Меня никто никуда не приковал и, о чудо, я не умудрилась снова подцепить болезнь. Тело горит не от повышенной температуры, а от того, что Вадим лежит позади меня, полностью придвинувшись ко мне. И, к счастью, никто меня ничем не придавил. Это его рука, обвившая мой бок и живот. Сейчас, когда я осознаю происходящее, тяжесть от того, что он обнял меня своей рукой, не кажется удушающей, равно как и жар, исходящий от его тела.

Я чувствую, что он не спит. Понимает ли, что я проснулась? Скорее всего, да. Мое сердцебиение слышно на краю света. А сейчас, когда его пальцы задирают майку и начинают гладить оголившуюся кожу на животе, сомнений в том, что он понимает, что я не сплю, не остается. Еще чуть-чуть и я оттолкну его. Ага. Так, стоп. А почему я должна это делать? В конце концов, он мой муж. Трезвый, между прочим.

Закрываю глаза, когда чувствую, как его пальцы, вырисовывающие незамысловатые узоры на животе пробираются выше и накрывают грудь. Даю самый что ни на есть зеленый свет, когда перестаю вжиматься в подушку и совсем чуть-чуть, но все же поворачиваюсь к нему, давая больший доступ к груди. Сама не понимаю, как начинаю ерзать на кровати, сжимая ноги, дабы унять нарастающее напряжение между ног.

Одно радует, что Даровский не видит как сейчас полыхает мое лицо. Это потом мне будет стыдно, а пока…а пока я, черт возьми, трусь как кошка о его выпирающий через штаны член и пытаюсь не произнести ни звука.

Зарывшись лицом в мои распущенные волосы, Вадим проходится губами по моей шее. Приятно, черт возьми, но и щекотно. От этого действа, у меня встают дыбом все имеющиеся волоски. Боже, одно радует, там я гладкая. И стоит мне только об этом подумать, как я ощущаю как он оставляет в покое мою грудь и ведет рукой вниз. Поддевает резинку моих пижамным штанов и накрывает ладонью лобок поверх белья.

Вздрагиваю и хочу остановить его, но не успеваю, из-за того, что свободной рукой он обхватывает мою голову и поворачивает к себе. Заглушает мой невысказанный протест, жадно целуя меня в губы. И этим отвлекает меня. Давит пальцами через намокшую полоску простых хлопковых трусов, проходится чуть ниже, заставляя меня сжать ноги. В ответ на это Вадим усмехается мне в губы, но не перестает целовать.

В какой-то момент все же отпускаю себя и развожу бедра пошире. Даровский не мешкает, отодвигает полоску трусиков в сторону и его пальцы тут же раздвигают складки. Неосознанно сжимаюсь, когда он касается пульсирующей точки. Чтобы не издать ни одного звука, я закусываю до боли губу, но это мне ни капельки не помогает. Я не знаю что я творю, то сжимаю его руку, то снова развожу бедра, то поддаюсь навстречу его умелым пальцам, массирующим клитор. Ощущение, что подо мной горит чертова простыня и я вместе с ней. Кажется, я плавлюсь под его ласками целую вечность.

В какой-то момент мне становится так хорошо, что я уже не контролирую свои тихие стоны. Ступни как-то сами собой сильно сжимаются, в ответ на мощную волну оргазма.

Это нечестно: первая пришедшая на ум мысль. Почему мне так не доводилось изучать свое тело руками? А у него да?

Откидываюсь затылком на плечо Вадима и еле дышу, пытаюсь выравнять дыхание. И стоит ему убрать свою руку и чмокнуть меня в губы, как до меня доходит. Еще несколько секунд назад меня скрутило от оргазма, а сейчас…капец.

— Видишь, никто не умер. Все живы, здоровы и даже все еще девственницы, — в любой другой момент я бы непременно ответила на его колкость, но не сейчас.

— Мамочки.

— Ну уж не мамочки, тогда уже дедушки. Предпенсионеры.

— Прекрати. Мне плохо.

— Ну знаешь, Насть, я не вчера родился. Не переигрывай. Уж кому плохо, так это мне с моим стояком и гудящими яйцами.

— Ты меня неправильно понял. У меня жопа. В смысле жопа с ногами.

— Ты удивишься, но у меня тоже есть жопа и ноги.

— В смысле у меня жопа со ступнями. И икрами. Больно. Я не могу ими двигать!

Паника нарастает с каждой секундой все больше и больше. Я не могу пошевелить ногами. Хочу встать, а ничегошеньки не получается.

— Меня парализовало!

— Успокойся. Это, скорее всего, просто судороги.

— Какие, черт возьми, судороги?!

— Обыкновенные.

— Вызови мне скорую!

— Угомонись. Не нужна тебе никакая скорая. Сами справимся, — его спокойный и самоуверенный тон нервирует еще больше. — Такое бывает. С такими как ты.

И только когда Вадим садится на кровать и начинает мять мои ступни, до меня доходит, что он только что сказал.

— С такими как я? Это какими?

— Уникальными.

Вот же сволочь! На языке крутится тысяча ругательств и обвинений, но ни одно из них я не озвучиваю, ибо в какой-то момент понимаю, что, к счастью, не парализована. По мере того как Даровский массирует мне сначала одну, затем другую ногу, я осознаю, что отступает не только боль, но и пальцы начинают двигаться. Когда страх и паника немного отступают, я все же решаюсь на вопрос.