— Князь не должен был жениться… — заметил господин лет шестидесяти, чей напудренный парик умело скрывал портившую его внешность лысину. — Супружеские обязанности, возникающая отсюда прозаичность мешают достижению высоких духовных идеалов. Либо мы будем людьми, либо миссионерами или аскетами. Полагаю, что женитьба была единственной ошибкой, совершённой нашим Князем.

Они встали из-за стола. Перешли в гостиную. Спокойно расположились в удобных креслах. И разговор продолжился, сохраняя ту же тему и тот же тон:

— Вы тоже философ, генерал? — спросила Ольга очень серьёзно, тоном человека, привыкшего к подобным беседам, всё ещё стеснённая, словно отсутствие любимого супруга продолжало её ранить.

— Нет, Княгиня, не философ. У меня нет для этого достоинств, но я искренне ценю философов, и среди некоторых моих личных знакомых я выделяю князя Вяземского за его способность отречься от всего, когда у него было всё, что может дать мир, чтобы посвятить себя Богу в лице ближнего. Такие люди, даже не желая того, обращают грешников к своим принципам.

— А я была бы самой счастливой женщиной в мире, если бы мой Сергей согласился вернуться в общество, чтобы мы могли жить нормально, как живут другие аристократы.

— Но если вы любите его, Принцесса, почему же тогда оставили его в далеком Урале?… — спросила несколько эксцентричная дама с хорошо напудренными волосами и французской причёской, настолько высокой, что вызывала восхищение присутствующих, которые не понимали, как её хрупкая розовая шейка находит силы держать этот парик и причёску, не теряя равновесия, ведь, помимо всего прочего, упомянутый парик и причёска были украшены большими шёлковыми бантами и птицей, словно это была шляпа. — Я бы всё отдала, — продолжила она, — чтобы жить со своим Степаном вдали от этого праздного мира, в любом деревенском уголке. По крайней мере, я была бы уверена, что он только мой… без фестивалей, без игр, без выпивки, без охоты, без балов, без других женщин…

— Что ж, моя дорогая графиня Александра, — улыбнулась Ольга в ответ, — полагаю, мир перевернулся. Я хотела бы для моего Сергея всё то, чего вы не желаете своему Степану. И я приехала в Санкт-Петербург в надежде привлечь его сюда и заставить привыкнуть к тем вещам, которые вы так ненавидите в своём муже. Я знаю, что он приедет за мной, ведь он глубоко любит меня… и тогда будет легко убедить его остаться.

— Значит, ваш побег с Урала был военной тактикой? — спросил шестидесятилетний мужчина с лысиной, скрытой напудренным париком, придворный Екатерины II.

— Это была военная тактика, Ваше Превосходительство, ни больше ни меньше. Мой отец был военным, и я унаследовала многие черты его характера.

В этот момент беседы вошёл Сергей Соколов, словно появление героя в самый подходящий момент драмы. Удивление заставило присутствующих замолчать. Он вежливо поприветствовал гостей своей жены, казалось, не замечая особо моего присутствия. Все встали, всё ещё не оправившись от неожиданности, в то время как хозяйка быстро представляла их и бежала к нему, улыбающаяся, явно довольная его присутствием, которое для неё было равносильно победе. Они нежно обнялись, и на серьёзном лице Вяземского можно было заметить тонкую эмоцию облегчения от того, что он нашёл её в достойной компании. Однако гости Ольги Нади деликатно удалились, и она не пыталась их задержать. Сергей казался церемонным гостем в доме жены. Он продолжал стоять, потому что в пылу удивления она не предложила ему сесть.

Уязвлённый, я был последним гостем, который ушёл, поскольку к этому моменту я уже был по-настоящему влюблён в прекрасную Ольгу, и несвоевременное появление мужа разрушило дерзкие планы, роившиеся в моём воображении. Я ждал, что этот необыкновенный человек потребует от меня объяснений за побег жены в моей компании. Ждал, что он как-то спровоцирует меня на поединок на шпагах или рапирах, ведь если я считал себя очень ловким в обращении с рапирой, то знал, что он непобедим со шпагой, хотя и отложил её ради Евангелия несколько лет назад. Уходя, я намеренно посмотрел на него с вызовом и презрением и ушёл, не попрощавшись. Но Сергей Соколов, казалось, презирал социальные условности и не замечал человеческой дерзости. Со сложенными за спиной руками, в своём неизменном берете, в шёлковом зелёном кафтане, расшитом жёлтыми и красными галунами, со своей стройной и горделивой осанкой, он казался поистине высшим существом, которое никогда не опустится до того, чтобы считать себя кем-то оскорблённым. Сергей не посмотрел на меня. Не заметил злобы, с которой я на него смотрел. Не признал вызова. Думаю, он даже не заметил моего присутствия.

Это смутило меня, унизило, напугало. Я медленно удалился, и хозяева не проводили меня до прихожей. Портьера снова опустилась после моего ухода, оставляя супругов наедине, в то время как слуга вежливо подал мне плащ, шляпу и трость с золотой рукоятью, тогда очень модную. Однако в моём уязвлённом положении я смог услышать нежный голос Ольги, которая радостно говорила мужу:

— О, батюшка! Как я рада, что ты приехал! Я знала, что ты приедешь, откликнувшись на мои мольбы…

Тогда он расслабился. Сел и усадил жену к себе на колени. Горячо обнял её. Поцеловал её щёки, глаза, волосы и руки. И заплакал, прижавшись лицом к её лицу.

— Послушай, любовь моя! — прошептал он. — Я люблю тебя всем сердцем! Мне нужны ты, твоя любовь, твое присутствие, чтобы помочь мне выполнить задачу, для которой я родился. Я пришел за тобой. Вернись со мной, ведь я твой супруг, твой лучший друг и защитник перед Богом и людьми. Не променяй меня на фальшивых друзей, которых привлекает лишь твое положение, красота и молодость. Умоляю тебя, Ольга! Не оставляй меня в том одиночестве! Было бы жестоко, моя дорогая, жить без тебя! Давай любить Бога вместе и вместе служить Евангелию Иисуса Христа! Пожалей мои страдания! Ведь я тоже страдаю! Пойми, моя дорогая, серьезность и важность задачи, которую я взял на себя среди страждущих и тех, кто должен приблизиться к Богу. Это тяжелый крест… и мне нужны все мои силы, чтобы нести его. Помоги мне нести его, прошу тебя… Ты можешь помочь мне. Помоги же, хотя бы немного любя меня и проявляя ко мне терпение.