Хватило одного взгляда, чтобы я разжалобился, глядя на неё. Роза человеческая, источавшая благоухание юности, эта девушка, почти ребёнок, в задумчивости положив головку на сплетённые руки, казалось, несла на себе весь непосильный груз долгих и мучительных злоключений. Её волнистая шевелюра походила на прекрасную причёску из каштанового бархата. Лицо, словно высеченное из мрамора, с редкой красоты чертами, тёмные глаза, контрастировавшие с белизной кожи, тонкие руки с розоватыми ногтями — всё это представляло собой очаровательный манекен из плоти, внутренний образ которого выдавал напуганного и обиженного ребёнка.

Загримированная печаль, скорбь, скрытая под цветком.

Подчиняясь наставлениям Феликса, я, растроганный, подступил к ней, мысленно прося её рассказать о том, что могло бы просветить нас о событиях в её жизни.

Начиная с контакта с Немезио, наставник предоставлял мне, вероятно, сам того не желая, новый тип анамнеза: мысленно консультировать духовную больную, проявляя мягкое понимание, которым отец обязан владеть в отношении своих детей, чтобы найти способ помочь.

Действуя в одиночку, я вновь выстроил свои эмоции. Я овладел отцовскими чувствами, оживлявшие меня среди людей, и устремил свой пытливый взгляд на это задумчивое создание, представляя себе, что это моя любимая дочь.

Без слов я попросил её довериться мне, чтобы прервать угнетённое состояние, мучившее её. Расскажи мне о своих самых отдалённых впечатлениях. Раскрой мне своё прошлое. Воссоздай в своей памяти всё, что ты знаешь о себе, ничего не утаивая.

Мы желали помочь ей, но ничего не смогли бы сделать, если бы действовали наудачу. Было необходимо, чтобы она открылась нам, вытянув из уголков своей памяти архивные сцены, начиная с самого детства, проявить их на мысленном экране, чтобы мы непредвзято могли проанализировать их для направления помощи, которую постарались бы оказать на месте.

Марита сразу же впитала наш призыв. Не в состоянии объяснить себе причину, по которой была инстинктивно вынуждена вспоминать прошлое, она установила мысленный импульс в точке, откуда получала начальную направляющую нить своих воспоминаний.

В её ауре стали отпечатываться сцены детства, живые, как в кино.

Мы увидели её маленькой, растерянной, в момент, когда она делала свои первые шаги.

И пока перед нами проходили наивные сцены того, что происходило с ней после оставления колыбели, она выстроила невнятные объяснения, отвечая на наши вопросы.

Да, вспоминала она, думая, что говорит с собой, она не была дочерью семейства Ногейра. Её удочерила «донна» Марсия, супруга Клаудио. Её родила девушка, покончившая с собой. Араселия, мама, которую она не знала, была взята на службу этой супружеской парой по случаю их брака, парой, которую судьба навязала ей в виде родителей. Когда она стала достаточно большой, мать Марины рассказала ей, в виде личной доверительной информации, короткую историю простой бедной девушки, давшей ей жизнь. Приехав недавно в эти места в поисках скромного заработка, Араселия была принята в их дом по совету одной из их родственниц. Она была красива, непринуждённа. Она шутила и любила празднества. По окончании своих дел по дому она развлекалась. Благодаря своей экспансивной мягкости и нежности, она быстро завела себе друзей, ходила на прогулки, танцевала. Она была весёлой и общительной, оставаясь при этом трудолюбивой и корректной. Иногда она за полночь возвращалась к себе в комнату, которую семья предоставила ей. Но уже с раннего утра она была на своём рабочем месте. Она никогда не жаловалась. Она всегда была услужливой, используя свою неуёмную энергию на кухне. Именно поэтому, хоть хозяева и не одобряли её не очень пристойные компании, они не чувствовали себя вправе делать ей замечания. «Донна» Марсия всегда была точна в воспоминаниях, касающихся её матери. Она с нежностью вспоминала о ней. Во время рождения Марины, единственной дочери Марсии, они стали близкими подругами. Араселия с удвоенной нежностью и преданностью относилась к ней. Но несмотря на это, именно тогда и произошли большие перемены. Преданная служанка забеременела, она сильно страдала физически. И чем больше хозяева дома просили, чтобы она ответила, кто же ответственен за подобную ситуацию, та лишь плакала, обрывая любую возможность на достойный брак. Естественно, бывая на танцах, она бросалась в различные приключения. Опечаленные хозяева помогали матери-одиночке, как могли, в том числе устроив её в соответствующее учреждение, чтобы ребёнок родился со всем надлежащим уходом.

В этот момент своих горьких воспоминаний девушка остановилась, словно устав от мыслей на эту тему. Вот таким образом Марита появилась на свет.

Глаза её наполнились слезами, словно она сравнивала испытания своей матери со своими собственными. Но, чтобы не отдаляться от нужных нам исследований, я мысленно предложил ей продолжить рассказ.

«Донна» Марсия рассказывала ей, как бы говоря с собой, продолжала она, что Араселия казалась бесповоротно удручённой, когда вернулась домой. Она постоянно плакала, раздражалась, впадала в меланхолию. Никакие советы, включая медицинские, не помогали. В ночь, перед тем, как выпить огромное количество средства от муравьёв, она оживлённо беседовала со своей хозяйкой, и было впечатление, что она идёт на поправку. Но следующим утром её нашли бездыханной, её рука сжимала край колыбели, словно в последний свой миг она хотела попрощаться с ребёнком.

Глубоко взволнованная, девушка напрасно старалась увидеть начало своего существования, в желании рассказать нам то, что знала. Она лишь была уверена, что проснулась к жизни на руках у «донны» Марсии, которую поначалу считала своей настоящей матерью, и привязалась к Марине как к истинной кровной сестре, при помощи детских игр. Они вместе посещали школу, вместе делили свой юный возраст. Они обе участвовали в одних и тех же экскурсиях, одних и тех же развлечениях и играх. Они листали одни и те же книги и наряжались в одни и те же цвета одежды.

Анализ проходил нормально, но поскольку время шло, брат Феликс распрощался с нами, сказав, что его ждут неотложные дела. Работы в институте, за которые он отвечал, не позволяли ему продлить свой визит.

Он сказал, что доверяет нам, заметив с деликатностью руководителя, который просит вместо того, чтобы приказывать, что надеется, что мы сможем оказать особое внимание неопытной девушке и сделаем всё возможное, чтобы по-отцовски помочь ей. Когда он произносил свою просьбу, мы видели, что он был в смущении. Я понял, что он, Высший Дух, находился здесь из великодушия, в качестве заслуженного и благородного наставника, который сходит с кафедры, чтобы поддержать мужество учеников, которые находятся ещё на азбучной стадии.