Я кричу. Умоляю. Но никто не слушает.

Меня выволакивают из дома, и Роман закрывает за мной дверь.

И вот так заканчивается моя свобода. На этот раз в самом прямом смысле.

Илья

Я брожу по улицам, глушу сигарету за сигаретой, но ни хрена не помогает.

В голове хаос.

Я загнал себя в угол.

Вляпался в дерьмо, из которого теперь не выбраться без потерь. Белый не прощает таких вещей, он не терпит предательства. И то, что я пошел против него, уже ставит на мне жирный крест.

Тот самый, что на погосте. С двумя датами.

Мне пиздец попросту говоря.

Но я не могу просто стоять в стороне. Не могу оставить Лилю в этом аду. Даже если она не захочет меня видеть больше никогда в жизни, я не могу просто уйти в сторону, испариться, спасая свою задницу.

Я и так натворил. Наворотил дел, мать твою.

Выполнять поручения Белого было моей основной работой. В “Белом крыле” у каждого своя роль. Просьба к Белому была одна, и он ее уважал, — не ставить передо мной задач относительно Игната.

Игнат Касьянов — мой друг. И сын Белого, который его криминальную империю, вопреки желанию папочки, вертел на том самом месте.

И теперь у меня вариантов немного. Вернее, он один.

Игнат.

Я знаю, что он меня прибьёт. Он будет в бешенстве, когда узнает, что я врал ему, скрывал правду, работал на его отца за его спиной. И он этого может не простить.

Но другого выхода у меня нет.

Я захожу в клуб через черный вход, как делал это сотни раз прежде, но сегодня в груди пульсирует какое-то болезненное, липкое чувство. Пальцы сжимаются в кулаки. Я сам загнал себя в угол, и теперь мне нужно либо выбираться, либо сдохнуть в этой ловушке.

Игнат стоит у барной стойки, потирая костяшки пальцев, и разговаривает с кем-то из охраны. Когда он замечает меня, сначала удивляется, ведь сегодня клуб не работает, закрыт на переоборудование. Но потом Игнат хмурится, сразу понимая, что я пришёл не просто так.

— Привет, Агай, — протягивает руку. — Чего это тебя среди ночи принесло? Случилось что-то?

— Нам нужно поговорить, — я подхожу ближе, чувствую, как мышцы напрягаются. Сейчас по факту я собираюсь сказать другу, что много лет сотрудничал с человеком, которого он ненавидит. За его спиной сотрудничал.

— О чём? — он хмурится. — Выглядишь ты хреново. Проблемы?

— Да. И…. — я сжимаю зубы, осознавая, что пути назад нет. — Это касается Белого.

Лицо Игната меняется. Он замолкает, взгляд становится жёстче.

— Что с ним? — голос по-прежнему ровный, но уже настороженный.

— Я… — я делаю вдох, пытаясь удержать его взгляд. — Я работал на него.

Несколько секунд он просто смотрит на меня. Будто не понимает.

— Что? — тихо спрашивает он. В его глазах вспыхивает напряжение, мышцы на челюсти напрягаются. — Повтори.

— Я работал на него, Игнат. Всегда. С тех пор, как едва не сел по малолетке, и он меня отмазал.

Секунду Касьянов стоит, застыв, а потом резко двигается. Кулак врезается мне в челюсть, отбивая голову в сторону. Я чувствую металлический привкус крови во рту, но не сопротивляюсь. Просто стою и принимаю. Заслужил.

— Ты, сука, врал мне?! — теперь в его голосе холодная ярость. Он бьёт ещё раз, по рёбрам. Я пригибаюсь, но не падаю.

— Да, я скрывал это, — выдыхаю я, когда дыхание возвращается. — Но я никогда не играл против тебя, Игнат. Никогда. Белый знал, что я не позволю ему стравить нас или манипулировать тобой через меня.

Игнат скрипит зубами, тяжело дышит, потом отступает на шаг, яростно стирает пальцами кровь с костяшек.

— Чего ты хочешь? — его голос низкий, глухой. — Если пришёл умолять о прощении, проваливай.

Я качаю головой, сплёвываю кровь на пол.

— Лиля в опасности, — говорю я, голос садится. — Жена моего дяди.

Игнат прищуривается, напряжение на его лице сменяется внимательным взглядом.

— Милфа твоя? — хмурится.

Я киваю, сжимая зубы.

— Белый использует ее, — выдыхаю я. — Он загнал её в ловушку. Я тоже был частью этой ловушки, но, Игнат… — я замолкаю на пару секунд, а потом выдыхаю правду: — Я влюбился в нее.

Игнат смотрит на меня долго. Он понимает, что это не просто интрижка. Что это не баба на одну ночь.

— Я не собирался. Это было задание от Белого — соблазнить жену прокурора, снять доказательства его позора и взять на крючок. Я был только рад, ведь когда-то мой дядя отказался от меня. Не хотел портить карьеру на взлёте, ему не нужно было, чтобы кто-то знал, что его племянник — малолетний преступник. Хотя, ты сам знаешь, что это была просто пьяная драка, а папаша того ссыкуна оказался сильно небедный, в отличие от моей матери.