Только у самой последней клетки, перед тем как коридор превратился в хорошо освещенную комнату, Эска согласилась, что нам пора бежать. К тому времени было уже слишком поздно, как для нас, так и для Барроу.

Мы познакомились с ним в самый первый день нашего пребывания в академии — он был студентом не старше меня. И Эска, и я играли с ним, ели с ним, учились с ним и жили с ним. Он рассказывал мне анекдоты, которые слышал от взрослых, непристойные лимерики и невероятные истории. Прирожденный рассказчик. То, что мы увидели в этой клетке, едва ли можно было назвать землянином. Он был грязен и взъерошен так, как никто из нас никогда не видел в Яме. Как зверь, которого так долго держали в клетке, что он уже не понимает, что ему не следует валяться в собственных испражнениях. Барроу прижал грязные ладони к ушам и вцепился в кожу головы потрескавшимися, окровавленными ногтями. Его глаза были ввалившимися, слезящимися впадинами. И все же я услышал что-то за хныканьем в его голосе. Он бормотал о свете, о бесконечном горящем свете.

Барроу имел неудачное сочетание установок как к вибромантии, так и к фотомантии. Он был не первым Хранителем Источников, которого свели с ума ужасы света и звука, которые мы, другие, просто не видим и не слышим. Но он всегда был очень осторожен. Я много раз говорил с ним об опасности и он показывал мне свои исследования, бесконечно читал книги, отчеты других Хранителей. Он даже подсчитал, как далеко он может продвинуться в каждой школе и сколько времени ему требуется, чтобы восстановиться. Я никогда не встречал человека, настолько одержимого своими исследованиями, и никого, кто был бы так осторожен в использовании своих Источников. Тогда я не подумал об этом, так как был поглощен жалостью и необходимостью спасти его. Я подумал, что если бы я мог просто доставить его в лазарет, то смог бы спасти его, возможно, использовал бы свой Источник, чтобы залечить его раны. Но Барроу было уже не спасти. Я не знал, что с ним сделали. Я не знал, что находится за дверью в конце коридора. Я… я не знаю до сих пор.

Это возвращается ко мне. Но медленно. Что-то случилось с нами за той дверью. Это случилось с нами обоими. Это изменило нас. Что с нами случилось?

Жизнь на Ро'шане уже натравила меня на одного Джинна, и моя сделка с Ранд привела к столкновению с другим. Последним из свободных Джиннов, хотя слово свобода показалось мне странным. Я не была уверена в деталях, но Мезула утверждала, что она поймала в ловушку последнего Джинна на До'шане, заключив себя на Ро'шане. Я предположила, что здесь замешана какая-то магия, которую я не могла понять. По правде говоря, я не понимала естественных законов нашего мира. Невежество может заставить даже обыденное казаться волшебством.

Переговоры с Мезулой заняли некоторое время, и я думаю, что проявила себя в этих переговорах достаточно хорошо. Ранд согласилась, что мне нужно время, что я не готова ни атаковать До'шан, ни противостоять Джинну, которого она держала там в ловушке. Время не только восстановиться после нагрузок, но также подготовиться и потренироваться. До'шан был не просто какими-то необитаемыми руинами. Аэролис был занят в своем заключении, призывая в свой летающий город разнообразные существа, порабощая их и готовясь к неизбежному столкновению с силами Мезулы. Мезула сказал, что город был крепостью, построенной в виде лабиринта и населенной монстрами. Она дала мне время на тренировку и подготовку, а также деньги на оплату услуг тех, кто мне понадобится. Я не могла взять с собой целую армию — флаеров было недостаточно, и они не выдерживали бы такой вес, — но мне нужно было нечто большее, чем просто я сама и решимость добиться успеха. Такая решимость может завести человека далеко, но, когда он сталкивается с трудностями и огромным числом более сильных врагов, разумно, насколько это возможно, выровнять игровое поле.

У меня было время на обучение и деньги, чтобы нанять любого, кто был достаточно безрассуден, чтобы присоединиться ко мне, но мне все равно нужно было что-то еще от Мезулы. Источники. Я не могла надеяться сразиться с Джинном без силы, и Ранд с этим согласилась. Я попросила Источник дугомантии, который мне уже давали, а также Источники пиромантии и порталомантии. Сссеракис был недоволен. Ужас некоторое время дулся на меня, досаждая мне днем и омрачая ночи снами о предательстве. Я проснулась от одного сна, в котором Хардт душил меня, его большие руки обхватили мое горло и сжимали его. Признаюсь, пару дней после этого кошмара мне было довольно сложно смотреть на большого терреланца. Сссеракис хотел, чтобы я попросила Источник демономантии, выполнила свое обещание и отправила его домой. Я оправдывала свои действия тем, что не могла надеяться победить Джинна без помощи ужаса. Чтобы Сссеракис мог помочь себе сам, он сначала должен был помочь мне, и тогда мы оба получим то, что хотели. Я не уверена, кто из нас был более наивен, поверив в мои успокаивающие слова. Правда, которую я так яростно скрывала, заключалась в том, что я понятия не имела, как отправить ужас домой. Даже с Источником демономантии в животе, я бы все равно понятия не имела.

