— То есть ви — вэдьма, только мужского пола? — уточнил Иосиф Виссарионович, изумленно сгибая и разгибая дефективную ранее левую руку, которая сейчас по работоспособности совершенно не отличалась от правой. Да и по размеру они сравнялись.

— Совершенно верно, — ответил я.

— И ваш нэунывающий товарищ… — Сталин указал на Тома, на лице которого играла его фирменная широкая улыбка. — Тоже? Я видэл, как он моих сотрудников… заколдовал…

— И не только, Иосиф Виссарионович, — решил я ковать железо пока горячо, — лейтенант госбезопасности Иван Чумаков и профессор Трефилов Бажен Вячеславович, тоже, в некотором роде, являются одарёнными.

— О, как! — Сталин от изумления звонко хлопнул ладонями по ляжкам. — Отчего жэ так вышло? Нэ хотите жэ ви сказать, что они изначально такими были?

— Не хочу, товарищ Сталин, — ответил я на последний вопрос вождя. — Изначально они были обычными — «простаками», так называют в нашей среде людей, не обладающих даром.

— Значит, ми все — простаки среди чародеев? — усмехнулся вождь, вновь начиная по привычке вновь ходить по кабинету. — Вах, какая легкость! — восхищенно воскликнул он, сделав несколько резких и стремительных танцевальных движений из лезгинки. — Ужэ и нэ помню, когда я сэбя так чувствовал! — В речи вождя явственно проскакивал кавказский акцент, а я знал, что такое случалось, когда Сталин был чем-то взволнован. — Диди мадлоба, генацвале[2]! — с чувством произнёс он. — Даже нэ знаю, как тебя и благодарить, товарищ Чума…

Я отметил, что в общении со мной Иосиф Виссарионович неосознанно перешел на «ты». А это, как я знал, случалось с ним либо в большом волнении, либо с людьми, входившими в его «ближний круг». Во всех остальных случаях товарищ Сталин общался только на «вы». В моём же случае это было волнение…

Причём, волнение непростое — это было настоящее потрясение! Просто отвал башки и слом всех «шаблонов». Я явственно читал это в мыслях вождя, даже не обращая внимания на его ауру. Слишком уж сильные эмоции переживал Иосиф Виссарионович. Понимаю его как никто другой: перенестись из привычного материалистического мира в мир «меча и магии», по сути, в сказку, основательно встряхивает мозги.

— Какие благодарности, товарищ Сталин? Война идёт… — Я попытался съехать с темы, но Иосиф Виссарионович не оставил мне никакого шанса:

— Война-войной, товарищ Чума, а гэроизм в дальний угол затирать нэ надо! И это я нэ об этом… — Он тряхнул своим френчем, ставшем на несколько размеров больше. — Награда всегда должна найти своего гэроя! А я вообще нэ знаю, как с тобой поступить…

— Отчего же, Иосиф Виссарионович? — не удержался я от вопроса.

— По-хорошему тэбя бы звездой героя надо наградить, да нэ одной — за уничтожение танковой дивизии вермахта и эвакуацию из Берлина особо ценных научных сотрудников… Только вот нэзадача — награждать, вроде, и нэкого… Нэ существует тебя в природе, товарищ Чума.

— Так это же замечательно, Иосиф Виссарионович! — весело воскликнул я. — Зато ни одна вражеская сволочь обо мне не узнает, как бы не старалась и из кожи вон не лезла. А награда своего героя найти всё-таки может, товарищ Сталин. Если бы не своевременная помощь лейтенанта госбезопасности Чумакова, я бы сейчас перед вами не стоял. Иван свою награду заслужил, причём, посмертно…

— Как? Посмертно? — не понял Иосиф Виссарионович, впиваясь взглядом в деда, а потом переводя его на меня. — Это что, шутка, товарищ Чума? Он жэ живой!

— Никак нет, товарищ Сталин, я абсолютно серьёзен! — Даже под пристальным взглядом вождя я не собирался съезжать. — Там, в Тарасовке, немцы меня прижали — есть у них способы борьбы с такими, как я… Пользоваться силой я не мог… И лейтенант госбезопасности Чумаков прикрыл мой отход, понимая, что если я восстановлю свои способности — то смогу принести нашей стране намного больше пользы, чем он сам. Он вызвал на себя огонь противника, отвлёк внимание фрицев и… погиб в неравной схватке. Поверьте, товарищ Сталин, я, как ведьмак, чувствую смерть даже на расстоянии. Лейтенант Чумаков точно погиб в том бою! За это я ручаюсь! Да и сам Иван может подтвердить мои слова.

— Так точно, товарищ Сталин! — отчеканил дедуля. — Посекли меня пулями знатно, не смог бы я выжить. Никак не смог.

— А как ви мнэ объясните, товарищ лейтенант госбезопасности, что ви нэ в могиле сейчас лэжите, а разговариваете со мной? — Лукаво усмехнулся в усы руководитель СССР.

— Там мне эсэсовец какую-то дрянь в рот залил, — ответил дед, — я и… выходит, что воскрес, товарищ Сталин… — Развел руками дед, не зная, что и сказать по этому поводу.

— Это секретная разработка нацистов из «Аненербе», товарищ Сталин, — выступил вперед профессор Трефилов. — Мне удалось кое-что услышать, когда они считали, что я нахожусь в коме.

— Разработки в области магии? — уточнил вождь, и в его голосе ясовершенно не слышал никакого сарказма.

Похоже, что мой фокус с его исцелением, сделал своё дело — Иосиф Виссарионович поверил в магию и колдунов. Дело осталось за малым — убедить его создать научную структуру, похожую на нацистское «Аненербе», в которую привлечь ведущих специалистов из разных областей науки. Я всё ещё не терял надежды перевести эту пресловутую магию из области мистики и оккультизма на крепкие научные рельсы. Ведь получилось же у нас с Глашей создать универсальную печать исцеления.