — Сидит дома, смотрит телевизор. Новая кулинарная программа — это просто магнит какой-то. Хорошо, что днем идет, а то вечером я бы вообще доступ к ящику не получил. И главное — рецепты смотрит, записывает, но не готовит, вот такой парадокс. — А моя уже неделю с кухни не вылезает, казалось бы, уже давно у нее это прошло, благо есть кому и приготовить и готовое заказать. Но нет, я уже задолбался есть эту рыбу, но вкусно, должен признать, этого не отнять, — буркнул Лигачев. — Сейчас полстраны рыбу ест, — поддакнул Примаков и впился зубами в кусок свиной шеи. Это была еще одна идея, связанная с телевидением. В СССР имелся определенный набор продуктов, с которым никогда не было большой проблемы, но которые при этом не слишком пользовались популярностью в народе. Казалось бы, ну нет мяса, возьми кусок рыбы — минтая того же или хека — сунь в духовку, ничем не хуже по вкусу, а с точки зрения еще и полезнее. Но нет, брикеты мороженной рыбы лежали на прилавках нередко полностью игнорируемые покупателем, а хек считался чуть ли не вообще кормовым. Для котов его брали и варили, а сами вроде как брезговали. Ну и для решения сразу двух проблем — трех, если считать отвлечение населения от других забот — на втором канале была запущена кулинарная передача, где специально отобранная женщина-повар на камеру демонстрировала приготовление тех или иных блюд. Такая новинка мгновенно приковала к экранам всю женскую половину населения, а рыба — именно блюдам из этого продукта были посвящены несколько первых выпусков — в мгновение ока стала хитом продаж. Ее буквально смели с полок, на время забыв про другие, более привычные, источники белка. Или, например те же «крабы» — крабовые консервы, которые были в СССР своеобразной мерой дефицита. В том плане, что их никто не брал и когда в магазине оставались «одни крабы» — значит все, дошли до ручки. При этом сами консервы-то были не так плохи, уверен в будущем они бы с легкостью нашли своего покупателя, им просто не хватало правильного маркетинга. Ну и «Едим дома» — так назвали кулинарную передачу — эту рекламу обеспечило. Рецепт крабового салата, в котором вместо палочек — те, как не трудно догадаться крабами только пахли, на самом деле состоя из молотой рыбы и ароматизатора — реально было мясо краба. И пошло, люди потянулись в магазины и начали брать консервы одновременно пополняя бюджет страны и снижая остроту дефицита товаров. В общем, идея оказалась просто гениальной по соотношению полезности выхлопа и затраченных на реализацию усилий. — Давайте, за успех предприятия, короче говоря, — еще раз чокнулись пивными бутылками. — А смотрели как вчера киевляне тблиссцев сделали? Красота же… Разговор свернул на околофутбольные темы, наконец позволив четырем мужчинам, находящимся на вершине властной пирамиды красной сверхдержавы, на некоторое время отвлечься от рабочих забот… Глава 19–1 Брежнев — человек и город 29 июля 1985 года; Брежнев, СССР КРАСНАЯ ЗВЕЗДА: Командующий ВВС СССР Маршал Авиации Ефимов Е. И. доложил об исполнении решения Политбюро ЦК КПСС касающегося создании пилотажной группы «Русские витязи» на истребителях Су-27 для участия в парадах и авиашоу. Это подчеркивает заботу партии о престиже советских ВВС и демонстрирует техническое превосходство СССР. Лётчики группы — лучшие из лучших, их мастерство станет примером для молодёжи. Решение также отражает миролюбивую политику СССР, направленную на укрепление международной безопасности. Советская авиация вновь подтверждает своё лидерство, идя вперёд под руководством Коммунистической партии. Из Москвы в Брежнев — который еще не так давно был Набережными Челнами и, возможно, скоро опять ими станет, поскольку переименование русских городов в честь современных политиков мне не нравилось совершенно, пусть вон в Прибалтике Брежнев будет, а у нас — Набережные челны — лететь всего полтора часа. Учитывая, что генсеку не нужно проходить всякие утомительные процедуры досмотра — их в эти времена вообще никому проходить особо не было нужно, что кстати наводило на определённые мысли по поводу необходимости обеспечения безопасности полетов — и приезжать в аэропорт за два часа до вылета, весь путь занимал чуть больше двух с половиной часов. Не за сигаретами в соседний ларек выйти, но тоже не особо значительное путешествие. Внизу проплывали леса, поля, разрезанные блестящими вьющимися лентами рек, ровными под линейку высаженными отрезками лесополос и почти незаметными с такой высоты нитками дорог. Где-то там внизу мелькали едва различимые крыши деревенских домиков, «кляксы» поселков побольше, чуть в стороне при желании можно было разглядеть «очертания» главных «мегаполисов» верхнего Поволжья — Нижнего Новгорода, а вернее Горького, уже полгода тут обитаю, а никак привыкнуть не могу, — и Казани. А еще гул двигателей. Вроде бы «борт №1», должен обеспечиваться максимальный комфорт и вот это вот все, однако гудят движки отчетливо громче, чем на тех самолетах, на которых мне доводилось летать в 21 веке. Летел я в город на Каме не просто так. У нас там было намечено большое совещание по автомобильной промышленности, где я по сложившейся традиции должен был толкнуть речугу, кое-кого наградить, а кое-кого — очень даже и наоборот. Впрочем, вот это вот «наоборот» уже вполне случилось двумя неделями ранее, когда нынешнего министра автомобильной промышленности арестовали прямо на рабочем месте. Официально — за коррупцию и взяточничество. Не официально — за полный провал всех усилий по постановке на производство новых моделей автомобилей, которое больше напоминало откровенный саботаж. — Товарищ Горбачев, вы что-то пить будете? — Надо мной, вырвав из глубокой задумчивости, склонилась миловидная стюардесса в форме специального летного отряда. Ничего такого, максимально строгая одежда, жакет, блузка, юбка, но отличная фигура девушки и хорошо подогнанная одежда, только подчеркивающая нужные округлости, неожиданно произвели на мой соскучившийся без женской ласки организм конкретно бодрящее действие. — Сок есть какой-нибудь? — Яблочный, виноградный, — улыбнулась девушка, став, кажется, еще красивее. — Яблочный пожалуйста. — Сейчас принесу, — кивнула стюардесса и уверенным шагами удалилась куда-то в сторону хвоста самолета, заставив меня обернуться и оценить ее сзади. Там тоже все было отлично. Эх завести бы какую-нибудь интрижечку, ни к чему не обязывающую, так ведь хрен получится сделать это незаметно. Когда на тебя каждый день направлены десятки глаз, хочешь-не-хочешь вынужден соблюдать какие-то рамки. А то вмиг судачить пойдут, еще до Раисы Максимовны слухи дойдут, не то, чтобы я всерьез собирался в дальнейшем налаживать с законной супругой отношения, но вот все возможные осложнения… И только ради того, чтобы потрахаться… Оно вроде как того и не стоило, а с другой стороны, вот посмотришь на корму такой вот стюардессы молоденькой — сколько ей там, тридцать где-то по виду — так и другие умозаключения в подкорку пробираются. Дернул головой, сбрасывая наваждение, и вновь нырнул мыслями в автомобильную тему. На первый взгляд автомобильная промышленность в СССР в эти годы находилась на своём историческом пике. Союз занимал 6-е место в мире по количеству произведенных автомобилей с показателем в 1,3 миллиона штук. Это только легковых, если прибавить сюда и прочий колесный транспорт — всякие грузовики и автобусы — то данный показатель и вовсе вырастет до 2.2 миллиона штук с почетным пятым местом в мире. Вот только, если посмотреть на модели, которые стояли на конвейерах основных заводов, то картина вмиг становится куда менее веселой. На АЗЛК до сих пор выпускался 412 москвич, история создания которого началась еще в конце пятидесятых, и закончилось производство которого в моей истории только в конце нулевых. Нихрена себе такая полувековая история одной модели. На ВАЗе выпускали «классику», которая в шестидесятых была отличным современным автомобилем, но в середине 1980-х уже успела прилично устареть. Еще была «Нива» — единственный более-менее современный советский автомобиль, которому «всего» восемь лет недавно исполнилось, и который пользовался спросом не только внутри страны, но и за границей, однако и он уже потихоньку начал попахивать нафталином, требуя модернизации. В Запорожье продолжали выпускать «лупоглазого». На ГАЗе все так же собирали 24-ю волгу, замена ее на 31-ю в массе своей тормозилась номенклатурой, которая не желала ездить с «быдлом» на одних и тех же автомобилях. Такая вот цветовая дифференциация штанов по-советски. Еще были ЛуАЗы — тот самый знаменитый «луноход», УАЗы и прочая более специализированная техника, но погоды она не делала, поэтому ее статистику упоминать не будем для ясности. В конце концов производимые на ЗИЛе для номенклатуры «баржи» совершенно точно не будут массовыми ни при каких условиях. Стюардесса принесла заказанный сок, слева внизу мелькнула широкая полоса Волги, самолет пошел на посадку. Приземлялись мы не в Брежневе, там подходящей полосы не было, обслуживающий всю местную агломерацию аэродром административно относился к Нижнекамску. Оттуда до родины КамАЗов еще предстояло ехать двадцать километров. Так вот насчет Полякова — бывшего министра автомобильной промышленности, а нынче подследственного. При нем процесс освоения новых моделей, если говорить откровенно, завис. У нас в стране имелась целая куча автомобильных КБ — фактически на каждом заводе имелось конструкторское бюро, которое занималось разработкой автомобилей с нуля. Причем, если посмотреть на все проектирующиеся автомобили этих лет, возникает резонное недоумение. ВАЗы линейки «Спутник», Иж «Орбита», Москвич «Святогор» и Запорожец «Таврия» похожи между собой как братья-близнецы, при этом фактически это были четыре набора абсолютно не взаимозаменяемых деталей. Зачем, а главное — нахрена? Кто там рассказывал о преимуществах плановой экономики? (Как говорится, найдите десять отличий) И самое главное, что на описываемый момент все четыре линейки автомобилей находились в разработке уже под сраку лет, и ни один из них не встал полноценно на конвейер. При Сталине Полякова бы не посадили, нет. Ему бы помазали лоб зелёнкой так быстро, что он и «мама» не успел бы сказать, и тут я с подходом железного грузина был солидарен. Ну должна же быть какая-то ответственность за свои действия? Колеса самолета мягко коснулись взлетки, двигатели с гулом ушли в реверс, еще спустя несколько минут мы уже подкатили левым боком к встречающей нас прямо на бетоне аэродрома делегации. Тут были все «лучшие» люди края включая директора КамАЗа, представителей местных партийных организаций и даже из краевой столицы приехал первый секретарь Татарской АССР. У меня имелись к нему отдельные вопросы по поводу происходящего в Казани с подростковыми бандами, но пока я этот вопрос поднимать не стал. Мы с Ивашутиным договорились, что пока глава ГРУ будет заниматься расследованием своими силами, я ничего трогать не буду. Чтобы не спугнуть. Не буду описывать все ритуалы, связанные со встречей, они каждый раз одни и те же, так что в этом просто нет смысла. Погрузились по машинам и двинули в сторону столицы производства грузовиков СССР. Вместе со мной в машине сидел новый министр автопромышленности Пугин Николай Андреевич. Как и в другой истории его на это место «повысили» с должности директора ГАЗа, там, правда, это произошло на год позже. Про Пугина никаких серьезных сведений моя память не сохранила, однако первое впечатление мужчина на меня произвел вполне положительное. Он был молод — всего 45 лет, на 25 лет младше предшественника — активен, напорист и на просьбу описать проблемы автомобильной отрасли СССР тут же, ни капли не пытаясь приукрасить ситуацию, выложил все, что я и хотел услышать. Черт его знает, какой из него будет министр, но в той истории — имея вокруг кризисный перестроечный Союз — он же как-то сумел пустить в серию сразу пачку новых моделей автомобилей. Тут я надеялся, с моей всемерной помощью он как минимум сможет не хуже. (Пугин Н. А.) — Ну что там? Ждут? — Трясутся, Михаил Сергеевич. Подсыкивают, я бы даже сказал. — Ну это дело такое, — я ухмыльнулся и сделал неопределенное движение рукой. — Иногда полезное. А то расслабились все, привыкли, что никто ни за что нихрена не отвечает. Забыли… «37-й год и Сталина», — хотел сказать я, но прикусил язык. Подобного юмора тут от меня не поймут, а к серьезным чисткам я пока еще не готов. Так что арест Полякова был таким себе пробным шаром, чтобы посмотреть, как на это отреагирует номенклатура. Пока большого потока ходоков не наблюдалась, ну я подстраховался, тиснул в «Правду» большую статью о состоянии автомобильной отрасли и ответственности за нее лично министра. Поскольку с машинами в СССР действительно было сложно, защищать проштрафившегося чиновника народ не торопился. Все ждали, что будет дальше, останется ли это единичным «уколом правосудия» или начнутся более широкие репрессии. Черная обкомовская волга в этот момент влетела колесом в выбоину на трассе, отчего нас весьма чувствительно тряхнуло. Я сдержался, а вот Пугин в полголоса выматерился. — Бога душу мать! Автомобили будем обсуждать, тут дороги… Только на КрАЗах и ездить. А еще лучше на танках… Поводом для сбора автомобильного совещания было решение Политбюро о переориентации строящегося в Елабуге предприятия с выпуска тракторов и комбайнов на выпуск автомобилей. В той истории Горби пришел к этой мысли только в 1988 году, пока то, пока се, пока придумал, какую машину ставить на конвейер, уже и страна развалилась. Потом там в Елабуге пытались делать — без особого успеха правда — «Оку», уже в нулевых и десятых собирали Фиаты и Форды потом вроде на китайцев перешли… Короче история у этого предприятия была долгая и не очень счастливая. Тут же решено было с самого начала все двигать в сторону автопроизводства, благо первый бетон залит был меньше года назад, и в прошедшие месяцы строители в основном занимались обустройством «нулевого уровня». Стоили инфраструктуру, тянули подъездные пути, ЛЭП, собирали дома для будущих работников. — По электричеству смотрели? Двух реакторов хватит или еще два придется строить? — Еще со времен строительства КамАЗа регион этот был стабильно энергодефицитный и даже планировавшееся — очень, кстати, спорное — строительство дополнительных ГЭС на Каме эту ситуацию исправить не могло. На помощь тут должен был прийти мирный атом, первые два блока Татарской АЭС уже готовились к строительству, там тоже, как и ЕлАЗЕ готовилась пока сопутствующая инфраструктура, строительство 3-го и 4-го ректоров пока только обсуждалось. — Боюсь, что не хватит, товарищ Горбачев. Учитывая целевые показатели, которые вы ставите… Новому министру я вкатил необходимость удвоения выпускаемых автомобилей в течение десяти лет. При том, что с запуском новых моделей вместо отработанных старых неизбежно произойдет просадка, сделать это будет не так-то и просто. Ну ничего это еще никто не знает, что есть у меня мысли Омский танковый под автомобильный перенастроить. Впрочем, пока у руля армии стоят нынешние руководители, сделать мне это совершенно точно не дадут, так с этим придется подождать. Да и потом еще нужно понять, стоящая это идея или бред сивой кобылы, вот так навскидку ответить на этот вопрос я был не готов. Прежде чем ехать на сам завод — у меня там была еще запланирована встреча с трудящимися и местным партактивом — я попросил сделать кугаля по городу. Брежнев оказался небольшим, но очень приятным на вид городком, построенным в типично советском стиле. Квадраты микрорайонов из панельных девятиэтажек, разрезанные широкими проспектами. В будущем самозванные «урбанисты» пытались втереть народу, что такая городская планировка якобы плохая, но лично я, пожив в разных городах, как необъятной, так и «дальнего зарубежья», все равно остался убеждённым фанатом именно позднесоветской системы. Когда у тебя все под рукой — и магазины, и места досуга. Всякие школы и садики буквально «во дворе», спортивные площадки опять же. И при этом много свободного места с зелеными насаждениями и просторными улицами. И уж, конечно, никому в эти времена даже в голову не придёт вкорячивать двадцатипятиэтажные свечки на любом свободном куске земли, про тесные бетонные человейники высотой в сорок этажей, где в окно не видно буквально ничего кроме стены дома напротив, и говорить нечего. Советским архитектором такое даже в страшном сне привидеться не могло бы. Ну а в свете июльского ласкового — не юга, поди, тут даже летом средние температуры в районе двадцати болтаются — солнышка и вот эти «страшные отвратительные совковые панельки-девятиэтажки» выглядели достаточно прилично. Просто они были не так давно построены и не успели обтрепаться. Глубокая мысль, на самом деле — можно построить что угодно, но, если потом сорок лет это никак не обслуживать, не ремонтировать и не приводить вовремя в порядок, оно по любому превратится в говно. — Вот еще что, Николай Андреевич, есть мысль, что увеличение количества автомобилей на улицах советских городов нужно учитывать заранее. Сейчас припаркованные у подъездов домов машины еще не стали проблемой, но если посмотреть на опыт западных стран, рано или поздно мы тоже с этим столкнемся, — выдал я новому министру еще одну крутившуюся в голове мысль, авторство которой мне хотелось бы «подарить» кому-то другому. — Я бы хотел чтобы вы подали записку на имя председателя по поводу необходимости включить в строительный план на 12 пятилетку строительство выделенных, возможно даже многоэтажных, парковочных площадок. — Парковочных площадок? — Не понял мою мысль Пугин. — Это действительно так актуально? — Давайте подсчитаем. У нас сейчас примерно 7 автомобилей на сто человек населения. Берем стандартный подъезд девятиэтажки — четыре квартиры на этаже, десять комнат суммарно. Пусть в каждой комнате по человеку живет, девяносто человек на подъезд или считай шесть автомобилей по имеющейся статистке. А есть ли для этих шести автомобилей место, кто-нибудь задумывался? А для двенадцати? Кто-то имеет место в гаражном кооперативе, кто-то оставляет свою «ласточку» в деревне, но для большинства самый простой выход — ставить машину просто у входа в дом. Производя каждую лишнюю машину мы воруем место у людей. При этом не производить автомобили — это очевидно не выход, поэтому и нужно задуматься о строительстве специализированных мест хранения личного транспорта заранее. Гаражные кооперативы мне не нравятся, они места много занимают, да вообще являются рассадником всякого… Приемлемым выходом мне кажется строительство отдельно стоящих зданий-парковок, с охраной и прочими достоинствами цивилизации. — Хорошо, — после небольшой паузы согласился с моими выводами министр. Очевидно строительство было не в его парафии, поэтому подавая наверх подобную записку он фактически ничем и не рисковал. — Этот вопрос действительно нужно обсудить более тщательно. Прокатились по городу, свернули в сторону находящегося чуть в стороне от жилых кварталов завода. Ну завод сам описывать — дело зряшное. Кто был хоть раз на территории завода-гиганта, тот сразу сможет себе представить обстановку, все подобные объекты похожи между собой как братья. Ангары, склады, торчащие вверх краны, коптящие в небо трубы, стоянки с техникой. Тут правда эти стоянки были заставлены только-только произведенными новенькими грузовиками, ждущими «покупателей», поэтому выглядели они не в пример наряднее, чем обычно. Попросил остановить у одного из встретившихся по дороге гастрономов, что вызвало явное волнение у местных властей. Глава 19–2 Некоторые вопросы советской торговли 29 июля 1985 года; Брежнев, СССР ПРАВДА: Трагическая гибель президента Йемена Али Насера Мухаммеда В результате трагической автомобильной аварии погиб выдающийся государственный и политический деятель, президент Народной Демократической Республики Йемен (НДРЙ) Али Насер Мухаммед. Советский Союз выражает глубокие соболезнования братскому народу Йемена, потерявшему своего верного сына и мудрого руководителя. Али Насер Мухаммед был настоящим другом Советского Союза, человеком, который внес огромный вклад в укрепление дружбы и сотрудничества между нашими странами. Его поддержка и активное участие в разработке Соглашения о совместной эксплуатации недр НДРЙ стали ярким примером стремления к взаимовыгодному сотрудничеству на благо народов СССР и Йемена. Несмотря на тяжелую утрату, советская сторона уверена, что это соглашение, имеющее стратегическое значение для обеих стран, будет успешно заключено и реализовано, как того хотел покойный президент. В эти трудные дни Йеменская Социалистическая Партия (ЙСП) приняла решение избрать новым генеральным секретарем Али Салема аль-Бейда, который продолжит дело, начатое Али Насером Мухаммедом. Советский Союз выражает уверенность в том, что под руководством нового генсека Йемен продолжит движение по пути социалистического развития, укрепления независимости и процветания. — Гастроном как гастроном, товарищ Горбачев, ничего интересного. — А вот сейчас и посмотрим, — бросив взгляд на часы, стрелки показывали пять, вечерний наплыв еще не начался, значит и товаров еще должно быть много, и мы никому не помешаем, я безапелляционно направился внутрь храма советской торговли. Увиденное не обрадовало. Нет, на самом деле все было далеко не так плохо, как рассказывали некоторые прекраснодушные разоблачители советского прошлого в оставшемся где-то там за гранью будущем. Во-первых, все глобально было не так плохо, как они рассказывали, а во-вторых, все же в 1985 году система еще работала более-менее сносно, это уже после 1987 она в разнос пошла. Впрочем, на взгляд человека будущего и в эти времена внутренности советских магазинов выглядели как минимум небогато. — Добрый день, товарищи, — поздоровался я с опешившими от визита высокого начальства работниками торговли, из подсобки тут же выскочил высокий худой мужчина с щеткой модных в эти времена усов на вытянутом лице и бросился к нам для «изъявления верноподданничества». Очевидно, в СССР это называлось по-другому, но мне в голову почему-то пришло именно такая ассоциация. — Продолжайте работать, не обращайте на нас внимания… Ну да, как же, пришлось еще пару раз гаркнуть на усатого, чтобы тот не лез под руку, все пытался провести «экскурсию» по своему откровенно небогатому хозяйству. — Тут у нас хлебный отдел, хлеб свежий, сегодняшний после обеда получили… Консервы разные, рыбные берут хорошо… Крабов нет, все разобрали, на следующей неделе завоз обещали новый… Из алкоголя столичная, вино два вида, портвейн. Пиво в бутылках… Полки гастронома вроде бы были заполнены товаром, но если присмотреться, то тех же консерв было всего полтора десятка видов. Тушняк, скумбрия, шпроты, не ставшие еще дефицитом. Печень трески и китовое мясо. Несколько видов овощных, пресловутый «завтрак туриста», жрать который можно было только от большой голодухи. Зеленый горошек в стеклянной банке. Что-то совсем местное, что я в других магазинах не видел и в прошлой жизни точно не встречал — «готовый суп рассольник». Даже интересно стало. С другой стороны — стоит вот на полке бутылка с кефиром — та самая с зеленой крышечкой — ну и нормально. Нет десятка конкурирующих между собой марок продукта, так они и не нужны покупателю, ему нужен товар, чтобы он был качественный и дешевый, а все остальные маркетинговые уловки типа красивой упаковки и стоящей длинноногой студентки, которая бы предлагала его попробовать посетителям, без этого, я уверен, мы как-нибудь проживем. С молочкой вообще в магазине оказалось хорошо. И кефир присутствовал, и ряженка, и сметана в эмалированном ведре в горошек с торчащим половником, и масло в виде здоровенного такого бруска, от которого продавщица отрезала куски и заворачивала в упаковочную бумагу. Все «эко» никакого вредного пластика, «зеленые» из будущего могли бы быть такой организацией торговли довольны. С вот этим вот развесным «изобилием», которое просто по природе своей становилось источником нарушений в торговле, я собирался бороться всеми силами. На 12 пятилетку у нас было заложено строительство — где-то полностью своими силами, а где-то и с покупкой отдельных линий за рубежом — сразу нескольких заводов по изготовлению упаковки для продовольственных товаров. Картонные и фольгированные пакеты, пластиковая тара, — пластик, конечно, зло, однако и представить себе будущее без него тоже было очевидно невозможно — просто бумажная фасовка для того же масла. Весовой товар — это во-первых медленно. Нужен продавец, чтобы выслушать заказ, отмерять и отрезать нужное количество, взвесить, упаковать, бумага там, веревочки — это все и формировало знаменитые очереди у прилавков. Ну а во-вторых, именно в этой категории формировались те самые, как сказали бы в будущем, «коррупционные риски». Большая часть нарушений в торговле так или иначе была связана с обманом по весу. Тут отрезал чуть меньше, там магнитик к весам прицепил, жидкий товар немного водой разбавил, к мешку с сахаром на ночь ведро воды поставил — глядишь за официальной зарплатой даже и обращаться в кассу смысла нет, кому эти копейки нужны. А вот если тот самый сахар-песок станет продаваться не на развес, а в отмерянной — двух-, пяти-, десяти — килограммовой таре, то «напитывать» его водой смысла уже не будет. В запечатанный пакет со сметаной не добавишь воды или молока, на отрубленном на заводе бруске масла невозможно обвесить. А уж как ускорится сам процесс продажи… Понятное дело работники торговли все равно найдут, как обмануть систему, но вот объемы этого обмана так или иначе будут по мере перехода на упакованный товар заметно сокращаться. Ну и торговые автоматы. После бума торговых автоматов при Хрущеве, когда открывались целые магазины автоматической торговли, к середине 1980-х этот процесс уже изрядно «подпротух». Реально массовыми были только автоматы по продаже воды, той самой, которая с газом и сиропом. Была у меня мысль вновь заняться этим направлением, тем более, что здесь имелась очевидная синергия с вышеупомянутым переходом на упакованный штучный товар, вот только, как подступиться к этому делу было пока не очень понятно. Попытка озадачить Министерство Торговли «в лоб» ожидаемо провалилась, там заниматься автоматами не желали, и всячески эту идею топили. Мол хлопот много, толку мало и опыт подобного рода у них сугубо отрицательный. Это не удивительно, в общем-то, зачем торгашам нужно направление, с которого поиметь ничего невозможно. Видимо, нужно создавать какой-то отдельный департамент «автоматической торговли», на который у профильного министерства тупо не будет влияния. Все это было чревато такими сложностями, что если честно тупо опускались руки. Возвращаясь к гастроному в городе Брежневе, молочный отдел был тут вполне на уровне, а вот прилавок с мясом не порадовал. Какие-то кости, обрезки под гордым именем «гуляш», одинокая курица такого экстерьера, что невольно в голове всплывали кадры из виденной когда-то кинохроники освобождения Освенцима и… Все. Нету больше мяса: кушайте, трудящиеся, макароны с зелёным горошком, какие там нормы по потреблению БЖУ для занимающегося физическим трудом человека? Есть мысль, что по белкам так добрать будет сложно. — А заверните мне баночку рассольника, супа вашего консервированного попробовать хочу, — повернулся к продавщице, которая сделала стойку за прилавком. После чего посмотрел на директора и ткнув в витрину пальцем спросил, — мясо где? — Так это, товарищ Горбачев, все что было разобрали, один гуляш остался. — Уел Галимович, — каждый раз обращаясь к первому секретарю Брежневского горкома с трудом сдерживал улыбку, вот уж имя отчество человеку досталось, специально придумывать будешь, забавнее не напишешь. Хотя может татарам и нормально, в конце концов у всех разные традиции, но для русского уха, тем более уха из 21 века имя звучало «интересно», — а чем это ты трудящихся кормишь? Это у тебя такое снабжение или местные «кадры» пропустили мимо ушей начало кампании по расчистке Авгиевых конюшен в торговле? — Разберёмся, товарищ Горбачев, — Хусаинов так посмотрел на директора магазина, что тот, кажется, даже стал ниже ростом, очевидно, ничего хорошего ему теперь не светило. Впрочем, нельзя не признать, имелись тут и объективные моменты, о которых глава горкома тут же начал говорить. — Третья норма снабжения у нас, при всем желании не пошикуешь. В целом, люди не голодают, но да, мясо очень быстро разбирают, как по телевиденью стали про рецепты из рыбы рассказывать, народ принялся лучше ее брать, стало чуть легче, но глобально проблемы есть. Регион у нас промышленный, и климат для сельского хозяйства не слишком пригодный, сами понимаете. От внешних поставок зависим сильно. — Забьемся, что, если сейчас обшманаем подсобку этого деятеля, найдем там много интересного? — Я при всех совершенно по-босяцки протянул Хусаинову открытую ладонь, на которую тот перевел взгляд, не скрывая полнейшего обалдевания на лице. — Сто процентов там и мяса несколько кусков нормального лежит «для своих» и еще черт знает что. — Я не… — Попытался было возразить оставшийся безымянным директор магазина, но я только шикнул на него, и он быстро увял. — Даже спорить не буду, — спустя несколько секунд «развис» глава