— Приоритеты? — горько усмехаюсь. — Я ращу твою дочь, тяну на себе быт и особо ничего не требую взамен. Мог хотя бы быть верным.

Он хочет что-то ответить, но я резко перебиваю:

— А знаешь, почему у тебя появились любовницы? Не потому что я плохая. А потому что ты привык брать всё, что хочешь, и не думать о последствиях!

— Ты говоришь так, будто я вообще ничего не сделал для вас, — его голос звучит глухо, и он отворачивается, но я не останавливаюсь.

— Ну, почему же… — развожу руками. — Сделал. Дом, вон какой красивый построил. Теперь будешь в нём жить. Только без меня и без маши.

Он молчит, но я вижу, что мои слова задевают его.

Он сжимает челюсти, пытается что-то сказать, но слова, кажется, застревают. Впервые я вижу в его глазах не раздражение, а что-то похожее на растерянность.

— Настя… — начинает он, но я качаю головой, не давая ему продолжить.

— Нет, хватит, — выдыхаю, чувствуя, как ярость постепенно сменяется усталостью. — Я не хочу находиться с тобой даже под одной крыше. Выйди отсюда и дай мне спокойно собрать чемодан, а завтра утром мы уедем.

Но вместо того, чтобы сделать так как я прошу, он хватает мой чемодан и вываливает все мои вещи на пол и начинает собираться свои.

— Я сам уеду, раз тебе так противно моё присутствие, — рычит он и достает из полок свои вещи.

— К любовнице своей собрался? — я не могу удержаться от укола, и слова сами срываются с губ.

Он останавливается, бросает на меня взгляд, в котором то ли злость, то ли обида. Руки его всё ещё зажаты в кулаки, но теперь он пытается говорить спокойнее, почти сдержанно:

— Пусть это тебя уже не волнует.

— А меня это и не волнует! — я с вызовом смотрю ему в глаза, а сама думаю, как бы сейчас не завыть.

Он закрывает глаза, словно пытаясь собраться с мыслями, и после короткой паузы произносит:

— Настя, я понимаю, что наделал ошибок. И знаю, что ты сейчас этого не примешь, но… — он спотыкается на словах. — Но не надо рубить всё сгоряча.

— А что ты мне предлагаешь? Жить втроем? Точнее, впятером, шведской семьей? — произношу я едва слышно. — Ты предатель Андрей, и предал не только меня, но и Машу.

Я отворачиваюсь, чувствуя, как в глазах начинают собираться слёзы. Не могу позволить ему снова увидеть мою слабость.

— Теперь ты волен жить, как хочешь, Андрюш, — говорю твёрдо. — С любовницами, со своей работой… только без меня. Я больше не буду частью твоей жизни.

Он делает шаг ко мне, но я поднимаю руку, останавливая его.

— Всё, — шепчу я. — Не надо.

Почти механически он собирает свои вещи, останавливается на пороге, кидает последний, полный сожаления взгляд, и выходит. Я стою, одна посреди комнаты, совершенно опустошённая.

Настя

Машина тихо гудит, пока мы едем по длинной, не слишком загруженной улице. Сзади за мной в детском кресле сидит Машенька, крепко держа свою маленькую, детскую сумочку с единорогом. Она внимательно смотрит в окно, на сменяющиеся мимо деревья и дома, но, кажется, в голове у моего ребенка что-то назревает.

— Мам, а когда папа придет? — неожиданно раздается её голосок, пронзающий тишину в салоне авто.

От этого вопроса колет под левым ребром. Я стараюсь не показывать ей своих истинных чувств, сосредоточенно глядя на дорогу. Пять лет... Конечно, она уже многое понимает и чувствует, что что-то изменилось. Но как объяснить всё это пятилетнему ребёнку? Поэтому я набираю в грудь воздуха, чтобы ответить.

— Папа сейчас много работает и очень занят, Машенька, — говорю, стараясь, чтобы голос звучал естественно и спокойно.

Ну вот, Анастасия, теперь ты лгунья для собственного ребенка.

Маша замолкает на секунду, продолжая смотреть в окно. Потом поворачивается ко мне, её глаза кажутся такими серьёзными.

— А почему он вчера не приходил? Мы же рисовать должны были, он обещал, — уточняет она, не сводя с меня пристального взгляда.

— Маш, ну ты же знаешь, работа иногда у папы непредсказуемая. Он очень занят, и поэтому не успел вернуться вчера. Но он обязательно с тобой порисует, только позже. — Проклинаю себя за это вранье, но всё равно с улыбкой киваю ей.

Она нахмурится, не до конца удовлетворенная моим ответом, и снова отворачивается к окну. Вижу, как её маленькие пальчики нервно перебирают сумочку на коленях.

— Он что, на работе живет?

— Нет, папа просто в командировку уехал, — отвешиваю себе мысленно хлесткую пощечину. Противно от того, что приходится её врать, но объяснять пятилетнему ребенку где на самом деле её отец, язык не поворачивается.

— А он далеко поехал? — тихо спрашивает она, не глядя на меня.

— Далеко, Машенька, — киваю я, стараясь не показывать дрожи в голосе. — В другой город.