Я помедлил, чтобы исчезло цветное пятно перед глазами, и по последним перекладинам выбрался на поверхность. Там подождал Сильду возле края дыры, потом посмотрел вниз, чувствуя, как влажная трава шевелится от ветра и ласкает мне лицо. Но шахта оставалась тёмной и пустой.

Я наклонился, вглядываясь во мрак, и нетерпеливо прошептал:

– Восходящая! – И сразу же услышал нечто новое: свежее сочетание звуков, которое наверху поглощал шум грозы. Крики. Вопли. Одни сердитые. Другие наполненные болью. А ещё доносились приглушённые, но различимые моим натренированным слухом лязг и грохот металла об металл.

– Сильда! – Крикнул я, опустившись на несколько перекладин, и замер, увидев во вспышке молнии бледный овал её лица. Оно вмиг исчезло, но на этот краткий миг я увидел в её чертах больше эмоций, чем когда-либо. Она плакала, но в то же время улыбалась той самой безмятежной улыбкой, которую я так хорошо знал – улыбкой, которая говорила всем, кто её видел, что эта женщина знает всё, что стоит знать. Но в её влажных глазах сияло и немало печали. В последующие годы я иногда пытался убедить себя, что на этом поражённом, и всё же довольном лице присутствовало и чувство вины, но знал, что это всего лишь утешительная ложь. Душа, обладающая такой убеждённостью, неспособна чувствовать вину.

– Все мы заслуживаем находиться здесь, Элвин, – сказала она мне, и её голос было едва слышно за грозой и грохотом сражения внизу. – Но некоторые заслуживают второй шанс, которого я не прошу, поскольку это мой приход, и в нём я собираюсь оставаться.

– Не дури, блядь! – от паники я забыл все условности, спустился ниже и потянулся вниз, чтобы схватить там, где по моим представлениям была её рука. – Мы почти на месте. Ваша миссия! Вспомните свою миссию!

– Ты – моя миссия, Элвин. Завещание, которое я тебе отдала. Свиток мученика Каллина. Ты и они – вот мои дары миру, который я подвела. Я знаю, в своём сердце ты ещё не познал истину Ковенанта, но со временем познаешь. В этом я уверена.

– Пойдёмте со мной, и увидите сами! – Я махал рукой, пытаясь ощутить хоть малейшее касание к ней, но почувствовал лишь едва заметное тепло её дыхания на своих пальцах, когда она сказала последние слова, что я от неё слышал:

– Я оставила лорду Элдурму записку, проинструктировав, чтобы он её не читал до полуночи. Сказала ему, что в ней последний шаг его снятия бремени с его души. Ибо, чтобы душа освободилась от греха, она должна познать себя, свою истинную природу. Он тюремщик душ, заслуживающих наказания. А ты – человек ищущий искупления, которое приведёт к чему-то намного лучшему. – Она замолчала на миг, её губы поцеловали мою руку, а потом её пальцы втиснули что-то в мою ладонь. – Прощай, Элвин.

После короткой паузы далеко внизу посреди хаотичного хора голосов раздался глухой удар. Он возвестил краткую остановку в какофонии, за которой последовал внезапный и жестокий всплеск. Множество отчаянных глоток кричало имя Сильды. Несколько исступлённых мгновений разносилось эхо удара и лязга оружия, а потом медленно стихло. Вызывающие крики сменились предсмертным бульканьем и сильными, влажными ударами, знакомыми по любой мясной лавке.

Я висел, вглядываясь в черноту, в которую сверху лил дождь, а потом лестница затряслась ещё сильнее, задёргалась и заскрипела под тяжестью дюжины, если не больше, взбирающихся тел.

– Элвин! – пронзительный и отчаянный крик Тории заполнил шахту. – Где ты, блядь!?

Тогда меня охватила знакомая целенаправленность – разбойничий инстинкт, заявивший о себе с холодной непримиримостью. Она мертва. Спасайся сам.

За несколько бешеных секунд я вскарабкался, преодолев оставшееся расстояние до верха и вывалился на залитый дождём луг с высокой травой, которую яростно хлестала гроза.

– Восходящая? – требовательно спросил Брюер, крепко схватив меня за руку. Я вырвался и уставился на монету, лежавшую в ладони: единственная реликвия мученика Каллина, последний дар восходящей. Сунув её в карман, я бросился к дыре, схватил верхнюю скобу лестницы и сильно потянул.

– Где она? – крикнул Брюер, схватив большими руками меня за плечо. Я поднял взгляд и увидел человека, охваченного скорее ужасным отчаянием, нежели гневом. В моих следующих словах не было ничего удивительного, но всё же они ранили его сильнее клинка:

– Мертва! – завопил я ему в лицо, и он безвольно опустил руки. – Охранники нашли туннель! Она отдала жизнь, чтобы их задержать! И если не хочешь к ней присоединиться, – прохрипел я, стараясь выдернуть скобу из стены шахты, – то помоги мне!

Он так и таращился, поражённо разинув рот, и почти не шевельнулся, когда Тория протолкнулась мимо него. Она присела, вогнала нож в скобу и постаралась её ослабить, а лестница ходила ходуном – охранники уже забрались высоко. Упрямое нежелание лестницы разрушаться заставило меня подумать, что Резчику следовало бы больше верить в своё мастерство.

– Ни… хуя… не двигается! – ругнулась Тория, и часть её слов поглотил очередной раскат грома, пока она продолжала раскачивать скобу. Я оглянулся и увидел, что Хеджман стоит поникший, с безразличными пустыми глазами, и едва пошевелился в ответ на мою грубую команду помочь.