В какой-то момент Имико скомандовала привал. Мы остановились там, на пути вверх по огромной цепи, каждый на расстоянии звена друг от друга. Мы забились в расщелины, где сходились звенья, и стали ждать. Это был первый раз, когда я смогла как следует рассмотреть, как далеко мы ушли. Цепь тянулась позади нас, далеко, но недостаточно далеко. Было трудно оценить, но я предположила, что мы преодолели не больше трети пути. Рядом с огромным якорем стояла фигура, не более чем темное пятно, но я достаточно хорошо знала очертания этого человека. Хорралейн снова был на свободе и нашел нас. К счастью, он не смог до нас добраться. Даже это чудовище дважды подумало, прежде чем попытаться взобраться в Ро'шан.

Посмотрев в другую сторону, мимо Имико, я не увидела ничего, кроме горы, возвышающейся так высоко над нами — и очень далеко. Меня поразило, что мы зашли так далеко и еще так много предстояло пройти, и все же огромная каменная глыба уже заслоняла небо. Не думаю, что до этого момента я по-настоящему оценила длину цепи. Я изо всех сил старалась не смотреть вниз, но это все равно что просить кого-то не смотреть на рану. Он всегда снимает повязку, отчаянно желая взглянуть, хотя и не хочет ее видеть. Я могу сказать это с уверенностью. Не. Смотри. Вниз. У меня перед глазами все поплыло, и я отпрянула назад, проталкиваясь дальше по цепи и закрывая глаза от головокружения. Это не помогло. Возможно, я не могла этого видеть, но я знала, что пропасть была там, ждала меня. Он почти звала меня. Часть меня самой, это несмолкающее семя ненависти к себе и сомнений, которое сучка-шлюшка Лесрей Алдерсон посеяла во мне так давно, велела мне отпустить цепь и броситься в пропасть. Печальная правда моей жизни заключается в том, что мысли о самоубийстве никогда не покидали меня, и чаще всего они приходили мне в голову, когда была высота, с которой можно было спрыгнуть. Зов пустоты. Я боролась с этим. Я сражалась с ним всю свою жизнь. Я так устала.

Когда мы снова начали подниматься, я увидела, как последние лучи солнца исчезают за западным горизонтом. Локар и Лурса, постоянно трущиеся друг о друга, были высокими, яркими и давали нам новый свет для работы. Это было время господства Локара, его голубизна приглушенно сияла на фоне неба, и я утешала себя тем, что, по крайней мере, мы вряд ли попадем под внезапный лунный дождь. Постепенно мы стали подниматься медленнее. И цепь только холодела. Не раз я отдергивала руку и оставляла на металле кусочек кожи, примерзший к нему. Боль от этого была невыносимой, но она обостряла мои чувства и прогоняла коварные пальцы сна, которые норовили пробраться в мой разум.

Я чуть не поскользнулась и не упала, когда в первый раз положила руку на кусок льда. Обжигающий холод заставил меня вздрогнуть, и я отдернула руку, по телу пробежала дрожь ужаса. Я почувствовала, что заваливаюсь набок, и опустила руку обратно, схватившись за намазанный жиром металл. К тому времени я уже не могла унять дрожь.

По мере того, как сгущалась ночь, я все чаще и чаще поглядывала вверх. Ро'шан казался темным пятном на фоне ночного неба, заслонявшим звезды. Теперь он был таким большим, что я не могла понять, почему мы еще не добрались до него. Звенья цепи тоже двигались сильнее, стонали и скрежетали, натыкаясь друг на друга. Чем ближе мы подходили к Ро'шану, тем отчетливее становились эти движения. Бывали моменты, когда мы все четверо изо всех сил цеплялись за звено, а ветер бил нас изо всех сил.

Мы снова остановились, когда Локар и Лурса были уже высоко над нами. Я села, дрожа, закутавшись в свое засаленное пальто. Я оглянулась на цепь и пожалела, что мы не можем прижаться друг к другу всем телом, чтобы согреться. С Сссеракисом внутри меня мне никогда не было тепло, но там, наверху, на ледяных звеньях… Раньше я использовала пиромантию, чтобы замораживать людей. Иногда я спрашиваю себя, чувствовали ли они то же самое, когда их сковывал лед. Ощущали ли они дрожь и летаргию, которые сопровождают это. Я почти не заметила, как Имико крикнула нам, чтобы мы снова двигались. Завывал ветер, и мой разум терялся от холода. Я думаю, если бы мы подождали там подольше, я бы больше не двинулась с места. Какой бы это был конец для великой и ужасной Эскары Хелсене: она бы замерзла на полпути к Ро'шану. Интересно, разлетелось бы мое тело вдребезги, когда оно ударилось бы о землю, или, может быть, я бы примерзла к огромной цепи, приклеившись к ней навечно. Памятник моей собственной глупости.

Говорят, страдание любит компанию, но там, наверху, привязанная к остальным веревкой, я чувствовала себя одинокой. Казалось, весь мир перестал существовать. От него остались только цепь, холод и я. Я ползла вперед, и мой разум уводил меня туда, куда я не хотела попасть. Сначала я подумала, что это Сссеракис пытается напугать меня, обманом заставить меня упасть. Но вещи и люди, которых я увидела на этой цепи, не имели ничего общего с ужасом. Я увидела лицо Джозефа, плывущее в пустоте. Я увидела его живым и счастливым, улыбающимся мне, как раньше. Я почти потянулась к нему. Я уверена, что немедленно бы свалилась. Но воспоминания о смерти моего друга нахлынули на меня, и вместе с ними пришла горькая решимость выжить.

Внезапно меня окружили десятки крошечных огоньков. Вокруг нас взметнулись бумажные фонарики, натыкаясь на цепь. Некоторые из них дрогнули и погасли, упав обратно на землю, в то время как другие продолжали всплывать, подхваченные ветром. Я хихикнула. Возможно, ты никогда не слышал, чтобы кто-то хихикает, дрожа от холода до мозга костей. Звук далеко не радостный, скорее жуткий, словно призрак насмехается над живыми.

Сквозь вой ветра я услышала крик сзади. Это был стон, за которым последовал крик ужаса. Какой-то инстинкт подавил мое желание оглянуться и посмотреть, что происходит. Вместо этого я прижалась к цепи и обхватила ее руками и ногами, обнимая ее так крепко, как только могла. Затем веревка натянулась, и Хардт с Тамурой попытались сорвать меня с цепи, увлекая за собой вниз, навстречу смерти.

Мир погрузился во тьму от криков ужаса. Боль удерживала меня на месте. Боль от того, что двое взрослых мужчин пытались сорвать меня с цепи, их вес давил на мои руки и грудь. Боль от того, что мои собственные ногти ломались о металл, вырываясь со своих мест. Мои руки обхватили сталь, такую холодную, что холод просачивался внутрь, ослабляя хватку. Я вцепилась в звено изо всех сил, какие у меня были. Этого было явно недостаточно. Мы могли упасть и погибнуть. Я это знала. Они это знали. Мы все должны были умереть.