Страшно, но такое чувство, будто мы всегда должны были целоваться. Но так не должно быть.

Мой разум так потрясен, когда он отстраняет меня, что мои колени подгибаются, и мне приходится впиваться пальцами в углубления в стене, чтобы удержаться. Я не чувствую свой мозг или что-то еще, кроме сводящей с ума сущности, которая захватила мой разум и тело.

Эрик кладет руки по обе стороны от меня и зависает перед моим лицом в нескольких дюймах.

— Я хочу тебя.

— Что? — Я моргаю несколько раз и пытаюсь почувствовать свой мозг. Он хочет меня?

— Саммер Ривз, твое наказание таково… Пока ты находишься под моей опекой, я владею твоей милой киской. Пока ты находишься под моей опекой, я могу трахать тебя, когда захочу.

Чертов ублюдок.

Это не то, что должно меня удивлять. Он тщательно приближался к этому моменту с тех пор, как я сюда попала. Может быть, с приветствия. Прямо с того момента, как первая пуля покинула мой пистолет.

И я попала прямо в его ловушку во многих отношениях. Я ненавижу, когда меня заставляют что-то делать, но что это говорит обо мне, если от вида того, как он трахает меня у этой стены, у меня текут слюнки?

Ничего хорошего. Что это говорит обо мне, если я признаю, что мысль быть с ним соблазняет меня. Ничего хорошего.

Я так зла на себя.

— Ты придурок. Это то, чего ты хотел все это время.

— Да, так и было. Я же сказал тебе, что сделал, так почему ты, черт возьми, удивляешься?

— Ты гребаный монстр.

Он снова хватает мое лицо и извивает жесткую бровь. Улыбка, танцующая на его губах, — это само описание грязного, темного и опасного.

— Следи за своим ртом, Куколка. Я могу шлепать тебя по заднице и трахать одновременно. Или, может, это то, чего ты хочешь.

— Нет, не думаю, — сухо отвечаю я.

— Тогда раздевайся, или я переброшу тебя обратно через колено.

Боже мой…

Я та, кто только что сказала, что я не шлюха, но посмотрите на меня.

— Сделай это, — призывает он, и я поднимаю подол рубашки и снимаю ее через голову.

Пока я переминаюсь с ноги на ногу, все, что я чувствую, — это скользящую по коже жидкость возбуждения между моих бедер.

Господи, я вся мокрая. Мокрая для него, и он узнает об этом через несколько секунд.

Неприкрытое удовлетворение на его лице от моей покорности усиливает мое возбуждение, а мое предательское тело не шепчет ничего, кроме желания и страсти в моем сознании.

Затем я снимаю шорты, затем трусики и напоследок оставляю бюстгальтер.

Прохладный воздух ласкает мою кожу, заставляя нервы покалывать, но именно жар в его взгляде заставляет мои соски напрягаться и сжигает меня изнутри.

Я так привыкла, что мужчины смотрят на меня, как на ничто. Как будто я просто еще одно красивое лицо или еще одна теплая дырка, в которую можно утонуть.

Но этот парень…

Он не смотрит на меня так. Я не уверена, как описать, как он смотрит на меня, потому что я никогда не видела такого взгляда, который он мне дарит, ни на ком.

Ближайшее, что я могла бы подобрать к описанию, это назвать это восхищением. Взгляд есть в один момент, а в следующий исчезает, сменившись темным господством, которое он имел раньше.

— Ты чиста? — Он вырывает меня из задумчивости. Мне требуется секунда, чтобы понять, о чем он меня спрашивает.

— Да, — заикаюсь я.

— Хорошо, я тоже. А теперь будь хорошей девочкой и позволь мне трахнуть тебя.

В его глазах появляется дикий взгляд, когда он отпускает меня и спускает штаны вниз по бедрам, чтобы вытащить свой член. Он уже стоит и готов трахнуть меня.

Он, словно животное, разворачивает меня лицом к стене.

Все, что у меня есть, это секунды, прежде чем он схватит мои бедра, затем я чувствую, как головка его члена упирается в мои складки. Он врезается в мою киску еще одним толчком, лишая меня воздуха и любых мыслей, которые могли бы попытаться прорваться в мою голову.

Он не дает мне времени привыкнуть к его длине и толщине, прежде чем он начинает жестко трахать меня и нападать на мое тело. Хардкор, именно так, как он сказал, ему нравится.

Все, что я могу сделать, чтобы не упасть, — это держаться за стену, пока моя грудь болезненно подпрыгивает в пространстве между холодным бетоном и кожей.

Я глупо пытаюсь бороться с натиском удовольствия. Я борюсь с ним, потому что если я позволю себе почувствовать, это будет означать, что я действительно этого хочу, и я не могу просто отбросить это как секс. Я борюсь, ей-богу, я пытаюсь бороться.