Резкая боль пронзила плечо. Туман вместе с очертаниями больничной палаты вмиг развеялся. Джейн прижимали к живой «палубе» двое Джагулов. Хассинельг сидел на корточках рядом, держа щипцами раскалённый синий прут.

– Джегуу, ты здесь? – когтистая лапа Урджена легла на лоб. – Да, она вернулась!

На обожжённое плечо лёг холодный слизистый шматок – какой-то сочный лист разрезали пополам. Страж бросил прут в зашипевший бочонок, закрепил лист мокрой повязкой.

– Прости. Из ловушек Мысли выводит только Металл. Ожог заживёт. А вот куда могло утащить твой разум…

Плечо болело, дёргало, лист быстро нагрелся, и его тут же заменили, заново смочив повязку. В мозгу колыхнулось что-то про связь температуры предмета с глубиной ожога. «Пытаются охладить. Но если металл, раскалённый… вторая стадия, не меньше. И рубец на всю жизнь. Но… похоже, я в самом деле вернулась. Только вот куда?»

Её больше не прижимали к полу, и она села, придерживая перевязанную руку. Здесь было жарко, даже в одной нижней рубахе. Джейн – уже без тумана и болезненных вспышек – увидела неимоверно древний кузнечный горн, наковальню, инструменты (часть – из потемневшей от жара кости)… «Почему горн без мехов?» - мелькнуло в голове. «Неужели на… термоэлементах?!»

– А чего я в кузнице? – хрипло спросила она – и тут же увидела перед носом фляжку с отваром курруи.

– Место, где Металл сильнее всего, - ответил страж. – Ты попала в ловушку Мысли – в её день такие западни повсюду. А ты ещё и необученный маг без порядка в голове…

Урджен коротко взвыл, его вой подхватили пятеро Джагулов – все, кто собрался в кузнице.

– Чем говорить о чужих головах, расскажи о своей! Что тебе сегодня мерещилось? Почему посох из зубов не выпускаешь?

– Глупо выходить без брони под обстрел, - проворчал Хассинельг, явно смущённый. Джейн, допив отвар, дождалась, пока ей ещё раз поменяют повязку, и хотела встать на ноги, но Урджен заставил сесть.

– Ты сиди в кузнице, - с трудом разобрала она чьи-то слова с сильнейшим лающим акцентом. Кроме Урджена, тут был ещё один странновато одетый Джагул – детёныш, ростом едва по пояс взрослым, но с «зачатками» будущей шаманской накидки – ниткой бус с пятью перьями.

– День ещё длится. Опять провалишься – снова прижгут. Это долго болит.

– Джаарган говорит дело, - хмуро прорычал Урджен. – Вы, двое, до вечера будете тут. Мастер Эджерех…

– Я сам отсюда не выхожу, - отозвался Джагул в кузнечном фартуке. Он уже отобрал у Хассека «лечебные принадлежности» - шипцы и бочонок с остывающим штырём – и вернул на подобающие места. Джейн обнаружила, что сидит на потрёпанной шкуре; других в кузнице не было – да и проку от них, кроме риска пожара?! Благо сейчас кузнец не работал, и горн был закрыт… хоть и нагрет – видно, точно на огненных камешках, которые не потушишь.

– Повезло, что ты не видела чудовищ, - сказал Хассек, устраиваясь рядом и меняя лист в повязке. – Потерпи, с таким ожогом нужно шесть листьев – иначе можно так и бросить, пусть болит и заживает до дней Хаоса… Ни чудовищ, ни врагов, с которыми надо биться. Очень повезло! Ты говорила с кем-то, а больше слушала – и не двигалась, как связанная. Так тебя и принесли в кузницу.

Джейн криво ухмыльнулась.

– У вас всех, кто на голову нездоров, вот так лечат? – ей вспомнился краткий курс истории медицины, методы древней психиатрии… по крайней мере, «равнинный» способ сработал, и мгновенно!

– Нездоров? – с недоумением повторил страж; Джагулы уже разошлись, остался кузнец, и тот вышел в соседний «отсек», откуда доносились громкие голоса и тявканье. – Ты не больна, Джейн. Мысль тебя не ранила – так, царапнула. В её день такое бывает. Ты просто заблудилась в тумане. Металл его развеял. А в месте, где Металл силён, морок не сгустится. Не посмеет. Повезло, что он никуда не позвал тебя…

Джейн, как в первый раз, изучала живую «палубу» из волнистой кости, «слоёное тесто» «переборок» с бесчисленными воздушными мешками, истёртую шкуру – когда-то синюю с жёлтыми полосами, тесёмки на одежде, сапоги-«чулки» из тонкой кожи… в поле зрения были и инструменты, и горн, и наковальня, подозрительно похожая на гигантский позвонок… может, от сааг-туула? Снова вспомнилась больничная палата, затянутая туманом, и слова медика и отца. «Морок… по-нашему – галлюцинации. Что из этого морок? Мир с летающими окаменелостями длиной в сотни метров? Зверь размером с гору и лагерь кочевников внутри? То, что я – живой бластер, и это мне только на пользу? Или… или меня нашли тогда под ёлкой и принесли в посёлок? И ирренций добрался до мозга и теперь выжигает его? Что, если я там, в палате, доживаю последние недели в собственных глюках?»

Она украдкой пощупала лист, прижатый к плечу. Боль была резкой. Хассек, выдохнув что-то про Бездну, выдернул лист, заменил свежим, холодным. От использованного осталась одна измятая кожура.

– Джейн, ты чего? Опять морок?!

Из соседнего «отсека» выглянул кузнец.

– Снова?!

– Не-не, хватит меня лечить, - Джейн прикрылась здоровой рукой. – Спасибо, конечно, но пока не надо!

– Уррх… Ну, если ты в себе… - кузнец смерил её недоверчивым взглядом и ушёл в притихший «отсек». Джейн уставилась в «переборку». «Может, и глюки. Бывают и фантомные боли, сколько угодно. Может, я брежу, и мне уже не быть ни нормальной, ни живой. Но тут, на Равнине, бред ещё похлеще. И пока я жива, а то, что я вижу, связно – что-то с ним надо делать. Со сверхцивилизацией, «тронувшейся» от древности. С захваченной АЭС. С планами на термоядерный капец. А там будет видно.»

26 день Кислоты месяца Камня. Равнина, «передвижной лагерь» племени Хеллуг – Дальний Край – Сфен Земли

– И часто у вас такие дни бывают?

– Смотря кто правит месяцем, - ответил Хассинельг, деловито собирая вещи; как-то незаметно оказалось, что у него их ненамного больше, чем у Джейн. – Если сама богиня Мысли – или кто-то от дружественных стихий… Джейн, тебе точно нужна эта бадья? Твой мешок, сменная одежда, листья, припасы… да погрей воды в сарматском котле, если так надо! А в наших пещерах и купальни есть…