– И сильнее тоже нажимать не надо, – добавил он, высунул язык и приложил стеклянный шарик к фольге. Украшение добавлялось к первой букве первой страницы того, что в конечном счёте станет книгой в переплёте – единственной книгой, воспроизводившей свиток мученика Каллина. И если я написал каждое слово в этом томе, то Арнильд иллюстрировал и украшал текст разнообразными узорами. А я раздумывал, одобрил бы мученик Каллин столь расточительные траты на историю его жизни, с учётом его любви к бережливости. Ещё сильнее меня интересовал источник золота и серебра, из которых Арнильд создавал свои бесспорно изумительные творения, не говоря уже о гранатах и аметистах, которые со временем украсят кожаную обложку с гравировкой.

– Попробуй сам, – сказал Арнильд, положив щипчики со стеклянным шариком в ближайший лоток, и жестом предложил мне взять их. Золото уже почти целиком окружало первую букву, и только у основания оставался маленький участок.

– Вы уверены? – спросил я. – Не хотелось бы испортить вашу работу.

– Мы учимся через действия, Элвин. – Он улыбнулся и склонил голову в сторону лотка. – И к тому же, кому-то придётся делать всё это, когда меня призовут в лоно Серафилей. – Он помолчал, потирая спину, и на его лице застыла гримаса настоящей боли. – Что, подозреваю, может случиться довольно скоро.

– Чепуха, – сказал я, взяв щипчики. Мне удалось положить золотой лист на нужное место, только кончик немного залез на край.

– Не волнуйся, – сказал Арнильд. Он взял соболью кисточку, осторожно убрал излишки золота и аккуратно собрал их в склянку. – Слишком драгоценные, нельзя попусту тратить, – добавил он и подмигнул, затыкая склянку пробкой. Фыркнув, он отошёл от наклонной подставки, на которой лежала законченная страница во всём своём свежеиспечённом великолепии.

– Идеально, – прошептал я в искреннем восхищении, на что Арнильд неодобрительно хмыкнул.

– Мой юный друг, если будешь заниматься этим достаточно долго, то узнаешь, что идеал – это бесконечно неуловимый призрак. – Кончиком кисти он указал на затейливый мотив зарослей роз, покрывавший левую сторону страницы. – Здесь линия немного неровная, а цвета на мой вкус недостаточно яркие. Но всё равно, качеством не уступает работам, выполненным в этом скриптории.

В его голосе едва заметно прозвучала нотка, которая неизбежно разбудила моё любопытство:

– Значит, качество здесь не… – начал я тихим голосом, осторожно взглянув на других писарей, трудившихся за своими подставками, – …исключительное?

Арнильд, всегда тщательно подбиравший слова, предупредительно посмотрел на меня, вскинув густую бровь:

– На самом деле это лучший скрипторий во всём Альбермайне, – сказал он, а потом подошёл ближе и тихо добавил: – но я далеко путешествовал в этом мире, так далеко, что видел книги, рядом с которыми все созданные здесь кажутся мазнёй неуклюжих детей.

– И где же можно найти такое чудесные книги?

Его взгляд немного затуманился, и он отпрянул, переключив внимание на лоток с разнообразными склянками и инструментами.

– Парень, в языческие земли лучше не соваться. Передай мне тот нож, пожалуйста.

– Языческие земли? – Мой голос прозвучал немного слишком громко, и Арнильд бросил на меня предупреждающий взгляд. К счастью, другие писари, похоже, не заметили – из-за старческой глухоты, решил я.

– Вот. – Арнильд убрал склянки с золотыми и серебряными листьями в кожаную сумку. – Надо бы до вечерней службы убрать это под замок. Знаешь, куда идти?

– Да.

Его лицо стало более серьёзным, когда он передавал мне сумку:

– Восходящий в конце месяца скрупулёзно взвешивает все склянки. Просто чтобы ты знал.

Перед тем, как направиться к двери, я приложил руку к сердцу, притворно оскорбившись – чем вызвал у Арнильда неуверенный смешок. Если бы не излишняя любовь к игральным костям и сопутствующие ей долги, он никогда бы не оказался в этих стенах. По всем понятиям справедливости о мастере Арнильде по всему свету должна была идти слава князя иллюстраторов. А вместо этого мало кто из ныне живых учёных знает его имя, даже когда они нежно перелистывают те страницы, которые он с таким усердием украшал.

Кладовая, в которой хранились запасы сусального золота и другие соблазнительные ценности, находилась в центре здания за толстой окованной железом дверью. Обычно возле неё стояли на страже два хранителя, но сегодня стоял только один – типично-здоровенный парень по имени Халк, в душе которого было не больше жизни, чем в двери, которую он охранял.

Он хмыкнул в ответ на моё дружелюбное приветствие, приказал мне отойти на ярд и только после этого повернулся и отпер дверь. Как только он повернул ключ, во мне вспыхнул разбойничий инстинкт. Хранитель был крупным, но и медлительным, и будет не очень-то трудно врезать его головой по железной скобе на двери. Два-три удара, чтобы вырубить и, очевидно, нельзя оставлять его в живых. Придётся затащить тело в кладовку, забрать самые ценные и лёгкие сокровища, запереть дверь и только меня и видели. Мне потребуется несколько часов, чтобы решить всё с Эрчелом, но наверняка пройдёт немало времени, прежде чем кто-нибудь решит проверить отсутствие Халка или отпереть дверь, которую он охраняет. Как бы то ни было, решил я, вполне возможно получится заняться своим делом, забрать Брюера и Торию и ещё до полуночи покинуть город. Всего лишь одно убийство, и я свободен…