Шрифт:
Я бы отдала все, чтобы снова оказаться в его объятиях и ценить то, что у меня есть.
– Расскажи мне историю, Пчелка.
Голос Айзека становится хриплым, низким, насыщенным подтекстом, что вызывает покалывание внизу живота. Что-то давно умершее, сморщенное и гнилое.
– Готов поспорить, что ты сможешь придумать что-нибудь получше ванильных приключений Алессандры и Чедвика, - добавляет он.
Сглотнув, я притворно обижаюсь.
– Я не буду вести с тобой пошлые разговоры.
– Дико разочаровывает.
В его низком голосе есть поддразнивание, но даже это не избавляет меня от странного чувства, которое пульсирует в груди и животе.
Я ненавижу это.
Я принимаю это.
– Хорошо.
– Я сжимаю подол своей ночной рубашки двумя руками и прерывисто выдыхаю.
– Была одна девушка. Ее звали… Хлоя.
– Опиши ее.
Нервная энергия течет по моим венам, но не та, что вызывает страх. Не та тревога, которая преследует меня здесь, когда я слушаю крики и страшные стоны, которые эхом разносятся по коридорам и леденят мою кровь.
Это другое… это трепет предвкушения.
– Она известна своими пышными волосами, - говорю я.
– В большинстве случаев это просто катастрофа, но ей идет. Она не блондинка, но и не шатенка. Золотисто-русый цвет, я думаю. Ее кудри волнами рассыпаются по спине. Она миниатюрная, но сильная. А глаза у нее голубые.
– Какие голубые?
– Не знаю… просто голубые.
– Итак, она маленькая, у нее не каштановые, но и не светлые волосы и просто голубые глаза. Понятно.
– В твоей интерпретации мои описательные способности звучат очень слабо.
Тихий удар, и я представляю, что он улыбается.
– Продолжай.
Волнение возвращается, я закрываю глаза и выдыхаю через нос.
– Она замужем за замечательным мужчиной. Самым лучшим. Она - его мир, а он - ее. Романтика прямо из сказки.
– Но… - подсказывает Айзек.
– Но она всегда хотела немного большего.
– Хлоя любит извращения.
Я фыркаю, моя кожа пылает.
– Ты постоянно перебиваешь.
– Ты покраснела?
– Нет.
– Покраснела.
– Прекрати пытаться читать меня через стену.
– Хлопнув ладонью по перегородке, я тянусь за одеялом, как будто могу скрыть румянец на коже от того, кто меня даже не видит.
– Я собираюсь снова попытаться заснуть.
– Ты не можешь. Я уже завелся.
Мои щеки вспыхивают еще жарче, когда я укутываюсь в одеяло, натягивая его до подбородка. Я понятия не имею, что я вообще делаю. Признаваться в своих фантазиях совершенно незнакомому человеку? Да еще и неисправимому.
Я сошла с ума.
Но опять же… я потеряла все остальное.
Что значит потерять что-то еще?
Я снова закрываю глаза и представляю себе Айзека, прислонившегося к стене прямо за моей спиной. Ждущего продолжения.
– Ну… у Хлои было нетрадиционное воспитание. Ее отец умер, когда она была младенцем, оставив после себя новорожденную и мать-одиночку. У ее мамы были мечты, амбиции. Больше всего она любила танцевать. Это был ее любимый способ самовыражения.
Я делаю паузу, ожидая, что он скажет. Но он молчит.
– Ее мать какое-то время работала официанткой, пока низкая зарплата и мизерные чаевые не перестали ее устраивать. Когда Хлое исполнилось семь лет, ее мама сменила работу.
– Я тереблю обтрепанный край одеяла, сосредоточившись на торчащих ниточках.
– Она стала стриптизершей.
Он молчит. Слушает.
– Хлоя никогда не обижалась на мать за это. Напротив, она была как бы… вдохновлена. Она равнялась на маму, ценила ее целеустремленность и сильную волю. Ее матери часто не было дома - она приходила поздно вечером, отсутствовала по выходным. Но то время, которое они проводили вместе, было драгоценным, наполненным любовью и вниманием. Можно подумать, что ее мать не говорила дочери правду - грязный секрет, скрытый в тени, - но это было не так. Ее мама была гордой и не испытывала стыда. Когда Хлоя подросла, она начала задавать вопросы. Мама всегда отвечала на них правдиво. Хлоя чувствовала себя уверенно. И хотя она никогда не хотела танцевать сама, она уважала выбор своей матери.
Я замолкаю и жду грубого комментария, но не слышу даже звона цепи.
– В любом случае, я думаю, что секс просто стал обыденной вещью в ее детстве. Это никогда не было табу. А когда Хлоя стала взрослой, сама мысль об этом стала захватывающей. Волнующей.
Я прикусываю губу, размышляя, сколько еще я могу ему рассказать. Эти подробности - личное дело каждого. Даже Джаспер не понимал глубины моих чувств, а я никогда не хотела, чтобы между нами что-то изменилось. Я боялась, панически боялась, что он увидит меня не в том свете и отдалится от меня.