Дождавшись отрицательного покачивания головой, Аркадий облегчённо вздохнул.

— Отлично. Тогда располагайтесь, а я поехал.

Возвращаясь в город, он с тоской раздумывал о том, как объяснит всё Ирме. Нет, против нежданной гостьи на даче жена возражать не будет, но вот ситуация с наездом однозначно выведет её из себя. И вполне справедливо. Из-за глупой самонадеянной безалаберности он мог не только разрушить собственное будущее, но и навредить карьере Ирмы. В их сфере репутация — это всё, и скандал, связанный с одним из членов семьи, пятнает каждого.

Нет уж, всё. Больше никакой безответственности, никакого зазнайства, никаких правовых уступок самому себе. Лишь бы только эта история закончилась без последствий.

Майя проснулась резко, будто её кто-то толкнул. Ещё не успев полностью прийти в себя, она ощутила нависшую рядом угрозу. К горлу поднялась паника. Она судорожно протянула руку в сторону, желая нащупать на прикроватной тумбочке телефон, чтобы посмотреть, который час, но пальцы коснулись пустого пространства.

Именно это помогло опомниться. Майя резко вспомнила события минувшей ночи, вспомнила, что находится не дома, а где-то в пригороде, на чужой даче. В полном одиночестве. В безопасности.

Она села, постепенно выравнивая дыхание. За окном было ещё темно. Припомнив обстановку комнаты, Майя на ощупь нашла выключатель бра, зажгла свет. Настенные часы показывали всего половину шестого. Получается, она проспала меньше двух часов.

Стоило бы ещё отдохнуть, но запоздалый мандраж не позволял оставаться без движения. Проворочавшись в постели с полчаса, Майя натянула позаимствованное у хозяев платье и побрела в кухню.

Для оставленной на зиму дачи здесь обнаружились неплохие запасы. Чай, кофе, несколько разновидностей печенья и вафель с ещё не истёкшим сроком годности, и даже лапша быстрого приготовления. Последнее её немало удивило. В её представлении успешный дорогой адвокат даже на даче должен бы пользоваться ресторанной доставкой, а не жевать полуфабрикаты. А то, что её нежданный благодетель успешен, Майя поняла почти сразу, когда прошёл первый шок. Вспомнила, что видела в газетах его имя, упомянутое в связи с крупными — и выигранными им — делами, а ещё фамилию Дробышевского несколько раз с ярой неприязнью упоминал её муж.

При мысли о последнем тело пробила невольная дрожь. Майя до сих пор не могла окончательно поверить, что события последних часов произошли на самом деле, что всё это действительно случилось с ней.

Она давно мечтала уйти от Эдуарда. Точнее, сбежать, освободиться. Но время шло, а страх оставался сильнее неё. Страх — и какое-то нездоровое мертвенное оцепенение, в которое она с каждым днём погружалась всё сильнее. Её жизнь словно проходила в двух разных плоскостях. В одной она всё ещё строила планы, на что-то надеялась, обещала себе, что ещё немного, совсем чуть-чуть, и она сумеет встряхнуться и найти в себе силы для действий. В другой её оболочка испуганно замирала, едва заслышав скрежет ключа в замочной скважине, и все желания сводились к одному — чтобы вечер прошёл относительно спокойно.

Наверное, это могло продолжаться ещё долго, но вчера Эдуард переступил последнюю черту. Он снова вернулся домой в плохом настроении, уже привычно обругал её стряпню, её платье, которое сам же выбрал всего неделю назад, нисколько не считаясь с её вкусами. Она так же привычно извинялась и оправдывалась, обещала исправиться, а внутри замирала от изматывающей неопределённости, гадая, что на этот раз последует за бранью, окажется ли этого достаточно, чтобы супруг на сегодня успокоился или, наоборот, надуманные упрёки его только распалят.

В какой-то момент ей показалось, что всё закончилось хорошо. После ужина Эдуард не продолжил склоку, а молча ушёл к телевизору, потом, около часа спустя, тяжело протопал в спальню. Майя тщательно перемыла посуду, вытерла каждую тарелку, прежде чем убрать в ящик, протёрла и без того чистый пол, обновила питьевую воду в графине. Когда уже невозможно было придумать новых занятий, нехотя отправилась в кровать, надеясь, что муж успел заснуть и не заметит её появления.

Однако, стоило ей осторожно устроиться под одеялом, как сверху обрушилась тяжесть чужого тела. Грубые руки развернули её, как куклу, больно сжали заведённые кверху запястья.

— Что, змейка, думаешь, самая хитрая?

— Ч-что? — от неожиданности она начала заикаться. — Я не понимаю, о чём ты?

— Как же, не понимает она! — в глазах Эдуарда сверкало знакомое злое веселье, и от этого становилось ещё более жутко. — Я все твои ужимки насквозь вижу. Неблагодарная дрянь! Не нравится тебе? А куда ты денешься? Ты у меня вот где, — он демонстративно приблизил к её лицу сжатый кулак. — Усекла?

— Я правда не хотела тебя расстроить, — Майя не смогла справиться с паническими нотками в голосе, хотя, как ей казалось, уже давно привыкла к грубости мужа.