города. — Только что делать, товарищ Горбачев? Ну уволю я этого, вообще всех директоров завтра уволить можно, так ведь следующие будут такими же. У этого хотя бы дело налажено, а кто вместо них будет — вообще не понятно, как бы хуже не стало. — Думать надо, думать, головой работать, а не шашкой махать, — я повернулся к прилавку, достал из кармана трешку и протянул дородной продавщице. Та аккуратно, двумя пальцами, взяла банкноту, сто процентов в кассу не положит, а себе заберет и потом будет всем знакомым хвастаться, — отсчитала мне рупь-тридцать мелочью, клацнула кассовым аппаратом и наколола чек на стоящий тут же штырь. От таких манипуляций у меня на душе аж потеплело, не часто доводится тут по магазинам ходить, сразу как будто в детство вернулся. Я отдал банку с рассольником прикрепленному, боюсь я ее правда больше не увижу, хрен мне охрана позволит жрать какую-то гадость непроверенную, у них свои задачи и приоритеты, и повернулся к Хусаинову, — вот у вас тут недалеко будут АЭС строится, четыре блока, видимо, в течении десяти лет. А это много относительно дешевого электричества, ставьте теплицы, в чем проблема? Чтобы фрукты и овощи прямо здесь выращивались и сразу на стол гражданам попадали. Огурцы, помидоры, можно круглый год выращивать, главное технологию отработать. Занимайтесь, на то вам от меня лично полнейшее благословение. — Даже не представляю, с какой стороны к этому делу подступиться, — пробормотал татарин. Явно никто ему раньше выращивать зимой помидоры под фитолампами не предлагал. — У нас вообще есть институты, которые такой тематикой занимаются? Нужно будет навести справки. Дело-то действительно полезное… — Изучите вопрос, — я кивнул, — у нас вокруг Москвы теплицы строятся активно еще с предолимпийских времен, грунтовые фрукты и овощи они, конечно, не заменят, но могут стать неплохим подспорьем в холодное время года… Ради справедливости — это я уже справки навел после возвращения в Москву, потому как знания в данном вопросе имелись более чем отрывочные — те тепличные хозяйства, которые строились в эти времена в СССР, они относились к «холодному» или «весеннем» типу и не предназначались для круглогодичной работы. Там высаживались растения ранней весной, когда на открытом грунте еще работать было нельзя, что давало двухмесячный выигрыш по времени, не более того. «Теплых» или «зимних» же теплиц в СССР практически не было. Тоже логично в некотором роде, в будущем Россия отнюдь не от хорошей жизни стала мировым лидером в данном направлении. Когда мы потеряли большую часть Причерноморья, Закавказье и Среднюю Азию с выращиванием овощей и фруктов очевидно появились проблемы. Ну не растут помидоры под Новосибирском зимой, хоть ты тресни. И весной не растут, и осенью не особо. Три-четыре месяца, а в остальное время сиди соленые ешь, нет это тоже вкусно местами, но свежие овощи — даже «пластиковые» тепличные — это очевидно не заменит. Была надежда, что после «деиндустриализации» отдельных южных республик там народ переключится на более стандартные и привычные для них сферы деятельности, после чего с фруктами и овощами станет резко легче, но и запасной вариант с теплицами тоже хотелось бы иметь на всякий случай. Короче говоря, история с зимними теплицам впоследствии получила продолжение, но нет смысла тут забегать наперед… Больше в этот день ничего интересного не случилось. Заскочил в заводской ДК, пообщался с рабочими завода, выслушал их просьбы и пожелания — в основном они как обычно касались проблем со снабжением — уверил, что Политбюро в курсе проблемы, что я сам был сегодня в местном магазине и все видел своими глазами. Пообещал, что меры принимаются, и скоро станет лучше. Заверил со всей доступной уверенностью, которую, к сожалению, сам в полной мере не испытывал. Глава 19–3 Автомобильная бездна 30 июля 1985 года; Брежнев, СССР СОВЕТСКАЯ РОССИЯ: Битва за Африку Советский Союз выражает твердую поддержку антиимпериалистическим устремлениям народа Буркина-Фасо в его справедливой борьбе против полуколониальной администрации Мали. В условиях, когда бывшие колонизаторы продолжают оказывать давление на свободолюбивые народы Африки, Буркина-Фасо под руководством социалистически настроенного президента Томаса Санкары демонстрирует пример мужества и стремления к подлинной независимости. Президент Санкара, верный идеалам социальной справедливости и антиимпериализма, ведет свой народ по пути освобождения от гнета бывших французских колонизаторов. Его решимость построить общество, свободное от эксплуатации и неравенства, заслуживает глубокого уважения и поддержки со стороны всех прогрессивных сил мира. Советский Союз готов оказать братскому народу Буркина-Фасо всестороннюю помощь — как в военной, так и в гражданской сфере. Богатые недра этого региона, включая запасы полезных ископаемых, могут стать надежным фундаментом для будущего процветания страны. СССР выражает готовность участвовать в справедливой и взаимовыгодной разработке этих ресурсов, чтобы обеспечить устойчивое развитие и улучшение жизни народа Буркина-Фасо. Само же совещание, вернее его первый день — все мероприятие было рассчитано чуть ли не на неделю, я правда не собирался торчать все это время в Брежневе, планировал только дать толчок в нужном направлении, а там глядишь и сами разберутся, не маленькие — было назначено на утро 30 июля. — Товарищи! — Открывающее слово предложили сказать мне, и я в общем-то не отказался, мне было что высказать нашим автомобилестроителям. — Рад всех здесь приветствовать и всех здесь видеть. По автомобилестроению накопилось огромное количество вопросов, которые уже давно нужно было решать, далеко не все их приятно озвучивать, тем не менее именного этого требует наша коммунистическая сознательность. Однако, прежде чем обсуждать проблемы, предлагаю справиться с приятной работой. Нужно придумать название для будущих автомобилей не существующего еще завода в Елабуге. Мне представляется неправильным, что выпускаемые в СССР автомобили носят названия своих заводов. Ну во-первых, это обезличивает модели, а во-вторых, мы же на экспорт их продаем, а западникам разобраться в наших «АЗах» бывает порой достаточно сложно. Вот для ВАЗа придумали экспортное имя «Лада», АЗЛК очевидно как был «Москвичом», так и останется уже не изменишь, все привыкли. Но и для машин с ЕлАЗа нужно собственное имя. Давайте его прямо сейчас коллективно и придумаем, нужно что-то короткое в четыре-пять букв, без шипящих желательно, и в идеале так, чтобы написание латиницей и кириллицей полностью совпадало. — «Кама», — тут же выкрикнул кто-то из зала. — «Кама» хорошо, — кивнул я, сам о таком названии думал, оно все же максимально очевидно. — Но уже есть велосипеды такие. Вроде как не очень хорошо машину велосипедом обзывать. Предлагаю оставить это название прозапас, а пока — подумать еще. Опять же не обязательно, чтобы это было определенное имеющее конкретное значение слово. Оно может ничего не означать, просто красиво звучать. В итоге собравшиеся в зале специалисты автомобильной сферы за десять минут накидали дюжину относительно приличных вариантов, по которым потом договорились провести открытое голосование. Как народ выберет, так и назовем. — Ну а теперь давайте перейдем к менее приятным делам, товарищи, — я открыл лежащую передо мной папку и приготовился «раздавать слонов». — За прошедшие после появления «Нивы» годы в нашей стране на конвейер не встала ни одна принципиально новая модель автомобиля. Все попытки обновить модельный ряд стабильно проваливались, граждане вынуждены довольствоваться машинами, которые разрабатывались чуть ли не тридцать лет назад. Наверное не нужно объяснять, что эта ситуация неприемлема. Опять же ради справедливости в данной ситуации далеко не только производственники виноваты были, хотя они тоже постоянно проваливали ОКР, выпускали «сырые» прототипы и вообще порой вели себя странно. Другое дело, что вся концепция существования страны не предполагала массовой автомобилизации населения. Ставка в СССР всегда делалась на общественный транспорт, который по сравнению с зарубежными аналогами действительно был неплох, а автомобили, тем более личные, тут нужны были исключительно чтобы не отставать критически от капиталистических конкурентов в качестве жизни, чего Союз не мог себе позволить с точки зрения идеологии. Если бы «за забором» не было других стран, где с машинами проблем не имелось, уверен у нас бы вопрос автомобилизации не поднимали бы еще очень долго. Плюс в руководстве Союза так за все время и не нашлось большого любителя автомобилей, который бы потащил эту тему вперед на собственном энтузиазме. Я, кстати, к «железным коням» тоже всегда относился чисто утилитарно, без восторга, предпочитая по городу передвигаться на метро или такси, а автомобиль используя только при выездах на более дальние дистанции или для транспортировки более габаритных грузов чем собственная пятая точка. Другое дело, что глупо равнять всех по себе, были у нас в стране и энтузиасты автомобильного дела, что же теперь на их желания и потребности болт положить что ли? Да и имелось понимание насыщения страны товарами для стабилизации экономической ситуации, так что лишний миллион автомобилей тут мог сыграть вполне существенную роль. Ну а дальше — если возвращаться от размышлений о великом к суровой действительности — пошли выступления уже непосредственно специалистов, растянувшиеся на долгие и долгие часы… Была поднята сразу целая кипа вопросов, начиная от не всегда качественного металла, который, как оказалось, поставляли советские металлургические комбинаты на автомобильные производства — «автомобилисты» отмечали, что штамповать кузовные детали из немецкого или шведского металла проще, и брака в итоге выходит меньше, — недоведенных двигателей, с которыми у нас тоже имелись проблемы и заканчивая вопросами экстерьера нового модельного ряда. На второй день я не выдержал и поставил вопрос ребром об упразднении многочисленных заводских КБ, а вернее об объединении их в одну структуру. А то получается какая-то хрень, в каждом городе ведутся собственные разработки, а автомобили как были кривые-косые и не интересные никому на внешних рынках, так и остаются. Внес предложение о максимальной унификации узлов и деталей, в идеале автогиганты вообще не должны производить большую часть оборудования на своей территории. В конце концов, что мешает открыть завод условно «автомобильных генераторов», который будет производить номенклатуру, закрывающую потребности всех автопроизводителей Союза? А на месте из таких вот кирпичиков только собирать машины и проводить предпродажную подготовку. Короче говоря, идея заключалась в уходе от автономных производств к максимальной интеграции и взаимозаменяемости. Очевидно, далеко не всем это понравилось. И если запорожцы и ижевцы в целом без восторга, но были согласны на роль второго плана, то вот между представителями ГАЗа, — особенно с учетом того, что новый министр был как раз из Горького — АЗЛК и ВАЗа прямо на месте развернулась серьезная борьба за лидерство. А еще двигатели… С двигателями в СССР все было сложно, особенно с дизельными, ту же КамАЗовскую линейку если брать, сколько ее там делали? Чуть ли не десять лет пилили восьмерку V-образную, а «шестерку» и «десятку» в итоге вовсе не осилили. Несмотря даже не военный заказ. У меня в итоге появилась даже мысль тупо купить двигатели, подходящие где-то за границей. В конце концов как раз в эти времена производятся знаменитые вольвовские и ваговские двигатели-миллионники. Впрочем, Вольвовский «В 20» уже, наверное, староват, зато можно в сторону японцев посмотреть, может там что-то получится выхватить… Однако меня заверили, что советские конструкторы справятся сами. С другой стороны — почему бы и не справиться, если перекинуть в автомобильную отрасль часть средств, широким потоком идущих на военку, и прикрутить краник бесконечных желаний наших армейцев… Нужно менять мышление у людей. В СССР строили что-то для армии, а потом на этих деталях пытались с минимальной переделкой собрать аналогичное изделие для гражданского рынка. Получалось обычно дорого и криво, потому что слишком разные задачи. Ну ведь очевидно, что из бомбардировщика Ту-95 не получится сделать хороший пассажирский самолет, очевидно же. Но нет, ОКР провели, средства освоили, три десятка машин собрали, поняли, что гавно вышло и плюнули. А отвечать кто будет за просранные средства? И я бы понял, случись это при капитализме — откат, распил, подмазали кого нужно, поделились прибылями, так ведь нет. Чистая незамутненная, рафинированная бесхозяйственность. Очень по-советски. В конце второго дня совещания перед тем, как покинуть этот шабаш, мне вновь дали слово. Тут нужно сделать оговорку, что вся эта говорильня меня уже изрядно достала к этому моменту, что вылилось в накатившее тяжелой волной отвратительное настроение. А еще я плохо спал ночью, в местной гостинице, которая была отнюдь не пяти звезд по уровню комфорта, мне, конечно, выделили самый лучший номер, но даже он какими-то излишествами похвастаться не мог. Плюс меня все же уговорили прошлым вечером хряпнуть с местным начальством парую рюмок «беленькой», чего я не делал уже достаточно давно, и теперь организм мне высказывал свое «фе», все эти факты вылились в плохой сон и общую раздражительность. И, когда в своей речи я поставил задачу заводчанам полноценно запустить новые модели на конвейере до конца 1986 года, а новому заводу в Елабуге выдать первую продукцию в 1988, и кто-то из зала крикнул мол «и раньше сможем», да еще и сидящий в президиуме Талгат Абдулин, руководящий стройкой будущего ЕлАЗа — директора у завода пока не было, поскольку и завод на этом этапе был более воображаемой конструкцией, чем реальным объектом, — тут же отреагировал и, вклинившись, начал что-то говорить про «социалистические обязательства» и желание закончить стройку раньше планируемых сроков, в стиле «пятилетку в три года», все это уже выбесило меня окончательно. Не сдержался, каюсь, но так уже достали эти все прожектеры, которым только языком ляпать туда-суда, а как до дела доходит так… — Какие нахрен социалистические обязательства, товарищ Абдулин? Что вы мне тут втираете? У нас есть план, утвержденный Правительством, по нему на стройку выделяются ресурсы. Вы хотите бетон сверх плана из воздуха достать или может качеством пожертвуете? Песочку побольше к цементу примешаете, чтобы объем дать сверхплановый? Или может с других строек «украдете»? Действительно, зачем строить дома трудящимся, они и в общежитиях поживут, а такие излишества как магазины и места досуга — вообще буржуазный пережиток прошлого, рабочий должен трудится от восхода до заката, так чтобы о бытовой неустроенности сил думать не оставалось, так что ли? Вы мне вот это дерьмо тут прекращайте! — Я прихлопнул открытой ладонью по кафедре, за которой стоял и, кажется, от этого хлопка подпрыгнула половина сидящих в зале автомобильных специалистов. — Они, блядь, машину не могут на конвейер поставить десять лет ни одну новую, а тут собираются повышенные обязательства на себя брать. Хорошо, берите, но, если провалите их, уедете кайлом махать за полярный круг. У нас каторги уже нет в стране, но лично ради вас организуем одну. Ну что согласны? На пожелавшего высунуться чиновника, к которому оказался обращен мой спич, страшно было смотреть. Его лицо налилось краснотой, взгляд начал бешено прыгать по сидящим рядом коллегам, как будто ища у них помощи, однако товарищи, отлично чувствуя момент, начали явственно отодвигаться от вызвавшего высочайшее неудовольствие чиновника. Это выглядело даже немного странно, вроде бы никто явно не шевелился, однако вокруг Абдулина уже через несколько секунд образовалось такое себе свободное пространство — полоса отчуждения. — Пожалуй, что и откажусь, — из последних сил попытался как-то свести в шутку татарин. Я же тем временем уже мысленно корил себя за свою несдержанность. Ну сколько можно, одно и тоже каждый раз, ведь можно промолчать, поулыбаться а потом сделать втык в частном порядке? Можно! Ну так зачем ты дубина такая свои эмоции негативные людям в лицо суешь, ну не пятнадцать же тебе лет. А с другой стороны, в той истории все постоянно улыбались, делали вид, что проблем нет, и до чего докатились. Может и не помешает людям встряска хорошая, глядишь от пары матерных слов — благо не на камеру, а то бы совсем не красиво было — еще никто не умер… — Вот видите, это разумное решение, — я вновь повернулся к залу. — Хочу предупредить всех ответственных товарищей. Сложившаяся за последние годы система меня не устраивает кардинально. У нас куча КБ, в которых десятилетиями сидят люди, что-то разрабатывают, а мы как производили «классику» еще итальянцами нам постеленную на конвейер, так и производим. И не надо мне про модельный ряд рассказывать, чтобы крашеную решетку радиатора на хромированную поменять столько инженеров не нужно. С сегодняшнего дня все будет по-другому в том числе и в плане персональной ответственности. Бывший министр Поляков тут мне соврать не даст! За срыв сроков, за срыв плана, за просадки по качеству и брак будут отвечать конкретные люди. С другой стороны, я могу пообещать заводчанам и с приютившего нас КамАЗа, и с будущего ЕлАЗа, и с других автозаводов, что именно им пойдут первые машины новых серий. Больше всего «Спутников» будет кататься не по Москве, а по Тольятти, Горькому, Брежневу, Запорожью и Елабуге. Вы дадите стране лучшее, страна даст лучшее вам. Вот вам мое на то слово. Зал отреагировал на мои слова бурными аплодисментами, у не знаю на сколько они реально были искренними. По результатам совещания были приняты следующие кардинальные решения. Очень многим они не понравились, однако во всяком случае это уже было похоже на некий структурированный плановый подход к экономике. Во-первых, все экспериментальные однотипные модели, которые являлись прямыми аналогами друг друга отправлялись на свалку. В Запорожье, Ижевске, Москве и Тольятти теперь до конца 1986, года должны были встать на конвейер однотипные и полностью взаимозаменяемые по агрегатам «Спутники». Те самые «восьмерки» и «девятки», которые «зубило». К ним же ставилась задача разработать на той же платформе и с максимальным использованием уже производящихся узлов «Спутник» в формфакторе седан, универсал и легковой фургон. Помнится ЗАЗовский «каблук» пользовался у всяких местных предпринимателей немалым спросом. Так же ВАЗ продолжал производить «Ниву» и готовил ее модернизацию с тем, чтобы с запуском завода в Елабуге полностью отдать эту модель туда. На базе Нивы-2 — лично я возлагал на эту модель огромные надежды, видя в ней будущий советский кроссовер-паркетник, который грозил стать настоящим хитом продаж — кроме того планировалось запустить удлиненный пятидверный вариант и Ниву-пикап. Третьей легковой платформой, становилась микролитражная «Ока». Все попытки продавить запуск этой машинки на мощностях ВАЗа, КамАЗа или существующего еще только в проекте ЕлАЗа я срезал без всяких сомнений. Ну не умеем мы делать одновременно сразу много дел в СССР. Предложи выпускать параллельно пять моделей — не дойдет до стадии реализации ни одна. Да, это недостаток нашей экономики, и нет смысла посыпать голову пеплом, просто нужно концентрироваться на преимуществах. Один завод — одна модель и все, сразу дело пойдет. Ну во всяком случае я на это очень надеялся. «Оку» решили отдать на Луцкий и Серпуховский заводы. Луцкий «луноход», очевидно, устарел, — там предстояло еще с армейцами пободаться, под которых изначально эта машинка и производилась как эвакотранспорт поля боя, — СеАЗ и вовсе выпускал всякую дичь типа мотоколясок-инвалидок, родом откуда-то из 1950-х, все это нужно было снимать с конвейера и ставить туда что-то более адекватное. Вот «Ока» и должна была стать таким заменителем, на ее основе кстати потом тоже сделали — с минимальными переделками по салону и агрегатам — специализированный транспорт для людей с ограниченными возможностями, так что тут мы тоже ничего не потеряли фактически. Четвертой платформой была «Волга». Все вот эти ограничения на производство машин, и давление на заводчан, чтобы они собирали поменьше новых 31-х, а вместо них клепали старые 24-е, я лично отмел и предложил всем недовольным обращаться в Кремль за разъяснениями. Ну ведь это бред же… Решили, что 24-ую до конца года будут снимать с конвейера и полноценно ставить на ее место 31-ую уже без всяких ограничений. Более того я дал задание начать работу над новой платформой — все же 31-ая не была самостоятельной моделью, а являлась только глубокой модернизацией 24-ой — с тем, чтобы на ее базе в последующем выпускать минивэны и микроавтобусы. Первые явно нужны были большим и многодетным семьям в СССР — благо таких все еще имелось не мало — вторые и вовсе использовались повсеместно. Те же РАФы именно на ГАЗовской платформе производились. Кроме того, обсудили возможность — уже правда в будущем на базе новой платформы — запустить полноценную линейку «Волги» универсала и пикапа. Насчёт второго не уверен, но первый совершенно точно будет пользоваться спросом. Плюс — уже вне обсуждения легкового транспорта благословил ребят из Горького на создание чего-то типа будущей ГАЗели, тоже полезная платформа, почему бы не начать ее выпускать. Ну и последней легковой платформой, которая должна был сохранится в производстве после затеянной мною масштабной перетасовки, стал УАЗовский «козлик». Вернее то, что должно было прийти ему на замену, поскольку нынешний 469 уже тоже явно не отвечал запросам времени. И опять же тут предполагалась целая линейка максимально унифицированных машин включая пикап, микроавтобус — прощай вечная «буханка», в этом мире анекдоты про тебя и твою идеальность не будут актуальными спустя сорок лет — и даже микротонажный грузовичок формата «три четверти» Теоретически в эти пять универсальных платформ должны были «поместиться» все планируемые два с половиной миллиона легковых автомобилей, которые мы наметили себе выпускать к началу 1990-х. А там глядишь уже и «десятая» серия пойдет, совсем другой у машин будет и экстерьер и начинка, можно надеяться, если Союз не развалится, лет через 15 сможем наконец вытащить свое автомобилестроение на полноценный мировой уровень. Все остальные модели — «классику», всякие москвичи, ижи, луноходы и прочие там запорожцы — планировалось полностью снять с производства до конца 1986 года. Впрочем, как оно получится на самом деле, было конечно же отсюда из 1985-го совершенно не понятно. С одной стороны это вызывало тревогу, просадка при смене моделей на конвейере была неминуема, с другой — я разобравшись с этим направлением испытал настоящее облегчение. Как будто скинул с плеч несколько старых обветшалых плащей, которые уже не защищали ни от холода, ни от дождя, а только в ногах путались. Такая вот пришла в голову аналогия. Глава 20–1 Больничный 5 августа 1985 года; Москва, СССР ПИОНЕРСКАЯ ПРАВДА: «Мир» открывает новую страницу в истории мировой фантастики! Дорогие товарищи! Издательство «Мир» с гордостью сообщает о запуске новой серии, посвящённой шедеврам мировой фантастической литературы. В рамках серии выйдут произведения, которые уже стали классикой жанра и вдохновляют читателей по всему свету. Однако спешите подписаться! Тираж каждой книги ограничен всего 200 тысячами экземпляров. Учитывая огромный интерес советских читателей к фантастике, книги могут разойтись мгновенно. Не упустите шанс пополнить свою библиотеку изданиями, которые станут настоящим украшением любой книжной полки. Подписка уже открыта! Обращайтесь в отделы подписных изданий книжных магазинов в вашем городе. Помните: фантастика — это не просто мечта о будущем, это шаг к нему! Вернулся из Брежнева, — купленный за свои кровные суп я, конечно, так назад и не получил, а жаль — до конца недели успел еще встретиться с делегацией парламентариев из Франции. Французы несмотря на «секретность» как-то узнали о наших с Аньелли предварительных договоренностях и прискакали в СССР провентилировать вопрос насчет возможного переноса к нам и другого трудоемкого и ресурсоемкого производства. Я пока не стал отвечать ни «да» ни «нет», позиций в ряде товаров народного потребления, которые нуждались в дополнительном подкреплении, имелось у нас много, но хотелось бы конечно сначала запустить первый пилотный проект, а потом уже масштабировать его дальше. В первую очередь с точки зрения идеологии — далеко не всем в ЦК нравилась идея «сдавать советских рабочих» в «рабство». В пятницу успел еще встретиться с председателем Коммунистической партии Португалии Куньялом. Португалия была одной из немногих стран Европы, где коммунисты не только регулярно попадали в праламент страны, но при этом и сохраняли относительно просоветскую Марксистско-Ленинскую платформу. В отличие от тех же коммунистов Франции, например, от которых нам в Союзе было пользы примерно нисколько. (Алвару Куньял) Обсудили с португальцем варианты сотрудничества, он, видимо, тоже прознав про наш с итальянцами эксперимент, предложил привлечь настроенных к коммунистическому движению позитивно предпринимателей из Португалии к подобного рода сотрудничеству. Я со своей стороны авансировал португальцу кое-какие дополнительные средства под ожидавшиеся в октябре внеочередные выборы в парламент Португалии. Короче говоря — на этом фронте шла нормальная работа, сказал бы кто Куньялу, что через пять лет Союз может развалиться, он бы, наверное, очень удивился. На выходных снова собрались мужиками пожарить шашлыки и попить пива — посидели хорошо, даже местами слишком. То, что слишком, стало понятно, впрочем, уже чуть погодя… На следующий день — это был понедельник, сам по себе день непростой даже без дополнительных отягощений — я проснулся и понял, что сегодня никуда не поеду. Прошлым вечером мы с мужиками засиделись до поздней ночи и явно переборщили. Причем по всем параметрам: мой не привыкший к алкогольным интоксикациям организм явно выражал протест, голова гудела, во рту как будто кошки насрали, а содержимое желудка опасно подтягивалось к горлу при малейшем движении. В общем — классическое такое похмелье, отягощённое еще и очевидной простудой. Как можно простудиться в августе, когда даже ночью температура воздуха не опускается меньше 10–12 градусов — это отдельный вопрос, но забитый нос и «подозрительные» ощущения в горле недвусмысленно намекали на то, что здоровье генерального секретаря «вышло из чата». Раиса Максимовна что-то буркнула про алкашей и, даже не пытаясь проявить сочувствие или заботу, отправилась на работу. У нее по понедельникам в институте были пары, и она явно не собиралась пропускать работу из-за такой мелочи как похмельное недомогание супруга. С другой стороны иного я от нее уже не ждал, отношения наши всего за каких-то пять месяцев скатились до состояния вынужденного сожительства, обоим было понятно, что вернуть все «как было» уже не получится. Скандалов Раиса мне не устраивала, спасибо и на том, порой на несколько дней переезжая на нашу Московскую квартиру а потом возвращаясь обратно для соблюдения правильного, так сказать, благопристойного внешнего облика советской семьи. В общем, женщина только посоветовала никуда не ездить, взять больничный, после чего хлопнула дверью и была такова. Ну а я, собственно, так и сделал: отзвонился в Кремль, сказал, чтобы меня не ждали. Там тут же подняли переполох. Не удивительно, за полгода со времени избрания на должность генсека я не пропустил ни одного рабочего дня и в среднем работал по 60 часов в неделю. Понятно, Болдин подумал, что я тут при смерти, наверное, лежу. Через полчаса прилетела машина из Кремлевки. С мигалками и прочей иллюминацией, послушали меня повертели со всех сторон, похмыкали насчет переоценки собственных сил в деле борьбы с алкоголем, поставили капельницу, дали каких-то таблеток. Сразу стало легче, жаль, что простуду вот так же быстро вылечить невозможно, теперь буду три дня ходить носом шмыгать, да платки грязные менять. — И все же советую вам сегодня отлежаться, — померяв на всякий случай давление — 120 на 80 как у молодого, можно гордиться, не зря бегал по вечерам — дал последние наставления молодой дежурный врач. — Лучше дома день провести, чем потом неделю на ногах болезнь переносить. Считайте это официальной врачебной рекомендацией. — А я и не собирался никуда ехать, воспользуюсь ситуацией, выходной себе устрою. Еще через некоторое время я остался предоставлен сам себе. Налил себе чаю, включил ящик. По первому каналу шел обзор международных новостей, в очередной раз вспоминали «Ирангейт» штатовкий, потом съехали на тему продолжающейся войны между Ираком и Ираном. На прошлой неделе в Тегеран ушла первая партия противокорабельных ракет, два батальона по 15 пусковых установок. Комплекс «Редут» вооруженный ракетой П35 был 1960-х годов разработки, и к этим временам уже изрядно устарел, вовсю шел процесс замены его самым современным «Прогрессом», ну а снятые с вооружения пусковые мы по сходной цене предложили Ирану — не напрямую конечно, а через Йемен в виде прокладки — вместе с приличным запасом самих боеприпасов. Очевидно Персы найдут, куда пристроить ракеты, там в заливе вовсю разворачивалась танкерная