Мы дали дочери Невеса питательный и обновляющий отдых, а сами отправились на улицу.

Сопровождая Феликса, лицо которого стало выказывать глубокую озабоченность, мы вышли к Фламенго [5] , где поближе познакомимся с членами семьи Марины.

Надвигалась ночь.

Пройдя через узкий коридор, мы вступили в семейный дворик, обнаружив на крыльце двух развоплощённых мужчин, которые с лёгким шутовством обсуждали ужасные темы вампиризма.

Следует подчеркнуть, что хоть мы и могли наблюдать их движения и слушать их словоохотливую болтовню, ни один из них не мог заметить нашего присутствия. Они предвещали беспокойство и бросались в аргументацию, охваченные буйством.

Негодяи успокоились, но всё же оставались опасными, хоть и невидимыми для глаз тех, перед кем они вставали непредвиденной угрозой.

С подобными компаниями легко определить тот риск, которому подвергались обитатели этого железобетонного гнезда, укрывшиеся в огромной постройке, но беззащитные духом.

Мы вошли в дом. Увидев в главном зале мужчину с тонкими чертами лица, мы сразу же догадались по его расположению на диване, что он — владелец этих мест. Он внимательно читал вечернюю газету.

Украшения комнаты, хоть и скромные, выдавали утончённый женский вкус. Старинная мебель с угловатыми линиями смягчалась эффектом лёгких декораций.

Свисая из хрустальных ваз, букеты красных гвоздик гармонировали с розами того же цвета, умело расписанными на обоих холстах, висевших на золотисто-жёлтых стенах. Но из белой кружевной салфетки, завершавшей элегантность благородного стола, шокирующая и агрессивная, выставляла напоказ своё горлышко высокая бутылка виски, из которой исходили алкогольные пары, смешиваясь с дыханием приятеля, лежащего на диване.

Феликс приблизился к нему, его лицо выражало тревогу, смешанную с жалостью. Указав нам на него, он сказал:

— Ну вот, перед нами брат Клаудио Ногейра, отец Марины и основа семьи.

Я сразу же отметил его про себя. Хозяин дома представал передо мной человеком зрелого возраста, примерно сорока пяти лет, с силой отбивающегося от налёта времени: резкие черты его холёного лица словно отталкивали нечёткие морщины, волосы были прекрасно уложены, ногти полированы, пижама безукоризненна. Большие глаза, тёмные и подвижные, казались прикованными к буквам, они словно выискивали причины, которые могли бы зародить ироническую улыбку на его тонких губах. Меж пальцами руки, лежащей на краю канапе, торчала сигарета, из которой тонкой струйкой вился дым, рядом стоял небольшой треножник, где находилась уже полная пепельница, казавшаяся молчаливым предупреждением от злоупотребления никотином.

Оживлённые любопытством, мы уже было начали обзор, как случилось неожиданное. Оба зловещих развоплощённых, которых мы застали у входа, вдруг возникли перед нами и набросились на Клаудио, действуя бесцеремонно. Один из них схватил его за плечо и нагло вскричал:

— Выпить, дорогой мой, я хочу выпить!

Насмешливый голос неприятно подействовал на нашу слуховую чувствительность. Но Клаудио не услышал ни малейшего звука. Он невозмутимо оставался на месте, увлечённый чтением газеты. И если у него не было физических барабанных палочек в ушах, чтобы услышать требование, то в голове у него была акустическая система разума, синхронизированная с развоплощённым.

Эта недоразвитая сущность повторила своё требование ещё несколько раз, словно гипнотизёр, внушающий своё собственное желание, подтверждая приказ.

Результат не заставил себя ждать. Мы увидели, как жертва оторвалась от политической статьи, в которую была только что погружена. Он бы и сам не смог объяснить то внезапное равнодушие к редакционной статье, которое охватило его.

Выпить! Выпить!…

Побеждённый Клаудио получил внушение, и теперь единственным его желанием было выпить глоток виски.

Мысль распространилась со скоростью воздушного потока, пролетевшего из одного конца цеха в другой под действием нового электрического соединения.

Выпить, выпить!… и сильная жажда алкоголя охватило его тело и разум. Слизистая оболочка обострилась, словно была сильно пропитана резким запахом, витавшем в воздухе. Злобный помощник нежно щекотал ему горло. Отец Марины почувствовал волнение. Неописуемая сухость перехватила его гортань. Он заторопился восстановиться.

Проницательный друг ощутил его молчаливое присоединение и приклеился к нему. Вначале он его слегка поглаживал его. После лёгких поглаживаний он плотно сжал его. И после глубокого сжатия произошло взаимное соединение.

Они слились один в другом в экзотическом последствии флюидных прививок.

Я часто изучал переход Духа, освободившегося от плотской оболочки плотной материей. Я сам, когда заново привыкал к климату Духовности после последнего развоплощения, анализировал впечатления во время автоматического прохода сквозь земные препятствия и барьеры, получая в практических занятиях ощущение, которое мог бы почувствовать человек, разорвавший облако сжатого газа.

Здесь же произошло нечто подобное, но при совершенном вхождении.