Высокий, на голову выше меня.

– Мы можем идти только вперед… – указал он. – Только вперед.

Усталый Штайнер, ощущающий груз ответственности за человечество.

– Уистлер сказал… про иное состояние пространства. Он это серьезно?

– Не знаю… – ответил Штайнер.

Штайнер нервничал. Так нервничают заблудившиеся люди, я знаю. То и дело оглядываются по сторонам, делают вид, что ничего не случилось, но в глазах неуверенность, почти испуг.

– Я инженер, я занимаюсь машинами, я здесь десять… четырнадцать лет… Я строю машины, я эксплуатирую машины, я их люблю, понимаю. А его я не понимаю…

Штайнер ударил в стену. Неожиданно. Сильно. В месте, куда пришелся кулак, на синей прохладной стене возникло воспаленное бордовое пятно, пульсировало, расплывалось по сторонам розовыми капиллярами.

– Я уже не различаю, когда он шутит, а когда он серьезен, я боюсь… – пожаловался Штайнер. – Я боюсь, Ян! Боюсь, что завтра он скажет, что это…

Штайнер постучал по стене ладонью, стараясь не касаться красного пятна.

– Что это ошибочный путь, что с завтрашнего дня мы начинаем все заново… Что теперь мы не будем строить генераторы, теплообменники, гравитационные концентраторы, гасители инерции, теперь мы будем сочинять стихи и провидеть сны!

Штайнера жаль. Думаю, он ответственный человек. Возможно, слишком. Наверное, другому и не поручили бы Институт.

– Вы слышали про «казус Сойера»? – Штайнер разглядывал кулак, кожа на костяшках была сорвана, сам же Штайнер был озадачен. – Наверняка слышали, про это слышали все, включая школьников… Якобы Сойер незадолго до… скажем так, финала, признался, что синхронная физика – не более чем шутка. Розыгрыш. Вы же знаете, Соейер занимался подпространством…

– Да.

Это я знал, как все. Сойер, один из отцов экспансии, двадцать… или тридцать лет занимался гиперприводом, достиг успеха, фактически именно ему мы обязаны выходом в дальний космос.

– Сойер подарил нам Галактику. И пообещал Вселенную. А потом объявил – нет, не будет вам никакой Вселенной, я пошутил. Пошутил…

– Зачем он это сделал? – спросил я. – Не чересчур ли экстравагантно?

Штайнер продолжал разглядывать кулак, все-таки он был явно удивлен, он никогда раньше не разбивал себе руки.

– Из лучших соображений, думаю, – ответил Штайнер. – Он был гений, первосортный, нашему до него еще расти… Знаешь, что отличает настоящего гения? Он видит… иначе. И гораздо дальше. Еще до того, как была закрыта самая первая VDM-фаза, Сойер осознал угрозу. Нам нужна была новая великая цель, амбициозная, по плечу, дойти до предела, до великих границ. Этой цели требовался соответствующий инструмент – и Сойер придумал синхронную физику. Синхронная физика… розыгрыш.

Я, кстати, тоже удивлен, не думал, что о стену можно пораниться, наши стены безопасны. Но неприступны.

– Вы всерьез этого опасаетесь? – спросил я. – Что синхронная физика – мистификация?

– Нет, разумеется, нет… Надеюсь, что нет, иначе… Если это, не дай бог, правда, то любое позитивное знание окажется под сомнением. Веков клоунады нам не простят, случится катастрофа…

Голос у Штайнера дрогнул.

– Кассини в это не верит, – я продолжил его успокаивать. – Все хорошо, вам надо отдохнуть. Синхронная физика загнала нас в зеркальный лабиринт, отражение отражается в отражении…

– Знаете, чего я опасаюсь по-настоящему? – перебил Штайнер. – Не опасаюсь, боюсь… невероятно боюсь, всей душой… Я боюсь, что молчание будет прервано.

Я не понял.

– Что завтра… нет, даже не завтра, а вот сейчас, что в этот самый миг в пределы ойкумены входит корабль… и тогда все, что мы строили столь самонадеянно… все, во что мы верили, в один миг развеется в прах. Все рухнет!

Штайнер почти всхлипнул.

– Наш мир существует благодаря парадоксу Ферми, – сказал он. – Мы ищем братьев… и больше всего боимся, что они найдут нас первыми. Да, это маловероятно, но… Знаете, в молодости… в ранней молодости я ходил на дальнем скауте, впрочем, как все физики, это часть профессии. Мы работали в четырнадцатом секторе, стандартная первичная разведка: десантирование, пробы, внесение в кадастр, рутинные процедуры…

Рейд обычно длился полгода, за это время мы успевали исследовать от десяти до пятнадцати планет. В самом конце одного из рейдов мы вышли к безымянной системе, предстояло проверить две планеты земного типа. Четвертая от звезды была затянута километровым льдом. Вторая была класса Земля-4, и ее назвали Вороном. Земная масса, спутник, напоминавший Луну, все очень похоже, все в рамках теории о поясе Златовласки…

Про Ворона я слышал.

Разведчики нашли жизнь, что на планетах земного типа не редкость, биологи, геофизики, химики приступили к работе. А через три дня случилось открытие, совершившее переворот в биологии и надолго сделавшее Ворон центром притяжения ученых всей ойкумены. Во время сканирования ионосферы скубы исследовательского модуля оказались забиты неожиданной биомассой; при возвращении на скаут обнаружилось, что фильтры модуля заполнены существами, обитавшими фактически в безвоздушном пространстве.

Отец и брат обсуждали Ворон, я слышал.

Была развернута постоянная экспедиция.

Выяснилось, что в ходе эволюции спайкеры, вытесняемые более успешными видами все выше и выше в атмосферу, обрели ряд свойств, не присущих ни одному существу из обнаруженных во множестве открытых миров. Благодаря глубоким изменениям в метаболизме, перестройке скелета, энергообмена, благодаря малообъяснимой мутации слуховой улитки птицы получили возможность обитать и перемещаться в вакууме. Мутация радужной оболочки превратила глаз спайкера в подобие фотоэлемента, симбиоз с зелеными микроводорослями позволил решить проблему кислорода. К моменту обнаружения колонии спайкеров существовали как на нескольких астероидах, вращавшихся вокруг планеты, так и на ее самом большом спутнике. Таким образом, был впервые описан биологический вид неразумных существ, способных непосредственно путешествовать через пространство. Давно и многократно осмеянная теория панспермии, получив неопровержимые доказательства, восстала из академического забвения, обрела новый смысл, новую кровь.