Мария и Уистлер рассмеялись, а я подумал – эта смехотворная неуклюжесть в Барсике специально заложена или так проявляется старость? И то и другое может быть. Искусственная пантера радует хозяев своей искусственной бестолковостью.

– Во дурак… – Уистлер схватил Барсика за шкуру, вытащил из решетки и закинул в кокпит ховера. – Сиди смирно!

– Мне кажется, он плохо работает, – предположила Мария. – Наверное, профилактика ему не помешает…

– Вряд ли здесь получится провести профилактику, надо везти его на Землю. Отправлю с «Дроздом»… Кстати, вы не знаете, когда он уходит?

– Как он уйдет – мы еще ничего не разгрузили, – сказала Мария. – Целые горы книг! Кому понадобились эти книги…

Я забрался на ложемент пилота.

– Этот я заказал, – признался Уистлер. – Для углубления интеллектуального измерения.

Я взялся за управление, Мария и Уистлер расположились справа, Уистлер у фонаря, Мария по центру. Барсик запрыгнул на задние ложементы, и то и дело выставлял морду между Марией и Уистлером, громко дышал и высовывал шершавый язык. Я вспомнил, что при конструировании таких животных поведенческие паттерны частенько комбинировали, так что пантера может немного вести себя как собака, ничего необычного.

Я поднял ховер со стартовой площадки, набрал милю.

Рядом с Институтом «Тощий дрозд» выглядел как шлюпка у борта морского круизного лайнера, я взял курс на север, горизонт на севере светился белой полосой.

Постепенно я набирал высоту, планируя подняться к облакам, мили на три.

Мария спросила, как продвигается работа над актуатором, Уистлер ответил, что прекрасно, а честно говоря, никак. Пока он занят технической рутиной, ждет основную группу теоретиков, когда прилетят остальные, организует мозговой штурм и что-нибудь обязательно придумает. Ему, в принципе, ясна ошибка Дель Рея, скорее и не ошибка, а шаг в сторону, его, Уистлера, задача – исправить недоразумение и вернуться на тропу, но для этого нужно мозговое усилие, а у него сейчас недостаток душевного электричества, и приближаться к актуатору без такого ресурса не стоит. Это опасно, актуатор улавливает смятение, в таком состоянии невозможно провести надлежащую калибровку.

Я осторожно покосился, пытаясь понять – шутит Уистлер или на самом деле.

– Проблема Дель Рея заключалась в том, что он видел в актуаторе машину, а это не совсем так. Актуатор – механизм лишь отчасти, он больше состояние…

Я не мог представить актуатор как состояние. Барсик сунулся к Марии, она хлопнула его по прохладному носу, но Барсик все равно лез.

– Глупый кот… – ругалась Мария. – Что лезешь…

– Увы, – сказал Уистлер. – Котов в космосе критически не хватает. Пространство заселяется мышами, летучими мышами…

Уистлер дунул Барсику в ухо, и тот убрался, сидел, вздыхал, капал слюной.

– Водные мыши есть?

Уистлер задумался, вспоминая экзомиры, в которых побывал.

– Водная мышь – это выхухоль, – сказала Мария.

Это не так.

– А ведь действительно! – обрадовался Уистлер. – Выхухоль и нутрия! Мыши существуют во всех средах! Не удивлюсь, если есть космические мыши, кстати, Уэлдон предупреждал о чем-то подобном.

Мышь Ахиллеса. Спайкер.

– Spase-mouse, smouse, что-то вроде этого… – рассуждал Уистлер.

Тундра под нами, река, по берегам низкие и плоские розовые скалы. Пляжи с черным песком давно исчезнувших вулканов. Плёсы, как на Земле.

– Как ты стала библиотекарем, расскажи? – спросил вдруг Уистлер.

– А ты как стал синхронным физиком? – поинтересовалась в ответ Мария. – Правда, что в тебя попала шаровая молния?

– Нет, – ответил Уистлер. – Не шаровая, обычная. Хорошо, рядом лесничий проходил, успел закопать. Заряд постепенно сошел, правда, землеройки за ноги покусали, но это, в сущности, мелочи.

– Землеройки? – растерянно спросила Мария.

Уистлер не удержался и рассмеялся. А я и не поверил, землеройки на людей не нападают.

– Понятно, – поморщилась Мария. – Но про молнию красиво.

– Молния в Каттлера ударяла, – сказал Уистлер. – Причем один раз на Земле, второй – на Ганимеде, а третий, кстати, здесь. У меня все было не так ослепительно…

Сейчас расскажет, и окажется ослепительно.

– Я родился на Иокасте, – рассказывал Уистлер. – Родители экзобиологи, они до сих пор там живут, составляют атлас фауны. Так вот, однажды к нам должна была прилететь с Земли моя старшая сестра Глория. Мы ждали ее корабль, а я бегал по терминалу и кричал: «Сенешал-сенешал-сенешал». Я не знал значения этого слова, никогда его не слышал, но оно мне весьма нравилось, я произносил его на разные лады – задумчиво, угрожающе, презрительно. Корабль прибыл вовремя, Глория подарила мне стеклянный пупырчатый метеорит, а за ужином рассказала, что во время вектора она познакомилась со смешным парнем, он летел дальше, на Кесслер. И этого парня звали Уго Сенешал, и он мог изображать лицом буквы алфавита. Отец посмеялся над этим совпадением, но скоро выяснилось, что такие совпадения со мной происходят постоянно. Если утром я рисовал на стене слово Quench, то в обед к нам заходил бродячий механик Вилл Станко и демонстрировал новую модель перпетуум мобиле. Если я сочинял стихи «Холодный нос. Бросок. Бросок. Связь потекла. Спасите нас. Спасите», то к вечеру сообщали, что скаут «Мецаботта» при финише вектора вышел предположительно в войд…

Я вспомнил этот случай, отец с братом обсуждали. Через пятнадцать лет после исчезновения скаут каким-то чудом вынесло в освоенную систему. Из бортового журнала стало ясно, что экипаж, оказавшись в войде, принял отчаянное решение прыгать дважды в сутки. Прежде чем записи оборвались, «Мецаботта» успел закрыть полторы тысячи векторов. Сами записи представляют собой фиксацию развивающегося безумия экипажа, приблизительно через двести векторов навигатор утратил возможность адекватного восприятия реальности и перед каждым прыжком говорил, что завтра они прибудут на Землю.