Услышав искренние фразы, глубоко задевшие его, бывший одержатель Клаудио без промедления вернулся в больницу в нашей компании, где в действительности девушка находилась в положении, вызывающем жалость и сожаление.

Прошли четыре часа, изменившие рамки нашего служения.

Оказалось, что просьба Феликса соответствовала действительности. Поддерживаемая Тельмо, который нагнетал в неё энергии, Марита больше не усваивала помощь с таким же успехом, как раньше.

Без малейшего намерения осуждения хотелось бы подчеркнуть, что между ними не хватало гармонии, необходимой для зубцов особой зубчатой передачи в плане поддержки. Тельмо, богатый силой, нажимая на неё, был подобен новой ценной обуви на больной ноге. Место уступили вновь прибывшему, который с готовностью занял его, и сразу же стало заметно определённое облегчение. Марита механически подстроилась к тому вниманию, которое ей предлагал Морейра. Но несмотря на всё это, перитонит установил своё господство.

Недомогание усиливалось.

Дочь Араселии стонала, находясь под пристальным вниманием Клаудио, который сам страдал от внутренней боли. И сейчас тот, кто был вампиром из Фламенго, казался совершенно другим. Изнемогая от физических страданий, Марита, истекающая потом, раздавленная, истерзанная, могла думать лишь о собственной боли… И телесная жертва, выражавшаяся в великом невыразимом стоне, вызывала в Морейре симпатию и сочувствие.

5

В конце следующего дня, когда мы вблизи наблюдали растущее внутреннее обновление Клаудио, уже несколько раз поговорившего с Агостиньо, обретая всё более обширные ресурсы духовной культуры, дочь Араселии находилась под наблюдением Морейры, который находил утешение в результате, компенсировавшем его усилия. В этот момент даже он понимал, что между ними существуют сходства, с большим эффектом во флюидной поддержке. И он радовался этому.

Божественное Провидение благословляло начинающего труженика, предоставляя ему шанс созерцать многообещающие зародыши первых посевов добра, посаженных им.

Если ему приходилось удаляться от своего поста на несколько минут, молодая женщина, чьё духовное тело облачалось в необъяснимую чувственность из-за своего физического истощения, начинала стонать, и это указывало на усиливавшиеся страдания, и внезапно замолкала, как только наш друг, поддерживавший её, возвращался на своё место.

Морейра чувствовал себя полезным, и это наполняло его гордостью. Он находил причины поспорить с нами, обмениваясь идеями. Он требовал объяснений, чтобы быть более эффективным в процессе помощи. Он обрёл интерес к работе и стал походить на человека, который напрасно долгое время вздыхал по положению отца, и, обрёл ребёнка, который позволил ему заполнить пустоту своего сердца.

Со своей стороны, Клаудио не ограничивался лишь своим собственным преображением. Он старался распространять на свою дочь всю нежность и помощь, которую он был в состоянии оказать.

Утром знакомый врач привёл невролога. Речь шла об изменении в ходе лечения и переводе малышки в медицинское учреждение Ботафого. Тем не менее, перитонит не позволял резких изменений в лечении. Поэтому врач соединил это с массовым применением антибиотиков, пока ожидаемое улучшение не позволит предпринять предписанные меры.

Отец был благодарен любому вниманию и не отвергал никакие средства, которые в состоянии помочь Марине, не заботясь о том, сколько бы это ему стоило.

Настала ночь, брат Феликс навестил нас и, поздравив Морейру со сделанной работой, проинформировал нас о развоплощении «донны» Беатрисы.

Супруга Немезио» наконец, оставила своё тело, истощённое раковой опухолью.

Стабильность служения строго соблюдалась, и наставник пригласил меня сопроводить его к дому Торресов.

Я повиновался.

Во время путешествия он скромно повёл доверительную беседу. Его беспокоила Марина. Было необходимо защитить её от зарождающейся одержимости. Морейра отстал от неё, но вампиры-смутьяны, которых он привёл, оставались там, во внутреннем дворике. Преследователи, бесплатные и злополучные, приведут другие сущности, чтобы расстраивать ментальную жизнь молодой женщины, и так уже утомлённой угрызениями совести.

Выражения и тон голоса брата Феликса подчёркивали величие его души. Он не видел в дочери «донны» Марсии той молодой испорченной особы, к которой я, не колеблясь, относил её, его слова были лишены какого-либо злого умысла, и поскольку он знал все её самые личные мысли, он не считал её даже униженной. Упоминая о ней, он говорил о благородном участке земли, который был отдан змеям усилиями нерадивого земледельца. Для него Марина была Божьей дочерью, кредитором уважения и нежности. Он верит в неё и будет ждать её будущего.

Но пока обстоятельства не потребовали своего, мы добрались до жилища семейства, которое посетила смерть.

Мы осторожно вошли.

Люстры, заливавшие сильным светом комнату, освещали небольшое собрание людей, готовящихся к погребальному бдению.

Там и тут супругу и сыну усопшей говорили подобающие для этого случая слова и фразы, лишённые чувства.

Ни Немезио, ни Жильберто не выказывали большой скорби на своих усталых и бесстрастных лицах. Долга болезнь под семейной крышей истощила их сопротивление, и у них уже не было сил сохранять видимость общественной жизни, какой бы простой она ни была.

Утомлённые постоянными дежурствами у постели умирающей, они не скрывали своего собственного облегчения. Они говорили об умершей как о путешественнике, который давно должен был бы бросить якорь в порту абсолютного освобождения.

Оболочке, оставленной этой доброй и почтенной душой, оказывались специфические знаки внимания, поскольку она уже была уложена на роскошный катафалк, в то время, как сама пока что бессознательная душа находила приют на руках любящих сестёр, под взволнованными взглядами Невеса и других членов семьи, находившихся здесь в бдении, полном нежности.