— Но хоть одну!

— И одну не выйдет, они комплектами по шестнадцать штук идут. Сейчас серийное их производство уже началось, я вам в течение месяца для начала четыре комплекта поставлю — и наш с вами договор будет тому обоснованием. А насчет вычислительного кластера подумать нужно. Старый ставить вам смысла нет, а новый… надеюсь, инженеры Комитета к майским его допилят. Вы тогда пришлите ко мне какого-нибудь вашего главбуха или экономиста, но который в работе КБ все же разбирается — и он с нашими бухгалтерами в штатском обговорит, почему и почём отладка нового вычислительного комплекса будет вестись на вашей территории. Но учтите: станция бесперебойного питания будет за ваш счет, а как вы ее выцыганите у средмашевцев, меня интересовать не будет…

О достижениях советской космонавтики я была осведомлена очень хорошо, и не только потому, что все — то есть вообще все — космические аппараты делались с выпускаемыми на заводах КПТ солнечными батареями. На них ставились и системы ориентации, которые теперь почти все изготавливались в Приозерном, да и бортовые вычислительные комплексы все шли «через меня». То есть я знала, что они изготавливались из выпускаемых на заводах Комитета деталей, и знала, сколько и каких их у нас заказывалось. И знала, зачем именно. То есть общая обстановка в отрасли мне была известна — и она мне нравилась.

И мне очень нравилась и «конкуренция» Челомея и Королева по части космических пилотируемых кораблей. Потому что пока она шла примерно так же, как и в моей прошлой истории, разве что с небольшими исключениями: например, Сергей Павлович, после провала его программы по созданию пилотируемых «шариков» разогнал группу, которая разрабатывала «Восток» (а Феоктистова вообще из КБ выгнал), но зато у него другая группа, ведущим инженером которой был Олег Григорьевич Макаров, сконструировала новый корабль, очень напоминавший известный мне «Союз». Правда, сейчас корабль шел под «внутризаводским» названием «Рассвет», но лично меня это вообще не волновало: пусть называют как хотят: у Челомея корабль вообще назывался «Заря» — и что?

Корабль, разработанный у Челомея, был, понятное дело, гораздо меньше, чем новая машина Королева, и он вообще рассчитывался на полет в течение трех суток с экипажем из трех человек, и этому экипажу в кабине просто повернуться было негде — но по мне этого было достаточно, чтобы людей на станцию привезти и потом их обратно за Землю спустить, а военным требовалось что-то «более автономное». И корабль Королева был именно тем, чего военные и ждали — так что после двух тестовых запусков они желали как можно быстрее довести машину до рабочего состояния. К тому же Сергей Павлович им пообещал, что «Рассвет» можно будет и в качестве транспортного корабля использовать, причем с гораздо меньшим риском невыполнения задания, ведь если стыковка со станцией сразу не получится, то появлялась возможность спокойно проблемы на Земле изучить, подумать, как ситуацию исправить — так как на этом корабле ресурс системы жизнеобеспечения составлял уже две недели и суетиться не требовалось.

Так что я была даже рада, что у Королева с «Союзом» (то есть с «Рассветом») дела шли даже быстрее, чем в моей прошлой истории, но глупо терять готовую уже (почти готовую) орбитальную станцию мне тоже очень не хотелось. Так что в начале февраля я, собрав все нужные документы, отправилась в гости к Николаю Семеновичу.

— Светик, ну и что ты мне принесла? Если ты думаешь, что у меня где-то под столом или в тумбочке спрятаны три ракеты…

— Я так не думаю, но убеждена, что хранить полсотни ракет в качестве боевого резерва смысла чуть меньше чем нисколько. Полностью собранную ракету только к старту подготовить быстрее чем за сутки невозможно, так что если «а вдруг война», то они нам точно уже нужны не будут. А вот новые ракеты Янгеля и Челомея как раз на такой неприятный случай нам и пригодятся — но еще больше нам пригодятся орбитальные станции, которые за супостатам помогут очень внимательно приглядывать и такого случая помогут не допустить.

— Но ракеты стоят немало…

— А я на этом как раз собираюсь побольше денежек заработать, причем денежки у супостата и выгрести, чтобы им было не на что свои козни против СССР строить. Сейчас мои инженеры приступили к изготовлению специального оборудования, с помощью которого в невесомости они будут делать монокристаллы того же арсенида галлия. Или фосфида галлия — и из одного такого кристалла весом в килограмм я смогу изготовить сто тысяч микросхем.

— А сейчас ты их из чего делаешь?

— Сейчас я из делаю из кристаллов, которые изготавливаются при земном притяжении, и пока заводы из них получают только двадцать процентов годных. Потому что при земной тяжести внутри получаются всякие вредные дислокации, глазу незаметные, но микросхему исподтишка портящие. А в космосе мы получим кристаллы без дислокаций, и выход годных вырастет до девяноста-девяноста пяти процентов.

— Ты по процентам уверена?

— Абсолютно.

— Можешь дальше не продолжать, я все понял и даже осознал. Но сам я приказ снять ракеты с боевого дежурства…

— Поэтому я предлагаю вам сейчас пойти вместе со мной к Пантелеймону Кондратьевичу: я там рядом постою и глазками полупаю, а вы ему про девяносто процентов годных расскажете. А после этого мы уже всей толпой зайдем в Николаю Александровичу и из него постановление, так вам необходимое, выбьем.

— Мне необходимое?! Хотя ты пожалуй и права. Ну чего сидишь, поехали к Пантелеймону!

Постановлений за подписью Булганина в результате вышло три: о снятии с вооружения ракет Р-7, об ускорении испытаний космических кораблей «Рассвет» и о запуске в производство ракет Челомея УР-200 «в орбитальном варианте». А под шумок уже и Николай Семенович сам (в рамках имеющихся у него полномочий) выдал постановление об «ускоренной разработке» семейства ракет УР-100. Ну а так как избытка средств у страны не было, тем же постановлением он впятеро сократил финансирование программы Н-1…