Сообщение от Дятла пришло внезапно, как удар хвостом по носу:

«У тебя минута. Вылетай. Если успеешь — разрешат съесть одну корову. Лично от Данилы. С последствиями для диеты потом он сам разберётся. Время пошло.»

Всё. Этого было достаточно.

Золотой уже мчится. Перед глазами его висит мясо. Сочное. Говядина. Настоящая. Бычья. Божественная.

Он прорезает небо, как метеор, оставляя за собой огненный след. Лёгкие вибрируют от перепадов давления, крылья свистят от скорости. Впереди уже виднеется центр города, когда сбоку накатывает поток. Внезапный, плотный.

Экскурсионный вертолёт. И, как назло, ровно на траектории. Ударная волна от драконьих крыльев толкает фюзеляж вбок. Лопасти визжат, кабина кренится. Внутри — люди, испуганные, сжимаются, как перепуганные белки в банке.

— Вот чёрт… — прошипел Лракон, резко разворачивается, уходит в полупике. Если вертолёт рухнет — всё. Говядины не видать. Данила не даст обещанного мяса, если хотя бы один турист свалится вниз. Он ведь с этими своими принципами. С моралью. С гуманностью.

А говядина — на кону.

— Только через мой труп, — рыкнул Золотой, ныряет, подныривает под вертолёт, перехватывает его когтями. Стекло трещит, корпус вибрирует от напряжения. Люди визжат. Кто-то кричит про вторжение иномирян. Один даже крестится.

Дракон напрягается. Изгибается. И уходит вверх. С этим гремящим ведром в лапах.

Приземляться? Нет. Потеря времени. Внизу — пробки, крыши, камеры. Пока сядет — корова уже уйдёт к кому-то другому.

Значит — вперёд. Через центр. Над башнями. Над дорогами. Над людскими головами.

И если кто-то в тот момент поднял взгляд в небо — он видел:

Золотой дракон. С вертолётом в лапах, как с добычей. Мчит над Москвой на бешеной скорости.

А в голове у него бьётся только одно:

— Ради мяса. Ради чёртовой коровы.

Только я закончил передачу сообщения Дятлю, как с южной стороны банкетного шатра раздался такой рёв, что у хрустальных бокалов пошли микротрещины.

Я оборачиваюсь.

Красный краб, тот самый с банкетного стола, поднимается. Скрежет, хруст, посуда летит в стороны, угощения сметаются, жюльен и кальмары — по полу. На панцире проступают костяные наросты, как рёбра, рвущиеся наружу. Из трещин сочится тёмно-зелёная слизь, запах — тухлое мясо с серой.

Краб двигается уже не как зверь, а как боевой автомат с волей к убийству. Мертвого зверя подняли некромантией. Перекачанная маной нежить. Вот и сюрприз от Паскевича.

И рядом с тварью оказались Маша Морозова и Настя Лопухина. Обе в вечерних платьях, обе застыли, как фигуры из стекла. Одно неосторожное движение — и клешня срежет их пополам. И чего они доспехи не одевают? А, вот одели, умницы.

— Вот же… — выдыхаю я.

Мгновенно перехожу в мысленный канал и бросаю Гришке, который болтался у фонтана с лимонадом.

— Вдвоём! С флангов! Живо!

— Понял! — откликается казах, уже облачённый в доспех из молний. И почти сразу, раздаётся его фирменный боевой клич:

— В атаку, вот таккуууу!!

Я хмыкаю. Он и вправду до сих пор это кричит.

Но краб — был лишь началом. Из-за живой изгороди посыпались другие твари. Лезли, прорывались. Тоже мертвые звери. Лапы и спины покрыты чёрной глиной, ещё влажной. Пасть у одного вообще была набита землёй, будто он только что жевал собственную могилу.

Ну Паскевич, ну артист! Закопал зверушек в саду — и вот теперь они повылезали! Паскевич всё просчитал. Хотел вымотать гостей через «теплицу», ослабить дворян, чтобы удар пришёлся по уставшим, беспомощным магам.

Но я сломал ему сценарий. Восстановил силы всех дворян, пока он сидел на фарфоровом троне.

Слева Морозов уже работает — ледяная магия ложится волнами, замораживая тропинки. Сквозь пар и иней выпрыгивают звери, срываясь на животах, но тормозят.

Справа Гришка поднимает руку, молния собирается на ладони, как бешеный осиный рой. Разряд — тяжёлый, хлёсткий, прямо в плечо крабу. Хитин лопается. От удара воздух наполняется запахом палёной нечисти.

Я не отстаю. Рывком швыряю Каменный град — и камни сносят краба назад. Панцирь трескается.

И в этот момент я бросаюсь вперёд. Влетаю между тварью и княжнами, перехватываю их под руки и швыряю назад, за ближайшие деревья. Краб взревел, щёлкнул клешнёй — мимо, слишком поздно.

Сердце стучит в ушах, но я уже встаю в теневом доспехе. Справа — казах, сверкает молниями.

— Как в старые добрые, Даня!

Ну да. Я и Гришка, плечом к плечу. Как в те времена, когда нас звали «Юными Русичами». Только теперь враги крупнее. Но принципы — всё те же.