Его гнев достиг ещё больших высот, его светлость выхватил у солдата заряженный арбалет, поднял и выстрелил, не целясь. Болт вонзился в землю в добром ярде от нас, отчего я расхохотался ещё сильнее.

– Похоже, милорд, – крикнул я ему, поняв, что веселье вернуло мне толику сил, – в стрельбе из арбалета вы столь же искусны, как и в любви!

– Закрой свой грязный керлский рот, Писарь! – крикнул он в ответ пронзительным от всепоглощающей ярости голосом. Отбросив арбалет, он кинулся к своей лошади и вытащил меч из ножен. Гнев, очевидно, полностью вытеснил его разум, поскольку он зашёл в реку несмотря на то, что доспехи наверняка утянули бы его в эти засранные бездны. Солдаты тут же бросились за ним и вытащили его на берег, несмотря на громкие протесты, и вся эта лязгающая толпа сияющей кучей повалилась наземь, а лорд тщетно пытался из-под неё выбраться.

На этот раз я хохотал так сильно, что выяснил, что от простого веселья можно на самом деле обмочиться.

– Немедленно прекратите это позорное зрелище!

Голос донёсся сверху – резкий скрипучий скрежет, в котором всё же хватало громкости и властности, чтобы мгновенно оборвать и потуги лорда Элдурма и мой смех. Взглянув наверх, я обнаружил напротив себя то, что поначалу принял за лицо совы, смотрящее на меня со стены. Над узким, заострённым подбородком моргали два чересчур крупных глаза. Я ошеломлённо смотрел, не говоря ни слова, пока лицо совы не сместилось, и я не увидел костлявую руку, державшую что-то вроде деревянного каркаса, окружавшего пару толстых линз. Огромные глаза прищурились – их обладатель сфокусировал взгляд на кучу вооружённых людей на другой стороне реки.

– Это священнейшее место во всём Альбермайне, помимо собора мученика Атиля! – возмущённо проскрежетал узколицый человек. – Как смеете вы насилием осквернять его святость?

– Я… – голос лорда Элдурма дрогнул. Он попытался отцепиться от своих солдат, и после долгого лязга и скрежета металла ему это удалось. – Я сэр Элдурм Гулатт, – представился он, выпрямляясь в настолько величавую позу, насколько позволял его непогасший гнев. – Лорд-защитник Королевских Рудников. А эти негодяи… – Дрожащим пальцем он указал на трёх «негодяев» у основания стены, – мои пленники, которые заслуживают немедленной казни за побег с законной службы…

– Восходящий! – поднимаясь, крикнул я и с трудом отошёл от стены. – Вы ведь здесь восходящий?

Я определил сан этого человека по красной окантовке на капюшоне его облачения. А ещё я сомневался, что священник меньшего ранга мог бы говорить таким властным голосом. Благодаря Сильде я знал, что в Каллинторе всегда есть четыре восходящих, по одному на каждое святилище.

Узкое лицо и увеличенные глаза снова посмотрели на меня, а я продолжал, не дожидаясь ответа и подняв мешок в руке:

– У меня есть лучшая из когда-либо существовавших копия свитка мученика Каллина, именем которого назван этот священный город. Также я принёс единственную известную реликвию мученика, и… – для усиления слов я позволил себе краткую паузу, – завещание восходящей Сильды Дойселль. Я и мои спутники, как истинные последователи Ковенанта Мучеников, умоляем служителей этого святого места предоставить нам убежище.

Пока я говорил, глазах не отражали никаких эмоций, и лишь чуть прищурились при упоминании реликвии, а потом ещё сильнее – при имени Сильды. Когда я умолк, они продолжали меня изучать, а я на этот пристальный взор ответил взглядом, полным отчаянной мольбы. Сильда предупреждала, что умолять нельзя, поскольку тех, кто здесь правит, такое редко трогает. Убежище предоставлялось в рамках дара Ковенанта, но это не было правом каждого, и часто предоставлялось по прихоти, если не за взятку, а я только что потратил нашу единственную монету.

– Этот человек лжец и убийца! – ещё пронзительнее выкрикнул лорд Элдурм. Однако глаза восходящего за линзами едва моргнули.

– Прошение об убежище одобрено, – провозгласил он и опустил каркас с линзами, полностью открыв лицо. На первый взгляд он не производил впечатления – болезненные черты лица, примечательные только своей заурядностью. Но его прищуренный взгляд говорил мне о почти таком же интеллекте, какой я видел во взгляде Сильды, только безо всякого сострадания. Я понял мгновенно, что передо мной очень расчётливый человек.

– Ступайте к воротам, – сказал он нам, махнув рукой на восток, а потом глянул в сторону отряда лорда Элдурма. – Милорд, если у вас есть возражения, то вы вольны направить их в письменной форме Совету светящих в Атильторе. А сейчас спешу напомнить, что я являюсь свидетелем данного события, и любое насилие, совершённое в окрестностях этого города, повлечёт за собой наказание в виде отлучения от Ковенанта и смертного приговора от Короны.

Я посмотрел на вытянутую руку восходящего Гилберта. От усталости мне всё ещё не хватало воли, чтобы скрыть свой трепет. А ещё она показалась мне жутко завораживающей – костяшки, раздутые до размеров каштана, и сетка разбухших вен под кожей. Перманентные тёмно-синие пятна чернил на кончиках пальцев так же не оставляли сомнений, что эта рука принадлежит человеку, который проводит значительную часть своих дней в трудах с пером над пергаментом. Пятна на моих пальцах были не такими тёмными, но если мне каким-то образом удастся и дальше продолжить работать писарем, то они наверняка станут такими же, как у него.

Несмотря на состояние рук Гилберта, в них, очевидно, оставалось немало ловкости, судя по громкому нетерпеливому щелчку пальцев. Эхо от него долго гуляло по узкой комнате с высокими сводчатыми потолками, куда меня привели – это здание находилось позади святилища мученика Каллина. Мы были одни, а Тория и Брюер ждали в коридоре снаружи в компании полудюжины здоровенных мирян в чёрных туниках хранителей Ковенанта.

Через ворота мы прошли на удивление быстро – встречавшие нас хранители с нами не любезничали, а просто толкали нас по прямой дорожке к святилищу. Там на нас смотрели несколько зевак, но наше прибытие не вызвало особого шума, в том смысле, что я удручающе ясно слышал обличительные речи лорда Элдурма, которые он выкрикивал нам вслед. Он со своей когортой ехал по берегу до самых ворот, и каждый миг мы ждали, что в нашу сторону полетит очередной арбалетный болт. Удивительно, но в шаге от избавления гнев его светлости уже не казался мне забавным.