– Ковач должен вот-вот прилететь, вы удивитесь, когда увидите его, он может висеть восемь минут на левой руке. У него случается… Правда, он обычно предвидит меню в столовой, но сущностной разницы нет…

Я оглянулся. Мария спала. Уистлер рассказывал про Ковача. Ховер шел над тундрой. От Института мы отлетели километров на пятьдесят, внизу лениво текла река, кое-где сквозь похудевшие облака пробивалось солнце, золотые столбы, похожие на световые смерчи, подпирали небо, очень красиво, некоторые наискосок, некоторые вертикально. Столбы заинтересовали и Уистлера, он замолчал и задумался. Я взял чуть восточнее и направил ховер на солнечную колонну. Автоматика поляризовала фонарь, я приказал отменить, ховер влетел в солнечный вихрь.

Воздух в кокпите наполнился светом. Сапфир словно усилил его, разбил на отдельные лучи, они отражались от гладких поверхностей, снова отражались, перекрещивались, все вокруг нас сияло и вспыхивало искрами.

Барсик неодобрительно зарычал.

Мы вышли из вихря, у меня перед глазами продолжало плескаться и вращаться золото.

– Ты понял?! – взволнованно спросил Уистлер. – Понял?!

– Что?

Уистлер сдул с ладони солнечную пыль.

– Атланты! Теперь ясно, как они придумали атлантов!

Понятно, столбы, атланты, тавромахия, опять, мой друг, зима над Ахероном.

– Какие атланты? – проснулась Мария.

Уистлер принялся зачем-то объяснять, как древние греки, глядя на солнечные столбы, придумали атлантов и всю свою архитектуру, Мария возражала, греки придумали атлантов, глядя на горы, Уистлер и Мария очень хорошо спорили, нравилось слушать.

Я направил ховер к другому столбу, но в небе случилась перемена, облака сместились, и солнечные смерчи начали распадаться, в воздухе еще висели их прозрачные призраки, но потом и они растаяли, небо стало обычным, серым небом Регена.

Система Реи.

– А там что? – Мария указала на запад. – Будто скала… Остатки ледника?

– Может… – Уистлер сощурился. – Надо потом проверить. Мегалит вроде…

Я предложил дойти до океана, осталось недалеко, километров семьдесят, но Мария сказала, что на побережье наверняка ветрено, промозгло и шумно, а у нее сегодня слишком мирное настроение, к океану в другой раз, лучше найти на реке местечко потише.

Я выбрал низкий пологий берег, сделал круг над водой и поставил ховер на мелкую белую гальку.

Река шириной метров сто, глубокая, ближе к противоположному берегу из воды торчал синеватый валун, похожий на спину кита, нарвала, я так и подумал, но потом вспомнил, что на Регене нет животных крупнее капибары, да и те водятся на самом юге.

– Прибыли.

Я поднял фонарь, Барсик выпрыгнул первым, мы за ним.

– Забыл… – с досадой сказал Уистлер. – Забыл модулятор погоды, представляете?

– Настоящие туристы презирают модуляторы погоды, – заметил я. – Модулятор погоды – это дурной тон… На Земле.

– Давно там не был… Вроде дождь не собирается…

Уистлер зачем-то плюнул на палец и уставил его в небо.

Мария развернула карту.

Галька оказалась теплой.

– Красиво… – огляделась Мария. – Здесь, оказывается, красиво… Надо сюда прилетать, а то сидим в пыли, пылью дышим.

– Как назовем? – спросил Уистлер. – Предлагаю классическое, например, Альф.

Мария сверилась с картой и подтвердила, что река еще не именована, а значит, у нас есть все права первопроходцев, а Кольриджа она не очень.

– Аса, – предложила Мария. – Можно назвать Аса.

Я не смог ничего придумать на «А» и предложил Иртыш. Уистлеру и Марии вдруг понравилось, Мария, смеясь, внесла название в атлас, река стала Иртышом.

– Иртыш шумел… струились волны… или челны… струилось все…

Уистлер спустился к реке, зачерпнул ладонью воду, попробовал.

– По вкусу Иртыш… Так как ты стала библиотекарем?

– В меня ударила молния, – ответила Мария.

Я достал из багажного отсека корзины с припасами. На гальке сидеть неудобно, поднялись повыше, на берег, там мох и мягкие, поросшие зеленой травой кочки.

– Людей, в которых ударила молния, гораздо больше людей, сраженных метеоритом, несоизмеримо, – сказал Уистлер. – Интересно, есть ли в истории человечества те, в кого ударила молния, а потом еще и метеорит? Надо, кстати, узнать, это совпадение очень высокой степени… Так ты говоришь, молния?

Мне не хотелось рассказывать, как я стал спасателем, хотя я заранее выдумал историю, но ни Мария, ни Уистлер не поинтересовались. Мария рассказывала про молнию, она ударила в яхту, в мачту.

Барсик бродил по тундре, трогал кочки лапой. Что-то было в этих кочках, Барсик чувствовал. Интересно, как это закладывается в голову искусственной пантеры? Что придет время и будет так – Барсик отправится на Реген, на Регене случится журфикс, на журфиксе кочка и вдруг – разряд мозгового электричества – и Барсик раскапывает кочку. Впрочем, возможно, что и настоящие пантеры раскапывают кочки. Собаки точно раскапывают, сам видел.