– Успокойся – стараясь придать голосу максимальное дружелюбие – Перед тобой друг. Я здесь не затем, чтобы схватить тебя, а сообщить кое-какие сведения, которые могут помочь вашим вождям на Иханаре.

– И что же ты хочешь сообщить? – спрашивает Хлонве после некоторого молчания.

Я выдаю заранее заготовленный и даже пару раз проговоренный (про себя, разумеется) текст. Много времени речь моя не занимает, и воцаряется напряжённая тишина.

– А тебе какая выгода от всего этого? – недоверчиво бросает хозяин – Почему я должен верить неизвестно кому?

Сказал бы я, какая такая у меня выгода – да боюсь, не поверит, чертяка заморский.

Потому говорю совсем другое, надеюсь, более правдоподобное с его точки зрения: «Я суниец с востока острова. Там мой народ гане. Когда я покинул родное Бонко, то думал, что здесь меня будут считать равными дареоям. Но и здесь, в Тенуке к нам, суне, относятся как к низшим. И любой ублюдок из местных дареоев считает себя выше нас. Я и мои товарищи хотим свободы от власти дареоев Сонаваралинги с его «пану макаки» и вохейцами. И готовы ради этого помогать врагам дареоев».

– Откуда тебе известно про корабли? – задает резонный вопрос Столяр.

– Мой дядя служит в «пану макаки», вот и услышал случайно – выдаю очередную часть «легенды», сконструированной на основе биографии стоящего сейчас на карауле снаружи Погоноре – Он там давно, с того похода, когда Раминаганива стала типулу-таками. Но до сих пор находятся дареойские ублюдки, напоминающие ему его ганеойское происхождение.

– Чего ты хочешь за сообщённые сведения? – после длительной паузы вдруг спрашивает Столяр.

– Ничего – отвечаю – Но если не жалко, можешь дать несколько серебряных монет, сколько сочтёшь нужным.

– Хорошо – хозяин мастерской исчезает из моего поля зрения на минуту или две, а появившись, протягивает руку и суёт мне в ладонь небольшой мешочек с монетами.

– Ну, я пошёл – говорю и проскальзываю к двери боком, спину подставлять хозяину мастерской не рискую, мало ли что тому в голову взбредёт – не приведи Морской Владыка, ещё решит «зачистить» узнавшего откуда-то его секрет гостя. Хлонве бурчит что-то нечленораздельное, видимо, долженствующее означать не то прощание, не то предложение заглядывать ещё.

Обратно идём в почти непроглядной тьме – постоянное ночное освещение улиц экономичными, и потому неяркими, масляными фонарями у нас предусмотрено только в правительственном квартале. Если бы не далёкие отблески печей металлообрабатывающих мастерских, где в три смены работают по военным заказам, да отсветы пламени редких костров во дворах папуасских «сов», было бы вообще ничего не видать. А так света хватает, чтобы хотя бы в стены домов не тыкаться, хотя незамечаемые неровности дороги то и дело заставляют меня и моих спутников шептать проклятия. Впрочем, ваш покорный слуга больше думал о прошедшем разговоре, нежели о попадающихся под ноги бугорках, ямках и булыжниках: проглотят тюленеловы наживку или нет?

О том, что палеовийцы кроме явной даже для моих контрразведчиков резидентуры под прикрытием своего диппредставительства и опекаемых оным специалистов, работающих на рудниках и медеплавильных заводах, имеют на Пеу и более замаскированных агентов, я догадывался. Но информация о личности и легенде прикрытия главы разведсети Северного архипелага попала в мои руки совершенно случайно….

Иханарское отделение Информационно-аналитического бюро флота (так официально именовалась разведка ВМС у тюленеловов) провело целую операцию по внедрению и прикрытию своего резидента. Сначала, три с лишним года назад, с Южной тропы прибыл в качестве мелкого клерка на плантации некий Тефех Укни, сын «благонадёжного туземца», как именовали тамошних коллаборационистов в официальных бумагах. Больше года сей «подданный третьего разряда» исправно выполнял роль одного из многочисленных скромных винтиков в механизме колониальной администрации, попутно углубляя полученные ранее познания в языке наших западных сородичей, причём сразу нескольких диалектов. Затем клерк-коллаборант отбыл с Иханары на новое место службы, а в одном из «свободных» (по мнению самих туземцев) или «диких» (по палеовийской терминологии) поселений, появился беглый раб с плантации, попавший туда в детстве, потому родной язык знающий не очень хорошо, но всей душой ненавидящий хозяев. Ещё через год деревню сожгли рейнджеры, вырезав всех жителей до одного. Единственным спасшимся оказался некий Тухи, вышедший, после недельного блуждания по джунглям, к другому свободному селению, а оттуда, в несколько этапов перебравшийся в Мар-Хон, где он был больше известен как Хлонве по имени родного племени. А уж перебраться из главного порта Пеу в столицу острова вообще проблемы не составило.

Учитывая хаос перманентной войны, бушующей на Иханаре с самого появления там палеовийцев, а также отсутствие у местных не то, что документов и фотографий, но и представления об оных, пожалуй, подобная сложная схема, на мой взгляд, была для внедрения агента избыточной – ну кто в непокорённых общинах или среди наших «командированных» туда бойцов Особой Церемониально-Караульной сотни стал бы выяснять прошлое очередного беглеца.

И, по большому счёту, именно желание сделать всё качественно и безупречно и подвело иханарское руководство флотской разведки: если бы Тухи-Хлонве доставили с Южной гряды и просто дали возможность год или два учить язык в тесном контакте с носителями, а потом выпустили подальше в джунглях под видом сбежавшего раба с плантации, то и так никто не стал бы копаться в его прошлом. А так тайный тенхорабит из канцелярии Иханарской эскадры заметил слишком пристальное внимание вышестоящего начальства к простой операции по «зачистке» «дикой» деревни. После чего стал внимательно следить за всеми связанными с ней документами, в результате чего обнаружил, что Тефех Укни и Тухи – одно и то же лицо. Ну а в некоторых мельком побывавших в его руках бумагах скромный письмоводитель прочитал краем глаза и об операции «Бедный родственник». А уж «сложить два и два» неизвестный мне единоверец Айтота Утдая сумел. Так что про Хлонве Столяра мне было известно чуть ли не за год до того момента, когда тот сошёл на причал Нового Порта.

Ну а поскольку информация поступила мне прямиком от Утдая, минуя все наши спецслужбы, то Сонаваралингатаки оказался единоличным владельцем столь ценных сведений. По здравому размышлению, я решил оставить выданного на блюдечке с голубой каёмочкой шпиона, так сказать, себе, предоставив ему полную свободу действий: изредка требовал от Второго и Четвёртого столов бумаги по надзору за иностранцами, в которых неизменного находил и Хлонве (в момент появления в Мар-Хоне совсем не столяра), да отмечал про себя все зафиксированные изменения в его положении – подённый работник в порту, слуга в гончарной лавке-мастерской, ученик столяра, владелец столярной мастерской с тремя подмастерьями.