— Тоже верно, — зевает Светка.

Мы направляемся к кабинке с табличкой «6». Хотя на деле это, конечно, тринадцатая кабинка. Ледзор ночью аккуратно поменял номера.

В коридоре появляется Димка Паскевич. Одержимая сволочь, только завидев меня, сразу улыбается и подходит.

— Данила Степанович, — тянет он вежливо, с хищной ноткой. — Сегодня я просто зритель. С большим интересом наблюдаю за поединком.

Я отвечаю в том же духе, с тем же фальшивым медом:

— А вас уже перестали допрашивать в Охранке?

На секунду — мимолётная морщинка.

— Нет. Но допросы, знаете ли, не круглосуточные. Удалось вырваться на представление. Уверен, бой с Кириллом Руслановичем будет достойным зрелищем.

— Конечно, конечно… — улыбаюсь я. Мразь ты шелковая, думаю. Сейчас ты сам войдёшь в свою ловушку, крысюк ты лощёный.

Я даже жму ему руку. Будь он смертником, моя улыбка была бы шире, но и так тоже радуюсь за знакомового. Паскевич уходит — и, не подозревая ничего, заходит в кабинку с табличкой «13». Настоящая «шестая». Та самая, с шашками в вентиляции.

Сам я выхожу на арену. Гришка уже здесь ждет, как и судья. Трибуны пусты, только две кабинки заняты.

В одной кабинке спокойно расположились Настя и Камилла — пьют воду из тонких бокалов, тихо переговариваются. Под их окнами — номер «13». То есть правильная цифра. А вот напротив, под окнами другой ложи, красуется табличка с цифрой «6» — той самой, что на самом деле предназначалась им. Паскевич, разумеется, зашёл туда, куда и собирался: на двери висела нужная ему «13». Только он не знал, что ночью Ледзор тихо поменял местами таблички на дверях. А вот под окнами всё осталось по-старому. Изнутри этого не заметить. А вот с арены — видно прекрасно.

И вот появляется Кирилл Русланович Трубецкой. С очень надменной ухмылкой.

— Честно, даже не пойму, — удивляется Гришка. — То ли он дурак, то ли правда бесстрашный… Идти на бой с Грандмастером — да ещё с таким видом, будто прогулка намечается.

— Просто Кирилл Русланович слишком уж понадеялся на друга, — бросаю через плечо и спокойно выхожу в центр арены.

Кирилл уже ждёт, глаза сверкают чем-то вроде злорадства.

— Паскевич обещал, что ты будешь подавлен к началу боя, — говорит он с нажимом. — Не знаю, что именно он задумал… но очень надеюсь, ты будешь страдать.

— Как трогательно, — вежливо киваю. — Обязательно учту это признание в ходе поединка.

Судья на возвышении поднимает флаг. Его голос звучит чётко, звонко, как отсечка в часах:

— Бой!

И тут — взрыв.

Глухой, тяжелый — будто удар железного молота по легким. Из ложи Паскевича вырывается густой, ядовито-зелёный туман. Мгновенно дым растекается по стеклу. Слышен первый крик. Потом второй — уже не человеческий. Звериный.

Вынувший меч из ноже, Трубецкой резко разворачивается в сторону дыма, в глазах мелькает тревога. И вот в этот момент — я бью.

Псионические стрелы вонзаются ему прямо в грудь.

Боярский сынок взвизгивает, уронив меч, пытается вызвать стихийный доспех — но поздно. Я уже прошёл через его ментальные барьеры. Щиты треснули, как хрусталь под ногой.

Я вклиниваюсь в его сознание — мощно, нагло, с улыбкой:

— Много болтаете, Кирилл Русланович. Много отвлекаетесь.

Он пытается оттолкнуть меня, сжать волю в кулак, но это всё бесполезно. Я — Грандмастер телепатии. Это не в тапках по даче гулять. Я работаю быстро, чисто и без суеты. Немногие щиты выдерживают моё вторжение, особенно когда я бью в полную силу.

Обычно дуэлянтам дают пару секунд, чтобы активировать доспех… но Кирилл сам всё проморгал. Формально бой начался. Первый удар — мой. Всё по правилам. Кирюшу отвлёк его же союзник. Символично.

Боярский сынок падает. Глупо, неуклюже. Щёки в песке, глаза стеклянные, ментальная защита — разбита в хлам. По сути, я победил.

От нечего делать посылаю ему внушение: «Бегай по кругу и лай, как собака». Классика жанра. Школьная, но нестареющая. Кто я такой, чтобы сопротивляться вечному?

Трубецкой вскакивает и начинает наматывать круги по арене, глупо тявкая. Раздается хруст.

Я отвожу взгляд вверх. В кабинке под номером «6» лопается стекло. Осколки сыплются наружу, будто взрывается витрина. Через туман и дым вываливается Паскевич.

О, красавец.

Вся кожа облезла. На теле вспухшие волдыри, из плеч и спины вырастают грибы с красными шапками. Надо же, и правда мухоморы проросли. Одержимый идёт шатко, но идёт — прямо ко мне, излучая демонскую жуть.

— Филинов!!! Ты это устроил!!!