— В твоих глазах шторм. Ты носила корону? — спросила Мезула.

Не зная, куда направить свой взгляд, я уставилась в это безглазое лицо и кивнула:

— Я решила посмотреть, как она сидит. У всех королев должна быть корона.

Ранд не останавливалась, пока не нависла надо мной, и я почувствовала странную вонь, что-то средним между запахом рептилии и заплесневелого меха. Руки задвигались вокруг меня, немигающие глаза впились в меня:

— Ты встречалась с Джинном?

Я снова кивнула:

— Я встретилась с ним. У нас был… спор.

— Из-за чего?

— Кто должен контролировать мое тело. Он высказал несколько веских замечаний, но мне не понравились его планы, и я выгнала его нахуй.

На ее лице появилось что-то похожее на скептицизм:

— Ты отбила контроль над телом у Вейнфолда?

Я снова обнаружила Сильву рядом с собой, она сжимала мою руку.

— Я говорила тебе, что она особенная, мама.

— Вторая Авгурия, — со смехом сказал Тамура. Он сказал то же самое там, на земле, и я все еще понятия не имела, что он имел в виду. Один из глаз Мезулы метнулся в его сторону, и она проскользнула мимо меня, направляясь к сумасшедшему старому терреланцу.

— Тамура иль Райтер, — произнесла Ранд твердым, как отточенная сталь, голосом, в котором слышались такие же нотки. — Пария.

Тамура помахал рукой, не выказывая ни малейшего страха перед лицом чудовища:

— Привет.

— Мне следовало бы показать тебе кратчайший путь из моего города, но ты — все, что осталось от моей самой дорогой сестры. Что ты знаешь об Авгуриях, Аспект?

Тамура издал дружеский смешок и сложился пополам, скрестив ноги и опустился на задницу, как он часто делал, когда собирался рассказать какую-нибудь историю. Он помолчал несколько мгновений, а затем приступил к рассказу. Даже Сссеракис прислушивался к словам старика, я почувствовала сосредоточенность древнего ужаса.

— Война — опасное дело, и ничто так не опасно, как война между членами семьи. Они порочны и необузданны. Эонами обиды накапливались, накапливались и накапливались, и, наконец, разбили мир, как волны, набегающие на берег. Семьи лучше знают, как причинить боль друг другу. Братья и сестры, знающие свои слабости, эксплуатирующие их. Ужасное дело — война между членами семьи. С одной стороны, Ранд, сама жизнь, сила творить, давать рождение, видеть, как в мир приходит что-то новое. Творцы, прародители. Боги. — Тамура остановился и склонил голову перед чудовищем, стоявшим перед ним. Подняв глаза, он подмигнул мне. Я всегда удивлялась, как старику удавалось быть таким точным и красноречивым, когда он рассказывал историю, и в то же время таким отрывочным и загадочным в остальное время.

— С другой стороны, Джинны. Скала и камень, вода и небо — сила, способная создать тот самый мир, на котором мы стоим. Проекты, определяющие ход истории. Города, океаны, летающие горы — такие чудеса, которых мир никогда бы не увидел, если бы не бесконечное творчество. Изменяющие формы. Боги.

— Война, которая оставила шрамы на земле. Потому что, когда сталкиваются боги, больше всего страдают те, кто внизу. Пахты первыми приняли чью-то сторону, прося защиты у Ранд, но какой ценой? — Тамура замолчал и посмотрел на Мезулу. — Тебе лучше знать, какие перемены произошли с ними. Народ исказился, чтобы соответствовать новому образу. — Тамура покачал головой. — Так много истории утрачено. Старое всегда должно уступать место новому.

— Тарены бежали под землю, где, как они полагали, они будут в безопасности от конфликта наверху, но темнота никогда не бывает по-настоящему безопасной. — Тамура снова замолчал, взглянув в мою сторону. — Так ли это? Там, внизу, они вели свою собственную войну. Гарны сражались на обеих сторонах, брат против брата, и погибло множество их, но таков путь гарнов. Это было началом бесконечной войны, бушующего пожара, который продолжается даже сейчас. Возможно, гарнам суждено стереть себя с лица земли, или, возможно, они достаточно мудры, чтобы понимать, что другого выхода просто нет. Ни один мир не смог бы выдержать их численность, если бы они отказались от своей войны.

Под волнами, в океанах и на морях всего мира муры тоже сражались. Не на той или иной стороне, а против сил, высвобождаемых при столкновении богов. В конце концов, когда надзиратели заняты борьбой друг с другом, заключенные хотят сбежать.

Тамура повернулся, чтобы посмотреть на нас с Хардтом:

— И остаются земляне. Не желая участвовать в таких разрушениях, они бежали из городов, сделанных для них, оставив позади все, что построили Джинны. Они бежали в пустыни и джунгли, на равнины и льды, в горы и даже к морю. Земляне разбежались по всему миру и основали новые города. Они построили новые империи, не обращая внимания на войну, которая все еще бушевала вокруг них. Разрушенный муравейник восстанавливается более сильным, чем был.

Война сделала страдания всеобщим времяпрепровождением. Мужчины, женщины и дети всех цивилизаций жили в шаге от смерти. Всем расам нравится говорить о войне между Ранд и Джиннами как об отдельном событии, но это никогда не было так. Она продолжалась века. Тысячелетия. Она бушует до сих пор, Вечная Война. Но время притупляет все грани, какими бы острыми они ни были когда-то, и историю помнят лишь до тех пор, пока она актуальна. Но когда они сталкиваются… Битва между одной Ранд и одним Джинном может заставить содрогаться горы, рушиться города. Война же была настолько разрушительной, что даже луны нашли утешение в объятиях друг друга и плакали металлическими слезами.