Что ж, без чертежей и карт им во многом пришлось действовать наугад, методом проб и ошибок, и сейчас эти ошибки, вернее, последствия этих ошибок стали проявляться особенно остро.

Им катастрофически не хватало знаний, что были утрачены за сто лет, не хватало полезных ископаемых — за все эти годы в окрестностях города был обнаружен лишь глиняный карьер, да и только. А им был нужен уголь, была нужна руда, были нужны минералы. Нефть, в конце концов им была нужна нефть. А они всё ещё продолжали пользоваться старыми запасами, что хранились в Башне, переплавляли, перерабатывали, перелицовывали, то есть, даже выйдя из Башни, они всё равно, косвенно, продолжали жить в ней.

Вот почему Павел тогда и решился на ту экспедицию на Енисей — экспедицию опасную, у которой было больше противников, чем сторонников. Которую пришлось буквально продавливать на Совете. И она принесла свои плоды: там на Енисее и сразу за ним открывался целый Клондайк. Уже сегодня по тем образцам, что присылал Митя Фоменко, это было понятно.

Потому и ждали они — и Павел, и Давид, и этот незнакомый Павлу Лагутенко — с нетерпением и тревогой ждали эту невесть где запропастившуюся баржу.

— Павел Григорьевич! Павел Григорьевич!

К пристани спешил помощник Павла, Саша Поляков.

— Вас Величко ищет.

— Ищет или уже нашёл? — насмешливо уточнил Павел, замечая, как вспыхивают румянцем Сашины щеки.

— Нашёл. Ожидает у Давида Соломоновича в кабинете, — Саша бросил смущенный взгляд на Давида и улыбнулся. — Оккупировал вашу вотчину, прошу прощения.

— И шо таки мы тут можем сделать? Та ничего, — Давид смешно скопировал нотки своего отца, Соломона Исаевича, да так, что все рассмеялись. Потом добавил уже нормальным голосом. — Против лома нет приёма. Нам с тобой, Саша, Константина Георгиевича всё одно не побороть.

***

Величко сидел в кресле, но не за столом Давида, хотя там было однозначно удобней, а на месте посетителя — здешнее начальственное кресло он приберёг для Павла. Своеобразный оммаж со стороны Константина Георгиевича, который ничего не делал просто так. Павел этот жест оценил, хоть и немного напрягся.

Кроме Величко в кабинете больше никого не было. Верный Слава Дорохов торчал за дверями. Там же маячила и охрана. Павел понял: разговор предполагается с глазу на глаз, сделал короткий знак Титову, чтобы тот оставил его с Константином Георгиевичем наедине, и только после этого прошёл внутрь. На место Давида садиться не стал, остановился у окна, вполоборота к Величко, ожидая, когда тот начнёт говорить. Но Константин Георгиевич не торопился, медлил, ёрзал в кресле, пытаясь найти удобное положение. Павел отвёл глаза, уставился в окно. Отсюда открывался вид на пристань, на саму реку, виднелся краешек правого берега, красные корпуса цехов производственной площадки. Сегодня на правом берегу было тихо, да и здесь на пристани грузчики уже сворачивали свою работу — собирались по домам. Капитану баркаса, видимо, удалось договориться с Давидом, и он, всё ещё красный, кричал уже на своих матросов, поторапливая и понукая их. Рядом с неубранным трапом курил плечистый высокий мужик — он был без рубашки, его смуглая мускулистая спина блестела от пота. А чуть поодаль маячила тоненькая девичья фигурка в светлом сарафане. Лиля Островская.

Она попалась Павлу навстречу, когда он направлялся сюда, сказала, смущённо пряча глаза:

— Они ведь уже должны вернуться, Павел Григорьевич.

— Должны, значит, вернутся, — резко ответил он.

Сейчас, глядя на Лилю, он уже жалел о своей несдержанности. Все они здесь ждали заблудившуюся баржу, но сила ожидания этой девочки была стократ сильней — она ждала не камни, не руду и не образцы, она ждала человека. Вполне конкретного человека, для кого-то обычного, а для неё самого лучшего.

Давай, девочка, — сказал про себя Павел, — где бы он ни был, что бы с ним ни случилось, веди его. Силой своей юной любви веди. Его, своего Митю.

Павел с усилием оторвался от окна и повернулся к Величко.

Тот словно этого и ждал. Заговорил обычным ворчливым тоном, в котором в последнее время всё чаще звучали стариковские капризные нотки.

— Тебя, Павел Григорьевич, с собаками искать надо. Пока полгорода оббежишь, сто потов прольёшь, а я, чай, не мальчик.

— Что, до завтра разговор не терпит? — поинтересовался Павел. — С утра заседание Совета, там бы и поговорили.

— На Совете мы поговорим, обязательно поговорим, — пообещал ему Константин Георгиевич. — Но для начала я бы хотел кое-что обсудить наедине.

Величко вынул из кармана платок и промокнул красный вспотевший лоб. День сегодня был по-летнему жарким, но главу производственного сектора мучила не только духота и спёртый воздух тесного помещения. Тут было другое, и это другое Павлу категорически не нравилось.

— Вижу, ты и сам догадываешься, ради чего я тут, — Величко усмехнулся. Прочитал опасения во взгляде Павла. — Что ж, Паша, это и хорошо, что догадываешься. Значит, и мне ходить вокруг да около не придётся. В общем, Павел Григорьевич, пришёл я к тебе в отставку проситься.

— Отдохнуть решили, Константин Георгиевич? И на сколько?

В ответ на его вопрос Величко разразился сухим, дребезжащим смехом. Закашлялся, снова достал только что убранный платок, утёр выступившие на глаза слёзы.

— В отставку, Паша, это не на сколько, это навсегда…

— Послушайте, Константин Георгиевич, — перебил его Павел. Отошёл от окна, придвинул к себе одно из свободных кресел, сел напротив. — Если у вас какие-то проблемы со здоровьем, давайте пригласим Олега. Он проведёт обследование, пару месяцев отдохнете, а там… как говорится, с новыми силами…