Встав у нее за спиной, я обнимаю ее одной рукой, другой беру кувалду и кусаю ее за плечо.

– А ты как думаешь?
– Когда она ухмыляется, я целую след укуса.
– У меня есть кое-что для тебя. Оно тяжелое, так что будь готова.

Она двусмысленно хмыкает.

– Ты еще хуже, чем я.
– Я ослабляю хватку на ее талии настолько, чтобы шлепнуть ее по заднице. Затем вкладываю рукоятку в ее руки и снимаю повязку с глаз.

Она бросает взгляд на кувалду, затем поворачивает голову и смотрит на меня, вопрос отражается в ее глазах.

– Думаю, нам нужна более открытая планировка. Хочешь заняться сносом?

Ее лицо загорается, и она возвращается к инструменту.

– О, черт возьми, да.

– Это моя девочка.
– Я отхожу на несколько футов в сторону, давая ей возможность размахнуться.
– Вперед.

Подняв ее так высоко, как только может, она замирает, моргает, а затем наносит мощный удар по стене.

Один раз.

Два.

Снова.

И снова.

Стена принимает ее ярость, покрываясь трещинами, сколами и вмятинами, каждый взмах сопровождается милым тихим рычанием. Я не сразу понимаю свою ошибку - Эверли чертовски целеустремленная, но при росте в пять футов два дюйма и весе чуть больше ста фунтов она явно не создана для того, чтобы пробивать укрепленную стену. Дом сопротивляется, и у нее на лбу выступают капельки пота.

Она не останавливается. В выражении ее лица - буря силы, гнева и отчаяния - неумолимое слияние, которое заставляет ее продолжать размахиваться, даже когда ее руки устают, а на глаза наворачиваются слезы. Она слишком упряма, чтобы сдаться, и именно поэтому я встаю за ней, касаясь грудью ее спины. Я накрываю ее руки своими, усиливая ее хватку.

– Не возражаешь, если я присоединюсь к тебе?
– шепчу я ей на ухо.

Тяжело дыша, она слегка кивает, а пальцы крепче сжимают рукоятку.

У меня свои проблемы со стенами.

Вместе мы бьем, бьем и бьем по ней, превращая вмятины в дыры, а затем в щели, достаточно большие, чтобы можно было разглядеть столовую за ними. Воздух прохладный, но по моей спине течет пот. Эверли тяжело дышит, заряженная чем-то, что выходит за рамки обычных усилий.

Это освобождение.

Это то, на что я надеялся. Потому что, хотя я и не умею выражать свои мысли словами, я умею читать людей - и в первую очередь ее. Я видел, как ее пальцы скользят по белым стенам этого места, как ее ладонь задерживается там, словно она наполовину ожидает ответа с другой стороны. Как будто поверхность - это одновременно и враг, и друг.

Когда стена начинает поддаваться, я отступаю и предоставляю ей решать, хочет ли она продолжать без меня. Она уже набрала обороты, и я минуту наблюдаю за тем, как она фыркает и рычит, обретая второе дыхание, которое заставляет ее бить сильнее.

Черт, как же это сексуально.

В столовой на ящике стоит коробка с бутылками воды, и я иду за ними, чтобы взять по одной для каждого из нас.

Пока я там, у нее происходит прорыв.

В буквальном смысле.

Кувалда пробивает стену, после чего огромный кусок штукатурки падает на пол возле моих ног, разбиваясь на куски. Теперь там щель размером с ребенка.

Почти готово.

Она продолжает. Дыра растет, пока не становится достаточно широкой, чтобы в нее пролезть. Звуки трескающегося дерева, ломающейся штукатурки и ее рычание, вызванное прилагаемыми усилиями, эхом разносятся по пространству. В любую минуту я ожидаю увидеть, как грива волос, покрытых белой штукатуркой, триумфально выходит из отверстия и присоединяется ко мне на другой стороне.

Но ее рычание превращается в нечто большее. Что-то более тяжелое.

Ее удары замедляются, дыхание сбивается. Кувалда выскальзывает из ее пальцев и с тяжелым стуком падает на пол. Пыль повисает в воздухе, как облако, и я смотрю в отверстие в стене как раз вовремя, чтобы увидеть, как она ломается.

Черт.

Я хмурюсь, заглядывая в неровную щель.

– Пчелка?

Ее глаза наполняются слезами, которые проливаются и смачивают кончики ее волос. Она стоит там, ее плечи дрожат, руки прижаты к коленям, и она смотрит на меня так, будто никогда раньше меня не видела.

– Привет, - шепчу я с другой стороны.

Она качает головой. Прикрывает рот рукой.

У нее вырывается всхлипывание.

Я, не раздумывая, шагаю через проем, сокращая расстояние между нами.

Когда ее колени подгибаются, я ловлю ее, она прижимается и рыдает у меня на груди. Я заключаю ее у крепкие объятия, одной рукой поддерживая за плечи, другой прижимая к себе ее голову, и она, наконец, выплескивает все это. Я чувствую, как ее грудь поднимается и опускается резкими толчками, когда эмоции вырываются наружу, словно прорвав стену, груз которой она несла в течение нескольких лет.

Мне больно смотреть на это, но я знаю, что она выстоит.

Она освободится.

Эверли поднимает глаза, пока я обнимаю ее, и сквозь слезы прорываются сдавленные слова.