Ро'шан стоял на якоре над Пикарром почти неделю — обычное время стоянки. Пикарр находился далеко от любого живого, дышащего города, и Сильва хотела дать торговцам достаточно времени, чтобы добраться до нас из близлежащих поселений. Ро'шан был прежде всего торговым городом, и многие товары, в которых нуждались жители, просто невозможно было достать никаким иным способом, кроме торговли. В те дни я почти не видела ее, так как большую часть своего времени она проводила либо на земле далеко внизу, либо общалась с городскими торговцами. В ее обязанности, как посла, так и чиновника, входило следить за тем, чтобы торговля была честной и у каждого был свой шанс. Мне всегда было интересно, есть ли в той маленькой книжечке, которую она вела, подробные сведения о каких-либо специальных разрешениях, предоставленных тем, с кем она имела дело. Я никогда не узнаю, сколько мужчин и женщин были обязаны Сильве. Я, определенно, была обязана ей больше, чем хотела бы признать. Я скучала по ней. У нас не было возможности поговорить, и, честно говоря, я не была уверена, что разговоры — это то, чего я от нее хотела. Но я по ней скучала. В ту неделю отсутствие Сильвы превратило мою жизнь в пропитанные сомнениями страдания, которые я изо всех сил пыталась понять. Это не было непохоже на то, как я тосковала по Изену до того, как мы переспали в Яме, но это не было и сильно похоже. Вот странная вещь в любви — она каждый раз другая. Каждый раз это совершенно новая тайна, которую нужно разгадать. Каждый раз это сопряжено с новыми опасностями, ловушками и наградами.

Хардт и Тамура поспорили о том, должна ли я согласиться с просьбой Ранд, как будто выбор принадлежал им обоим. Хардт отметил, что это, вероятно, будет довольно опасно; он должен был знать, что это скорее подстегнет меня, чем удержит. Я думаю, он знал, что, если пойдет со мной, ему придется сражаться, снова обагрить свои руки в крови. Мы все знали, что он не отпустит меня одну. Он сказал мне, что все еще ищет Кенто, но, похоже, никто в городе ничего не знает о малышке. У меня не хватило духу поделиться с ним своими подозрениями, и я не могла признаться в них самой себе. Это не помешало Сссеракису шепнуть мне правду. Мой ребенок, моя дочь, маленькая частичка меня, которую я создала, выносила и бросила, была мертва. Я жаждала снова увидеть ее лицо, прижать ее к себе, почувствовать жизнь, которую создала. Но они обе, Мезула и Сильва, почти признали, что ее больше нет. Пока я не заставила их сказать мне правду, я могла притворяться. Это было горе, с которым я просто не была готова столкнуться. Ни один родитель никогда не будет готов столкнуться с такими страданиями, и те, кто утверждает обратное, чертовски врут.

Тамура побуждал меня идти в До'шан. Он ничего не говорил ни о Авгуриях, ни о своей матери, а когда на него давили, он либо нес какую-то чушь, либо менял тему. Это сводило с ума: я знала, что у него есть так много ответов, которые я все еще искала, но он либо не мог, либо не хотел ими делиться. Он любил говорить мне: Время делает из всех нас учеников, и, полагаю, он был во многом прав. Конечно, время — это роскошь, которую мы плохо используем в юности. Я нахожу некоторую иронию в том, что чем старше я становлюсь и чем меньше лет мне остается, тем терпеливее я становлюсь. Возможно, это просто потому, что я намного лучше понимаю мир и осознаю, что он работает по своему собственному графику, и никакое нетерпение этого не изменит. Возможно, потому, что теперь я понимаю, что изменения, которые я произвела в мире, не обязательно изменили его к лучшему, и, если бы я уделила больше времени тому, чтобы остановиться и обдумать свои действия и их последствия, я поступила бы по-другому. Или нет. Импульсивность — одна из многих черт, которыми я известна, и даже седые волосы и морщинистая кожа не смогли избавить меня от этого. В конце концов, не было никаких сомнений в том, пойдет ли Тамура со мной, но он недвусмысленно сказал мне, что я не готова. И когда Тамура говорит прямо, это стоит принять к сведению.