Я прыгнул, не думая, и вонзил нож в сухожилия за челюстью гончей, а правой рукой и ногой обхватил её тело и покатился с нею прочь. Спина больно ударилась об землю, но с яростной силой, рождённой желанием выжить, я удержал хватку. Гончая билась с отчаянной свирепостью, а я вытащил нож и ещё дважды ударил в шею, надеясь попасть в вену побольше. С первым ударом мне повезло, поскольку челюсти гончей хлопали безо всякого эффекта, а из-под ножа лилось много крови, но нанести смертельный удар никак не удавалось.

Что-то просвистело в воздухе, а потом гончая заскулила, замерла, и её тело перестало двигаться. Выбираясь из-под неё, я увидел, как Брюер поставил ногу на грудь мёртвой зверюги и вытаскивает кирку.

От шелеста пшеницы он крутанулся, и ещё одна гончая размытым серым пятном выскочила и тут же с воем попятилась, когда что-то маленькое очень быстро ударило ей в глаз. Взглянув направо, я увидел, как Тория вкладывает очередной камень в пращу, которую взяла с тела Хеджмана. Она натренированно дёрнула рукой, и второй камень вылетел, ударив всё ещё ошеломлённую псину по крупу. Та немедленно переключила внимание с Брюера на Торию и приготовилась к броску, её губы задрожали перед оскаленными клыками. Но это оказалось смертельной ошибкой, поскольку Брюеру хватило времени поднять кирку и обрушить изогнутое лезвие на шею зверюге. Хлынула кровь, голова отвалилась от тела, которое задёргалось и заскреблось в непристойном танце.

Услышав пронзительный звук рожка, я посмотрел на поле, где колыхалась пшеница – к нам быстро приближались несколько длинных фигур. А за ними я увидел ещё более тревожную картину: заходящее солнце блестело на доспехах дюжины всадников. Лорд Элдурм не потрудился захватить знамя своего семейства, но его высокую фигуру впереди я легко узнал. Обнажённый меч в его руке привёл меня к заключению, что возможно он всё-таки и не собирается захватить нас и долго пытать.

– Забудь ворота, – сказал я, поднимаясь на ноги, и повернулся к реке. – Мы поплывём туда.

Я крепко схватил мешок с письменным столиком и завёрнутыми в кожу сокровищами – завещание Сильды и свиток мученика Каллина – и швырнул изо всех оставшихся сил. Прежде чем броситься в воду, я увидел, как мешок упал в камышах на другом берегу реки. Это был канал, в котором медленно текла грязная вода с отчётливой вонью нечистот, как человеческих, так и звериных. Я едва обратил на это внимание и перемахнул его за несколько гребков, поскольку грохот быстро приближающихся копыт вызвал последние резервы моих сил.

Среди камышей на дальнем берегу, я метался, пока не нашёл мешок, а потом выбрался на сушу, поднялся на ноги и заковылял к старым, скреплённым известковым раствором брёвнам, которые составляли стены Каллинтора. Рухнув перед этим грубым барьером, я понял, что отсюда никак не привлечь внимание тех, кто находится внутри. Сильда терпеливо обучила всех нас правильным фразам, как обращаться за убежищем, но какой от этого толк, если слов никто не услышит?

На лицо мне упали брызги – это Брюер доковылял до стены, и опустился рядом со мной, испустив долгий выдох, который сообщил мне, что его силы, наконец, иссякли. Череда всплесков и тоненьких стонов притянула мой взгляд к реке, где Тория вылезала из воды. Выбравшись, она поползла к нам, остановилась передо мной и слабо ударила по щеке.

– Отплатила… – простонала она. – Сволочь…

Мы втроём лежали, слишком уставшие, чтобы пошевелиться, а на другом берегу реки остановилась дюжина вооружённых всадников в доспехах. В замешательстве носилась свора волкодавов, которых явно смущала вонь и глубина воды. Ещё один всадник – в нём можно было легко узнать охотника по отсутствию доспехов и грубой кожаной одежде – спешился и пошёл собирать свою свору. Его глаза покраснели от горя и негодования, и он смотрел то на нас, то на трупы своих убитых гончих. Впрочем, меня больше беспокоил не страдающий от утраты охотник, а лорд Элдурм.

Он поднял забрало шлема, продемонстрировав покрытое пятнами лицо человека, которого мучают гнев и предательство. У меня не было возможности узнать содержание письма, оставленное ему Сильдой, но по убийственной ярости в его взгляде стало ясно, что эти чувства не из приятных. «Она сказала ему правду», со стоном решил я, устало глядя, как лорд нетерпеливо машет рукой одному из своих солдат. «А правду всегда нелегко выслушивать».

Вид заряженного арбалета, который солдат вложил в руки лорда Элдурма, вызвал слабый отзвук страха в моем истощённом теле. Но всё равно, я не мог ничего сделать, только дёрнулся, когда аристократ поднял арбалет, приставил приклад к плечу и прицелился.

– По крайней мере, ему хватает мужества самому совершить убийство, – вяло пробормотал Брюер.

– По правде говоря, не так уж он и плох, – пробормотал я в ответ.

– Ебать его в благородную жопу, – вставила Тория, из-за усталости даже без обычного яда в голосе. – Он же всё равно нас убьёт, а?

На самом деле первая попытка лорда Элдурма увенчалась лишь попаданием арбалетного болта в стену по меньшей мере в пяти футах над нашими головами. Он яростно потребовал у солдата другой, потом слез с лошади и попробовал перезарядить оружие, что внезапно вызвало во мне взрыв хохота. Ясно было, что он понятия не имеет, как работает арбалет, потому что тщетно тянул за тетиву, вместо того, чтобы крутить ворот. После нескольких минут бесплодной возни ему пришлось вернуть арбалет солдату, и пока тот крутил ворот и заводил тетиву в замок, лорд Элдурм криками подгонял его. От этого моё веселье только усиливалось, и хохот уже доносился на другую сторону реки.