— Почти, — она выпустила тонкую струйку дыма. — Я пишу о них. «New York World», колонка о бизнесе и экономике.

— Журналистка? — я постарался изобразить легкое удивление. — Необычный выбор для женщины.

Она прищурилась:

— А вы из тех, кто считает, что женщины должны вести счетоводство только семейного бюджета?

— Напротив, — ответил я. — Я считаю, что ограничивать талант человека из-за его пола так же недальновидно, как инвестировать все средства в одну акцию.

Элизабет рассмеялась, искренне, звонко:

— Отличный ответ, мистер Стерлинг. И весьма неожиданный для Уолл-стрит.

— Можно просто Уильям, — предложил я. — Или Билл, если предпочитаете.

— А я — Элизабет, — она наклонилась ближе. — Так скажите, Билл, почему молодой человек вроде вас выбирает такую консервативную инвестиционную стратегию, когда все ваши сверстники гонятся за быстрой прибылью?

Я понял, что разговор переходит в интервью. Нужно быть осторожным.

— Я предпочитаю основывать решения на фундаментальных показателях, а не на эмоциях, — ответил я. — Надежнее инвестировать в компании, производящие то, что людям будет нужно всегда, чем в модные новинки.

— Вы говорите как человек вдвое старше, — заметила она, внимательно изучая меня. — Откуда такая мудрость в двадцать два года?

— Возможно, я просто внимательно изучаю историю рынков, — уклончиво ответил я. — Каждый бум сменяется спадом. Это неизбежно, как смена времен года.

— Вы предсказываете спад? — она подалась вперед, и я уловил тонкий аромат ее духов, что-то цветочное с нотками сандала.

— Я не делаю предсказаний, — осторожно ответил я. — Я просто готовлюсь к любым сценариям.

Мы говорили уже около десяти минут, когда вернулись Бейкер и Ван Дорен. Их глаза округлились при виде Элизабет за нашим столиком.

— Мисс Кларк! — Бейкер натянуто улыбнулся. — Какая неожиданность. Не знал, что вы знакомы со Стерлингом.

— Только что познакомились, — ответила она, не выказывая никакого смущения. — И ваш коллега оказался весьма интересным собеседником.

— Несомненно, — Ван Дорен бросил на меня предостерегающий взгляд. — Но боюсь, мы должны его похитить. Нам нужно обсудить некоторые рабочие вопросы перед завтрашним днем.

— Конечно, — Элизабет грациозно поднялась. — Было приятно познакомиться, мистер Стерлинг. Надеюсь, мы еще встретимся.

Она протянула мне визитную карточку:

— Если захотите продолжить наш разговор о… фундаментальных показателях.

Когда она ушла, Ван Дорен громко выдохнул:

— Черт возьми, Стерлинг! Ты хоть понимаешь, с кем разговаривал?

— С журналисткой из «New York World», — пожал я плечами.

— Не просто журналисткой, — покачал головой Бейкер. — Элизабет Кларк известна своими разоблачительными статьями о финансистах. В прошлом году она раскопала историю о манипуляциях с акциями Reynolds Steel. Два директора потеряли свои места, а компания — треть рыночной стоимости.

— Она охотится за громкими историями, — добавил Ван Дорен. — И особенно любит молодых и неопытных брокеров, которые могут сболтнуть лишнего после пары бокалов.

Я посмотрел на визитную карточку в руке. Тонкая бумага, элегантный шрифт, адрес редакции на Парк Роу.

— Благодарю за предупреждение, — сказал я, убирая карточку во внутренний карман. — Буду осторожен.

Но внутренне я улыбался. Элизабет Кларк, журналистка, специализирующаяся на финансовых расследованиях. Она могла стать ценным союзником. Или опасным противником. В любом случае, такое знакомство открывало новые возможности.

Оркестр вернулся на сцену, и Эллингтон заиграл «Mood Indigo». Медленную, чувственную композицию.

Я сделал глоток бурбона, наблюдая за танцующими парами и размышляя о сложной паутине связей, которая начинала формироваться вокруг меня.

Эта ночь в Cotton Club не просто развлечение. Важный урок адаптации к новой эпохе, с ее правилами, предрассудками и возможностями. И я намеревался использовать каждую из них.

Вечер в Cotton Club был в полном разгаре. Дюк Эллингтон переключился на более медленную композицию, и танцпол заполнился парами.

Я сидел за столиком с Бейкером, Ван Дореном и Прайсом, потягивая бурбон из чайной чашки. Типичная маскировка времен Сухого закона.

Наблюдая за публикой, я заметил нечто странное. Трое мужчин, рассредоточенных по залу, выделялись среди беззаботных гуляк.

Один сидел у бара. Костюм хорошего кроя, но слишком консервативный для такого места. Он делал вид, что пьет, но едва касался губами бокала.

Второй расположился у оркестра. Пиджак застегнут на все пуговицы, несмотря на жару в зале. Третий, в дальнем углу, слишком внимательно изучал лица официантов и периодически сверялся с часами.