В решении своём я исходил из простого, в общем-то, соображения – ну чего такого о Пеу сможет накопать общающийся в основном с городскими ремесленниками да огородниками шпион, что не способны узнать палеовийские спецы, работающие на медных рудниках, и которые наверняка же обязаны сотрудничать с родной разведкой, да и пара-тройка кадровых офицеров каких-нибудь спецслужб среди этой толпы должна быть как минимум? Расположение селитряных куч и объёмы выработки стратегического материала из них? Заклинания, используемые папуасскими гончарами или плотниками? Изуверские методы прерывания беременности, применяемые туземными знахарями? Страшные истории про полоумного Ралингу-Соная с подробностями «от очевидцев»? Да даже если бы Хлонве Столяр смог бы разузнать подробности подготовки бойцов ополченческих цабов – что бы это тюленеловам дало?

Нет, конечно, какие-то штрихи к картине туземного общества, ускользающие от палеовийских инженеров и мастеров, общающихся в основномс более-менее образованными и цивилизованными подданными типулу-таками, шпион уловить сможет. Но вот чем это может повредить нам в случае войны с тюленеловами? Им и так известно о царящем среди папуасов бардаке и слабости центральной власти Пеу – всё те жеединоверцы Рикая Тилтака, что снабдили его кодами шифрования и сдали на блюдечке с голубой каёмочкой самого законспирированного агента Северного архипелага, исправно оповещали нашего начальника радиослужбы и об уровне информированности сидящих на Иханаре чинов насчёт положения дел в Даринге. И надо сказать, общая картина у палеовийцев складывалась вполне адекватная, пускай довольно расплывчатая и с некоторым запаздыванием во времени.

«А всё-таки, интересно, сколько здесь кадровых сотрудников флотского ИАБ или их коллег из сухопутного «Архива Генерального Штаба»?» – с некоторой ленцой задавал я самому себе сакраментальный вопрос, разглядывая собравшихся на пирсе граждан Союза Палеове. Три десятка инженеров и мастеров с медного комбината и членов их семей, девять сотрудников посольства с жёнами и детьми. С транспортника уже подавали трап. Ещё пару часов, и всё – на территории Пеу-Даринги не останется ни одного официально находящегося здесь тюленелова.

По большому счёту, провожать депортируемых граждан пребывающего в состоянии войны с Великой Дарингой государства я был не обязан, но так уж получилось, что именно сегодня, когда после чуть ли не месяца ожидания за ними заявился корабль с Иханары, ваш покорный слуга чисто случайно инспектировал состояние оборонительных сооружений Нового Порта. Ну и чего бы не посмотреть в качестве бесплатного развлечения на погрузку «дорогих почётных гостей». Авось, по обращению с ними экипажа появятся предположения, кто же из них шпионил по профессиональной необходимости, а кто – из патриотических чувств или из-под палки.

Господин посол, как отвечающий за всех соотечественников оптом и в розницу, в очереди стоял последним. Я решительно направляюсь к сему почтенному господину. «Прощайте, почтенный Тиху Фыкту» – говорю по-папуасски – «Моё почтение господину генералу колонны Унасу Тичу. Надеюсь, когда нынешнее недоразумение между нашими странами будет улажено, увидеть Вас снова в качестве посланника Союза Палеове при дворе Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками Раминаганивы». Ни в папуасском, ни в вохейском привычной мне по родному русскому вежливой формы второго лица на «Вы» нет, а вот в палеовийском в качестве кальки с языка обитателей Западного материка она наличествует. И как-то само собой в общении с теми из тюленеловов, что пребывали у нас на острове в официальном статусе граждан Северного архипелага, подобная конструкция стала употребляться – так сказать, «калька с кальки».

«Я тоже надеюсь, что происходящее нынче просто досадное недоразумение» – отвечает господин посол.

«Передайте господину наместнику Иханары, что я очень сожалею о том, что взаимовыгодные взаимоотношения между нашими странами столь прискорбным образом прекращены» – добавляю совсем уж на грани позволенного для второго лица в государстве, находящемся в состоянии войны с державой, кою представляет почтенный Тиху Фыкту. У того даже профессионально невозмутимое выражение с лица на мгновенье сползло.

«Непременно передам» – справившись с растерянностью, отвечает тюленелов.

Глава 14

Глава четырнадцатая

В которой герой должен испытывать ностальгию, но вместо этого больше думает о завтрашнем дне.

Интересно, какие чувства должен испытывать герой, возвращающийся в места своей молодости? У меня вот лично ничего не кольнуло и не колыхнулось, когда второй гвардейский цаб втягивался в хаотичную застройку Хау-По. Равно как равнодушным я оставался за день до этого, при виде Канала имени Тонкутаки. А ведь запуск его строительства в своё время стоил мне немало нервов и сорванного в толкании речей горла, а потом уже и вокруг стройки пришлось протопать не один десяток километров, и опять орать, надсажая глотку и тратить драгоценные нервные клетки, которые, как известно, не восстанавливаются.

За прошедшие годы основное русло удлинилось в несколько раз, появились десятки новых боковых ответвлений, не только на поля сунийских, но и бонкийских, деревень; было устроено полдюжины дополнительных прудов во всех мало-мальски пригодных местах. Причём эта оросительная система только часть сооружённого под руководством Такумала за все те годы, что «олени востока» рулил здесь в автономном режиме: ещё два канала рядом, в междуречье Боо и Туо, а также густая сеть мелиоративных и ирригационных канав, перераспределяющая воду на полях вокруг Мака-Купо. В той части Верхнего Бонко, что контролировал старина Панхи, тоже обустраивали оросительно-осушительные системы, хотя масштабы были куда скромнее – сказывалось серьёзное отставание главного конкурента вождя восточных «пану макаки» по части металлического шанцевого инструмента. Впрочем, обоим соседям-соперникам, даже вместе взятым, далеко до навороченного под моим руководством в Вэйхоне, Тинсоке и Бунсане или тенхорабитами в Северном Сонаве.