Элен и Роза стоят друг перед другом, и каждая старается скрыть свои мысли, у обеих руки сложены за спиной, а глаза опущены, и у обеих тела беспокойные и такие обнаженные под одеждой, какие могут быть только у женщин, словно весь холод Вселенной надвинулся на них.

— Мне нужно побыть одной, — говорит Элен.

Ящик письменного стола толком не закрывался, и вдобавок она часто забывала вынуть ключ из замка. Здесь хранились письма от Кристиансена, долговязого, розовощекого и меланхоличного — Элен остановила на нем свой выбор, потому что, когда он склонялся над ее шитьем, он был похож на цветок, умоляющий о заботе.

Но разве теперь имеет значение этот человек, с которым она уже готова была сблизиться, да и северянин, ставший ее мужем лишь по недоразумению? Она разорвала письма от Кристиансена и выкинула их в корзину. Любовные письма — до чего глупое сочетание слов, нелепое, бессмысленное и пустое, теперь оно вызвало у нее усмешку, однако, опомнившись, Элен произнесла вполголоса: «Антуан! Антуан!»

Она почти не знала своего сына, с которым у нее было удивительное сходство (она поняла это только сейчас, и, наверное, она недостаточно любила его именно в силу этого сходства), мальчику было любопытно все, что происходило вокруг, и он жил словно в постоянном ожидании перемен. «Совсем как я сама в детстве на каникулах! Хотелось исследовать все. Но что же я медлю? Время идет, а я сижу сложа руки. Нужно хотя бы в префектуру обратиться! В голове не укладывается, что это случилось на самом деле! Пропал мой сын! Антуан пропал! Может, надо звать его, кричать до изнеможения, чтобы убедиться в этом?»

Вероятно, на ее месте другая уже давно обзвонила бы весь Париж, думает Элен, вывернула бы наизнанку каждый округ города, пока надежда не испарилась бы совсем, без остатка, превратившись в призрак надежды. Но она никак не решалась снять трубку и набрать номер. Свинцовый груз удерживал Элен на самом дне ее души, и только тонкая ниточка беспокойства связывала с миром на поверхности.

Ну почему, почему Роза сказала, что какая-то сила — кто-то или что-то — вырвала у нее Антуана? Откуда взялось это необъяснимое что-то? Странно, безрассудно. Мальчик не звал на помощь, няня не смогла найти его в толпе. И почему он не вернулся домой? Он ведь сообразительный, мог бы подойти к полицейскому, назвать свое имя и попросить отвести его сюда.

Ее лихорадит, и все чувства притупились — настолько ужасно произошедшее. Вдруг она со страхом думает о покойном муже. Сколько мертвецов бредет в уличной толпе, ни с кем и словом не обмениваясь, и никто из прохожих не отдает себе в этом отчета? Но разве мертвец, наблюдающий за ней в этой комнате, мог бы хоть чем-то помочь настоящему, живому семилетнему мальчику, которого он так любил? Что за нелепые мысли. И Элен повторяет внутри себя: нелепые, нелепые, — словно пытаясь придать им еще больше нелепости.

Тем временем Роза разглядывает в комнате Антуана чудесные игрушки. Хорошо бы передать их в полицию, размышляет она, может, сыщики напали бы на след. Но почему госпожа даже не обмолвилась о них?

Неожиданно входит Элен. Роза вздрагивает, словно ее застали врасплох.

Но мысли Элен заняты другим, и она даже не обратила внимания на то, что няня разглядывает игрушки. Она берет Розу за руки, чего прежде никогда не делала.

— А вы верите в привидения, Роза, бедная моя Роза?

— Вам бы, мадам, липового чая выпить да в кровать.

— Так вы верите в привидения, Роза?

— Ох, да, мадам.

— Значит, вы поэтому сказали, что какая-то сила — кто-то или что-то — отняла у вас Антуана?

— Может, и поэтому, мадам, всякое могло случиться.

Подлинный и глубинный смысл слов часто открывается нам лишь потом, спустя время, думает Элен.

Комнату заполняет тишина. Роза выходит, ей пора домой. Заметив в спальне хозяйки свет, она выключает его.

Через несколько секунд Антуан подходит к дому и смотрит на темное окно маминой спальни.

В одиннадцать часов вечера звонят из префектуры. По их словам, «предположение о несчастном случае следует отклонить. С шести часов не поступало известий о таковых».

Всю ночь Розе снятся кошмары: Антуан бродит по крышам Парижа. Исследует каждый уголок, лазит везде с тусклым фонарем в руке. Ходит по водосточным трубам. А теперь за ним гонится какое-то серое животное, очертаний которого Розе не удается разглядеть. Если она приближается к зверю вплотную, все равно непонятно, где у него голова, а где хвост. Роза даже не возьмет в толк, какая часть туловища перед ней. Шерсть жесткая и взъерошенная — вот все, что удается выяснить.

А теперь крыши домов разделяет улица, и Роза недоумевает, как Антуан переберется на другую сторону. Она кричит ему: «Оставайся там, наверху, жди меня! Умоляю, мальчик мой, не прыгай с крыши на крышу, погоди, я уже иду!»

Но Антуан, конечно, прыгает. Он срывается, падает и вот-вот разобьется, однако в метре от тротуара взмывает вверх и оказывается на крыше дома напротив. Выходит, он умеет летать? Скорее, его движения напоминают то, как пловец расталкивает воду ногами и руками. Антуан разгребает толщу ночи, какая-то сила тянет его вверх и поднимает на крышу — точно так же волна поднимает лодку.