Возвращаюсь домой и у подъезда вдруг замираю. Чуть в стороне входа — кто-то в тёмной толстовке с капюшоном. Стоит в тени, голову опустил. Сердце тут же уходит в пятки. В этом районе обычно спокойно, но всякое бывало.… После того, как однажды сталкиваешься с криминальным миром, начинаешь дёргаться даже от вполне безобидных вещей.

Я делаю вид, что всё нормально, быстрее достаю ключи и прикладываю к домофону, ныряю в открывшуюся дверь и иду к лифу, как вдруг…

— Лиля.

Мир рвётся, когда я слышу этот голос. Ломается на осколки и осыпается.

Я замираю, как от удара, и медленно поворачиваюсь.

Это он.

Илья.

Живой.

Живой?

Я не верю. Нет, этого не может быть. Горло перехватывает, в глазах темнеет. Кажется, я падаю, но он бросается ко мне и успевает подхватить. Его руки теплые и настоящие. Его запах. Его лицо. Всё реально.

— Ты.... — я заикаюсь, дрожу. Пальцы сами тянутся к его лицу. Касаюсь щек, бровей, губ. Он смотрит в мои глаза, и там всё то же — та же глубина, то же безумие, та же нежность.

— Я здесь, Лиля. Прости. Прости за всё.

Я закрываю лицо руками. Меня трясёт. То ли от слёз, то ли от шока. Или от всего сразу.

Он прижимает меня к себе, как будто боится, что я исчезну. выскользну и растворюсь. Крепко держит, по спине гладит, по голове. Ласково, нежно, трепетно, бережно…

— Как?... — мой голос хриплый, словно я им не пользовалась годами. — Я же.… я была на твоих похоронах…

— Это был план. Игната. Мы не могли иначе. Из таких сетей не уходят. Если бы кто-то узнал, что я жив... тебя бы нашли первой.

Я снова смотрю на него. Он — настоящий. Живой. Он выжил.

Я всё ещё не могу поверить.

Сердце заходится в каком-то особом ритме, грудь распирает, во всём теле дрожь.

Мне хочется смеяться и плакать. Хочется бесконечно касаться его, чтобы раз за разом убеждаться, что это он, что это правда он.

На какое-то мгновение меня бросает в жар от страха, что вдруг это сон? Я просто сплю и вот-вот проснусь, но вместо его лица будет дымка? Он растворится на рассвете, как растворялся не единожды в моих снах, заставляя просыпаться в слезах.

Но он настоящий. Я слышу его дыхание, чувствует его на своей коже — теплое, настоящее, живое.

Илья опускает взгляд на коробочку, которую я держу в руке. Витамины для беременных, по изображению сразу понятно.

Его взгляд возвращается ко мне. Вопрос не задает — он уже всё понял. Его глаза наполняются чем-то таким, от чего у меня сжимается в груди.

— Лиля.… — выдыхает он. — Дядя Рома ведь не может иметь детей.

— Не может, — качаю головой.

Он снова смотрит. И снова не озвучивает свой вопрос.

Я же киваю, тоже не в силах говорить. Он опускается передо мной на колени, обнимает меня за талию и прижимает щеку к животу.

— Я не позволю больше никому причинить вам боль. Никому.

Не знаю, сколько мы так стоим. Просто вот так, да, в подъезде возле лифта. Замираем, потому что нам надо прожить этот момент, пройти через него.

Мы воскресаем. Возобновляемся. Восстаём. Запускаемся заново.

Когда поднимаемся в квартиру, Илья всё еще держит меня, будто боится отпустить хоть на секунду. Я открываю дверь, впускаю его.

Его глаза останавливаются на мольберте. Он видит свой портрет и замирает.

— Ты рисовала меня?

Я просто киваю. Илья подходит, смотрит. Глубоко вдыхает.

— Ты спасла меня, даже не зная об этом, Лиля. А я.… я столько боли тебе причинил. Прости меня.

Он поворачивается. Подходит ко мне и касается моего лица.

— Прости меня, Лиля. За всё. За ложь. За боль. За то, что не был рядом, когда ты больше всего нуждалась. За этот месяц. Нельзя было, понимаешь? Я сам не знаю, как выдержал.

— Я понимаю, — шепчу я и кладу голову на его широкую сильную грудь, в которой быстро бьётся сердце.

— Я люблю тебя, — говорит он. — Я не думал, что смогу сказать это так, как сейчас. Потому что теперь знаю, что это значит. Ты — всё для меня. Вы… Вы всё для меня.

Я улыбаюсь сквозь слёзы. Его губы касаются моих — осторожно и нежно. Мы целуемся долго, будто весь мир за стенами этой квартиры перестал существовать. В этом поцелуе — все, что мы пережили. Потеря. Страх. Надежда. Любовь.