Шрифт:
А на следующий день мать с отцом позвали его на обед. Отказ не принимался. Им надо было поговорить. Но Герман и представить не мог, во что выльется этот разговор.
Глава 73
Герман
Когда Герман жил с родителями, его мама возвела в культ семейные обеды на выходных. Вечерами им редко удавалось собраться вместе — сначала из-за отца, который работал допоздна, а потом Герман повзрослел и стал пропадать в городе с друзьями в своей квартире.
Кстати, а где они, друзья?
— Я так счастлива видеть, как ты улыбаешься! — мама подошла и обняла его сзади. Германа сразу окутал привычный запах дорогого парфюма. — Если бы ты только знал, что мы пережили!
— Расскажешь? — он осторожно убрал с себя руки матери и обернулся к ней.
— Что? — мама выглядела немного удивленно.
— Расскажешь, что вы пережили? — терпеливо переспросил Герман и пошел в столовую, откуда уже доносились приятные запахи еды.
Отец уже был там. Осторожно обнял сына, будто боялся до него дотронуться, оглядел со всех сторон и явно остался доволен.
— Совсем другой человек, — радостно заключил он. — По сравнению с тем, каким мы тебя видели в аэропорту… Чудеса! Всего за два месяца такой результат.
— И правда другой, — негромко обронил Герман, но его, казалось, не услышали. Дом казался ему чужим, хотя почти за год, что его тут не было, ничего не изменилось.
— Сынок, столько всего произошло, ты наверное, хочешь знать, — мать была возбуждена до крайности. Герман редко ее видел в таком состоянии. Когда приезжала к нему в Швейцарию была намного сдержаннее. — Пора возвращаться в цивилизацию, а то совсем, наверное, отвык от нормальной жизни. Мы с папой поможем. Садись, поешь хоть домашнее. Чем тебя там кормили?
— Нормально кормили, — от маминой трескотни уже начала болеть голова. — Но я поем, конечно.
Родители смотрели на него словно он только что из тюрьмы и лично накладывали в тарелку побольше еды.
Следующие полчаса его почти не трогали, сначала мать рассказала все местные сплетни, а потом передала эстафету отцу.
— Знаешь от Игната, что мы туристический комплекс хотим на Алтае строить? — спросил он сына. — И не только его, в прошлом месяце еще на Валдае тоже проект есть, мы там не одни, но попасть туда было ох как не просто…
Герману уже надоело молчать и он спросил прямо.
— Мы же не строили туристические объекты, пап. Надо сказать “спасибо” моему покойному тестю?
По тому как мгновенно изменились выражения лиц родителей благодарности они к Климову не испытывали.
— Об этом мы и хотели с тобой поговорить, сынок, — мать сделала упреждающий знак отцу и тот промолчал. — Сам знаешь, о покойниках не говорят плохо, но туда ему и дорога! Мы с папой хотим перед тобой извиниться. Мы были неправы, заставив тебя жениться на этой девочке. Аркаш!?
— Да, мать права, Гера. — Ему было сложно признаваться в своих ошибках, а Герман готов был расхохотаться. Что-то такое он и ожидал. Но молча ждал, что последует дальше.
— Полтора года жизни коту под хвост, лучшее время, — снова солировала мать. — Еще и еле живой остался, а кома все равно без следа не проходит. Будь он проклят, тварь!
— Мам!
— Я сына из-за него чуть не потеряла! — воскликнула она и добавила уже чуть спокойнее. — На тебя напали неслучайно! Это Климов велел тебя избить.
Мать замерла ожидая реакцию сына, но Герман лишь пожал плечами. Не то что бы внутри все перегорело и он простил, нет, конечно, но за Алису он был все-таки благодарен прокурору.
— Уверена? — спросил Герман. — А доказательства есть?
— Да если б были…, — отец нервно дернул подбородком. — Мне на ухо шепнули…, но я уверен, что это правда. В его это стиле. В его!
— Думаешь, он геройски погиб? — зло усмехнулась мать. — Нажрался с такими же как и он, попойка у них была в честь какой-то проверки. А он пошел освежиться в кустики… вот и освежился! А может, и помог кто из дружков, кто их знает. Главное, мы теперь свободны от него. Ты свободен, Гера!
— С Алисой надо развестись, — тяжело вздохнул отец. — Не прямо сейчас, конечно, но через полгода будет нормально. Тихо-спокойно, не сошлись характерами, все бывает. Да легко это у вас молодых сейчас — как что не понравится, сразу развод.
Внутри предательски задрожало. Наверное, та самая злость, которая копилась уже много месяцев, но которую Герман не выпускал, держал в себе, но которая заставляла его идти на этих чертовых ходунках, терпеть боль на массажах, не срываться, когда хотелось все послать и просто закрыть глаза.