Есть вещи, которые не принято спрашивать у людей, а есть вопросы, которые не принято задавать тем, кто людьми в полном смысле этого слова не является. Мне было безумно интересно, сколько Вадиму лет, и почему за всю свою долгую по человеческим меркам жизнь он не заинтересовался биологией, хотя про горлицу знал. Он был отличным детективом, в чем я уже успела убедиться, но в ботанике понимал ровно столько же, сколько я — в сопромате.

Мы обходили территорию и уверялись, что ни единая мышь не проскочит — никак. Мы искали и лаз в заборе, который могли упустить полицейские и спасатели, и заболоченные участки, но утешились только обнаруженными под толщей листвы ливневками. Пролезть в них могла крыса или даже некрупный кот, но мы не видели тут ни тех, ни других.

Безлюдье, беззверье.

Все камеры мы замечали — я специально высматривала, Вадим на мои выкрики беззлобно бурчал, что видел подробную карту и камеры охватывают всю территорию, «слепых зон» практически нет. Я все-таки технике настолько не доверяла, учитывая разросшуюся растительность.

— Ливневки очень старые, — Вадим присел и раскидывал листву наспех подобранной палкой. — Но с задачей справляются. Похоже, что когда отсюда съехал санаторий, их опять стало хватать.

— Опять?

Под ногами чавкало, сильно пахло прелью, даже гнилью, вода застаивалась и выходила из желобов, превращая палую листву и ветки в свою добычу. Я отошла и отерла кроссовки о траву.

— Да им больше века, — Вадим поднялся, отбросил палку и отряхнул руки. — Видите кирпичи? Первый хозяин этих мест обо всем позаботился. Здесь же были сплошные болота. Потом ливневки укрепили и забетонировали, — он постучал по краю кроссовком, я услышала характерный глухой звук. — Этим их сузили, но сейчас и такой ширины достаточно.

Небольшое подтопление — следствие недавних проливных дождей, через пару дней все подсохнет. Новым владельцам придется дренажную систему раскапывать и переделывать, чтобы не гулять по любезно оставленным предшественниками граблям, но это уже не моя головная боль.

— Куда эти желоба, интересно, ведут?

Мы потащились удовлетворять свой интерес и предсказуемо дошли до забора. Как раз до той части, которая уцелела с давних времен — конечно, сейчас с внешней стороны стояла бетонная плита, а прямо на ней среди завитков колючей проволоки красовалась и подмигивала нам красным глазком всевидящая камера, — но все равно от древних красных кирпичей веяло стариной.

Я помечтала — как будет здорово, если этот участок оставят как есть. Вьюны будто знали какую-то тайну и охотно делились ей — листья чуть шевелились, нашептывая, и удивительно умиротворяюще журчала вода. Слив проходил под старым забором, после его прокопали еще метра на три вперед, до ограды санатория, ныне на этом участке снесенной.

Я не выдержала, вытащила телефон и сделала несколько фотографий. Всегда хотелось поймать красоту, она так скоротечна, и пусть эти горы и это море переживет всех и вся, люди успеют везде приложить руку. Никто не сохранит эпоху на память, в остатках забора нет ничего, подлежащего государственной охране.

Вадим деликатно ушел из кадра, не стал мешать, я оценила его манеры. Ну или он был так же расстроен, как и я — мы в тупике, и никакого решения не находилось.

— Анна? — услышала я и выпрямилась, все же сфотографировав в макрорежиме красивый лист с застывшей капелькой воды. И словно в подтверждение моих слов о тщете всего сущего капля тут же стекла бесследно. — Анна, идите сюда.

Таким тоном обычно предупреждают о чем-то существенном. Я, поскальзываясь, обогнула забор, Вадим указывал на какие-то пожухлые тряпки.

— Вот это уже не похоже на след, оставленный взятыми «на слабо» пионерами, — подозрительно скупо заметил он. — А что это?

Больше всего «это» походило на сгнившее новогоднее украшение из тех, что вешают на двери домов. В нашей стране они не прижились, лично я полагала — они напоминают венки, кому хочется с порога превращать свой дом в ритуальное агентство.

— Венок? — пробормотала я, подходя ближе и рассматривая зеленые тряпичные ветки на кирпичной стене.

Их прикрепили намертво, на века, металлический штырь, вбитый между кирпичами, давно проржавел, но выполнял задачу безукоризненно. Переплетения мокрых тряпок, облезшая позолота, стертая надпись, поникшие, растрепанные неживые цветы.

— Это определенно венок. Траурный. — Я повернулась к Вадиму, осененная внезапной догадкой, но озвучить ее было непросто, и она могла оказаться таким же фальшивым следом, как и все прочие. — Знаете, что это такое? Кенотаф.

Глава 5

— Венки на обочинах дорог. Вадим, вы должны были не единожды такие видеть, — срывающимся от волнения голосом хрипела я, ощупывая находку. Хорошо, что на всей территории нет ничего живого, мало ли, кто мог свить тут гнездо. — И наверняка слышали про призраков, которые пугают водителей.