война, подкинуть дровишек в этот костер виделось совсем не лишним. Плюс имелась у меня в памяти информация — правда очень отрывочная, никогда не интересовался особо этим моментом — насчет столкновений Ирана и США в 1988 году. Когда американцы в прямом бою потопили иранский фрегат, а попытки ответа с помощью американских же ракет «Гарпун» полностью провалились. Ну вот и имелась у меня надежда, что наши птички справятся с поставленной задачей лучше. Переключил на вторую программу, там шла кулинарная передача, какая-то женщина бальзаковского возраста увлеченно резала овощи. В конце августа телевизионщики обещали наконец запустить четвертую программу, и тогда все подобные развлекательные шоу должны были уехать туда, оставив на второй всякие концерты и прочую «культуру». Мы активно шли в сторону специализации каналов и всего за несколько месяцев сделали для развития телевидения больше, чем за два десятилетия до этого. Более того при детальном изучении наличных резервов, оказалось, что и оборудование для пятой программы у нас в общем-то в наличии имеется. Для запуска пятого канала решили использовать технику резервной телестудии Министерства Обороны, которая изначально предназначалась для работы в случае большой войны. Чисто советский подход, вместо того, чтобы сделать качественный продукт здесь и сейчас, улучшить жизнь народа, решить сразу несколько проблем, просто потратить средства и сложить технику «на всякий случай». «Шоб було». В общем, несмотря на протесты военных, найденное богатство мы передали телевизионщикам и те его сейчас активно осваивали. Так что глядишь еще через полгодика у нас и пятый общесоюзный канал появится. На третьем канале шел какой-то фильм. Черт его знает, какой, совершенно точно в прошлой жизни его не видел. Что характерно, про больницу, можно сказать, в тему попали. Мысль неожиданно перескочила на медицинскую тему. А на дворе ведь 1985 год, в Америке начинает свое победное шествие СПИД, через пять лет от него Фредди умрет. Скоро и в Союз приедет, тут как ни закрывайся, а от этой заразы полностью уберечься не выйдет. Начать наконец массовую продажу и раздачу презервативов? Так ведь рождаемость упадет, она и так в европейской части страны уже далеко не блестящая. Нужно Минздрав накрутить по поводу стерилизации инструментов, помнится была какая-то паршивая история с массовым заражением детей в Элисте. Даже смешно — хотя скорее грустно — об этом говорить, двадцатый век потихоньку к концу подходит, а у нас врачи с правилами асептики и антисептики не знакомы, мрак и ужас. Как минимум нужно ввести анализ на ВИЧ/СПИД в программу диспансеризации населения. Лечить это пока мы не сможем, но можем — пользуясь преимуществами советской плановой медицины — хотя бы вовремя это дело выявлять. Брать анализы у всех, кто въезжает в страну… Хотя бы у моряков, им же и презервативы выдавать бесплатно. Я невольно поморщился, «резиновые изделия №2» в СССР были просто отвратительного качества. Из толстой резины, присыпанные тальком, чтобы не слипались. Какая там смазка, что вы? Это капиталистическое излишество, настоящий коммунист может прямо по абразиву пихать, да… Их как будто специально делали так, чтобы народ поменьше резинками пользовался. «Спасибо советским презервативам, что мы есть», — ходила в эти времена общеизвестная хохма. Под эти размышления и тихий бубнеж ящика я, завернувшись в плед, мягко провалился в сон. Возвращение в реальный мир из царства морфея оказалось у меня однако далеко не столь приятным. Я даже не сразу понял, из-за чего, собственно, проснулся, голова была такой пустой, что аж гудела, носоглотка распухла и забилась соплями, а рот пересох из-за невозможности дышать носом. Понадобилось несколько секунд, чтобы осознать свое положение в пространстве и сообразить, что это трели телефона вырвали меня из сна. Откинул плед, с тихим матом поднялся с дивана, подошел к телефону, поднял трубку. — Горбачев у аппарата! — Попытался добавить в голос бодрости, но кажется получилось не очень хорошо. — Маршал Соколов беспокоит. Михаил Сергеевич, прошу прощения, что беспокою, но у нас ЧП, — на той стороне телефона прорезался голос министра обороны. Сердце предательски кольнуло, а мозг попытался за полсекунды угадать, что же могло произойти такого, чтобы дергать генсека на больничном. — Что случилось? — Радиационная авария на подводной лодке. С пожаром и жертвами. — На Дальнем Востоке? — Все еще паршиво соображая переспросил я, — почему сегодня… Вот блядь! — Да, там, — в голосе собеседника послышалось удивление насчет моей информированности, ну и вопрос насчет сегодня был странным сам по себе. Впрочем, Соколов понял его по своему, тут же принявшись объяснять, что именно на понедельник там запланировали перегрузку топлива, в ходе которой все и произошло. Я бросил взгляд на часы на руке. Двадцать минут четвертого, да уж, поболеть мне не дали. — Жду вас с докладом в Кремле на 19.00, будем разбираться… — Финализировал я короткую беседу и повесил трубку и высказал пустой стене напротив все что я дума об этой ситуации. — Сука! Сука-сука-сука-сука! Сука! Тут же телефон зазвонил еще раз. Теперь уже Болдин сообщил мне, что машину за мной выслал, она приедет через пятнадцать минут. Поблагодарил помощника и попытался собрать мозги в кучу. Что произошло, и как оно вообще могло произойти. О радиационной аварии в бухте Чажма я естественно помнил, как помнил я и о том, что произойти она должна была отнюдь не 5 августа, а на пять дней позже. План по предотвращению аварии у меня был совершенно тупейший, за день до предполагаемой аварии я собирался позвонить командиру дивизии подводных лодок и хорошенько его накрутить по поводу радиационной безопасности. Как бы способ достаточно сомнительный, но ничего умнее я придумать просто не смог. Ну не будешь же летать по всему Союзу и отдергивать собирающихся сделать какую-то глупость людей. Так никакой жизни не хватит, про решение более глобальных проблем общего характера при такой работе «суперменом» и вовсе придется забыть. Вот и приходилось изобретать более простые способы ликвидации не случившихся еще аварий. Однако в этот раз что-то произошло, видимо волны от моей деятельности докатились уже и на противоположную от Москвы сторону страны и как-то повлияли на график замены топлива на подводной лодке. Может она на дежурстве находилась дольше из-за более напряженных отношений между США и СССР, а может запущенная мною кампания по повышению радиационной безопасности на потенциально опасных объектах так сыграла в обратную сторону, но… Получилось как получилось. Быстро принял горячий душ, попытавшись «смыть» с себя если не болезнь, то хотя бы ее следы, переоделся в рабочий костюм и залез в уже ждущую меня перед домом машину. Пока ехали в сторону Москвы неожиданно навалилась какая-то апатия. Тяжелой неотвратимостью накатил тот самый пресловутый вопрос «зачем?». Зачем я барахтаюсь и пытаюсь что-то там придумать. Ну ладно понятное дело, по эталонному сценарию я в любом случае не пойду, просто потому что там в конце Горби теряет власть, получает Нобелевскую Премию Мира и становится для всего шарика посмешищем вынужденным рекламировать кетчуп и пиццу, чтобы от голода не сдохнуть. Такой результат меня очевидно не устраивает. С другой стороны, вот кто меня заставляет суетиться и переть против течения, какие-то реформы придумывать, толкать всю эту груженную телегу в гору? Можно ведь просто сесть, расслабиться и получать удовольствие. Придушить немного нациков, чтобы страну не растащили и собственно все — кататься по заграницам, ездить на дорогих машинах, вкусно кушать, завести себе двух-трех молоденьких помощниц покрасивше и посговорчивее… На самом деле каркас здания под названием СССР еще очень крепок. Крепче многих других, да что там многих, почти всех, наверное. Если его специально не подрывать, вовремя ремонтировать и подкрашивать в нужных местах, то даже без реформ он протянет еще ой как долго. На мой век уж точно хватит, а там потомки пускай разбираются. Ну правда, зачем мне все это, тащить кого-то за шкирку в «светлое будущее». И ладно бы тащить «своих», но вот этих тварей, которые всего через пять-десять лет резко станут национально-осознанными, начнут кривить рожу в сторону России искать друзей на западе, с радостью меняя роль хозяев половины мира на роль повизгивающих от желания поцеловать ботинок «благодетеля» шавок. Украинцев тащить, которые Бандере скоро начнут поклонятся и факельные шествия устраивать? Всяких чеченцев, и прочих гордых горцев, с которых вообще налет цивилизованности слетел мгновенно как листья с дерева после первых ночных заморозков. Наших друзей среднеазиатов, забывая, как они изгоняли «русских оккупантов». Или может прибалтов? Библейский сюжет, если вдуматься. Как Исав сменял первородство на миску чечевичной похлебки, так бывшие советские люди променяли великую мечту и гордость за собственные достижения на двадцать видов колбасы и жвачку «Орбит». Ту которая без сахара. Что там по этому поводу говорит главная христианская книга? Нет не помню, прошел мимо меня этот кусок в прошлой жизни, никакая идеальная память не поможет, если ты что-то даже не пытался читать. С памятью, кстати, совсем интересно получалось. При том, что моя личная память прошлой жизни была доступная вся как открытая книга, а справки из воспоминаний Горби всплывали «по запросу», никакими сверхъестественными способностями именно наш общий разум похвастаться уже не мог. Все то, что происходило начиная с марта этого года было доступно в моей голове ровно настолько, насколько обычно бывает доступно обычному человеку. Очень быстро пришлось вновь брать в руки блокнот и ручку и записывать всякие важные заметки для сохранения их на будущее. А с другой стороны, — возвращаясь к мысли о философских причинах гибели СССР — кого винить? Коммунисты при власти шестьдесят лет, в их руках все средства пропаганды и все производство, на кого пенять в данном случае? Только на себя. Ну и вот по велению неких высших сил мне явно предложено все изменить. Помочь человечеству проскочить поворот, который в моей истории привел к полнейшему социальному загниванию. Не просто же так меня именно в Горби определили, значит есть в этом некий высший замысел, что будет если я его отрину? Может ничего а может просто сотрут меня из реальности так же легко, как внедрили. Получается, никакого выбора у меня, по сути, и нет, хочешь-не хочешь должен «взбивать сливки», мать их, до полного загустения. Глава 20–2 Авария и вокруг нее 5 августа 1985 года; Москва, СССР ПРАВДА: Планы на светлое будущее Сегодня в столице нашей Родины прошло масштабное совещание, посвящённое разработке планов экономического и социального развития СССР на 1986 год и двенадцатую пятилетку. Генеральный секретарь ЦК КПСС товарищ Михаил Сергеевич Горбачёв выступил с важной речью, подчеркнув необходимость насыщения рынка товарами народного потребления. Особое внимание было уделено вопросам научно-технического прогресса. Товарищ Горбачёв поставил задачу обеспечить все средние учебные заведения страны современной вычислительной техникой и квалифицированными преподавателями информатики уже к 1995 году. Генеральный секретарь отметил, что всеобщая цифровизация всех сторон общественной жизни является ключом к построению коммунизма не только в СССР, но и во всём мире. Партия уверена: только через внедрение передовых технологий и повышение уровня образования советский народ сможет достичь новых высот в строительстве светлого будущего! — Товарищ генеральный секретарь, мы приехали, — вырвал меня из тяжких раздумий голос водителя. Я приложил ладонь ко лбу, засунул пальцы за воротник, пытаясь понять что там у меня с температурой. Судя по тому, что периферия зрения слегка расплывалась, отметку 37.5 мы уже успешно преодолели. С другой стороны, в этом теле я еще ни разу не болел, как организм будет реагировать на заразу понимания не имелось. — Спасибо, Алексей, — я кивнул водителю и направился к уже ждущему меня на входе в здание Болдину. Тоже персонаж сомнительный, вроде как предан Горби душой и телом, а в ГКЧП тем не менее участвовал. Впрочем, этот момент на 1991 год можно и как положительный рассматривать с тем же успехом. — Привет, что произошло? — Добрый вечер, Михаил Сергеевич, как себя чувствуете? — Болдин выглядел обеспокоенным, не понятно из-за ЧП или из-за моего самочувствия. — Нормально, что случилось? — К сожалению подробностей не знаю, однако маршал Соколов уже ждет вас… Подробности аварии от пришедших на доклад военных я слушал достаточно рассеянно. Во-первых, судя по пересыхающим постоянно губам, температура потихоньку росла, во-вторых, обстоятельства аварии я и так знал из прошлой жизни. Перегружали топливо атомной подводной лодки, забили хер на всю возможную технику безопасности, предписания и регламенты… Ну и результат, как говорится, на лицо. — Товарищ Славский, я, помнится, в апреле этого года приказывал структурам вашего министерства усилить работу по радиационной безопасности. Собрать профильную комиссию, выработать рекомендации и так далее… Подскажите пожалуйста, что из этого было сделано, — я повернулся к министру среднего машиностроения, именно этот орган у нас курировал все связанное с ядерной сферой. (Славский Е. П.) — Комиссия по радиационной безопасности сейчас на стадии формирования, товарищ Генеральный секретарь… — «Атомный» министр не смотря на свои годы — а ему уже под девяносто было — производил мощное впечатление. Здоровенный, ладони размером с лопату, широкие плечи и вообще… Мощный мужик, учитывая сферу его деятельности и то, что Ефим Павлович стоял у самых истоков атомного проекта СССР, страшно даже представить, сколько он успел радиации на себя нахватать за эти годы. Говорят, впрочем, без каких-то серьезных подтверждений, что на нем несколько смертельных доз повисло, и ничего. Жив, чего и всем остальным желает. Вот только к профессиональным его качествам имелись вопросы. — Кроме того случившаяся авария никаким боком к нашему министерству не имеет отношения. Специалисты МинСредМаша в любом случае не имеют доступа к военным объектам, армейцы обслуживают все собственное хозяйство самостоятельно. Мы можем лишь написанием регламентов повлиять, но в данном случае именно регламенты и техника безопасности и были нарушены. — То есть я правильно понимаю вас, товарищ Славский, никаких серьезных мер окромя разосланных министерством циркуляров с приказом «расширить и углубить» предпринято не было. Прискорбно… — я задумчиво отстучал пальцами по столешнице на манер «Спартак — чемпион». Собравшиеся причастные сидели передо