— Ты… ты хочешь, чтобы я пожалела тебя? — шепчу я, чувствуя, как обида и гнев накатывают волной, но голос предательски дрожит. — Ты пришла сюда — ко мне, к его жене, к матери его ребёнка — чтобы… чтобы рассказать о том, что у вас будет ребенок?

Она вздрагивает, её руки нервно обхватывают живот. Видимо, моё замешательство, мои слова её ошеломили не меньше, чем её признание потрясло меня.

— Я… не знаю. Мне просто... мне нужно, чтобы он принял решение. Чтобы он выбрал. Я устала ждать и молчать, — говорит она, и в её голосе слышится боль. — Мне нужно было понять, кто вы для него. Чтобы знать, смогу ли я вообще ему верить. Он говорит, что любит меня, а потом уходит к вам. Разве это любовь?

Моя злость вдруг меркнет, уступая место странному опустошению. Неужели мы обе в одной лодке? У обеих из нас одна и та же боль? Я вспоминаю, как Андрей оправдывал свои задержки на работе, как отмахивался от моих вопросов. Слишком знакомые слова, обещания, которые я слышала в последнее время.

— А если бы он ушёл? Ты уверена, что тогда всё было бы по-другому? — спрашиваю я, глядя ей прямо в глаза. — Любовь — это не прятки и не обещания, что он скажет всем, кто ты для него на самом деле.

Её губы дрожат, а глаза начинают блестеть от слез. В этот момент она кажется мне совсем юной, как будто она всё ещё живет мечтами, в которых Андрей — герой, который спасёт её.

— У меня больше никого нет, — шепчет она, и её голос звучит так глухо, что я едва разбираю слова. — А он обещал заботиться обо мне и о нашем ребёнке. Сказал, что мы будем вместе, что он... он это делает ради нас.

Она молча смотрит на меня, будто я лишила её последней опоры. Она не отвечает, только сжимает руки на животе, будто защищая своё ещё не родившееся дитя. И я, видя это, осознаю, что не могу бросить её вот так, несмотря на свою боль и разочарование.

— Заходи, — я делаю шаг вперёд и открываю перед ней ворота.

Настя

— Как твоё имя? — спрашиваю, когда мы заходим в дом.

— Светлана, — отвечает она.

— Света, значит. — снимаю себя пуховик и вешаю его на крючок. — И сколько же тебе лет, Света?

— Двадцать четыре, — отвечает она стоя у порога.

— Ну, что ты там стоишь, как неродная. Проходи. Располагайся. Чувствуй себя, как дома. Ты же за этим сюда пришла?

— Я думала, вы другая, — говорит она уже без той уверенности, чтобы была в ней раньше.

— Какая? — смотрю на неё с вызовом.

— Я думала, вы клуша тупая. У которой нет ни гордости, ни чувства собственного достоинства.

— А разве я не такая? — развожу руки в стороны. — Вон, посмотри на меня. Сижу вся в борщах и котлетах. С ребенком сутками вожусь. Днями на пылесосе по дому катаюсь, пока мой муж раскатывает таких как ты.

Хлопает глазами.

— Что ты так смотришь на меня? Снимай, давай, свою шубку и пошли на кухню, — разворачиваюсь и иду в сторону кухни.

— Зачем?

Любовница моего пока еще мужа стоит у порога, видимо, обдумывая мои слова, не решаясь сделать первый шаг. Она явно не ожидала такого приёма. С лёгкой растерянностью сбрасывает с плеч свою шубу и всё-таки проходит вглубь дома. Я понимаю, что мой тон выбивает её из колеи, но мне сейчас нужна именно эта выдержка. Потому что иначе, я просто внутренне умру.

— Мужа будешь у меня отбивать, — бросаю через плечо. — Ты же за этим сюда пришла? — оборачиваюсь к ней, видя, что она всё ещё топчется на месте. — Не привыкла заходить в дом главной жены, да?

Она краснеет, но опускает глаза и молча следует за мной. Мы проходим в кухню, где на плите едва теплится огонь, оставшийся от моего незавершённого ужина. Дочка, к счастью, наверху в комнате. В глубине души я благодарна, что её нет здесь, не хочу, чтобы она слышала наш разговор.

— Присаживайся, — показываю на стул возле стола, куда обычно садится Андрей. — Рассаживайся, как полагается хозяйке.

Любовница неловко опускается на стул, словно боится, что я её выпровожу в любой момент. Я молча смотрю на неё, осознавая, что внутри меня кипит гремучая смесь обиды и отчаяния, которую надо куда-то деть.

— Так вот, — говорю я, доставая чашки и ставя их на стол, — у Андрюши нашего – гастрит. У него должно быть частое дробное питание. Ты должна следить за тем, чтобы он не ел ни жирного, ни жаренного.

— Я не знала, — отвечает она, медленно поднимая на меня взгляд.

— Теперь будешь знать. Ещё, ему надо вовремя принимать лекарства, особенно перед едой. Знаешь, какие?

— Нет… — Света смотрит растерянно, явно не понимая, куда я клоню.

— Тогда слушай и запоминай, — продолжаю, как будто объясняю какой-то важный урок. — Утром — таблетки для желудка. После обеда — ещё одна, она уменьшает кислотность. И никаких сладостей после шести. Он это обожает нарушать, но лучше бы тебе пресекать это на корню.