— Я сам видел истерзанные джунгли и гигантские следы, — продолжал разведчик, почувствовав себя несколько увереннее. — Примерно такие. — Он развернул листок бумаги.

«Значит, танк», — веря с трудом, подумал Обрегон. Уже давно в этой забытой Богом и людьми горной стране не было тяжелой военной техники. Он взглянул на старательно накарябанную схемку. По ширине след каждой из гусениц равнялся росту человека, а всего их было четыре, очень близко друг от друга.

— Гора, которая ходит,— пробормотал он себе под нос на испанском, а не на нахуатле. — А вот горит ли она?

Олень-Семь стрельнул глазами в сторону полоски темного дыма, поднимавшегося от вершины в небо, и почувствовал дрожь благоговения, страха и религиозного восторга.

— Каковы будут твои веления, Хозяин Горы, Первый Глашатай Народа Солнца?

— Сообщи Койоту-Один, чтобы собирал Воинов Ягуара и усилил пограничную стражу. Нельзя позволить чужакам напасть на наш народ.

— Хозяин Горы, Первый Глашатай Народа Солнца, — собравшись с духом, произнес Олень-Семъ, — там, за горой, только латиносы, — может быть, янки свернут в сторону еще до перевала.

Обрегон кивнул.

— И все же им придется заплатить нам. дань, — сказал он. — Их кровь — наша кровь. — В его собственном лице было гораздо больше европеоидных черт, чем в лице разведчика или любого из жителей долины. — Придет время, и они вновь обратятся на путь предков, как поступили и мы, после долгого поклонения ложным богам латиносов. Эта долина — наш дом, а не тюрьма. Мы должны быть готовы со временем выйти за ее пределы. Теперь ступай.

«Кроме того, — подумал Обрегон, глядя на темнеющее небо, — Венера приближается к священной точке. А милость богов не купишь задешево. Солдаты-янки могут оказаться по-своему полезны».

На улице весело перекликались каменщики, трудившиеся над последним ярусом ступенчатой пирамиды, маленькой правда, но сиявшей белизной покрытых известкой стен, с опоясывавшими ее подножие пестрыми фресками в духе древних, рисунки которых он сам восстанавливал по книгам и дискам. Скоро она уже будет готова.

«И в самом конце тебе придется уйти»,— с грустью подумал он, окидывая взглядом свою библиотеку. Наверное, древних видеозаписей ему будет недоставать даже больше, чем антропологических текстов. Последние хранили голоса старых богов, но они будут жить — жить по-настоящему — только в том случае, если их слова повторяют живые люди. Пристрастие к видео было его единственным грешком: он не был жаден до женщин, роскоши и богатства. В какой-то мере жаль думать, что они исчезнут вместе с ним... ведь в действительности он никогда не сможет стать частью того мира, который сейчас рождался благодаря ему.

Он выбрал свою любимую запись; просматривая ее, он успокоится — в конце концов это такая ничтожная поблажка самому себе.

— «Корзинщик»,— прочитал он на корешке, вставил диск в дисковод и надел на глаза очки.

«А все я и мой длинный язык», — подумала Мартинс. Плохо то, что она действительно лучше всех подходила для этого задания: она выросла в Санта-Фе, а потому владела испанским более сносно, чем Дженкинс.

Сквозь щиток шлема все вокруг казалось уплощенным и словно в серебристой дымке, поскольку встроенный в шлем сдвоенный кристалл улавливал и усиливал звездное сияние. Боевой десант пробирался сквозь подлесок, перемещаясь от дерева к дереву. Солдаты, реагируя на малейший звук или свет, засеченный датчиками шлемов, вертели головами с проворством ящериц.

Деревья были огромны, Бетани даже не представляла себе, что такие гиганты могли сохраниться на перешейке. Кроме тех мест, где лежали поваленные стволы и по ним густо разрослись лианы и молодые деревца, подлесок был не слишком густым. Было почти темно, редкие отблески пробивались сквозь сплошной покров зелени, но оптическим усилителям в шлемах достаточно было и этой малости. Американцы продвигались очень быстро; каждый из них провел не меньше трех лет в дебрях, где человек либо приобретал нужные навыки, либо быстро погибал.

Мартинс сделала знак рукой, и десант застыл на месте. Ближе к поляне они все как один приникли к земле и поползли по-пластунски. Края поляны заросли плотным кустарником, потом появились беспорядочные сады с манго и цитрусовыми. При виде этого ее рот наполнился слюной. Где-то замычала корова — ходячий бифштекс. А где люди и еда, должен иметься и самогон — искусство перегонки относилось к разряду повсеместных. Для УНВ и он сойдет.

— Осторожно, — шепнула она по связи с отрядом. — Если можно избежать стычек с туземцами, то лучше их избегать.

Вряд ли, конечно, поднятое оружие настраивает солдат на миролюбивый лад, но все же нет никакой нужды распалять их еще больше.

Поля, покрытые всходами маиса, маниоки и горного риса. Дальше — деревня с мазанковыми домишками под соломенными кровлями. Воздух был чище, чем обычно в подобных местах, в носу не свербило от запаха куриного помета и свиней. Все было спокойно; в инфракрасном спектре Бетани различала очертания спящих жителей сквозь стены. Из одной хижины, спотыкаясь, вышел мужчина, на ходу возясь со шнурком в поясе заношенных белых хлопчатобумажных штанов. За его спиной, как призрак, вдруг вырос один из солдат и нанес короткий резкий удар. Послышался глухой звук — обычно замшевый мешочек, туго набитый свинцовой дробью, не производит особого шума при соприкосновении с черепом,— и человек свалился как подкошенный прямо на подставленные руки.