Мидир мгновенно скрылся за поворотом, а потом осторожно подкрался и заглянул за угол. Да, ему не показалось, это был голос отца!

«Мо гра», — любовь моя. Неожиданно мягкий, голос Джаретта был наполнен какой-то странной силой. Отец казался и слабым, и сильным в тот момент, когда преклонил колено перед Синни и сжал ее ладони. И еще глаза отца, они сверкали, как два черных алмаза.

— Мидир становится все сильнее. Киринн обучит его! Не печалься, любовь моя. Я прошу. Я — и прошу, — словно удивлялся себе Джаретт. — Я обещал тебе, что в моем мире наши дети будут в безопасности куда большей, чем на земле. Я выполню все, что обещал тебе, мо гра. Я буду любить тебя вечно… А как чисто стал говорить Мидир!

Глаза Синни, полные слез, засияли в лунном свете.

— Ты заметил!

Мидир, хотя речь шла о нем, ощутил себя лишним, отшатнулся с колотящимся сердцем — отец обнял маму и поцеловал ее. Родители, несомненно, любили друг друга и его тоже. Почему тогда ему так скверно?

А ведь и правда — он так старался за ужином обойтись без упоминания о Киринне, так выбирал слова и выражения, что и не заметил, как перестал проговаривать «р-р-р» через слово. «Как погремушка, детская, пустая и никчемная», — всегда смеялся над ним Мэрвин.

Мидир вдруг понял, что слишком задумался и потерял счет времени. Он хотел было уйти так же незаметно, как и появился здесь, но тихий звук шагов в сочетании с запахом льда и нагретой солнцем земли дали понять ему, что рядом отец и он, похоже, уходит. Это было странно: Джаретт почти никогда не оставлял Синни одну, без своего присутствия или без достойной охраны. Это Мидир, пытающийся изыскать любую возможность подкрасться к матери, знал лучше других. А тут… Король шел торопливо, так, словно его кто-то позвал или что-то случилось, нехорошее или неприятное.

Второй принц решил использовать ту возможность, что ему выпала, и осторожно прошел до поворота на галерею, повернул голову, увидел только маму, облитую светом полной луны и любующуюся пейзажем. Мидира иногда ставили так воспитатели, прося второго наследного принца увидеть нечто особенное, но ни зубчатые Вороньи горы, ни бесконечный еловый лес, ни синяя лента Айсэ Гром не привлекали Мидира. Что в этом любовании находили взрослые, оставалось для него загадкой. Ни побегать, ни понюхать, ни даже потрогать — в общем и целом, скукотища. Но маме явно нравилось, и Мидир, как ни желал подбежать к ней, решил подождать немного. Когда-то же это самое любование должно закончиться! Но нет. И нет. И? Нет. И-и-и-и… Нет! Когда же королева обратит взгляд на куда более интересное и важное — на него, Мидира?!

Он глубоко вздохнул, кашлянул, шаркнул ножкой — ничего. Мама продолжала смотреть то ли на небо, то ли на горизонт, начинающий понемногу светлеть, наливаясь яростным зеленым огнем. Затем вздохнула и опустила лицо. Мидир уже хотел подбежать, но его опередили. В первый момент принц решил, что это вернулся отец — кто еще посмел бы приблизиться к королеве, находящейся в уединении?

Но волк был с белыми волосами и вызывающими манерами — такого с разбега хотелось пнуть под коленку, как учил его Киринн.

— Моя королева! — короткий кивок, почти невежливый. — Не меня ли вы ждете?

Синни набросила капюшон и лишь тогда ответила.

— Разумеется, нет. Я не знаю, кто вы, и не желаю этого знать. Прошу вас удалиться.

— Вот как? — волк сердито сверкнул желтизной глаз. — Лугнасад еще не закончился, одной ночи мне маловато! — и схватил Синни за руку.

Тут Мидир не выдержал. Он не заметил, как побежал к матери с незнакомым и очень неприятным волком.

— А ну, отпусти мою маму! — боднул он с ходу в живот нахального волка и пожалел о том, что оставил в спальне кинжал.

Как всякий приличный волк, этот явно умел драться, и семилетний волчонок не мог стать серьезным препятствием. Мидира тут же обдало стыдом оттого, что попался на самый простой прием. Неимоверно заболела вывернутая за спину рука. Он упал на колени, больно стукнувшись об пол.

— Отпустите его! — прозвенел голос Синни. — Что вы себе позволяете?

— Только то, что могу!

Руку вывернуло еще сильнее, так, что на глаза навернулись слезы. Мидир дернулся — и все же пнул наглеца в голень.

— Ах ты маленький поганец!

Белый волк перехватил Мидира, как игрушку, продолжая заламывать руку и одновременно стараясь пережать горло. Рука горела огнем, воздух заканчивался. Его что, решили тут задушить? А мама, кто защитит ее?

Негодование выжгло страх, прибавило сил, и Мидир закричал что есть мочи:

— Кир-р-ринн!

Громыхнуло так, словно сам Черный замок пошатнулся. Перед глазами зарябили искры. Мидир припомнил сказки про мир теней с его огоньками-душами и ужаснулся — неужели все, неужели конец?! Затем потемнело и стихло… Мидир еще никогда не спал так, чтобы не спать, а тут его затянуло в глубокую темную воду, кажется, пресную — дышалось как-то опасно и с усилием, не так, как в соленой морской. Или уже не дышалось вовсе.