мной со скорбными выражениями лиц, но имелось у меня серьезное сомнение в том, что кто-то из них реально понимал всю глубину имевшихся проблем. И дело даже не в аварии, не в подводной лодке, которую теперь списывать придется и даже не в десятке погибших моряков. Дело в том, что распоряжение главы государства начинает саботироваться уже на таком уровне. Ну не могу я контролировать всех и каждого, если мне за министрами нужно будет присматривать, чтобы они на мои распоряжения болт не клали, то какие шансы, что хоть что-то вообще дойдет до практической реализации на уровнях ниже? Примерно никакие. Ноль целых, ноль десятых. А ведь нам Чернобыль грозит через полгода, а если Чернобыль проскочим, то без изменения подхода к технике безопасности большая авария рано или поздно все равно случится. И это только одно министерство, причем не самое даже «масштабное»… — Товарищ генеральный секретарь, если Партия и Правительство считают, что я не справляюсь… — Этот вопрос мы с товарищами обсудим на следующем заседании Политбюро, — оборвал я Славского. Он, конечно, был легендой своей отрасли, шутка ли, тридцать без малого лет на посту министра, но с другой стороны, аварийность в его ведомстве была запредельная по меркам будущего. И это ведь не только Чернобыль. Тут и комбинат Маяк, и Ленинградская АЭС, и Кольская и еще куча более мелких случаев. Можно ли винить в этом конкретного человека — сказать сложно, с другой стороны, судя по темпам реализации моей инициативы связанной с повышением радиационной безопасности, менять стиль работы Ефим Павлович не собирается. А значит, нужно будет менять его самого. — Пригласи ко мне завтра… Нет, лучше послезавтра, академика Легасова. (Легасов Е. П.) Последняя реплика была адресована Болдину, который присутствовал на совещании в качестве секретаря. Тот поднял голову от своих записей и подтвердил, что услышал и назначит встречу. Что я знал о Легасове? Да ничего практически, только то, что он участвовал в комиссии по расследованию Чернобыля и много лет профессионально занимался именно безопасностью в ядерной отрасли. Плюс он до этого не был задействован в системе госаппарата, что тоже было плюсом в данной ситуации. В целом, если говорить честно, никакого смысла в этом совещании не было. Все и так знали, что им делать. Ну более или менее знали, к счастью не так уж часто у нас такие аварии происходят. Оцепить территорию, закрыть водный район, перекинуть в зараженную местность части РХБЗ, отбуксировать лодку на отстой куда-нибудь подальше от обжитых мест. Засекретить все получше и сделать вид, что ничего не случилось, ну потому что как же в Советском Союзе могли происходить такие аварии «основанные» исключительно на глупости и раздолбайстве исполнителей. У нас же советские офицеры самые лучшие, самые образованные, ответственные и вообще… Знающие «От Эдиты Пьехи, до иди ты нахуй». А на выходе опять дерьмо получилось, парадокс! — Эту аварию смогут зафиксировать на западе? Или вернее на востоке? В Японии или в Корее? Я не знаю, изотопы там в воздухе нетипичные и прочая гадость? — Быстро обсудили с военными перечень первоочередных дел, после чего я вновь коснулся «острой» темы. — Почти наверняка. Ветер согласно справке там северный сегодня был, значит все потащит на юг, — тут же отреагировал Славский. Очевидно над «международным» вопросом он уже задумывался и без моей подсказки. — Уже сегодня, край завтра капиталисты обязательно всполошатся. — Понятно… Значит через пару дней можно ждать, что «голоса» начнут рассказывать об очередном пиздеце, произошедшем на территории Союза и о том, что правительство врет гражданам, скрывая истинные масштабы аварии. Прелестно. Предлагаю в таком случае, раз уж скрыть происшествие мы объективно не можем, не пытаться в этот раз все тотально секретить. Товарищ Соколов, подготовьте пожалуйста списки отличившихся при тушении пожара моряков. Демонстративно наградим погибших по высшему разряду, а допустивших нарушения техники безопасности необходимо показательно наказать. Впрочем, эту тему мы обсудим с товарищами по Политбюро, вопрос, как ни крути, политический… Забегая наперед, вышло так, что Политбюро в итоге ни на этой неделе ни на следующей так и не собралось. После экстренного вызова в Кремль я на следующий день свалился с уже «полноценной» болезнью, Воротников был в Берлине, где с товарищами из ГДР утрясал вопросы возможного открытия границ в рамках СЭВ, Кунаеву и Щербицкому нужно было лететь из Алма-Аты и Киева соответственно, а Гришин и Соломенцев в эти дни вовсе наслаждались заслуженным отдыхом грея бока югах. Вот и получилось, что когда наконец образовалась возможность собрать кворум, вопрос аварии уже стал не актуальным, все решения — хорошие или плохие, в данном случае не так важно — уже были приняты и даже воплощены в жизнь. Историю с аварией на подводной лодке замалчивать наперекор сложившейся практике не стали. Не потому что я такой уж любитель резать правду-матку, нет, скорее наоборот, чтобы не отдавать инициативу в идеологической войне противнику. Вместо этого новость — без подробностей правда и уж тем более без уточнения масштабов аварии — выставили на первые полосы всех центральных газет и упомянули на первом канале. Во-первых, погибших моряков — пятнадцать человек в этой истории вместо девяти в той, что отдельно неприятно — скопом наградили орденами посмертно, выставив в качестве героев не пожалевших своей жизни ради спасения товарищей. Впрочем, почему выставив? Именно героями они и были, все погибшие как причастные к атомному подводному флоту не могли не понимать, что само участие в тушении открытого пожара не реакторе является фактически смертным приговором. Спасти подводную лодку все равно не удалось, ну это было и так понятно, после взрыва реактора спасать там было уже нечего, но большой аварии потенциально способной загадить приличную площадь, получилось избежать. (ПЛАРК проекта 675) А во-вторых, был поднят вопрос по поводу того «кто виноват», в том ключе, что героизм одних чаще всего является следствием ошибок других людей. Мол если бы все просто выполняли свои обязанности согласно регламентам, никто бы не погиб. По всей стране прошли партсобрания связанные с темой соблюдения техники безопасности на рабочем месте, впрочем, опять же наши люди на 63-ем году советской власти к подобным кампаниям были уже в серьезной мере имунны, так что больших надежд на подобную агитацию я не возлагал. Демонстративно посадили командира подводной лодки и начальника БЧ-5. Сняли всю цепочку ответственных, влепили выговор командующему Тихоокеанским флотом, создали наконец комиссию по повышению безопасности эксплуатации ядерных реакторов под руководством Легасова, а его самого назначили заместителем МинСредМаша. Следующим логичным шагом была передача ответственности за эксплуатацию АЭС от энергетиков ядерщикам, все же последним было в данном деле больше веры, однако этот момент я педалировать не стал. Дождемся выводов комиссии а там и посмотрим. Думается мне, там не мало кадровых перестановок совершать придется. По причине массовых увольнений и местами даже посадок… Ну и завершая историю с бахнувшим на подводной лодке реактором нужно сказать, что именно в этот момент мой затуманенный температурой мозг родил еще одну идею, которая потом сыграла серьезную, не побоюсь в этого слова, роль в историческом масштабе. Недоступность Политбюро, неудобство этого высшего политического органа в плане решения срочных и сугубо практических задач, родила идею о создании нового коллективного органа. Совета безопасности, в который можно было включить глав силовых ведомств, некоторых верных и полезных людей со стороны, и который бы собирался гораздо более оперативно чем Политбюро. Создание СовБеза СССР решало сразу насколько задач. Во-первых, орган просто по формату был бы завязан на меня, отбирая часть полномочий по оперативному управлению страной у Политбюро и Совета Министров. Во-вторых, это позволяло внедрить Генерального секретаря в систему государственного управления СССР вне партийных структур, то есть сделать именно то, что в моей истории пытался провернуть Горбачев создавая пост Президента Советского Союза. Сейчас все мои полномочия определялись исключительно должностью Генсека ЦК КПСС, никаких других «прямых» полномочий у меня не имелось. С одной стороны, в ином случае этого было бы более чем достаточно, партия же у нас согласно статье 6 Конституции 1977 года провозглашена руководящей и направляющей силой советского общества в целом, попробуй что-то возрази… Но вот в период реформ и прочей нестабильности хотелось как-то себя «заякорить» и в «обход» нашего дорогого ЦК. Впрочем, до реального воплощения идеи в жизнь было еще очень далеко, пока же я просто валялся в постели, пил чашку за чашкой горячий чай, закидывался таблетками, менял носовые платки через каждые полчаса и полусонно смотрел телевизор. Болел одним словом. Болел и не знал, что «черная августовская полоса» у меня и всей страны еще только-только началась. Глава 21 Переворот в Пакистане 29 августа 1985 года; Москва, СССР ИЗВЕСТИЯ: Братская встреча в Кремле 27 августа 1985 года Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачёв встретился с Председателем Совета Министров Лаосской Народно-Демократической Республики, секретарём ЦК Народно-революционной партии Лаоса Кейсоном Фомвиханом. В ходе беседы стороны обсудили актуальные вопросы укрепления дружбы и сотрудничества между СССР и ЛНДР. Подчёркнута важность дальнейшего развития экономических, культурных и политических связей. Советский Союз подтвердил готовность оказывать братскую помощь Лаосу в строительстве социализма. Встреча стала новым шагом на пути укрепления солидарности между народами наших стран. — Товарищ генеральный секретарь, — в кабинет заглянул мой помощник, отвечающий за «входящую корреспонденцию». — Срочные новости. В Пакистане переворот, Уль-Хак убит, президентом себя объявил генерал Аслам Бек. Я на секунду завис, в моей истории этого точно не происходило. Не помню точно, когда там пакистанский диктатор отправился на свидание с гуриями, но точно не в 1985-ом году, он еще Женевские договоренности должен был в 1988-ом подписывать. — Есть сведения по этому генералу? — Я отложил в сторону черновик заметки с выражением соболезнования родственникам погибшей в авиакатастрофе Саманты Смит. Уже узнав о падении самолета, я нырнул в память о будущем и обнаружил, что сведения об этой катастрофе у меня имелись. То есть я когда-то читал про эту девочку, и можно было бы даже попробовать трагедию предотвратить, но… Об этом нужно же было подумать заранее, а держать в голове вообще все известные тебе факты о будущем невозможно даже при идеальной памяти. — Уже заказал сводку в МИДе и у чекистов. — Громыко в курсе? Конечно в курсе, о чем это я… — Мысли начали разбегаться как тараканы при неожиданном включении света на коммунальной кухне. Такого быстрого сворачивания истории с проторенной дороги я не ожидал, во всяком случае в Средней Азии, где мое вмешательство еще вроде как было не столь масштабным. — Ладно свободен. Я задумался на секунду, и не глядя в список абонентов, набрал номер главы Верховного Совета, который, несмотря на формальный уход с должности, продолжал курировать международную политику в Политбюро. — Громыко у аппарата, — по правилам пользования ВЧ-1 отвечать на звонки должен был только сам абонент, что делало эту систему связи гораздо более оперативной нежели традиционные дозвоны через приемную. — Андрей Андреевич, это Горбачев. В курсе? — А как же, — в голосе бывшего министра иностранных дел слышалась нескрываемая озабоченность. — Доложили уже. — Надо собирать Политбюро, видимо теперь все наши инициативы по Афганистану можно смело спускать в унитаз. — Да уж, переиграли нас… Кто это мог быть? Американцы? — Без их ушей тут точно не обошлось, — прикинув возможности внешних акторов на этом направлении, был вынужден согласиться я. После памятного разговора с Пакистанским лидером в Москве в марте этого года на Афганском направлении наметились определенные подвижки. По данным нашей разведки с конца весны количество зарубежной помощи — в первую очередь американской и саудовской — которая доходила до конечных адресатов начала потихоньку уменьшаться. Если раньше чиновники из Исламабада забирали себе примерно половину — никому в Вашингтоне такая такса не нравилась, но там вынужденно с ней мирились по причине отсутствия альтернатив — то теперь коррупционный процент начал доходить до семи и даже восьми долларов из десяти вложенных. Ко всему прочему в начале июня неожиданно умер Бурхануддин Раббани, а самый непримиримый из состава «Пешаварской семерки» Гульбеддин Хекматияр попал в устроенную неизвестными засаду в окрестностях того самого города и был изрешечен сотней пуль. А еще произошел обмен пленными, что уже совсем выглядело как заявка на переход конфликта в «дипломатическое» русло. Зия уль-Хак при всей своей отмороженности был человеком прагматичным и понимал, что если СССР начнет реально бомбить территорию Пакистана, то лично ему удержаться у власти не получится. Да и угроза разделения Афганистана с образованием полноценного государства Пуштунов тоже выглядела вполне серьезной. В Пакистане проживало этих самых пуштунов примерно — точно их никто, естественно, не считал — в два раза больше, чем в соседнем Афганистане, где они считались «титульной нацией». При образовании полноценного мононационального государства пуштуны уже собственно Пакистана вполне могли начать задавать вопросы. — Что будем делать, товарищи? Что мы вообще знаем про этого Аслам Бека? Чем он дышит? — Разрешите я отвечу, — подал голос Чебриков, и все повернулись в его сторону. Собственно вопрос и задавался главе КГБ, кому как не разведчикам подобными сведеньями располагать. Ивашутина и Крючкова на это Политбюро пока не позвали, решили посовещаться «узким кругом». — Ничем, к сожалению, обрадовать не могу. Аслам Бек был главой генштаба у Уль-Хака, участвовал в перевороте 1977 года. Известен своей вороватостью… — Ну это там скорее норма, чем исключение, — усмехнулся Громыко. Эх рассказать бы тебе, Андрей Андреевич, какие люди могут всего через пять лет прийти к власти на осколках СССР, ты бы не был столь весел. — Это так, — кивнул глава КГБ, — однако генерал Бек даже на фоне остальных выделяется любовью набивать собственные карманы. Не религиозен, имеет связи с западными разведками. — У нас есть свои люди в его окружении? — Боюсь, что нет, до недавнего времени он не мог похвастаться большим весом на политическом поле Пакистана. — Товарищи, — слово взял Гришин, — это все