Шрифт:
Лишившийся якоря-основания жемчужный вихрь опасно завибрировал и заметался над островком из стороны в сторону…
Но досмотреть, что же с ним, в итоге, случится, мне не позволили сорвавшиеся вдруг внутри призрачного тела с продолжительной паузы энергетические узлы-огоньки. Через мгновенье все они дружно сошлись в центральной точке. Однако никаких вспышек боли за их столкновением не последовало. А просто из призрачной груди наружу полыхнула одинокая ослепительно-яркая вспышка света в районе солнечного сплетения.
Ослепленный, я на миг зажмурился. А когда снова распахнул глаза, вновь оказался внутри собственного тела.
И…
Интерлюдия 10
Интерлюдия 10
Так плохо ей не было еще никогда в жизни. Пальцы зверски изрезанной левой руку давно перестали шевелиться, напрочь утратив чувствительность. Было б здорово, если б так же отключились и нервные окончания исполосованного в лохмотья запястья, но тогда из вскрытых вен перестанет сочиться кровь, а этого уже допустить она никак не могла. Вернее, смертельно вымотавшаяся, обескровленная и обессиленная юная льера Вариэль, разумеется, с радостью прервала бы немедленно эту затянувшуюся чересчур пытку, но Тень Малого Дома, окончательно воплотившаяся в теле юной эльфийки с началом ритуала, вынуждала идти девушку до конца. И пленница собственного тела продолжала, наперекор собственным чаяньям, побелевшими губами нашептывать приливающий к ранам кровь наговор, провоцируя новые и новые приступы судорожной боли в изрезанном запястье.
Тонкая струйка чистой эльфийской крови, не прерываясь ни на миг, продолжала неумолимо сливать юную жизнь льеры Вариэль в побагровевшую земляную кашу под ее ногами. Да, с уже зреющим в середине натекшей кровавой лужи багровым кристаллом Первоосновы. Но, увы, зреющим чересчур медленно. Фатально медленно для уже практически выжитой, как лимон, жертвы смертельно опасного ритуала.
Она давно перестала чувствовать укусы облепившего неподвижное тело гнуса. Или укусы комаров и слепней прекратились, потому что настырно гудящих приставучих паразитов кто-то стал заботливо от нее отгонять?.. Сил, чтоб самостоятельно разузнать даже такую малость, не хватало от слова совсем. Она давно уже даже не пыталась приподнять на заклинившей шее налившуюся чугуном голову, что б оглядеться и понять, что творится вокруг. Потому что все, что творится вокруг, уже не важно. Главное протянуть как можно дольше, чтобы напоить кристалл Первоосновы достаточным количеством эльфийской жизненной силы. Достаточным для прорыва. А какого прорыва? — ответить она уже затруднялась.
Мысли путались. Даже срывающийся с собственных губ бубнеж однообразного и проговариваемого на автомате снова и снова речитатива для затуманенного сознания превратился в неразборчивую, как заевшая пластинка, абракадабру.
Пребывающая в полуобморочном состоянии, из-за чудовищной потери крови и бесконечной пытки болью от наносимых самой себе порезов, уже простившаяся с жизнью юная эльфийка неожиданный удар взбаламученной водной стихии приняла с фатальной обреченную. Она даже не пыталась барахтаться и сопротивляться, когда могучая плотная волна, прокатившись по острову, просто смыла ее обескровленную тушку, как оцепеневшую под «дустом» блоху.
Грязная вонючая болотная жижа (назвать которую водой не поворачивается язык) одновременно забила глаза, горло, ноздри и уши льеры Вариэль. Сдавившая тут же грудь невыносимая тяжесть, мигом стравив из легких остатки воздуха, стала последней каплей затянувшихся чересчур страданий бедняжки. И чернильная темнота поглотила наконец сознание юной эльфийки, даровав ей смертельный покой…
Она не чувствовала, как захлебнувшееся тело, словно в могилу, опускалось в илистую муть болотной трясины, неспешно затягиваемое на глубокое-глубокое дно.
И как потом еще не менее пяти минут покоилось бездыханным в беспросветном тамошнем мраке.
И как вдруг исторгнутый из казалось бы сдавленных в плоский блин легких крошечный пузырек самой последней капли воздуха, сорвавшись с ее губ, обернулся вдруг в чернильном мраке трясины крошечной речной жемчужиной. И как одинокий этот и ни разу не простой кругляш тут же начал стремительно делиться на еще десятки, сотни, тысячи… таких же своих копий. Которые, начихав на законы физики, с бешенной скоростью, как стая подводных мурашей, стали распространяться по мертвому телу льеры Вариэль, стремительно покрывая его ковром из жемчуга, словно второй перламутровой кожей. Игноря сопротивление плотного донного ила, эти невероятно напористые жемчужины до упора набились даже в рот, нос, уши и глаза юной эльфийки, выдавливая оттуда пробки болотного ила.
Жемчужная экспансия всех доступных полостей и поверхностей тела утопленницы происходила в ураганном темпе. Буквально за считанные секунды между болотом и телом льеры Вариэль образовалась тонкая перламутровая преграда без малейшей трещинки или прорехи. А как только процесс формирования этой идеальной преграды оказался полностью завершен, «жемчужная» вторая кожа эльфийки вдруг резко схлопнулась обратно в единую первоначальную жемчужину, которая, в свою очередь, в обратку обернулась крохотным пузырьком воздуха, затерявшимся в болотных глубинах без следа. Укрытое же только что жемчужным «саваном» тело утопленницы, во время схождения жемчужной массы в единую точку, просто сгинуло из болотной трясины, словно никогда там его и не бывало…
Из чернильного мрака забвения в мир живых и страдающих воскресшую снова на острове льеру Вариэль вернула ослепительно-жгучая вспышка боли в правой руке.
Но увиденный тут же сквозь застилающую глаза кровавую пелену огромный жемчужный вихрь, гордо вращающийся у нее в ногах, как истинный легендарный артефакт возрожденного Малого Дома, заставил мгновенно позабыть о боли. Осознание того, что все у нее получилось, и перенесенные страдания оказались не напрасными, было столь мощным и все поглощающим, что болячка в руке (к тому же уже изрядно поутихшая) как-то само собой отодвинулась на задний план.