– Я не думала, что это будет так.

– Как?
– спрашиваю я, убирая с ее лица прядь волос, покрытых штукатуркой.

– Как будто я снова могу дышать.
– Ее голос дрожит, но в нем что-то есть - надежда просачивается сквозь трещины. Слова льются потоком, годы молчания и заточения срываются с ее губ.
– Я сидела там, - задыхается она, указывая на стену.
– Смотрела на нее и мечтала о том, что находится по ту сторону. Хотела просто пройти сквозь нее. Но я не могла. Не могла.

Я притягиваю ее ближе, прижимаю к своей груди. Она не столько ломается, сколько отпускает все, растворяясь во мне, словно наконец-то почувствовала себя в безопасности.

Ее голос дрожит.

– И когда ты был там, когда я знала, что ты в соседней камере… - Она издает прерывистый смешок, дрожащий и болезненный.
– Мне хотелось кричать. Я хотела разнести все это проклятое место на части. Но я этого не делала. Я просто… сидела там. Я позволяла ему побеждать, день за днем, год за годом.

– Нет, - резко говорю я, хватая ее за лицо и заставляя встретиться со мной взглядом.
– Ты выживала. Ты боролась так, как он не мог видеть. Ты пережила его, Эверли. Ты здесь сейчас, потому что ты сильнее, чем он когда-либо был.

Отчаянно кивая, она вцепляется в мою рубашку, и с ее губ срывается еще больше смеха. Улыбка вырывается на свободу, как с трудом одержанная победа.

– Я так долго сдерживалась.

– А теперь ты даешь волю чувствам, - бормочу я ей в волосы.
– Все кончено.

Ее слезы пропитывают мою рубашку, но я чувствую ее ровное дыхание, чувствую, как уходит напряжение из ее тела. Руки крепко обнимают меня, и она шепчет в ответ, словно обещает.

– Все кончено.

Когда она наконец отстраняется, ее лицо залито слезами и покрыто пылью, но глаза… Они живые, мерцают чем-то свирепым и неукротимым. Она вытирает щеки и оглядывается на зияющую дыру в стене.

– Я думала, что разрушить ее - это уже достижение, - говорит она, ее голос мягкий, ровный.
– Но это больше. Намного.

Я прижимаюсь лбом к ее лбу и улыбаюсь.

– Да, черт возьми, это так.

Она наклоняется и целует меня - глубоко, крепко и безжалостно. А когда она отстраняется, ее взгляд задерживается на обломках позади нас. Она смотрит на них так, словно стена не просто сломана - она исчезла.

А на ее месте появилась дверь.

– Что ты думаешь о дне карьеры?
– Сара появляется рядом со мной, одетая во фланелевую рубашку и кеды Converse в радужную полоску. На концах ее косичек завязаны бантики, такого же цвета, как эта дурацкая игрушечная гитара, которую она повсюду таскает с собой.

– Ничего.
– Выхватив из ее рук смятую брошюру, я опускаюсь на бордюр с комиксом, который только что подобрал - Бэтмен и Капитан Америка.

Мама посмеялась надо мной, когда увидела листовку, которую я принес из школы.

– Она ошибается, знаешь ли. Никто не может предсказать, кем ты станешь в будущем. Ты можешь делать все, что захочешь.

Я шаркаю ногами по тротуару.

– Ты бы так не говорила, если бы знала, откуда я взялся.

– Я знаю.
– Ее пальцы наигрывают фальшивый аккорд на пластиковых струнах инструмента.
– Она мне сказала.

– Она сказала тебе?
– Нет… она бы не сказала.
– Тебе девять.

– Она сказала, что ты не совсем мой брат.

Я выпускаю воздух из легких.

– Это потому, что я не брат.

– Тогда вы оба ошибаетесь.

Я возвращаюсь к чтению, пока Сара делает вид, что играет на гитаре, но не могу сосредоточиться, и через несколько минут поднимаю брошюру и просматриваю ее.

– В этом списке нет ничего, чем я хотел бы заниматься. С таким же успехом можно забыть об этом.

– Ты знаешь, что я думаю.
– Она кивает на комикс, разложенный на моих коленях.

– Супергерой - это не настоящая работа.
– Я закатываю глаза.

– А как насчет полицейского? Ты все еще сможешь ловить плохих парней.

У меня вырывается невеселый смешок.