Теперь (к сожалению, слишком поздно) я увидел тщетность своих попыток исправлять этические пороки учеников именно в процессе серьёзной эзотерической работы: на самом деле, этическая чистота должна являться предпосылкой для неё, "пропуском" в неё.

Бог по поводу этой моей ошибки высказался так:

— Ты старался натащить в Меня всякого мусора!…

… Хотя, с другой стороны, ведь разве не Он ли Сам благословлял меня прежде на каждый новый этап работы с ними?…

Причина же такого кажущегося противоречия состоит в следующем.

Во-первых, через эти уроки Он научил меня лучше понимать других людей. И, более того, теперь я могу этим своим опытом — поделиться со многими.

Во-вторых, я не смог бы сам продвигаться столь успешно по духовному Пути, если бы искал его только для себя. Я проторял дорогу — для своих учеников. Одним из главных стимулов для моих усилий — была любовь к ним.

Мое последнее московское выступление было записано на магнитофон, и ленту я привез в Петербург, чтобы ознакомить с ним тех, кто имели отношение к нашей работе в этом городе.

Дал и одной студентке, которая занималась у моей бывшей ученицы. Зачем дал? — чтобы притормозить в ней чрезмерную увлеченность сексом, ибо видел в ней нарастание этой тенденции.

В моем выступлении она услышала, что Бог не только дал людям возможность радоваться от гармонии сексуальной жизни и растить в себе через это утончённость, гармоничность, эмоциональную любовь. Но также Он предупредил: “Не прелюбодействуй!” — то есть, не пере-любодействуй, не увлекайся сексом чрезмерно, не ставь его в основу своей жизни!

Реакция студентки оказалась для меня сверхнеожиданной: она так сильно обиделась на меня, что решила отомстить. Для этого она оклеветала меня среди своих товарищей по группе столь страшным образом, что я впоследствии даже долго не мог повторить её слова. Она объявила им, будто бы я её… изнасиловал…

Я об этом, естественно, пока ничего не знал.

Я наметил в Петербурге встречу с адептами Школы, чтобы рассказать им о московских событиях и обсудить их.

Утром в день встречи выхожу из квартиры с тяжёлым рюкзаком, полным книг. Но на нижней лестничной площадке нарываюсь на засаду. Меня избивает молниеносной атакой парень двухметрового роста, не давая сбросить рюкзак, привязанный к телу поясным ремнём, сбивает с ног, требует впустить в квартиру. Этого я допустить уже никак не мог: ведь в квартире — моя мать, пожилые соседки. Освободившись от рюкзака и воспользовавшись тем, что он потерял бдительность, бью его в подбородок. Он отлетает к стене, хватается за батарею отопления. Ударить ещё раз, добить — мне такое и в голову не пришло: уж слишком я мирный человек, любое насилие, причинение кому-либо боли — мне абсолютно чужды; своим ударом я его всего лишь остановил, спасая других. Я звоню в чужую квартиру и через дверь прошу вызвать милицию. Он брызгает в меня из балончика нервно-паралитическим газом — и моё тело без сознания падает спиной на каменный пол примерно с 2-метровой высоты.

Очнулся я минут через 10. Первая мысль была такой: “Неужели это со мной на самом деле случилось?!” Ощупал голову, она при падении опёрлась на стену, иначе бы упал затылком и расколол череп. Встал, добрался до своей квартиры.

Приехали милиция и “скорая”. Составили протокол. Позднее открыли уголовное дело, собрались искать преступников.

А через несколько дней… является ко мне организатор преступления и, сострадая сама себе, что “так переволновалась”, рассказывает о причине нападения… Её интеллект оказался настолько простоустроенным, что она даже не понимала уголовной ответственности за свой поступок!

… Я не хотел мстить. Во-первых, мстительность — качество слишком далёкое от Божественности. Во-вторых, я понимал, что, раз такое произошло, значит в этом должен быть какой-то глубокий смысл — именно для самого меня. В-третьих, я стал размышлять о том, каким образом будет лучше помочь преступникам исправиться, стать лучше.

Обдумав ситуацию, принимаю решение не выдавать их следователям: и студентке лучше закончить институт, да и всем удобней будет покаяться на воле, чем в “зоне”. Объясняю милиции, что хочу привести их к покаянию — вместо того, чтобы мстить. Со мной соглашаются: да, в “зоне” методы воспитания грубее, чем у Вас…

В своей затее с покаянием хочу опереться на руководителя их группы — мою бывшую ученицу и, казалось, хорошего друга. Во время тех событий её в городе не было, она о них пока ничего не знала. Пишу ей письмо.

Она приезжает, встречается со своими учениками-преступниками и… в ответном письме оправдывает их, покрывая меня новой клеветой и — на её основе — “назидая”: мол, будешь знать!..

Я понял: она ненавидит меня за то, что когда-то я был вынужден её — как не способную идти дальше — отстранить от дальнейшей учёбы…

И до сих пор я не дождался от членов той банды ни извинений, ни благодарности за подаренную им свободу.

… Ну а сам остался с сотрясением мозга, сломанным зубом, распухшим лицом, ставшим похожим на огромную раковую опухоль, разбитым и распухшим до подобия горба позвоночником, поломанными рёбрами. От больницы отказался: счёл лучшим положиться на Бога, ждал объяснений случившегося от Него.

И Он заговорил со мной:

— Ты будешь благодарен Мне за это!

А наказываю всех преступников — Я. Ты — этого не делай.