конечно интересно, но нам нужно понять как реагировать на этот переворот. Изменится ли что-то для Советского Союза. Если нет, то какая разница, кто у них там сейчас за главного. — Мне кажется, ответ тут очевиден, — тут уже я не утерпел и высказал свое мнение. — Еще вчера никому особо неизвестный генерал совершает переворот в стране, где предыдущий диктатор только-только встал на трек улучшения отношений с Советским Союзом. Я, вероятно, не буду предсказателем, если предположу, что за этим торчат уши госдепа, чьи позиции в Пакистане традиционно сильны. Думаю, уже в ближайшее время мы услышим заявления о продолжении поддержки афганских моджахедов до последнего изгнанного из страны неверного. — Видимо товарищ Горбачев может уже сделать предложение по нашей реакции на эти события? — Щербицкому история с главой МВД любви ко мне совершенно точно не добавила, с другой стороны и уйти на пенсию он был пока не готов. А я не готов был начать чистить «нацменов» в Политбюро, которые независимо от ориентации держались вместе и оттого имели немалую силу. — Товарищ Горбачев может, — я тоже не собирался играть в хорошее отношение с хозяином Украины. Так во всяком случае ни у кого не возникнет сомнений, за что именно снят Щербицкий. — Во-первых, предлагаю правительство Пакистана не признавать и отозвать наше дипломатическое представительство. Во-вторых, предлагаю обнародовать имеющиеся у нас сведения о наработке Пакистаном обогащённого урана для создания атомной бомбы. — Это правда? — Правда, к сожалению, — Чебриков кинул на меня быстрый взгляд, который, однако, я успел перехватить. Главе КГБ вот эти внезапные «озарения» генсека, нарушающие его монополию на внешнюю информацию из-за границы, не слишком нравились. И это при том, что Виктор Михайлович считался моим человеком… Тут имелись резоны к хорошему размышлению. Я непроизвольно потянулся к родимому пятну на лысине, потом разреженно дернул рукой, взял со стола бутылку с водой, налил себе в стакан и сделал пару глотков. — В городе Кахута на севере Пакистана уже три года работает обогатительный завод. По имеющимся достоверным данным за это время пакистанцы уже наработали урана на полноценную бомбу. — Это было ожидаемо, рано или поздно бомба должна была у них появиться, — пожал плечами Громыко. Собственно, тут он был прав, желание получить ядерное оружие Исламабад открыто задекларировал больше десяти лет назад, причем есть обоснованные подозрения, что тут им хорошенько помогли. Не до конца понятно кто — американцы, европейцы или вовсе Китай, которому сильный Пакистан был совсем не лишним в противовес Индии. — Одно дело ожидать, другое дело знать. Кроме того, я хочу вынести на обсуждение официально признание Пакистана в качестве террористического государства. С полным запретом вести с ним торговлю и возможными вторичными санкциями для тех, кто с ним торгует. Впрочем, это только повод. Уж точно вечно задыхающийся от нехватки валюты СССР не мог бы напугать кого-то отказом от торговли. Тем более, когда цены на нефть только-только перестали падать и застыли в неустойчивом равновесии. — Повод? — Повод начать наносить полноценные бомбовые удары по территории Пакистана. В том числе и по заводу по наработке оружейного плутония, тут, думаю, можно будет с индийскими товарищами скооперироваться, уверен в Дели смотрят на возможность получения Исламабадом Бомбы без всякого восторга. В главном кремлевском кабинете, из которого незримые нити власти тянулись по всей великой стране, занимающей одну шестую часть суши, после моих слов мгновенно повисла тишина. Такая плотная-плотная, как будто кто-то выключил звук с пульта управления, только воображаемый хруст шестеренок, крутящихся с дикой скоростью в головах собравшихся, нарушал эту идиллию. — Товарищ Горбачев, вы серьезно собираетесь объявить войну Пакистану? Стране с населением в двести миллионов человек? Не слишком ли это, — Щербицкий сделал неопределенное движение рукой в воздухе, — самонадеянно. У нас из-за Афганистана проблем выше крыши, а Пакистан все же будет заметно крепче. — Никакой войны, товарищи. — Я покачал головой, — исключительно акция устрашения. Молниеносный удар по аэродромам, военным объектам, электростанциям и другим стратегическим точкам. Десант на Пешевар, зачистка местных лидеров моджахедов. Удар по обогатительному заводу, в идеале конечно бы изъять уран, но подозреваю, что сделать это будет невозможно. И все… Ударил и убежал, сильнее афганцев Исламабад все равно поддерживать не сможет, ну а если нам удастся показать, что этот Аслам Бек слаб, его собственное окружение сожрет. Это восток, тут уважают силу, к сожалению, наше присутствие в Афганистане силой не выглядит, скорее наоборот, поэтому… Впрочем, я на этом предложении не настаиваю, понимаю всю ответственность и предлагаю обсудить коллегиально. По-большевистски. А ведь когда мы поменяли Кармаля на Наджибуллу казалось, что нужный трек уже найден. За три летних месяца ситуация в Афганистане резко стабилизировалась, боестолкновений с моджахедами стало кратно меньше и казалось, что вот-вот можно будет сворачивать лавочку. Ну да, как же, это было бы слишком просто. — Попробовать надавить на американцев? — Предложил далекий от проблем внешней политики Лигачев. — Как на них надавишь, у нас и по другим вопросам полнейший тупик в переговорах, — поморщился Громыко и бросил на меня задумчивый взгляд. — Что там вообще у Пакистана с армией? В частности, с ВВС? Насколько вариант прямого вмешательства… Рискован? — Это уже Алиев подал голос. Все вновь повернулись к Чебрикову, глава КГБ нацепил очки на нос и открыл лежащую перед ним папку. — Полноценной справки я, конечно, не дам, это к товарищу Ивашутину надо обращаться, но в целом ВВС Пакистана очевидно нашим уступают значительно. Их основой является китайская копия нашего МИГ-21. Самыми современными являются американские F-16, в неизвестном количестве, около тридцати бортов вероятно. А всего в боевом состоянии Исламабад имеет порядка двух сотен самолетов разных типов, в основное разное старье, которое нет смысла принимать во внимание. — Старье не старье, а двести машин — это серьезно. Хорошо бы Индийских товарищей подключить, чтобы, так сказать, разделить тяжесть ответственности, — пробормотал как бы в воздух Алиев, явно тут вставший на ястребиную позицию. — О чем вы говорите, товарищи! Это же полноценная война, давайте подумаем о международных последствиях для Союза. У нас и так из-за Афгана напряженность с европейскими странами, приходится в полтора раза переплачивать чтобы нужное оборудование закупать. Мы не просто не потянем еще одну войну! — На июльском пленуме Рыжкова «повысили» из кандидатов до полноценного «члена» и теперь он в Политбюро у нас отвечал за «голос разума». Спорить с председателем Совета Министров было, конечно, сложно, средств в бюджете не хватало хронически, с другой стороны и «отпускать» Аслам Бека просто так тоже было нельзя. Реплика Рыжкова вызвала настоящий вал обсуждений, которые очевидно потихоньку начинали перерастать в откровенную ругань. Я смотрел на этих «товарищей» и тихо охреневал, нет, память Горби подсказывала, что такие горячие споры были далеко не столь редки в Политбюро, особенно когда поднимались действительно важные и при этом неожиданные вопросы. Например, кадровые назначения обычно протекали — при том, что эти моменты очевидно являлись более важными с точки зрения дележа власти, чем какая-то там возможная война с Пакистаном — куда более тихо. Просто, потому что позиции согласовывались заранее в кулуарном порядке, и «на стол» выкладывался уже чистый результат, за который оставалось только формально поднять руку. Здесь же ситуация была прямо противоположна и дурь каждого — как там Петр I завещал: в Сенате выступать без бумажки — становилась видна куда более отчетливо. — Хорошо, — перекрывая начавшийся базар поднял голос я. — Предлагаю проголосовать за следующие меры. Первое собрать совбез ООН, обвинить Пакистан в нарушении режима нераспространения ЯО и пригрозить силой. Попробуем надавить с этой стороны, Андрей Андреевич, кто у нас сейчас среди переменного состава? — Австралия, Индия, Египет, Мадагаскар, Буркина-Фасо, Тринидад и Тобаго, Перу, Уганда, Украина, Дания, — практически без запинку перечислил Громыко состав совбеза ООН. Вот это память, уважаю. — Индия, Украина, понятное дело… Дания, Австралия в минус… — задумчиво пробормотал я, Украинская СССР вместе с Белорусской ССР имели в ООН отдельные места по договору от 1945 года. Это была такая уступка Сталину, которая давала ему три голоса в Генассамблее вместо одного, но фактически мало на что влияла. — Ну ладно, в любом случае, лишним не будет. — Вето наложат скорее всего. Или Американцы, или даже Китайцы. Им усиление Пакистана тоже выгодно. — Вероятно, однако как минимум поднять этот вопрос нужно, обозначить всю серьезность своих намерений… — Я задумался на секунду и продолжил перечисление необходимых мер, — дать распоряжение генеральному штабу начать разработку возможной операции против Пакистана. Посмотрим, что скажут военные, а то наши тут разговоры без их мнения не имеют никакого смысла. Дальше предлагаю начать консультации с Дели по поводу возможной совместной реакции на происходящее. Андрей Андреевич, как думаете, если мы выступим с инициативой о введении Индии в состав постоянных членов Совбеза, нам наши южные товарищи будут благодарны? — Китайцы не пропустят, — пожал плечами Громыко. — Так я не говорю ввести. Предложить только, — я криво усмехнулся. Поменять французов или англичан на индийцев было бы вообще прекрасно, жаль только технически практически неосуществимо. — Можно попробовать, нам это ничего не будет стоить. — Егор Кузьмич, — повернулся я к Лигачеву, отвечавшему у нас за идеологию. — На тебе правильное освещение в прессе. И союзников нужно подключить, попробуем устроить такой шум, чтобы даже западники услышали. На этом видимо все, кто «за»? Отлично, единогласно, на этом предлагаю закончить, ничего умнее мы пока не придумаем. Когда все покинули кабинет, я остался сидеть за столом в одиночестве. Встал, подошел к окну, дернул створку, внутрь помещения ворвался теплый сентябрьский воздух. Пару раз сжал-разжал ладонь, которая от нервов отчетливо подрагивала. Да уж, с такой работой и правда либо запьешь, либо сляжешь с инфарктом очень быстро. Вон все на нынешних партийных стариков бочку катят, а ведь, если подумать, до семидесяти лет дожить в таком темпе — задача недюжинная. И это еще то поколение, которое Великую Отечественную застало. У нас кроме Брежнева в Политбюро в 1980-е уже никто именно на фронте в боях не участвовал, но и в тылу тогда тоже было не сладко. Выглянул наружу. Отсюда открывался вид на Сенатскую площадь и здание Арсенала. Среди деревьев по территории Кремля прогуливались туристы и просто отдыхающие Москвичи. Впрочем вторых было наверное не так много, понедельник рабочее время. Бросил быстрый взгляд на наручные часы. — Ну да, рабочее время, как же… — Стрелки часов показывали половину восьмого. Собственно, по тому, что уже потихоньку начало сереть, можно было бы догадаться об окончании рабочего времени. Вот только у генсека оно было насквозь ненормированное. Все прошедшие выходные самозабвенно резался в «Бомбермена». Мне по блату притараканили откуда-то настоящую японскую Нинденду, подключили к телеку и… Какая же классная игра, я помнится в той жизни с ней познакомился на втором своем компьютере в 1997 году. Первый пень, 133 мегагерца проц, 64 метра оперативы и винт на целый гиг. Какое удовольствие мочить бегающих монстров бомбочками с таймером… А теперь приходится вместо этого использовать бомбы покрупнее и, что характерно, очень даже настоящие. Глава 22 Немирный атом 9 сентября 1985 года; Москва, СССР АРГУМЕНТЫ И ФАКТЫ: Волна протестов в Западной Европе: народ против ядерной угрозы В последние дни по городам Западной Европы прокатилась волна массовых демонстраций, участники которых выражают решительный протест против распространения ядерного оружия. Эти выступления стали ответом на заявление Советского Союза о том, что Пакистан активно ведёт работы по созданию собственной атомной бомбы. Трудящиеся Европы, понимая всю опасность гонки вооружений, требуют от своих правительств прекратить поддержку милитаристских режимов и направить усилия на укрепление мира. СССР, как всегда, выступает за всеобщее разоружение и призывает международное сообщество объединиться против новой ядерной угрозы. Событие, разделившее современную, история на «до» и «после» произошло в понедельник. Вообще, многие люди считают, что понедельник — это день, когда происходят все неприятности. Возможно, это связано с тем, что после выходных сложно вернуться к рабочему ритму, и любая мелочь раздражает людей вдвое или втрое сильнее обычного. Статистика, однако, не подтверждает, что понедельники действительно опаснее других дней. Скорее, это психологический эффект: ожидание трудностей делает нас более восприимчивыми к негативу. Тем не менее, стереотип о «плохом понедельнике» прочно укоренился в культуре и головах людей, становясь оправданием для плохого настроения и неудач. Впрочем, именно в этот раз сам понедельник — как бы кому возможно ни хотелось — обвинить было сложно. — Товарищ Горбачев! — Дверь кабинета с грохотом раскрылась и внутрь, нарушая все правила трудовой дисциплины мирного времени ворвались бойцы девятки. Это было настолько неожиданно, что рука моя непроизвольно потянулась к верхнему ящику стола, где у меня лежал личный, протащенный «контрабандой» втайне от охраны, ПСМ. Впрочем, дураку было ясно, что нужен он скорее для самоуспокоения, все равно без отточенного навыка владения оружием — и речь тут конечно не про пострелушки в тире — я бы даже достать пистолет не успел бы, не говоря о том, чтобы его реально применить в случае покушения или попытки переворота. — Объявлена эвакуация! Пройдемте быстрее! — Что случилось? — Попытался понять я, но крепкие руки охраны буквально выдернули меня из кресла и куда-то настойчиво потащили, очевидно тратить время на разъяснение ситуации бойцы из охраны не собирались. — Прошел сигнал о регистрации ядерного взрыва неизвестного происхождения, — мы быстро пробежали по нескольким коридорам, после чего меня вместе с охраной втолкнули в лифт. Из гражданских людей рядом оказался только Шарапов, который судя по выражению лица понимал не больше моего. Плюс дежурный носитель ядерного чемоданчика, который конечно не был гражданским, но и к охране тоже не относился. — По протоколу мы обязаны эвакуировать первых лиц в безопасное место как можно быстрее. — Безопасное место в