Этой ночью я уложила его обратно на кровать, растирая ему ноги, чтобы стимулировать приток крови, иногда это помогало, и я всегда изо всех сил старалась сделать все, что в моих силах, чтобы облегчить ему этот период нашей жизни. Я все еще любила его, несмотря на то, что внутри моего мужа чувствовал себя как дома несчастный мужчина.

Мы всегда были на высоте, когда занимались сексом, я знала, что между нами должно быть, с того самого момента, как он впервые привел меня в свой класс, там всегда была химия. После стула все немного поутихло, но не настолько, чтобы это все еще не было самым жарким сексом. По крайней мере, я так думалa.

Я надела милую маленькую футболку и едва заметные трусики, скользнула вверх по его телу, чтобы поцеловать его, затем спустилась по груди к его твердеющему члену, он все еще был таким отзывчивым. Я взяла его в рот и принялась усердно сосать, не сводя с него глаз, как, я знала, ему нравилось.

Я сдвинула трусики в сторону и опустилась на его скользкий член, потираясь о его колени. Он лапал меня, хватая за сиськи – его любимую часть меня.

– Ты такой приятный на ощупь, малыш, - cказала я ему, полностью растворившись в ощущениях.
– Потри мне "киску".

Ему нравилось слышать это от меня, его всегда возбуждало, что я изголодалась по его прикосновениям.

Я увидела, как что-то вспыхнуло в его глазах, что-то, чего я раньше не замечала, я увидела ненависть, и это заставило меня немедленно пожалеть о своих словах, хотя я и не могла понять почему.

– Тебе нужно убедиться, что ты и меня заводишь.

Его слова были полны гнева.

Мой подбородок задрожал, сдерживая слезы, которые вот-вот готовы были хлынуть наружу. Я и не подозревала, насколько эгоистично это прозвучало.

– Конечно, Мэтью.

Я изо всех сил попыталась улыбнуться, но знала, что это не увенчалось успехом.

– Отвали от меня, шлюха. Я тебе безразличен, ты хочешь только еще и еще. Я даже ничего не чувствую, а ты хочешь почувствовать все, жадная шлюха.

Я выбежала из нашей комнаты, оставив его голым на нашей кровати. Я не могла заставить себя вернуться в течение нескольких часов. Я сидела в ванне, горячая вода становилась холодной, и выплакивала все слезы, которые сдерживала, чтобы показать храбрость своему мужу.

Мне стало стыдно за то, что я ушла, эти слова были резкими, более подлыми, чем я когда-либо слышала от него, но я поняла, что он был расстроен, и какой бы я была женой, если бы не могла поддержать его в его положении. В наших клятвах было четко указано, в лучшее время и в худшее, в болезни и в здравии. И хотя это была не совсем болезнь – все было гораздо хуже, но я дала ему обещание. Итак, я встала, оделась и вернулась в нашу комнату, чтобы позаботиться о нем.

Я чувствую себя крайне неловко, когда рассказываю следующую часть, но мне нужно объяснить, как прогрессировал его гнев.

Я вошла в дверь, поджав хвост, готовая извиниться, но он был в ярости.

– Иди, блядь, сюда, Коллетт.

Он цедил слова сквозь стиснутые зубы.

Я нерешительно подошла к нему. Вопреки здравому смыслу, я селa рядом с ним на кровать. Он протянул руку и сильно схватил меня за волосы.

– Ты думаешь, это нормально - оставить меня здесь, чтобы я, блядь, обоссался?

Стыд пронзил меня, причиняя больше боли, чем его рука, вцепившаяся в мои волосы.

– Мне так жаль.

Я действительно чувствовала себя виноватой из-за того, что это произошло.

– Ты хочешь, чтобы я почувствовал себя куском дерьма? Ты хочешь унизить меня и показать, что я подонок? Что ж, это, блядь, сработало. Я весь обоссался.

Он потянул мою голову вниз, и мне ничего не оставалось, как последовать за ним, он сильно потянул, пока мое лицо не оказалось на одном уровне с мокрым матрасом, и прижал мое лицо к нему. Он не отпускал меня достаточно долго, чтобы я начала паниковать, я не могла дышать, из-за чего у меня перехватило дыхание, и моча попала через нос и рот в легкие.

Его руки были единственной частью его тела, которая не болела, они даже окрепли от того, что он сидел в коляске. Я не могла убежать, не вырвав волосы на голове. Так что я просто лежалa, изо всех сил стараясь дышать, чувствуя, что это мой конец. Я собиралась умереть там, уткнувшись лицом в лужу мочи моего мужа.

Я не могла отделаться от мысли, что это была моя вина, поэтому, когда я простила его за это, я подумала, что могла бы избежать повторения подобных вещей, если бы только была достаточно хорошей. Но что бы я ни делала, это было недостаточно хорошо, недостаточно правильно. Я все еще страдала от его гнева. Если до несчастного случая он не видел во мне ничего плохого, то после - не видел ничего хорошего.