Москве? В случае ядерной войны? Ну-ну, — нервно хмыкнул я лихорадочно пытаясь понять, что именно могло произойти, в каком месте рвануло, и как именно я мог повлиять на ход истории так быстро, чтобы вызвать подобные перекосы. Нет, была у меня надежда, что ничего плохого не произошло, однако… Тревожно. Мы спустились на лифте куда-то под землю, по ощущениям на достаточно серьезную глубину, во всяком случае обшитая листовым металлом кабина ехала куда-то в сторону центра земли добрых секунд сорок, то есть мы совершенно точно оказались прилично ниже уровня земли. На выходе из лифта нас уже встречали люди в военной форме. — Сюда, товарищ генеральный секретарь, — все так же мягко но безапелляционно меня протащили по еще одному коридору на сей раз щеголявшему серыми бетонными станами и засунули в такой себе трамвайны вагон, выкрашенный в зеленый «армейский» цвет. Все это походило на какой-то очень дорогой фарс, да и наличие станции метро под Кремлем попахивало безумием, если честно. Нет, я конечно знал про Метро-2, читал в прошлой жизни книги Глуховского — бред конечно, но написанный не бесталанно — ну и вообще был в курсе наличия под столицей разветвленной сети недоступных обывателю коммуникаций подготовленный на случай прихода того самого «полярного лиса». Я, если говорить честно, в прошлой жизни одно время интересовался всем этим подземным хозяйством и реинкарнировавшись в Горби даже хотел поначалу изучить оставленное предшественниками богатство, осмотреть и ощупать его своими руками. Просто из любопытства. Но потом дела закрутили-завертели и на такие вот мелочи просто не осталось времени, что там говорить, если за все прошедшее лето я так ни разу даже в Крым не слетал, об отпуске можно было только мечтать… Теперь предстояло знакомиться с кремлевскими подземельями в условиях приближенных к боевым. — Куда мы направляемся? — В подземный командный центр управления, товарищ генеральный секретарь, — мы ехали в этом вагончике наконец появилось время чтобы задать вопросы и получить ответы. — Что вообще происходит, американцы запустили ракеты что ли? — Вопрос заставил военных вокруг меня переглянуться, отчего сердце реципиента отчетливо екнуло. — Подробностей нам не сообщали, о них вам доложит дежурный по командному центру, — по напряженному голосу армейца с погонами подполковника на плечах было понятно, что он сам ничего не знает. Что там творится на поверхности в эти несколько минут, пока мы в тоннеле фактически отрезаны от основного мира? Гудят сирены? Объявлена эвакуация, люди бегут в метро, в бомбоубежища, со стартовых площадок взлетают уже наши собственные ракеты и противоракеты… Не хотелось бы. — Скоро в любом случае узнаем, — я криво усмехнулся, — какое там подлетное время? Минут пятнадцать? — Если из Европы — меньше. — Ответил кто-то за спиной. — От десяти до двенадцати. Я бросил взгляд на наручные часы марки «Ракета», мода на всякие «Ролексы» тут еще не захлестнула представителей отечественного олимпа, чаще всего партийцы таскали вполне себе советские модели. Стрелки показывали, что с момента спешной эвакуации из собственного кабинета прошло всего четыре минуты, а казалось — целая вечность. — Ну если в ближайшие десять минут земля под ногами дрожать не начнет — значит обошлось, — попытался пошутить я, но получилось как-то натянуто. При всем своем уважении к войскам ПВО, вероятность того, что Москва сможет пережить полномасштабный ядерный удар виделась исчезающе мелкой. Уж на столицу-то амеры боеголовок не пожалеют. — Раньше узнаем, товарищ генеральный секретарь. Нам ехать еще две минуты, а там на месте вас введут в курс дел. Когда через указанный промежуток времени вагончик наконец подъехал к очередной платформе — положительно нужно будет все это хозяйство тут изучить более подробно если конечно реально третья мировая не началась, — нас вновь уже встречали военные. — Товарищ генеральный секретарь, дежурный… — Короче! Что происходит?! — Тут уж я не выдержал и оборвал военного попытавшегося начать обстоятельный доклад по всей форме. Внутренности бункера на первый взгляд не поражали — коридоры-коридоры, гермодвери толщиной в полметра, разве что стены были не голым бетоном залиты, а металлическими плитами выложены, как бы ни свинцовыми для защиты от радиации, впрочем визуально определить, какой металл использовался, очевидно было невозможно. — Зарегистрирован взрыв неустановленной мощности. Пришли одновременные данные от сейсмодатчиков и от спутников с орбиты. Плюс в радиоэфире зарегистрированы характерные помехи. Точное место пока не определено, однако судя по показателям сейсмодатчиков — где-то в районе Персидского залива. — То есть война не началась, и на Москву ракеты не летят? — Описывать степень облегчения, которую я испытал, просто не имеет смысла. По коридору, по которому мы шли, кажется пронесся слитный выдох, аналогичные чувства испытал не только я. — Нет-нет, товарищ генеральный секретарь, ничего такого, — судя по удивлению встречающего нас дежурного полковника, тут о наших переживаниях даже не подозревали. Как обычно в общем — проблемы с коммуникацией, но ничего, это не страшно, хуже было бы, случись наоборот. Если бы ракеты действительно полетели, а меня в итоге забыли в Кремле. Прикурить от атомного взрыва — это без сомнения интересный опыт, вот только он будет последним. А этого не хотелось бы. — Кто это сделал? — Кто это сделал, я догадывался, приказ об ударе я отдавал Ивашутину лично, вот только я, если честно, не рассчитывал всерьез, что Петр Иванович сможет воплотить бредни немного поехавшего головой попаданца в реальность. На мои последующие вопросы глава ГРУ каждый раз только отвечал, что работа ведется, и что при возможности его люди воспользуются данным заранее разрешением, поскольку с большой долей вероятности в час «Ч» испрашивать дополнительных ЦУ из Кремля будет просто невозможно. — Что натовцы? — Войска потенциального противника в Европе по имеющейся информации были приведены в полную готовность, однако пока мест дислокации не покидали. Во всяком случае об этом на данный момент сообщений не было. — На попытку совершить неожиданное нападение, кажется, не похоже, не так ли товарищи, — мы наконец зашли внутрь просторного помещения, которое при иных обстоятельствах вполне можно было перепутать с каким-нибудь стандартным «надземным» рабочим кабинетом или залом для совещаний. Впрочем нет, пожалуй поторопился — слишком низкий потолок да и отсутствие окон бросается в глаза достаточно быстро. Стены покрашены опять же самым непритязательным образом, с чувством прекрасного у советских партработников нередко имелись проблемы, но все же не на столько. — Никакого нападения! — Тут меня уже встречал маршал Соколов, наш нынешний глава МинОбороны. — Судя по всему, кто-то бахнул по Саудовской Аравии единичным зарядом. — Израиль? — Приказ я отдавал Ивашутину насквозь неофициально, и все делалось в обход Министерства Обороны, поэтому маршал о нашей спецоперации по повышению мировых цен на нефть не имел никакого представления. Ну и мне соответственно приходилось играть «дурачка». — Сомнительно, — мотнул головой Соколов. — там бахнуло что-то совсем слабенькое, как бы не на уране собранное, не думаю, что у евреев заряды такой мощности стоят на вооружении. — Связь с Вашингтоном можно отсюда установить? — Так точно! — К началу 1980-х сверхдержавы уже перешли на спутниковую связь, поэтому большой разницы откуда «звонить» в общем-то не было. — Три минуты, нужно с Кремлем связаться сначала. — Ну давайте у янки спросим, что они знают об этом инциденте. Несмотря на то, что во многих фильмах и книгах показывается прямая телефонная связь между двумя столицами, в реальности она всегда была исключительно письменная. Или телетайпная, правильнее будет сказать. Стороны обменивались сообщениями, причем по устоявшейся практике из Москвы отправлялись реплики на английском, а обратно из Вашингтона приходили на русском. — Товарищ генеральный секретарь, линия готова, Вашингтон на связи, — оторвавшись от пульта со множеством кнопочек обратился ко мне связист. На телефонный аппарат это было не похоже совершенно, тут имелась клавиатура и сообщения печатались на бумажной ленте. В общем забавная техническая смесь бульдога с носорогом. — С той стороны президент Рейган готов принимать сообщения. — Спросите у Рейгана, причастны ли они к взрыву, — капитан, сидящий за аппаратом явственно замялся, не зная в какой форме вводить сообщение. Пришлось переформулировать его на прямую речь, чтобы убрать всякую неоднозначность. — Пишите в такой форме: «вы имеете отношение к взрыву»? — «Нет, а вы?» — пришло с той стороны без всякого промедления, видимо там, на том берегу Атлантики у ястребов из Вашингтонского обкома тоже неслабо так подгорело. То ли еще будет, если все произошло, как планировалось, то скоро цена на нефть должна резко подскочить, посмотрим, как будет работать Рейгономика в условиях дорогих энергоносителей. — «СССР заверят, что никакого отношения к возможным ядерным инцидентам мы не имеем, никаких ударов нами не наносилось. Что насчет Израиля? Могут это быть евреи?» Тут произошла явная заминка. Дела у Шимона Переса в Израиле шли далеко не блестяще, при этом сам премьер-министр считался человеком достаточно резким… Мог ли он отдать приказ на ядерный удар? Сомнительно. Тем более, что у нас не было полной информации о том, насколько Израиль контролирует свой ядерный потенциал и насколько американцы тут могут влиять на Тель-Авив. То, что американцы влиять могут — это очевидно. Впрочем, после аннексии евреями Голанских высот и начала Ливанской авантюры отношения между двумя странами резко охладели, так что… Там черт ногу сломит, если честно. — «США не обладают подобной информацией». — «Какой информацией обладают США? Предлагаю обменяться тем, что есть в наличии на данный момент, кроме того предлагаю немедленно понизить степень готовности стратегических сил до „среднего“ во избежание случайных инцидентов», — не хватало еще чтобы у кого-то за пультом управления вдруг сдали нервы. Шутка про «пролив имени Сталина» конечно смешная, вот только с этой стороны оценить ее будет уже некому, вероятно. — Есть информация! — В помещение влетел еще один офицер, судя по всему рядового состава в бункере не было вообще, во всяком случае я ни одного простого бойца пока не видел, с зажатыми в руках листами слегка желтоватой бумаги. — Был атакован Саудовский порт и город Рас-Танура. Эр-рияд передает по радио о массовых разрушениях и большом количестве жертв. — Ракета? Бомба? Или корабль заминированный, что там произошло? — Тут же повернулся я к новому источнику информации. — Пока точных сведений нет, но вроде как, — краем глаза я заметил как маршал Соколов поморщился от такого доклада, — ракета прилетела откуда-то с севера. — Товарищ маршал, мы можем фиксировать запускаемые Ираком ракеты? Что наши системы оповещения говорят? — Никак нет. В случае с «керосинками», прошу прощения Р-17, которые мы поставляем Ираку через Ливан, высота их полета недостаточна чтобы попадать в поле зрения наших радаров. — Есть сообщение из Вашингтона, — привлек к себе внимание офицер за пультом связи, — «предложение о снижении уровня готовности принимаются, о созыве Совета Безопасности ООН объявим утром. Господин Горбачев, я хочу заверить вас от своего имени, что Соединенные Штаты не имеют к данному инциденту никакого отношения. Едва мы получим любую дополнительную информацию о происходящем, сразу поставим вас в известность». Судя по всему, это уже сам Ронни вступил в диалог. Не хочется ему получать ядерный подарок себе на макушку, ишь как заговорил. Впрочем, я его тут понимал в полной мере. Я глянул на часы, стрелки показывали 13.04, на той стороне Атлантики сколько? Четыре? Нет, пять часов утра. Да уж, такого пробуждения врагу не пожелаешь. — Товарищ маршал, приказываю снизить уровень готовности ядерных сил, — я отдал официальный приказ министру обороны и повернулся к связисту, — «предлагаю сформировать совместную комиссию по расследованию данного инцидента, он еще раз демонстрирует опасность бесконтрольного расширения стран имеющих доступ к ядерному оружию». Тут я беззастенчиво намекал на то, что всего пару недель назад СССР на том же Совбезе ООН выступал с обвинением против Пакистана. Наша страна предлагала принять резолюции заставляющую Исламабад допустить иностранных наблюдателей на свои ядерные объекты. Это как минимум, как максимум вовсе была мысль о необходимости сворачивания ядерной программы данной страны как потенциально опасной для всего мира. Тогда «вето» наложили одновременно и США и Китай, проявив недюжинную в обычной ситуации солидарность. Даже забавно. Ну а по комиссии совсем просто, кто-то расследовать ситуацию в любом случае будет, хорошо бы иметь на процесс влияние, чтобы там случайно не вышли на СССР. Сомнительно, конечно, запускали ракету с территории Ирака, там сейчас война и известный бардак, уж точно Саддам не будет рад принимать у себя иностранных следователей, так что вряд ли у кого-то получится докопаться до истины. Но все же лучше будет держать руку на пульсе. Попрощались с Рейганом, я напоследок предложил прилететь в Нью-Йорк лично, не ждать запланированной на ноябрь встречи в Женеве, а форсировать переговоры. Очевидно и на генассамблее выступить будет не лишним да и вообще вероятно очень многие лидеры в ближайшие дни рванут в столицу мировой дипломатии, идея взять переговорный процесс в свои руки выглядела вполне здраво. На некоторое время военные, кажется, про меня совсем забыли. Я сидел на типичном советском кресле из коричневого дермантина с уже потрескавшимися подлокотниками и думал о том, что теперь мое послезнание можно окончательно скидывать в утиль. Офицеры суетились, то и дело забегали очередные курьеры с донесениями от различных, разбросанных по всему глобусу частей, кораблей, наблюдательных пунктов, там что-то обсуждали, о чем-то спорили а я… А я думал о тех людях, которых сожгли в ядерном огне по моему приказу. Можно ли сказать, что меня мучали муки совести? Наверное нет, как говорится не разбив яиц, яичницу не пожаришь, и уж точно советских людей, которые погибли и умерли, вынуждены были эмигрировать да и просто не родились, их мне было куда жальче. Даже если вовсе забыть про такую эфемерную но немаловажную часть человеческого самоощущения, как национальная гордость. В любом случае, история явно свернула с известных мне, ведущих к разрушению государства, рельс. К чему это теперь приведет, будет ли новое будущее лучше или хуже? Кто знает… Лондон-Барселона Сентябрь-Декабрь 2024

Конец ознакомительного фрагмента.